©"Заметки по еврейской истории"
сентябрь 2009 года

Дора Штейман


Это нашей истории строки…

Его смысл жизни

28 августа 2009 года исполнилось 112 лет со дня рождения старейшего и широко известного в Центральном Черноземье журналиста Исая Моисеевича Штеймана, моего отца. В его биографии прослеживается жизнь евреев в царской России, и в период культа личности Иосифа Сталина.

Исай Штейман родился в городе Ливнах, Орловской Губернии, где долгие годы жили его родители. Оказалось, что он не имел права родиться вне «черты оседлости». И его отец испытал много трудностей, пока ему удалось зарегистрировать рождение Исая в местечке Ново-Александровское, Виленской губернии (Литва).

В Ливнах мой отец получил образование в тамошнем реальном училище, где уже тогда проявил незаурядные способности. Будучи учеником шестого класса, тринадцатилетний мальчик обратился с письмами ко Льву Толстому, Леониду Андрееву, Владимиру Короленко. В них был вопрос о смысле жизни. И, представьте, все писатели ответили. Сейчас эти письма хранятся в одном из музеев г. Орла.

Ну, а сам Исай Моисеевич ответил на этот вопрос своей жизнью.

За годы учебы, кроме основных предметов, отец в совершенстве овладел немецким языком, благо преподавал его, специально приглашенный в училище, педагог из Германии. Отец читал в подлинниках, свободно, полюбившихся ему на всю жизнь Гете, Гейне и других немецких классиков. Кроме немецкого, отец свободно владел с раннего детства идиш, ивритом, мог общаться с собеседником на французском языке. Когда грянула Первая мировая война, ученик реального училища участвовал в благотворительных спектаклях Ливенского народного театра, рисовал декорации, музицировал. Спектакли ставили по сценариям из еврейской жизни, особенным успехом пользовалась сцена «Стена Плача». Там же в Ливнах, юноша с теми же благотворительными целями читает лекции о космических полетах на основе трудов Циолковского (в 1915 году!). Деньги за эти лекции и за благотворительные спектакли поступали на счет детского сада для еврейских детей, беженцев Первой мировой войны из Польши, Литвы, Украины.

После революции Штейман был призван в Красную Армию. Год спустя, в 1919 г., Ливны заняли войска генерала Деникина. Деникинцы приставили дуло пистолета к виску отца Исая: «Мы знаем, что сын твой служит в Красной Армии!» Курок револьвера был спущен. Когда разведчики, вернувшиеся из Ливен, сообщили об этом Исаю, он, двадцатилетний, в одночасье поседел. Еще несколько евреев деникинцами были повешены на площади в центре Ливен. Несколько дней солдаты Деникина не разрешали снимать этих несчастных с виселицы.

                        Командир 7-ой гаубичной батареи Артиллерийской бригады,

                        дата 22 сентября 1919 г. № 422.

                        Разрешаю похоронить Моисея Вениаминовича Штеймана на еврейском кладбище в 5 часов дня.

                                               Подпись: капитан Пчельников

                                   /гербовая печать/     

и второй документ:

                        Удостоверение о том, что семья Штейман действительно пострадала от нашествия белогвардейцев; была разграблена и семье оказана помощь в сумме 2500 рублей.

                                                                                  Зав. собесом /подпись/

                                                                                              /печать круглая/

Окончились гражданская война, и Исай Моисеевич вернулся в родные Ливны. За активную благотворительную работу он был избран делегатом на Всемирный еврейский конгресс, проходивший в 1920 годах в Ленинграде. Отец часто с восхищением вспоминал пламенную речь Трумпельдора (одного из лидеров сионистского движения) на этом конгрессе. Там выступал с речью еврейский поэт и писатель Нахман Бялик. На этом съезде присутствовал Луначарский.

Вскоре отец успешно сдает вступительные экзамены в Москве, в военно-воздушную академию и был зачислен слушателем этой академии. Там с ним учились, в будущем Герои Советского Союза, Громов и Байдуков.

Окончив отлично 2 курса академии, отец посетил своего сверстника по Ливенскому реальному училищу Магида, который в это время работал в Москве сотрудником Литовского посольства. Этот визит в иностранное посольство вскоре стал известен в академии, кроме того Магид дал Исаю несколько книг о Палестине. За связь с сионистами и посещение иностранного посольства отца уволили из академии.

Исай Моисеевич вернулся в родные Ливны. Он стал директором Дома Политпросвета. По долгу службы ему приходилось встречаться с прибывающими для лекций и бесед Львом Троцким, Надеждой Крупской, Каменевым. Председателем Реввоенсовета в Ливнах был молодой матрос Октябрьский, впоследствии контр-адмирал, Главком Балтийского флота. О встречах с этими людьми у отца сохранились на всю жизнь самые яркие воспоминания. Всегда вспоминал Троцкого как блестящего оратора. Фотографию Исая с Троцким и Крупской он сжег в 1937 году, по понятным причинам.

