©"Заметки по еврейской истории"
Декабрь 2008 года

Елена Годунова


«Парадоксы Катастрофы и катастрофа парадоксов…»

(Попытка описать словами языков мира неописуемое)

«Я не нахожу слов, чтобы выразить то, что у меня на сердце.

Слова обесценились, потеряли свою достоверность. Ведь

теми же словами мы пользовались и до войны, и в начале,

и в разгар ее. И к тем же самым словам мы вынуждены

прибегать и сейчас, когда все это уже позади. Я все же

попытаюсь описать те страшные события, чтобы

вы, услышав, могли обо всем судить сами»

Цивья Любеткин в кн. «В дни гибели и восстания»

Помогут ли слова…

Всякому, кто занимается изучением Холокоста, приходится разбираться в разных понятиях и терминах, иностранных словах потому, что практически все языки мира пытаются описать своими средствами то, что случилось за 12 лет в Европе ХХ века.

Само понятие Холокост, также, как и Катастрофа заимствовано из греческого и означает всесожжение, ему синонимично на иврите слово Шоа . Участников тех трагических событий определяют как жертвы, палачи, непереводимым одним словом на русский bystanders с английского, Mitlaeufer с немецкого. Слова «коллаборанты» и «резистанты» возникли во французском языке, причём авторство термина «resistance»-«сопротивление» принадлежит русскоязычным эмигрантам во Францию Вильде и Левицкому, чем я лично горжусь. Праведники народов мира, по-немецки «Stille Helden» («Тихие герои») помогали жертвам в их борьбе за жизнь. Польские «шмальцовники» рыскали по Варшаве в поисках «жидов», чтобы получить наживу.

Даже не сведущему в языкознании человеку понятно, что возникновение новых реалий в обществе вызывает появление новых слов и терминов, которые укореняются в языке и влияют на жизнь. Возникновением таких слов в немецком языке и изменениями в сознании людей занимался находившийся в полуподполье еврей Виктор Клемперер, как итог его анализа возникла книга «Lingua tertii imperii (LTI)», «Язык третьего рейха»). Именно немецкий язык, оно и понятно, наиболее полно отражает страшные реалии того времени. Всем понятны слова Konzentrazionlager, Appelplatz,Kapo, Jude,Transport.

Такие далекие от места событий языки как японский и арабский внесли свою лепту в описание Холокоста. В Варшавском гетто были в ходу рикши, а неспособных к работе заключенных называли мусульманами, совсем ослабевших звали «лунатиками»: им уже было все равно, что с ними происходит.

 «Мусульмане»

В современном английском слова underground и shop обозначают совсем другое, чем во времена Катастрофы – «подполье» и «производство» в Варшавском гетто. В словах «котята» (так называли шантажисты прятавшихся евреев) и «малина» (их укрытие) также трудно распознать реалии этого гетто.

Карусель рядом с гетто

Итальянское название Кампо ди Фьиори, место, где сожгли Джордано Бруно, тоже оказалось пригодным для описания трагедии Варшавского гетто. Первым польским поэтом, кто откликнулся на происходящее в Варшаве на предпасхальной неделе 1943 года, стал Чеслав Милош.

Кампо ди Фьиори

В Риме на Кампо ди Фьори

Корзины маслин и лимонов,

Булыжник вином забрызган

И лепестками цветов.

Креветок розовых груды

На лотках у торговок,

Черного винограда

Охапки и персиков пух.

Здесь, на Кампо ди Фьори,

Сжигали Джордано Бруно,

Палач в кольце любопытных

Мелко крестил огонь,

Но только угасло пламя –

И снова шумели таверны,

Корзины маслин и лимонов

Покачивались на головах.

Я вспомнил Кампо ди Фьори

В Варшаве, у карусели,

В погожий весенний вечер,

Под звуки польки лихой.

Залпы за стенами гетто

Глушила лихая полька,

И подлетали пары

В весеннюю теплую синь.

А ветер с домов горящих

Сносил голубкaми хлопья,

И едущие на карусели

Ловили их на лету.

Трепал он девушкам юбки,

Тот ветер с домов горящих,

Смеялись веселые толпы

В варшавский праздничный день.

Мораль извлекая, скажут,

Что римляне ли, варшавяне

Торгуют, смеются, любят

Близ мученического костра.