Работая директором Дома Политического просвещения, отец часто писал в различные газеты статьи.

А после… В 1928 г. В Советском Союзе было осуществлено новое административно-территориальное деление. В числе других была создана Центрально-Черноземная область (ЦЧО) с населением свыше 11 миллионов человек, объединившей несколько губерний.

Исая пригласили на журналистскую работу в Воронеж. Потребовались новые журналистские кадры. Сначала Исай Моисеевич работал в газете «Новая деревня», а с 1933 г. в газете центрального Черноземья «Коммуне», где проработал более 20 лет. Он был литературным сотрудником, заведующим отделами и несколько лет собкором по Воронежской области центральной газеты «Известия», был известен как очеркист.

Он много писал о мастерах высоких урожаев – об ученых селекционерах, и рядовых полеводах. Например, очерк «Профессор Успенский».

«Наука стала великой силой в нашей стране и Николай Алексеевич Успенский делает все, чтобы внедрять ее в сельскохозяйственное производство. Присуждение ему сталинской премии он рассматривает не только как высокую оценку его трудов, но и как призыв к еще большей творческой работе. Сорт ржи «Воронежской СХИ» засухоустойчив, районирован в степных зонах Воронежской, Курской и Рязанской областей, т. е. на площади 1 млн. гектаров. Это значит, что при посеве на этой площади ржи сорта «Воронежской СХИ», страна получит дополнительно 2-3 миллиона центнеров зерна. Вот результат трудов профессора Успенского и агронома Сологуб-Левицкого».

Штейман много писал на темы культуры. Вскоре после войны началась в России крупномасштабная акция: шефства мастеров культуры над сельскими жителями, и также над работниками промышленных предприятий.

В рамках этого шефства и побывала в 1949 г. большая группа артистов Большого театра, во главе с заслуженным артистом СССР Сергеем Яковлевичем Лемешевым в Таловском районе Воронежской области. Разудалая тройка лошадей мчится по селу, а в повозке, стоя, в русском народном костюме Сергей Яковлевич Лемешев исполняет народные песни. Жители села вышли встречать великого певца с хлебом-солью. Гастроли артистов Большого театра в Таловском районе продолжались около 10 дней. Предо мной три пожелтевших листка бумаги. Верху редакционный штамп газеты «Коммуна». На последней странице подпись: «Читал Лемешев».

«Незабываемая встреча» – так называется опубликованная в «Коммуне» беседа с ним. Вел беседу И. Штейман. Давид Ойстрах, Эмиль Гилельс, Григорий Гинзбург, Дебора Яковлевна Пантофель-Нечецкая, Надежда Казанцева, солист Большого театра Асаф Мессерер, вот неполный перечень корифеев искусства, о которых писал Штейман и брал у них интервью. Его музыкальный слух был воспитан на концертах и операх с участием Федора Шаляпина, Собинова, Неждановой, В. Барсовой, он слушал фортепианные концерты дирижера и пианиста Большого театра Исая Добровейна, впоследствии эмигрировавшего в одну из скандинавских стран, и плюс домашнее музыкальное образование давали ему возможность писать эти статьи.

Работая в редакции «Коммуна» Исай Моисеевич одновременно закончил литературный факультет педагогического института. Он был очень высокого мнения о преподававшем там профессоре П. Загоровском, его интеллигентность, глубокие знания психологии, предмета, который он преподавал, на высоком уровне, оставили у Исая Моисеевича глубокий след в его сознании. В свою очередь Загоровский, когда отец блестяще сдал экзамен по психологии, поцеловал ему руку, а при встречах с ним снимал шляпу и делал низкий поклон.

В редакцию газеты «Коммуна» часто заходил Осип Мандельштам, находившийся в Воронеже в изгнании с июня 1934 г. по 1937 г. Он часто в редакции общался с моим отцом. Я иногда заходила после занятий в школе в редакцию и видела Мандельштама в кабинете отца. Я запомнила его щуплую фигуру и его манеру неожиданно вскидывать голову и привычку во время разговора «мыкаться» туда-сюда. Я узнала от отца, будучи семилетним ребенком, что Мандельштам является автором многих замечательных стихов и радиопостановки для детей «Гулливер», а также радиокомпозиции «Молодость Гете» (В то время Мандельштам работал в Воронежском областном радиокомитете).

В 1937 г. из разговоров отца со взрослыми членами нашей семьи (хотя на тему о Мандельштаме они разговаривали на идиш) мой детский ум воспринял, что с Осипом Эмильевичем произошло что-то страшное. И позже мне стало понятным, почему отец говорил, что никогда с писательницей Ольгой Кретовой, которая в то время была в должности заместителя секретаря Воронежского отделения Союза писателей, не будет здороваться и никогда не подаст ей руки. Другого способа выразить свой протест у него не было. 23 апреля 1937 г. в газете «Коммуна» была напечатана статья Ольги Кретовой, где она клеймила «троцкистов» и других классово-враждебных элементов, среди них и Осипа Мандельштама, который затем вскоре был арестован.

Коротко об истории « Коммуны» и коммуновцах

Первый номер газеты с названием «Коммуна» вышел в свет 6 июня 1928 года (до этого газета именовалась «Воронежская коммуна»). В 1920 годы в «Воронежской коммуне» сотрудничали многие самобытные писатели Вл. Бахметьев, А. Новиков, Август Явич, Н. Задонский, Ал. Шубин. И, несомненно, одной из ярких личностей среди сотрудников газеты был Андрей Платонович Платонов (Климентов). К ранним произведениям художественной прозы Андрея Платонова относится большой ряд рассказов, опубликованных в начале 1920 годов «Воронежской коммуной», ставшей на много лет главной газетой писателя: в ней он печатал свои рассказы, очерки, стихи, здесь же постоянно публиковались его большие материалы о жизни и творчестве писателя, а также рецензии, отчеты о литературных вечерах. Были напечатаны в «Коммуне» рассказы Платонова «Детские воспоминания», «Данилюк», «О потухшей лампе Ильича». Той же теме строительства новой деревни, показу рабочих, создающих электростанцию, посвящен рассказ А. Платонова «Родина электричества». В этом рассказе строители новой деревни говорят о себе: «Мы увидели свет в унылой тьме нашего бесплодного пространства – свет человека в задохнувшейся, умершей земле и наша надежда на будущий мир, надежда, единственно делающая нас людьми, эта надежда превратилась в электрическую силу».

Так на полосах «Воронежская коммуны» складывался большой русский писатель, классик мировой литературы. Влюбленный в Россию с ее хатами и колокольнями, влюбленный в паровозы и «потную работу», Платонов жил в прекрасном и «яростном мире».

«Гений из Ямской слободы», так именуют его воронежцы. Он родился в окраинной Ямской слободе Воронежа в 1899 г. и был старшим сыном в многодетной семье слесаря железнодорожных мастерских Платона Фирсовича Климентова (Платонов – литературная фамилия писателя). «Паровоз революции» стремительно вошел в юность писателя, увлек его. Он словно бы разрывается меж созерцательным делом и тягой к писательству. Работает электрификатором, губернским мелиоратором, осушает болота, восстанавливает мосты и дороги. По собственному признанию: «построил 800 плотин и 3 электростанции».

Великому земляку на главном проспекте Воронежа у здания 2 корпуса университета открыт памятник работы скульптора Эрнста Неизвестного.

Улица, библиотека, гимназия имени Андрея Платонова. Мемориальными досками отмеченные места, где он работал, – редакция газеты «Коммуна», железнодорожные мастерские, трубочный завод. Открыта музейная экспозиция, первая в стране посвященная Платонову. Но Платонов это отдельная большая тема…

Имена, которыми гордится «Коммуна».

Весной 1939 г. в Воронеж приехал замечательный журналист и публицист Михаил Кольцов. Он поместил в «Коммуне» большой, ярко написанный очерк « Черная земля» о черноземе Воронежской области, он сравнил «черную землю» величиной с Великобританию. Он писал о том, что происходило тогда в селах Черноземья, вместе со всеми удивлялся звонкой новизне деревенской жизни и искренне верил в ее правоту. Из Воронежа Михаил Кольцов уехал в страны Европы. И, живя там долгое время, не порывал связи с воронежской «Коммуной». «Я приехал в Испанию прямым сообщением из ЦЧО (Центр.-Черноземн. область) с колхозного сева. Я рассказывал батракам Андалусии, горнякам Астурии… о нашей черноземной области, о том, как организован здесь труд в сельском хозяйстве, как перестроена жизнь».

Пятилетка и колхозы, о чем много писала тогда «Коммуна» интересовали гостей из-за границы. В 1930 г. Центральную Черноземную область посетил известный французский писатель и публицист Поль Вайян-Кутюрье…

Во французской газете «Юманите» были опубликованы его очерки: «У русских крестьян».