Другие, возможно, скажут

О бренности мира людского,

О том, что забвенье приходит

Прежде, чем пламень угас.

Я же тогда подумал

Об одиночестве в смерти,

О том, что, когда Джордано

Восходил на костер,

Не нашел ни единого слова

С человечеством попрощаться,

С человечеством, что оставалось,

В человеческом языке.

Спешили хлебнуть винишка,

Торговать мясцом осьминогов,

Корзины маслин и лимонов

Плыли в шуме толпы.

И он был от них далеким,

Как будто прошли столетья,

А им и мгновенья хватило

Взглянуть на последний взлет.

И эти — одни в своей смерти,

Уже забытые миром.

Как голос дальней планеты,

Язык наш уже им чужд.

Когда-то всё станет легендой,

Тогда, через многие годы,

На новом Кампо ди Фьори

Поэт разожжет мятеж.

Варшава – Страстная неделя, 1943

(Перевод с польского Натальи Горбаневской)

Чеслав Милош вспоминал через 50 лет: «Это стихотворение, как и некоторые другие, порожденные нравственным возмущением, гневом, было исторгнуто из меня ходом обстоятельств. Я ехал к Ежи Анджеевскому, который жил на Белянах. Трамвайная линия проходила как раз там, где стояла карусель, и где были слышны выстрелы обороняющихся повстанцев. Был трамвайный затор, и я долго смотрел на то, что там делалось. Под натиском эмоций я сразу написал эти стихи. Анджеевский написал рассказ «Страстная суббота».

«Campo di Fiori» – особое стихотворение, потому что это первый отклик польской литературы на Катастрофу и на восстание в варшавском гетто. Восстание заставило людей осознать, что цель немцев – тотальное истребление евреев. Еще и тем необыкновенно это стихотворение, что это вообще один из немногих откликов польской литературы на эти страшные события. Оно основано на контрасте между каруселью, на которой люди веселились у стены гетто, и немецкой осадой повстанцев, боями, идущими за стеной. Построенное на этом контрасте стихотворение говорит также об одиночестве всех погибающих, возвращается к Джордано Бруно, сожженному на костре.

«В первый день восстания в гетто эта карусель была, но не крутилась. Начала она крутиться только на второй день, и в этом было нечто трагическое. В окна было видно, как она крутится, шарманка играет, юбки у девушек, красные и голубые в горошек, развеваются на ветру. Это мы видели из окон, и это было нашим проклятьем. Тут горит, и убивают, а там все смеются и веселятся», это воспоминания Марека Эдельмана, единственного живущего ныне командира восстания в Варшавском гетто.

 Марек Эдельман 2005 г.

Непростые отношения

Стихотворение «Campo di Fiori» было не только воздаянием почестей или выражением ужаса – оно ставило также вопрос об отношениях между польским и еврейским обществом. Карусель у стены гетто была крайне красноречивым образом равнодушия поляков к судьбе их бывших соседей с одной стороны. С другой же стороны, треть всех праведников мира (более трех тысяч человек), это граждане Польши, они спасали еврейских детей, женщин и стариков, рискуя собой и своими семьями. Известно, что погромы в Польше 1941г. и 1946г. привели к многочисленным жертвам среди еврейского населения и волну эмиграции в Палестину. Но именно поляки решили собрать осколки могильных плит с еврейского кладбища, которыми немцы мостили дороги, и создать стену памяти под городом Казимежем Дольным близ Люблина.

 Стена памяти под Казимежем Дольны

Другая стена – стена Варшавского гетто использована теми же поляками как основание для современного здания, для чего нужен такой контраст и нужен ли он вообще – для меня остается вопросом без ответа.

Стена Варшавского гетто сегодня

Еще меньше понимания вызывает у меня такой факт как зимнее катание как с горки с бункера Анелевича по улице Мила 18 все в той же Варшаве.

 Бункер Анелевича на ул. Мила 18

Здесь с одной стороны, стоит памятник героям гетто, мемориал на Умшлагплац, проводят экскурсии для иностранцев, есть куда приехать евреям со всего мира, чтобы поклониться праху погибших, поплакать у погребенных в бункере Мордехая Анелевича и его товарищей, останки которых не доставали после их самоубийства 8го мая 1943 года, когда немцы пустили газ в укрытие. Но парадокс состоит в том, что не все жители Варшавы знают, что, например, эти развалины и есть остатки дома из гетто (фото автора), которое сражалось вопреки всему, чтобы самому выбрать смерть в бою, а не в Треблинке, куда вывезли почти всех.