Летом 1931 г. в селах Черноземья и Воронеже побывал классик мировой литературы писатель-драматург Бернард Шоу. Возвратившись на родину, он написал статью «Плохо понятая Россия». Посещения Бернардом Шоу сёл ЦЧО, его впечатления об этом, нашли яркое отражение и на страницах «Коммуны».

Несколько позже с писателями и журналистами Воронежа, в том числе и «Коммуны», встречались Илья Эренбург, Александр Фадеев (причем многократно), главный редактор журнала «Октябрь» Федор Панфёров, который печатал в воронежской газете главы своего романа «Бруски». И совсем уже в недавнее время с «Коммуной» сотрудничают известные политологи и публицисты с мировым именем братья Медведевы Жорес и Рой. Даже то, что диссидент Жорес Медведев давно обосновался в Англии (по политическим мотивам) не мешает ему регулярно сотрудничать с «Коммуной».

В 1931 г., когда Штейман перешел на работу в «Коммуну», редактором был А. Швер – опытный журналист, умелый руководитель коллектива газетчиков.

Вскоре Швера направили работать редактором областной газеты Сталинграда, он пригласил с собой в Сталинград несколько сотрудников из «Коммуны».

В 1937 г. Швера осудили по 58-й статье и расстреляли, сотрудников, которые поехали с ним из «Коммуны» также осудили по 58-й статье, единственный, кто остался в живых, бывший заведующий отделом информации «Коммуны» Леонид Скорнецкий, ему удалось получить направление на передовую фронта. На фронте он получил тяжелое ранение ноги, но жизнь себе сохранил. С 1944 г. Скорнецкий вновь работает в «Коммуне», до ухода на пенсию.

С 1935 г. в «Коммуне» новый редактор Елозо С., также опытный журналист, хороший руководитель, с большим уважением относился к моему отцу. С Елозо у Штеймана сложились хорошие товарищеские отношения. Когда в 1936 г. Елозо перевели на работу редактором областной газеты в Ростове-на-Дону, он предложил Штейману поехать в Ростов на должность заместителя редактора этой газеты. Моя мама отказалась категорически ехать в Ростов, т. к. она считала, что большой процент населения этого города и области составляют донские казаки, которые, по ее мнению, являются в своем большинстве погромщиками. Отец остался работать в «Коммуне».

В середине 1938 г. стало известно, что Елозо предъявлена 58-я статья, его объявили «врагом народа», а сотрудники, которые из «Коммуны» поехали с ним в Ростов, были именованы «прихвостнями врага народа».

Весна сорок первого года входила на улицы предвоенного Воронежа со всей яркостью красок чудесной поры года. Дома и улицы готовились одеться в майский праздничный наряд. В Воронеж приехал уже известный тогда поэт, писатель и публицист Константин Симонов. 21 апреля 1941 г. в зале Воронежской филармонии на улице Чайковского собрались журналисты «Коммуны», писатели и работники искусства. Симонов читал стихи о грядущей войне. Каждая строчка звучала в такт времени.

Когда-нибудь, сойдясь с друзьями,

Мы вспомним через много лет,

Как в землю врезан был краями

Жестокий гусеничный след…

Словом, войну ждали. Но пришла она все же неожиданно.

22 июня, утро, вся наша семья села за воскресный завтрак, в отличном настроении. Вдруг тревожный, очень сильный стук в дверь: «Радио включите, война!» Это нас оповестил писатель Михаил Булавин, он жил над нами этажом выше.

По радио выступал Молотов. Мы узнали, что в 5 часов утра уже бомбили Одессу, Киев, Ленинград. В октябре мы с мамой эвакуировались в Ташкент.

Отец оставался в Воронеже. «Коммуна» была переведена на казарменное положение. «Домой – писал отец нам в Ташкент, где мы были в эвакуации, – захожу покормить кошку. В городе много крыс. В вечернее время хождение по городу по специальным пропускам. Журналисты добровольно записываются в народное ополчение. Я тоже вступил в ряды ополченцев. Выдали военное обмундирование».

Военная тема пришла на полосы «Коммуны» с той же стремительностью, как и сама война. Часто печатаются очерки Штеймана о перестройке промышленных предприятий на военный лад.

«Над страной нависла угроза. Родина в опасности. Надо работать не покладая рук, надо снабдить армию всем необходимым, чтобы быстро разгромить врага. Война поставила по-иному все вопросы. Изменились нормы поведения людей, нормы сна, нормы работы. Люди поняли, что в смертельной схватке с врагом решается их участь, их жизнь, будущее их семей, их жен, их детей. Люди поняли, что завод стал тоже фронтом».

Так писал Штейман в очерке «Война и люди».

Многое было в Воронеже потом… и тушение зажигательных бомб журналистами, где они поочередно дежурили на крыше здания редакции «Коммуны», и горькое свидетельство налета на сад пионеров, где погибло более 100 школьников. В настоящее время на месте их гибели, где был сад пионеров, установлен гранитный монумент и ежегодно, в дату их гибели 27 июня 1942 года, проходят митинги.

При входе в редакцию у столика дежурного вахтера – человек, одежда которого вся испачкана землей, висит рваными клочьями, сам он бледен, оброс щетиной. Он пытается пройти в редакцию, вахтер не пускает.

– Тут как раз – Штейман…

– Я, Евгений Долматовский, – обратился к нему посетитель и объяснил, что чудом вырвался из немецкого окружения. Отец подружился с поэтом, также он был близко знаком с Вандой Василевской и Александром Корнейчуком, которые в то время находились в Воронеже. Они зимой 1941 г. выступили на митинге трудящихся на центральной площади. Отец записал их речи. Потом этот машинописный текст отец показал Корнейчуку. Тот внес небольшие карандашные правки. В таком виде эти материалы хранятся у меня и по сей день.

В это время в Воронеже находилось много деятелей культуры, писателей, поэтов, композиторов. В Воронеже зимой 1941 года композитор Марк Фрадкин написал на слова Долматовского ставшую популярной песню: «О Днипро, Днипро, ты широк, могуч…»

Первое исполнение этой песни состоялось также в Воронеже, в Доме Красной Армии (ныне Дом офицеров). Исполнители, военные, которые сразу после своего выступления, сели в ожидавший их транспорт. И сразу на фронт. При форсировании Днепра, когда освобождали Киев, шли в бой с этой песней.

4 июля 1942 г. отец с товарищами коммуновцами покидали город. Спустились к Чернавскому мосту, соединяющему правобережную и левобережную части Воронежа. Уходили за несколько часов до оккупации, под градом осколков бомб и артобстрелов, Воронеж пылал как огромный зловещий факел. Уходили налегке, но кое-что из своего архива отец захватил с собой, т. е. та часть архива, которая хранилась в редакции. Домой идти было опасно. Скопившиеся на мосту грузовики с архивами госучреждений, в том числе и «Коммуны» солдатам, дежурившим на мосту, пришлось сбросить в реку, чтобы дать пройти людям. Здесь же отец был свидетелем многих трагедий, когда расставались навсегда родные близкие люди, которые не в состоянии были идти дальше – старики, больные.

Впоследствии, кто не мог идти, были расстреляны в Песчаном логу, близ Воронежа.

Покинув Воронеж, редакция газеты «Коммуна» обосновалась в городе Борисоглебске, что в 200 км от Воронежа.

Отсюда в далекий Узбекистан, где мы находились в эвакуации, связь с Воронежем, Борисоглебском была прервана. Мы не знали, жив ли отец, удалось ли ему уйти из Воронежа. И только через 3 месяца стали поступать письма.

Вот одно из них: пожелтевший, несколько смятый конверт, марка с изображением военного летчика. Черный квадратный штамп: «Проверено военной цензурой». Он писал: «…сейчас 6 утра, я еще не уходил с редакции со вчерашнего дня (дежурный по номеру газеты). Нахожусь под гнетущим впечатлением только что переданного сообщения по радио сводки Совинформбюро: передали приказ Гитлера о массовом истреблении евреев. Невозможно сознавать, что наши братья и сестры погибнут такой зверской смертью, как можно дальше продолжать жить далее, осознавая такой кошмар…» и т. д.

После описанных переживаний отец изливал проклятья Гитлеру и его сообщникам. Это письмо было передано мною в 1983 году в Москве в частный музей «Истории евреев». Этот музей, расположенный на Фрунзенской набережной, был организован полковником Сокол на свои собственные средства. В Москве музей пользовался большой популярностью, сюда прибывали посетители из разных городов России, из Израиля приезжала дочь Соломона Михоэлса с воспоминаниями об отце, приезжали артисты из Америки, давая благотворительные концерты в музее.

В настоящее время мне не известна судьба переданного мною письма. Из официальных источников мне сообщили, что полковник Сокол эмигрировал в Америку.

Еще я сообщила в национальный музей, посвященный памяти жертв Катастрофы европейского еврейства «Яд-ва-Шем» в Иерусалиме о письме отца и послала копию этого письма с сообщением о приказе Гитлера о массовом истреблении евреев.

В ответ из «Яд-ва-Шем» я получила послание с благодарностью и сообщение о ценности данных сведений, и что мое письмо передано в архив для изучения и хранения. Это письмо было подписано сотрудниками «Яд-ва-Шем» Алексом Аврахамом – директором департамента, директором архива Шмулем Краковским, сотрудниками доктором Вайсом, Ицхаком Мовшовичем.