Сохранившийся дом Варшавского гетто

Доктор Эсперанто надеялся зря…

 

Путь в Треблинку начинался в гетто на улице Заменгофа, что вела к Умшлагплац (место отправки транспортов). Парадоксальность иронии судьбы видится мне в том, что улица носила и носит до сих пор имя известного польского еврея Лазаря (Людовика) Марковича Заменгофа, создателя искусственного языка эсперанто, цель изобретения которого состояла в том, чтобы объединить людей с помощью единого для всех языка.

 

 

 Улица Заменгофа сегодня

 

Не знал он, что через 30 лет после его смерти люди будут искать слова в разных языках мира, чтобы описать ужас произошедшего на улице его имени, где сейчас мемориал героям гетто. Создавая свой язык, Заменгоф внес в него идеологию. Это принесло с собой слова: терпимость, братство, справедливость. Заменгоф писал: «Мы хотим создать нейтральный фундамент, на котором различные человеческие племена могли бы мирно по-братски общаться, не навязывая друг другу своих племенных особенностей», и в другом месте: «падение стен между народами» и «дух всечеловеческого братства».

 

Sur neutrala lingva fundamento,

Komprenante unu la alian

La popoloj faros en konsento

Unu grandan rondon familian".

(На основе нейтрального языка,

Понимая друг друга,

В согласьи создадут народы

Единый большой круг семьи".)

 

40-страничная книжка о его языке была опубликована в Варшаве 26 июля 1887. Эта дата является днём рождения эсперанто. Заменгоф подписал книгу псевдонимом «Doktoro Esperanto», т.е. «надеющийся». Постепенно этот псевдоним превратился в название языка. Заменгоф скончался 14 апреля 1917, между двумя революциями, в Варшаве, оккупированной Германией. Он не мог себе представить, что его дети и многие родственники будут позже зверски убиты в концлагерях, которых было великое множество в его родной Польше, шесть самых крупных из них Освенцим, Собибор, Треблинка, Белжец, Хелмно и Майданек.

 

Парадоксы Майданека

 

Майданек никогда так не назывался официально, в документах эта одна из крупнейших фабрик смерти именовалась концлагерь Люблин, располагаясь в 5 километрах от города, который называли польским Иерусалимом за многообразие еврейской жизни. Район города Майдан Татарский дал название концлагерю, куда после восстаний в Треблинке, Собиборе и Варшавском гетто было транспортировано множество евреев для финала акции Рейнгарда (по имени незадолго убитого Гейдриха) и для прекращения еврейского сопротивления. По приказу Гиммлера акция проводилась австрийцем Одилио Глобочником и носила парадоксальное для нормальных людей название „Erntefest“ («Праздник урожая»). Убийство 18000 евреев называть «праздником»? «Урожаем» считать их транспорты в Майданек, Травники или результат их сопротивления?

Сегодня не страшно в Майданеке. Вроде все обычно кругом: зеленая трава, рядом жилые дома. Привез нас сюда маршрутный троллейбус, тропинка ведет жителей к местному кладбищу…

Понимание ужаса приходит потом, когда все увиденное как мозаика выстраивается в голове у побывавшего там. Наверное, поэтому нет экскурсий по мемориалу: «Вы все увидите и прочитаете сами…». Слова не помогут понять…

 

Вот ткань, она из волос тех, кого здесь стригли.

Вот барак, в нем склад для обуви тех, кто здесь умер.

Вот душевая, в ней убивали газом тех, кого сюда пригоняли.

Вот поле, их было 5, на каждом стояли бараки для заключенных.

Вот стол, на нем резали животы тем, кто проглотил что-то ценное.

Вот печь, в ней сжигали тех, кто не достоин был жить, по мнению, фашистов.

Вот место, где стояла ванна шефа крематория, он проводил здесь часы, наблюдая, как горят люди.

Вот рвы, где закопали евреев, убитых 3 ноября 1943-го, что не были сожжены.

Вот пепел, сгоревших в огне Майданека, его 70 тонн….

Вот балкон жилого дома в Люблине, человек, вышедший на него покурить, до сих пор ощущает запах сгоревших человеческих тел.