На фронте погибли коллеги и товарищи отца – Федор Синельников, Юрий Зевин, Борис Гуревич. Он очень тяжело переживал эти утраты.

Среди эвакуированных из Воронежа в Ташкенте, вернее под Ташкентом, в поселке Искадер, был адвокат из Воронежа Эфрос Яков Васильевич. Он приехал сюда, т. к. не подлежал призыву в армию по состоянию здоровья. Кроме того, ему дали разрешение иметь радиоприемник. С началом войны был приказ правительства, все приемники должны были быть сданы.

25 января 1943 года в 12 часов ночи Эфрос слушал по радио последние известия, узнал, что Воронеж освобожден Красной Армией от немецких войск. Тут же встал и пошел стучать по всем окнам, где жили воронежцы: «Вставайте, освободили Воронеж!» Все встали, выбежали на улицу, все обнимались, целовались, у кого текли слезы радости. А мороз был небывалый для этих мест – минус 20 градусов.

Все собрались, устроили коллективный торжественный ужин, каждый принес свой скудный паек, но радости не было конца.

А в Воронеже группа из 10-12 человек первыми возвращались в родной город за снайперами по узким дорожкам, это представители власти, редакции газеты «Коммуна», фотокорреспондент Копелиович, Штейман, Докукин.

Вот дорогой главный проспект, но такой страшный от руин. От типографии «Коммуны» осталась только будка. Кругом одни развалины.

Что может испытать человек, увидевший свой разрушенный дом? Боль, отчаяние.

Первый бюллетень газеты «Коммуна», он был написан от руки химическим карандашом. Потом стал экспонатом краеведческого музея.

Люди упивались победой! Какой был энтузиазм, какая вера! Победим, восстановим, заживем! Спали символически, есть хотелось постоянно. Работали все, от взрослых до детей: расчищали, грузили, носили и жили верой и сообщениями с фронта.

На сохранившихся стенах полуразрушенных зданий появились надписи: «Проверено, мин не обнаружено». Потом мелькали лозунги: «Из пепла пожарищ и обломков мы восстановим тебя, родной Воронеж!» На стенах здания областной больницы это надписи сохранились и по сегодняшний день.

Когда мы вернулись в родной Воронеж, в ноябре 1943 г., увидели разрушенное здание вокзала, вернее, здания уже не было, сохранился только кафельный пол. Рядом стояло человек 10 мужчин с деревянными тачками, предлагающие свои услуги – «подбросить вещички», другого транспорта не было. Вся привокзальная площадь заполнена противотанковыми металлическими сооружениями, как их тогда называли, «ежами». От примыкающих к этой площади зданий остались груды развалин. Выехали мы с этой тачкой на главный проспект, 10 часов утра, не встретили ни единого человека, огромные крысы выскакивали из подвальных окон бывших зданий. Потом, навстречу нам шел отец, узнали его не сразу, на нем была военная форма, поверх защитного цвета стеганый бушлат.

На улице Орджоникидзе останавливаемся у …целого дома! Кругом руины, а он на горе с видом на левый берег – цел! Но где-то из-под земли идет дымок. Кто-то уже живет в подвале.

Показывая нам уцелевший дом, отец говорит: «Ну вот, тут и будем жить».

В этом трехэтажном здании по улице Орджоникидзе 19 разместилась редакция газеты «Коммуна», на верхнем этаже, на втором книгоиздательство, первый этаж отдан под жилье сотрудникам, каждой семье по одной комнате, без всяких удобств, в доме даже не было водопровода. Но по-прежнему у отца на первом месте работа, частые командировки в районы области. Но никогда ни слова о трудностях и неудобствах.

На наш вопрос отцу, почему он так долго задерживается в редакции, с иронией отвечал: «описываю "заботы" отца родного, дорогого товарища Сталина».

Культ «вождя народов» уже достигал апогея. А далее, статьи отца о восстановлении разрушенного сельского хозяйства, призывы к труженикам села осуществлять дерзновенную идею, высказанную Мичуриным: «Мы не можем ждать милостей от природы, взять их у нее – наша задача». И поэтому, осуществлением посадки лесных полос преградить путь знойным суховеям, а посадка многолетних трав повысит плодородие почвы; пруды и водоемы напоят почву водой и этот план преобразования природы, горячее стремление колхозников добиться высоких урожаев и создать изобилие продуктов в стране.

Много ходатайствовал Штейман, через газету, перед властями города о переселении семей, живущих в подвалах разрушенных зданий, в восстановленные дома.

Коротко о журналистах «Коммуны», с которыми Исай Моисеевич поддерживал дружеские отношения и которые с большим уважением относились к нему не только как к старшему коллеге, но и как к честному талантливому журналисту.

Последним из могикан называли журналисты «Коммуны» Льва Григорьевича Райскина. Он дольше всех проработал в газете и оказался долгожителем, прожил 96 лет. Человек он был примечательный. Он обладал фантастическим трудолюбием и психологической устойчивостью. Он отличался своей пунктуальностью и четкостью в работе. В газетах часто печатались его международные обзоры, он был лектор-международник.

Федор Сергеевич Волохов. Участник ВОВ. В печати работал с 1938 г., в «Коммуне» заведовал отделом культуры. С 1950 г. редактор литературного альманаха «Подъем», издающегося в Воронеже. В этом журнале впервые были опубликованы «Воронежские тетради» Осипа Мандельштама в 1966 г. по разрешению секретаря обкома по идеологии Усачева, которого уговорил дать добро на печатание профессор Воронежского университета Немировский.

Константин Михайлович Гусев. В 1941 г. вернулся в Воронеж. В «Коммуне» работал ответственным секретарем. Константин Михайлович еще увлекался поэзией. Он владел испанским языком и много переводил стихов, отдавая предпочтение поэтам антифашистам Гарсия Лорке, Антонио Могадо, Джованни Сербандини. Гусев пропагандировал эсперанто и, будучи видным деятелем Всемирного эсперантского движения за мир, налаживал и углублял интернациональные связи своих соотечественников. Когда Константина Михайловича не стало, то международный конгресс эсперанто в Бразилии назвал свое помещение «Гусев».

Михаил Домогацких в «Коммуну» пришел работать из действующей армии. В «Коммуне» работал заведующим промышленным отделом, одновременно заочно учился в Воронежском университете на историко-филологическом факультете, затем закончил в Москве Высшую дипломатическую школу. После чего работал корреспондентом центральной газеты «Правда» в Пекине, затем корреспондентом «Правды» в странах Африки. Автор книг «Далекое созвездие», «Южнее реки Бенжай», «Чрезвычайный и полномочный».

Отец также поддерживал отношения с журналистами газет «Известия» и «Правда». Например, спецкор центральной газеты «Известия» Абрам Давыдович Аграновский, (отец известных журналистов Анатолия Аграновского «Литературная газета» и Валерия Аграновского «Комсомольская правда»). Абрам Давыдович, когда был командирован в Воронеж, останавливался у нас дома. Я надолго запомнила очень интересные беседы с ним. Врач по специальности, он рассказывал о своих студенческих годах в Варшаве, где учился в университете на медицинском факультете. Последний раз в Воронеже в 1947 г., они с моим отцом в беседе долго предполагали, от кого происходит зарождающийся в стране антисемитизм? И в дальнейшем антисемитизм нарастал с увеличивающей силой, и достиг апогея к началу 1950 годов. Постепенно начались увольнения евреев с руководящих должностей, особенно это касалось профессорско-преподавательского состава высших учебных заведений, с особенным акцентом медицинского института.

Как-то отец заглянул в мою зачетную книжку, когда я была студенткой 3-его курса Воронежского медицинского института, улыбаясь, он сказал, что можно подумать, что я студентка Иерусалимского университета. Фамилии профессоров и преподавателей, указанные в зачетной книжке, говорили о многом. Большинство профессорско-преподавательского состава работали во время войны в госпиталях, спасли много жизней солдатам и офицерам, некоторые профессора работали в медицинской части при ставке Верховного главнокомандующего. Например, профессор Гольдберг Илья Михайлович изобрел кровозаменяющую жидкость, благодаря применению которой были спасены тысячи жизней раненым солдатам и офицерам. Крови натуральной не хватало, этому раствору было присвоено звание « гиперфузион Гольдберга».

Но, несмотря на большие заслуги профессоров и преподавателей на фронте, их награды и высокие звания, началась травля этих профессоров. Результат: профессор Гуревич, доктор медицинских наук, генерал медицинской службы, завкафедрой общей и военно-полевой хирургии после заседания учебного совета покончил жизнь самоубийством. Илья Михайлович Гольдберг вскоре умер от инфаркта.