Вот памятник погибшим евреям Люблина с надписью «В каждой крупинке пепла ищем своих родных».

Самые простые слова, могут ли они передать то, что случилось?

Посмотрите на статистику выживших в этих шести лагерях.

Лагерь

Число жертв

Число выживших

Хелмно

360.000

3

Бельжец

600.000

2

Собибор

250.000

64

Треблинка

800.000

<40

Майданек

500.000

<400

Аущвиц

>1.500.000

>3.000

Она доказывает, что остаться в живых – это и был самый главный парадокс, который случился с немногими. Понимали ли они, что смерть не минуема, или их грела надежда дожить до освобождения? Трудно это понять, когда видишь в Майданеке скульптуры, построенные заключенными. Да, да, их было несколько, несмотря на несовместимость понятий «скульптура» и « концлагерь».

Парадоксальная надпись «Arbeite langsam» («Работай медленно») сопровождала огромную черепаху скульптора А.М. Бонецки. Кто мог ее написать, и кто мог ее разрешить в лагере?

Скульптура «Три орла» (на фото) того же скульптора высотой 8 метров полая внутри была построена для украшения поля III с ведома немцев в 1943 году, но не знали они, что заключенные заполнили основание колонны пеплом сгоревших в концлагере, создав тем самым памятник своим товарищам на виду у фашистов.

Почему колонну венчают три орла? Считают, что это символ заключенных (мужчин, женщин, детей) верящих в победу. По мнению Эли Люксембурга, который в своей книге «В полях Амалека» пишет о скульптуре, она была разрешена немцами, так как орлы означали союз Польши и Германии, на гербах которых есть орлы. По его мнению, на польском их два плюс один германский, но у Польши лишь один орел, ошибся писатель.

 Колонна Три орла

Ошибаются не только писатели, но и судьба иногда делает роковые ошибки: как оказались евреи в Шанхайском гетто понятно, они спасались от тотального уничтожения, что ждало их в Европе, но как судьба привела китайцев в Майданек? Вот вопрос, на который я не нашла ответа, мне известно только, что они были среди представителей 54 национальностей заключенных концлагеря.

Бальные и свадебные платья, огромные суммы долларов, овощи со своего огорода, мясо со своих свиноферм все это было в Майданеке. «Не может быть!». Увы, может, только праздничные платья не могли согреть женщин, получивших это одеяние взамен снятой одежды в страшной спешке в насмешку и не имевших право сменить «наряд». Овощи и мясо выращивались заключенными для эсесовцев лагеря в то время, как сами получали лишь варево из гнилья, которое должны были съедать на улице, несмотря на погоду, это все входило в комплекс по унижению человеческого достоинства заключенных. А фальшивые доллары изготавливались по приказу лагерного начальства, жадность которого не знала границ, некоторые даже были наказаны руководством за грабежи, например, третий по счету комендант лагеря Флорштедт лишился своего поста и был осужден в 1943 году, как и первый комендант, Кох, который набивал свои карманы, не заботясь о рейхе. Парадокс, правда?

Парадоксы не закончились после освобождения 24.07.1944 г. немногих выживших. Через две недели НКВД загнало в Майданек польских офицеров. Взаимозаменяемость тоталитарных систем?

Освенциму же были присущи свои парадоксальные явления…

Язык Освенцима

Какой язык считался в Освенциме «официальным»? Безусловно, это был немецкий и никто из лагерного начальства не давал ни времени, ни скидки на то, что вновь прибывшие могли не владеть языком арийских господ. Были ли переводчики? Да, о трагической судьбе и мужестве одной из них, Малки Циметбаум, вы узнаете позже.

Если человек не знал языка, он мог лишиться жизни или терпеть лишения, например, не поняв при перекличке свой номер и не назвав его правильно по-немецки. Поэтому познавать язык приходилось очень быстро. И такие слова как auf-nieder, der Laufschritt, das Rollen, Knie beugen, links, eins, zwei, Achtung, das Block, der Essenholer были понятны всем.

Свой номер заключенный должен был называть в разных ситуациях, не только на «аппельплатц». Если его остановил эсесовец, он должен был снять шапку и сказать по-немецки: „Häftling 12969 meldet sich zur Stelle“.(«Заключенный 12969 в наличии»). Если он входил в помещение, где был также кто-нибудь из эсесовцев, то он говорил „Häftling 12969 bittet eintreten zu dürfen“ («Заключенный 12969 просит разрешения войти»).

Изучение немецкого начиналось со слов „Mützen ab!“(«Шапки снять») и “Mützen auf!“ («Шапки одеть»). Заключенные тренировались часами выполнять эти команды, отрабатывая одновременные взмахи руки. И даже опускать руки, надев шапки, они должны были одновременно.

Наряду с «официальным» немецким в ходу был язык, который отражал реалии существования в лагере, и вместе с тем был полон иронии и горечи. Что стоят, например, слова: «миллионеры» (так называли тех, кто имел шестизначный номер на руке) или «цугенги» (от нем. Zugänge) – вновь прибывшие, «хефтлинги» (от нем. Häftlinge) – заключенные.

Барак, где складировалось все имущество заключенных, назывался «Канада», еще одно место в лагере называлось «Мексика». Видимо, навсегда потерянная надежда оказаться так далеко отсюда, где царил ужас смерти, там, в далеких спасительных странах, навеяли такие названия.

Немцы заставляли заключенных учить немецкие песни, этому занятию отводилось 2-3 часа времени. В строю по дороге на работу или возвращаясь в лагерь, а также при перекличке раздавалась команда «Ein Lied!» и мучения тех, кто не владел языком до прибытия в лагерь, продолжались. Их могли заставить пропеть песню или партию из нее множество раз.

Только тогда, когда немцы потерпели поражение под Сталинградом, из-за траура было запрещено петь. И после этого заключенных оставили в покое – пение прекратилось.

Трудно вообразить, но в концлагере звучала и музыка (были мужской и женский оркестры).

 Оркестр Освенцима

Заключенные, входившие в их состав опускали глаза, когда мимо них в ворота с циничной надписью“Arbeit macht frei“  после тяжелого дня на каторжных работах возвращались их соседи по лагерю.

Ворота Освенцима сегодня

Пережившие Освенцим вспоминают, что когда их заставляли петь тирольские песни, они заменяли зачастую слова, например, вместо:

„Schwarzbraun ist die Haselnuss,

Schwarzbraun muss mein Mädel sein,

gerade so wie ich…

Hola rio…

Звучал лагерный гимн:

„Im Lager Auschwitz war ich zwar

Hola rio, hola rio,

Nicht einen Monat, Tag und Jahr

Hola rio…

Ob Arbeitsdienst, ob Sport und Zwang,

Doch stets ein frohes Lied erklang

…doch denk’ ich froh,

Gemut und gern, gemut und gern,

An meinen lieben in der Fern…

Конечно, веселая мелодия не сочеталась с содержанием слов, которые передавали тоску по дорогим людям вдали отсюда, о которых думали заключенные и на работе, и во время принуждения и занимаясь спортом.

Именно слова лагерного гимна убедили меня, что спорт в лагере все же был, хотя у многих были и есть сомнения. Спорт в Освенциме – еще один парадокс…

Спорт в Освенциме

Трудно поверить, но бывшие заключенные вспоминают, что в лагере проходили спортивные соревнования по боксу, плаванию, футболу.

«Фаворитом» был без сомнения футбол, так как он способствовал тому, что хотя бы на короткое время преодолевалась «дистанция» между заключенными и эсесовцами. Среди зрителей довольно часто сидели также и эсесовцы. В 1942 году состоялась первая игра. В 1943-1944гг устраивались едва ли не регулярно футбольные турниры.

Игры чаще всего проходили по субботам, в составе команд было по 9! игроков, иногда даже по 7: вратарь, 2защитника, 3 игрока средней линии и 3 нападающих.

Преимущественно рабочие команды выставляли игроков, но наряду с этим постоянно устраивались комбинации: стройбригада больницы против Блока15, «старые заключенные» против вновь прибывших, поляки против немцев (австрийцев, французов, русских) или еврейской команды. И то, что капо и заключенные играли в одной команде, не было редкостью. Эсесовцы смотрели игры заинтересовано, правда, иногда угрожая польскому вратарю, когда он хорошо ловил мячи «немецких» команд. Польская команда, укомплектованная игроками-звездами известных довоенных клубов (Cracovia, Warta, Wisla, Ruch и др.) была в некотором роде «страшным противником» для других национальных команд и крики многих польских зрителей „Polska gol“действовала на игроков как «допинг». Среди игроков – бывших профессионалов был Чеслав Зовул (Czeslaw Sowul), который упоминался бывшими заключенными во всех свидетельствах с большим уважением и во многих «ролях»: он был барабанщиком в лагерном оркестре и прирожденным тренером, который ободрял своих товарищей шуткой и меткостью.

Бывший футболист-профессионал клуба „Garbarna“ он играл также в Освенциме и был наряду с этим известен своими пародиями на бокс. Зовул, лагерный номер 167, пережил Освенцим и позже давал показания на процессе в Германии с 20 декабря 1963 по 20 августа 1965.

Бокс был «второй по популярности спортивной дисциплиной в концлагере Освенцим. «Популярен» также и у эсесовцев, которые отрабатывали удары на живых, связанных заключенных. У самих заключенных это походило на спорт, даже когда нельзя было точно установить вес противников. Могло случиться и так, что поляк Кольчински (Колька), до войны член польской национальной сборной, должен был выступать против более крупного и здорового немца, что казалось «библейской борьбой Давида против Голиафа». Но Колька превзошел своего противника по всем показателям.

Подобное же случилось и с боксером Тадеушем Петрциковским (Tadeusz Pietrzykowski), который 28 марта 1941 года выступал против немецкого капо Вальтера. Уже во втором раунде он ударил противника так сильно, что тот стал не способен к поединку. Петрциковский подошел к нему и спросил: « Что случилось, Вальтер?» Тот ответил: «Все в порядке» и продолжил бой. Позже Петрциковский боксировал также успешно против немцев Майера и Штайна, которые были все-таки экс-чемпионами Европы и Германии. В марте 1943 года он был переведен по собственному желанию в концлагерь Нойенгамме, что и спасло его от газовых камер Освенцима.

В 1944 году произошел настоящий «поединок наций» немцев против поляков, который поляки выиграли со счетом 18:2. Единственное поражение потерпел знаменитый Тадеуш «Тедди» Соболевский (Tadeusz „Teddy“ Sobolewski), который был им так рассержен, что потребовал от судей моментального второго поединка. Судьи, как и противник, не имели ничего против, так что новый бой начался тотчас, в котором Тедди уже в первом раунде отправил противника в нокаут, тем самым выиграв. Всего Соболевский провел 37 боев в Освенциме и проиграл только один, против Лео Сандерса (Leo Sanders), голландского еврея. Также успешен был Антони «Кайтек» Чортек (Antoni „Kajtek“ Czortek) , который принимал в 1936 году участие в Олимпиаде в Берлине. В Освенциме он и его товарищи боксировали за кусочек хлеба или маргарина, за более легкое рабочее место и т.д., но борьба шла ни на жизнь, а на смерть.

Без крови проходили другие соревнования, например, по легкой атлетике (бег на 3000 или 100 метров на дороге главного лагеря; (см. фото автора) прыжки в высоту и длину в яме размером 4x6 между 20 и 21 блоками, толкание ядра и т.д.), по гандболу, шахматные турниры и по игре в бридж (которые проводил Альфонс Врона (Alfons Wrona) в 14 блоке; по плаванию и прыжкам в воду (в построенном в 1944 году пруду для тушения пожаров, который имел 8 метров в ширину и 25 метров в длину и был достаточно глубок), а также по другим видам спорта.

 

 

 Главная дорога Освенцима сегодня

Картина, конечно же, не была столь идиллической. Бывшие узники, прежде всего, вспоминали о «квази-спорте», т. е таких «гимнастических упражнениях», которые должны были выполняться при перекличках и подобных обстоятельствах сотнями и тысячами заключенных по приказу.

Упражнения носили неблагозвучные названия «прыжки лягушки», «гусиный шаг», «кувырок», «медвежий шаг» и т.д., и выполняемые многократно в любую погоду были на самом деле садистскими пытками.

Школа в Освенциме

Упражнения физические были недоступны детям-узникам Освенцима из-за их слабости и голода, но они пытались выполнять другие задания учителя в одном из бараков Освенцима.

Возможно ли словосочетание «школа в концлагере»? Парадокс, но школа была: в лагере смерти Освенцим каждое утро сотни детей отправлялись на занятия в школу, где группками рассаживались на полу перед воспитателем, который рассказывал им истории, играл и пел с ними или учил их танцевать, в то же самое время в крематориях ежедневно сжигали тысячи трупов других евреев. Посреди зловония, исходившего из труб крематориев, дети и их воспитатели справляли Песах и хором пели «Оду к радости» из Девятой симфонии Бетховена. Даже сам Менгеле пришел послушать, как дети «низшей расы» поют «Все люди братья». В какой степени парадокс?

Детский барак в Биркенау украшает картина, на которой дети идут в школу, обычное занятие обычных детей, но как это воспринимается в бараке лагеря смерти не передать словами. Неизвестный художник получил разрешение нарисовать картину, но подписать «Школа» можно было только по-немецки, в бараке где томились еврейские и цыганские дети. (см.фото автора). Картина, написанная светлыми красками, украшает детский барак лагеря смерти, где на необструганных досках, каменном полу должны были проводить дни, недели и месяцы маленькие узники. Им тоже давали задания – убраться в бараке. «Порядок прежде всего!» И они камешками или стеклышками чистили доски своих нар, убирали мусор с пола.

 Картина в детском бараке

Как охватить разумом этот факт? Как понять тех нелюдей, что обрекли детей на муки души и тела, лишив родных, тепла и надежды. Какова же была роль учителя в том кошмаре? Отвлечь, занять мысли, дать хотя бы каплю тепла и, может быть, веры в лучшее. Ведь самое страшное, наверное, было то, что дети понимали, что их ждет смерть.

Музей в Освенциме

Картина в детском бараке Биркенау была не единственной. В Освенциме существовал целый музей, для которого писали картины 10 заключенных-художников.

Все началось однажды, когда комендант лагеря Хесс заметил рисунок на обрывке бумаги. Это были его любимые животные-лошади. Именно рисунок Францишека Таргоша положил начала мастерским и музею Освенцима, в котором хранятся сейчас несколько тысяч экспонатов. Картина маслом в музее мемориала Освенцим с изображением лошадей показалась мне символичной.

 Картина из музея Освенцима

Есть в экспозиции и плакат «Eine Laus ist Dein Tod“ («Вошь – твоя смерть») Мичеслава Косчелняка, который был создан по приказу обершарфюрера Река тиражом 300 экземпляров. Смысл этого плаката двоякий, он не только предостерегал от тифозной вши, потому как тиф свирепствовал в лагере, но и имел прямое значение. Врачи устраивали осмотр. Завшивленные заключенные целыми блоками отправлялись в газовые камеры, бараки дезинфицировались и туда поступали новые заключенные.

Сохранились также портреты заключенных, которые хотели оставить после себя хоть какую-то память и автопортреты художников.

Особое место, на мой взгляд, в музее занимает картина карандашом «Ромео и Джульетта».

 

 Ромео и Джульетта

Парадокс, но в аду Освенцима люди думали и о любви тоже, видимо, такие мысли помогали выжить. Квинтэссенция логотерапии Виктора Эмиля Франкла, одного из переживших Освенцим психологов, состоит в том, что если человек знает, зачем он живет, он может выжить в любой ситуации.

Мысли о любви и сама любовь помогли если не выжить, то почувствовать себя людьми «Ромео и Джульетте» Освенцима. Самый невообразимый парадокс Освенцима – любовь.

 

 
К началу страницы E iaeaaeaie? iiia?a

Всего понравилось:0
Всего посещений: 8855




Convert this page - http://berkovich-zametki.com/2008/Zametki/Nomer12/Godunova1.php - to PDF file

Комментарии:

Aschkusa
- at 2011-06-27 00:03:26 EDT
Очень хороший очерк.

Надо прочесть всем, хотя местами читать просто страшно.

Алексей
Москва, Россия - at 2011-06-26 17:57:35 EDT
Спасибо за статью. И так все документально.

Дом в гетто, кажется, появляется вот на этом видео, на 3:45.
http://youtu.be/UGMJrsF6VvI

vitakh
- at 2009-11-19 10:29:18 EDT
Спасибо, уважаемая Елена Годунова.
Zoya Kopelman
Jerusalem, Israel - at 2009-11-19 02:34:13 EDT
Спасибо, Вам. Вы большой молодец. Ни лишнего пафоса, ни псевдонаучной терминологии. Дай Бог Вам здоровья. Зоя.