Лев Давыдович Штейнберг, доктор медицинских наук, профессор, завкафедрой педиатрии, чьи труды по педиатрии были опубликованы во многих странах Европы, также после заседания учебного совета в возрасте 55 лет скончался от инфаркта. Через некоторое время, в начале января 1953 г. в печати появились сообщения: «Арест группы врачей-вредителей», среди участников этой группы назывались фамилии: Вовси М.С., профессор, врач-терапевт; профессор Коган М.Б., врач-терапевт; профессор Коган Б.Б., врач-терапевт; профессор Фельдман А.И., врач-отоларинголог, профессор Гринштейн А.М, врач-невропатолог, автор учебника по терапии, по которому много лет занимались студенты медицинских вузов. Далее сообщалось: «Установлено, что все эти врачи – убийцы, ставшие извергами человеческого рода, растоптавшие священные знания науки, состояли в наемных агентах у иностранной разведки. Они были связаны с международной еврейской буржуазно-националистической организацией «Джойнт», созданной американской разведкой якобы для оказания материальной помощи евреям в других странах. На самом же деле эта организация, под руководством американской разведки, вела широкую шпионскую, террористическую и иную подрывную деятельность, используя свое положение врачей, преднамеренно, злодейски подрывали здоровье членов правительства Жданова А.А., Щербакова А.С., а также старались подорвать здоровье советских руководящих военных кадров».

Арестованный Вовси заявил следствию (видимо, под воздействием тяжелых пыток), что он получил директиву «об истреблении руководящих кадров СССР из США от организации «Джойнт» через врача в Москве Шемелиовича (главный врач Боткинской больницы в Москве) и известного еврейского буржуазного националиста Михоэлса». Антисемитизм не заставил себя долго ждать и в Воронеже, в частности, в редакции газеты «Коммуна». И.М. Штеймана освободили от должности завотделом и перевели на должность рядового литсотрудника. Вернее, обязанности у него остались те же, а оклад уменьшился намного. По желанию первого секретаря Обкома партии, оказали Штейману честь, по-прежнему, главе обкома писать доклады, которые он произносил не городских митингах трудящихся – на Первомайском и на Октябрьском и др. А доклады эти Штейман писал размером во весь разворот газеты, то есть на 2 страницы. С текстами этих докладов глава области не давал себе труда заранее ознакомиться, когда ему сообщали, что писал Штейман, он, не читая, расписывался в авторстве и весь гонорар клал, без всякого смущения, себе в карман. В редакции все чаще на производственных совещаниях склоняли журналистов евреев, придумывая всевозможные ложные обвинения. Все эти стрессы сказывались на здоровье отца – в результате тяжелый угрожающий жизни диагноз: рак желудка, с переходом на пищевод.

Надеясь на спасение, повезли в Москву отца в институт им. Склифосовского. Добилась консультации всемирно известного академика Юдина. В результате отказ от применения оперативного вмешательства ввиду плохой работы сердца.

Года за два до заболевания Исая Моисеевича мы всей семьей переехали на новую квартиру. Когда я с ним вернулась из Москвы, он сказал: «Видимо, счастье мне от новой квартиры в том, что здесь близко еврейское кладбище».

Последний материал, опубликованный им в «Коммуне» – рецензия на оперу Бородина «Князь Игорь». Он превозмог тяжелую болезнь и отправился в театр. «В земле я еще успею належаться», – сказал он мне.

Он покинул нас 15 октября 1954. Покинул? Он с нами и теми, кого он любил.

Своему маленькому внуку он написал стихотворение.

Поздравляю милый мальчик

С днем рожденья твоего

Не соси так часто пальчик

Пожалей-ка ты его.

Будь умен и духом силен

Первым будь везде, во всем

Чтоб ты счастьем был обилен,

Славился умом…

Но, оказалось, не так просто было похоронить Исая Моисеевича на еврейском кладбище Воронежа. Когда стало известно о кончине Исая Моисеевича, администрация газеты «Коммуна» ничего не согласовав с нами, рьяно добивалась перед властями города получить место на городском кладбище, в почетном ряду, где похоронены знатные люди города: профессора, генералы и т. д. и добились своего. Несколько часов спустя к нам домой явилась делегация «Коммуны» и сообщили нам об этом, кроме того, они нам сообщили, что заказали духовой оркестр, «а поскольку Исай Моисеевич любил музыку Шопена, будут исполнять Траурный марш Шопена».

А когда мы сообщили, что отказываемся от всех их мероприятий – «гром и молния», представители редакции заявили нам, что из сотрудников никто не пойдет на религиозное еврейское кладбище, т. к. они коммунисты. Более того, потом нам стали угрожать; маму лишат иждивенческой пенсии, которую она получала, как жена Исая.

Мне и моему супругу обещали исключение из комсомола, а это, в то время означало и увольнение с работы. Но, видимо, это было просто запугивание, и Исай Моисеевич был похоронен, там, где и завещал.

 

 


К началу страницы К оглавлению номера

Всего понравилось:0
Всего посещений: 2313




Convert this page - http://berkovich-zametki.com/2009/Zametki/Nomer15/Shtejman1.php - to PDF file

Комментарии: