Александр Галич: замечания и уточнения
Начало дней гласности и
перестройки было ознаменовано различными, порой самыми невероятными (с нашей
тогдашней точки зрения) событиями. Однако жена моя, даже на самом пике так
называемых чудес, неуклонно повторяла: «Я поверю во все эти дела только тогда,
когда они напечатают Галича». Вспомним: в те годы начали публиковать всех и
вся, причем толстые журналы соревновались между собой: кто смелее, кто круче. И
все же, скажем прямо, до Галича рискнули подняться далеко не в первую очередь –
потому, что по-прежнему опасались его честно заслуженной репутации «истинного
врага советской власти». И вот, уже в самый разгар отважной публикаторской
деятельности, в «Новом мире» проскользнула – не помню, в чьей литературоведческой
статье – фраза, явно не вписывавшаяся в контекст. Насчет того, как нечто где-то
было изображено «по рисунку палешанина». Самой нарочитостью фразы автор статьи явно
рассчитывал привлечь внимание читателя. Искомый эффект, несомненно, был
достигнут. Имеющие уши услышали, сказав при этом в голос: «Ага!»
По рисунку палешанина
Кто-то выткал на ковре
Александра Полежаева
В черной бурке на коне!
Строчка была выбрана
очень умело: с одной стороны, цитата не из самой известной песни, то есть, в
надежде, что Главлит не сразу насторожится, а с другой – Галич прямо говорит о
Полежаеве, в следующей строфе: «Тезка мой и зависть тайная». Куда уж яснее.
Потом пошли журнальные и
газетные публикации, с указанием фамилии, потом была большая радиопередача, стали
выходить книги Галича, в том числе и замечательный синий томик с предисловием и
послесловием Станислава Рассадина. Все это было бы прекрасно, да только события
общественно-политического характера, на фоне которых развивался этот
литературный процесс, внятно твердили нам с женой: «Пора…» (дочь к тому времени
уже уехала). Кончилось тем, что мы уложили в коробки книжки Александра
Аркадьевича (вместе с обоими Александрами Сергеевичами и Александром Ивановичем
– который Полежаев) и расставили их, спустя некоторое время, уже на полках
иерусалимской квартиры.
Впервые Галича я услышал
примерно в шестьдесят втором. Был у меня приятель Дося, большой дока по части «дисков
и ленты» (то есть, пластинок и магнитофонной пленки), а также и магнитофонных
записей. У него дома, за стаканом «Саперави» (самое дешевое питье тех времен –
рубль пятьдесят две бутылочка емкостью 0,75, при характерном для тех времен
высоком качестве означенной продукции) я и услышал «Леночку». На той же пленке
был и Визбор, и, возможно, еще кто-то, а песни Окуджавы я вообще знал года с
пятьдесят восьмого – но вот в мою жизнь вошел Галич и завладел мною
безраздельно, с первого же знакомства. Заочного – увы!
Вошел он не один – с ним
явились и ответственная сотрудница ВЦСПС товарищ Парамонова со своим незадачливым
супругом, и сержант дорожной милиции Леночка Потапова, и Клим Петрович Коломийцев, мастер цеха, производящего важную продукцию
стратегического назначения (прямо скажем, колючую проволоку), и другие герои
нашего времени. Нашего, нашего, чего уж там. Ведь все мы так и жили, «под собою
не чуя страны».
Галич дал нам возможность по-новому взглянуть на происходящее вокруг нас
и внутри нас. Его песни зазвучали как сигнал тревоги: «Ведь даже для этой эпохи
// Дела наши здорово плохи!» (песня и называется – пророчески – «Занялись
пожары»). Он
не просто знал этот наш мир, знал во всех деталях, но еще и обладал
поразительной способностью отразить его многообразие буквально в капле воды. Взять хотя бы всем известную и абсолютно гениальную строчку: «Жена моя,
товарищ Парамонова» – ведь фактически Александр Аркадьевич всего лишь в четырех
словах дал исчерпывающую характеристику той неповторимой эпохи, предложил
социологам всех времен и народов ключ к пониманию психологии, а точнее,
зоопсихологии советского строя. Как же надо было нравственно искалечить Homo
Soveticus, чтобы тот сам, по собственной инициативе, непринужденно и
естественно, сказал такое про свою любимую (ну, в широком смысле) женщину, про
своего брачного партнера, про свою бабу, наконец! И если народные массы с
неподдельным чувством, с обожанием и сердечным трепетом говорили: «Товарищ
Сталин» – то почему бы не сказать их отдельно взятому представителю, на своем,
личностном, уровне: «Товарищ Парамонова». Ведь брачно-семейная, плотско-постельная
любовь простого советского человека традиционно рассматривалась как чувство
менее глубокое, менее значимое по сравнению с Любовью к идее, к идеалам и –
прямо скажем – лично к товарищу Сталину. Согласимся, однако, что супруг тов.
Парамоновой повинен лишь в том, что «гулял с Нинулькою», рискуя при этом нанести
моральный урон только одному, конкретно взятому, представителю советской
правящей элиты (тов. Парамоновой лично). Он же ведь и в мыслях не имел
замахнуться на святое, на основы, на моральный кодекс в целом. Он, собственно,
готов признать, что в его моральном облике «есть растленное влияние Запада» – однако
не более того. Всем сердцем он чувствует, что никакой идеологической диверсии
не совершает, против властей не бунтует и вообще, как принято выражаться в определенных
кругах, «политику не хавает».
И еще. Песня эта, «Красный треугольник»,
представляет собой блистательную пародию и вместе с тем пророческое
издевательство над всеми еще только грядущими бесстрашными произведениями, которым
предстоит быть написанными через пару десятилетий, на заре гласности (всякие «Премии»
и проч.), где мудрый и прогрессивный партийный работник высокого полета исправляет
перегибы, допущенные коммунистами нижних эшелонов, равно как и
комсомольцами-профсоюзниками всех без исключения уровней, демонстрируя таким
образом человеческое лицо коммунистического учения. Ведь после того, как
первичная парторганизация закатила супругу тов. Парамоновой «строгача с
занесением» за его амурные похождения, он отправляется не топиться и уж тем
более не встречаться с корреспондентом Би-би-си. Нет, он идет в родной райком
родной партии и именно там добивается своей правды. Именно там некая «товарищ
Грошева» (как минимум второй секретарь райкома, судя по общему контексту) скажет
конфликтующим супругам (причем скажет «с улыбкой» – не правда ли, какой
человеческий штрих!):
Схлопотал
он строгача, ну, и ладушки,
Помиритесь
вы теперь по-хорошему!
Разумеется, после мудрого партийного вмешательства
и финал у всех этих «Заседаний парткома» – неизбежно мажорный (то есть, аккурат
в стиле, гениально предугаданном Галичем):
И
пошли мы с ней вдвоем, как по облаку,
И
пришли мы с ней в «Пекин» рука об руку,
Она
выпила «дюрсо», а я «перцовую»
За
советскую семью образцовую!
(Московский ресторан «Пекин», заметим в скобках,
это любимое место отдохновения лиц определенной социальной страты – взять хотя
бы того же Ваньку Морозова (у Окуджавы): «А он швырял в «Пекине» сотни…»)
Обратимся теперь к истории песни о том, как Клим
Петрович Коломийцев потребовал к ответу израильскую военщину – выступая при
этом с трибуны перед широкой аудиторией «как мать и как женщина». Первоначальный
вариант песни – фарс в чистом виде. Подчеркнем: Клим Петрович, как лицо
заинтересованное, настойчиво утверждает, что вины его в происшедшем – никакой:
Ну,
ни капельки я не был поддавши,
Разве
только что маленько, с поправки.
То есть, «апосля вчерашнего» он, естественно,
похмелился (но полстакана максимум – ведь вряд ли больше оставалось с вечера!),
потом попарился в баньке, выгнав остаточный хмель, потом сел обедать. И вот
тут-то… тут все и завертелось.
Дальше, как мы помним, депутата горсовета К.П. Коломийцева
срочно призывают на передний край идеологической борьбы («В ДК идет заутреня //
В защиту мира»). Ему в суматохе суют какую-то бумажку, и он, испытанный боец
агитпроповских битв, исправно и привычно доносит текст до аудитории («Я ж в
зачтениях мастак, слава Богу»). Вот он и зачитывает. Ставшие уже крылатыми
слова насчет «матери и женщины» – ему-то ведь, в сущности, без разницы, что именно
читать, что оглашать. (Кстати: именно такое безразличие со временем выльется в
слабенькую, но попытку бунта. Это когда, будучи направленным Родиной в Алжир,
«с делегацией ЦК профсоюза», он оголодает от местной пищи и купит на свою
кровную валюту банку консервов – а «в это банке оказалось не мясо – оказалась в
этой банке салака!» И взорвется тов. Коломийцев, и скажет – пусть лишь в
форме внутреннего монолога – страшные для человека его положения слова: «Мы ж
им, гадам, помогаем, // И мы же // Пропадаем, как клопы, через это».) Но это –
потом, через годы. А пока – пока первый секретарь обкома после митинга пригласит
его в закрытый буфет и нальет стакан. От души. Со словами: «Давай, маманя!» И
все присутствовавшие дружески посмеются непринужденной партийной штуке,
сказанной, как признает и сам Клим Петрович, от чистого секретарского сердца.
Да вот только…
Сказал-то
он без подлости,
Ан
вышло клином.
И
звать меня стали в области
«маманей
Климом»…
Такой была концовка первого варианта этой песни. А
потом… а потом жизнь стала меняться, причем настолько, что Галич почувствовал:
необходимо привести свою историю в соответствие с новой действительностью. Ибо реальная
обстановочка в стране такова, что никому уже и в голову не приходит шутки
шутить. И Галич тогда пишет новую концовку: секретарь обкома говорит Климу
Петровичу – причем также от всего сердца:
Хорошо,
брат, ты им дал! По-рабочему!
Очень
верно осветил положение!
То есть, теперь уже персек даже в своем окружении не
решается (а то и не осмеливается) шутить на святые темы, и говорит он лишь
правильные слова, причем с той же каменной мордой, с какой только что восседал
в президиуме. («Первый тоже, вижу, рожи не корчит, // А кивает мне своей
головою»). Стало быть, принято решение замять инцидент, дабы в дальнейшем и
вовсе предать его забвению. На всякий случай. Так оно спокойнее.
Галич не мог не изменить концовку своей
классической песни потому, что был привержен, по его собственным словам, принципу
«абсолютной точности». Андрей Дмитриевич Сахаров вспоминал в этой связи: «Я стал
говорить о «Моцарте» Окуджавы, я очень люблю эту песню. Но Галич вдруг сказал
мне: "Конечно, это замечательная песня, но вы знаете, я считаю необходимой
абсолютную точность в деталях, в жесте. Нельзя прижимать ладони ко лбу, играя
на скрипке"».
Однако
же и в творчестве Александра Аркадьевича можно найти места, где он – вольно или
невольно – отступает от этого принципа. Таких мест немного, и замечают их, по
большей части, люди, знающие практически всего Галича практически наизусть
(как, например, автор этих строк – скажем без ложной скромности). С позволения
«высоких сетевых друзей» (это формулировка-цитата не из Галича, а из Берковича)
назову некоторые из таких неточностей и несоответствий, допущенных Александром
Аркадьевичем, с присовокуплением необходимой аргументации.
Начнем
с «Леночки», написанной еще в 1959 году, с этой трогательной истории о судьбе останкинской
девочки, красоточки-шатеночки, сержанта Госавтоинспекции, которая вышла замуж
за принца Ахмета, тоже красавца, пусть и эфиопа, а впоследствии стала шахиней
(ну, это когда «покончив с папою, // стал шахом принц Ахмет…»).
Есть
там строчки:
А утром
мчится нарочный
ЦК КПСС
В мотоциклетке
марочной
ЦК КПСС.
Он машет Лене
шляпою,
Спешит
наперерез –
Пожалте, Эл.
Потапова,
В ЦК КПСС.
Все-таки,
наверное, вряд ли посланец Центрального комитета, в сущности, фельдъегерь,
раскатывал по Москве на спецмотоцикле – и в шляпе. Фуражечка была на нем,
форменная фуражечка. Или мотоциклетный шлем, что скорее.
Следующая
песня называется «Олимпийская сказка», и написана она к исторической Московской
олимпиаде 1980 года, которую – в ответ на ввод советских войск в Афганистан – бойкотировали
спортсмены из 64 стран. Концовка песни – одна из самых, пожалуй, яростных в
творчестве Галича: «И вновь их бессловесный гимн // горланят трубы» (вспомним,
что тогда еще не был создан обновленный текст, а старые слова, «Нас вырастил
Сталин на верность народу…», считались неудобопроизносимыми, и потому гимн
звучал в исполнении только духового оркестра). Но начало, как и подобает
сказке, самое элегическое: о том, как «в деревню, отстав от охоты, // зашел
королевич – напиться воды», и что
Пришел он пешком
в предрассветную рань,
Увидел в окне
золотую герань,
И – нежным
сияньем – над чашей цветка
С фарфоровой
лейкою чья-то рука.
Ну,
конечно же, королевич влюбился в девушку, поливавшую цветы…
С тех пор
королевич не ест и не пьет,
И странный
озноб королевича бьет,
И спит он
тревожно, и видит во сне
Герань на своем королевском берете,
И вроде бы
он, как тогда на рассвете,
Въезжает в
деревню на белом коне.
То
есть, все прекрасно, да только – вы обратили внимание? – «пришел он пешком в
предрассветную рань», а десятком строчек ниже – королевич, «как тогда, на
рассвете, въезжает в деревню на белом коне». Несоответствие, пусть и совсем
незначительное – но все-таки… Впрочем, к основной теме песни оно никакого
отношения не имеет.
Следующие
строчки (из песни «Засыпая и просыпаясь») у меня до приезда в Израиль не
вызывали вроде бы никаких особых вопросов:
Вот горит
звезда моя субботняя,
Равнодушна к
лести и хуле…
Я надену
чистое исподнее,
Семь свечей
расставлю на столе.
И
только в Эрец-Исраэль я стал лучше разбираться в сути ритуалов и обычаев
Царицы-Субботы. Да, действительно, в субботу надевают чистые одежды, но вот что
касается зажигания субботних свечей – так это дело хозяйки дома. И к тому же не
семь свечей, а две, символизирующие библейские стихи: «помни день субботний» (Исход
20:8) и «блюди день субботний» (Второзаконие 5:12). Семь же свечей – это
семисвечник, менора, один из культовых атрибутов Храма (и основной элемент
герба Государства Израиль). Менору зажигал первосвященник с наступлением
темноты; впрочем, по свидетельству Иосифа Флавия, три из семи лампад храмовой
меноры горели также и днем.
В
самом деле, здесь, на Святой Земле, общий уровень знаний в области иудаики
довольно высок даже у тех, кто относит себя всего лишь к «соблюдающим
традиции», да и то, возможно, не в полной мере. А объясняется это – как бы
странновато не звучало на первый взгляд – в немалой степени причинами отчасти
бытового характера. И ведь действительно, время «начала Шабата» и «выхода из
Шабата» обозначены во всех, даже самых светских, записных книжках-ежедневниках
и календарях; к тому же узнаешь об этом проще (и надежнее) всего, ориентируясь
на то, когда прекращают ходить автобусы в пятницу и когда, соответственно,
начинается их движение субботним вечером. В тех же записных книжках указывается
время зажигания субботних свечей; об этом сообщает и радио, каждую пятницу, в
последних известиях, сразу после прогноза погоды. О приближении Песаха
сигнализирует постепенное исчезновение квасного из продовольственных магазинов,
о наступлении Хануки – широкая и повсеместная продажа ханукальных свечек, перед
Ту би-шват снижаются цены на сухофрукты и орехи… Ну, и так далее.
Герои
песни «Больничная цыганочка», большой начальник и водитель его персональной «Чайки»,
попав в аварию, оказываются в одной больнице – что вряд ли было возможно в
рамках существовавшей иерархической системы. Начальника отвезли бы в Кремлевку,
в Кунцево, а водилу – в лучшем случае в Боткинскую.
А
далее – со слов водилы – сообщается о том, какое именно «предпочтительное
обслуживание» получает пострадавший в автоаварии начальник:
…Водят к гаду
еврея-профессора,
Передачи из
дома дают.
А там икра, и
там вино,
И сыр, и
печки-лавочки…
Ну,
еврей-профессор – это неизбежно: как ни старался товарищ Сталин, а все равно
всех профессоров медицины этой национальности не изведешь. Что же касается
«передач из дому», якобы приносимых пациентам Кремлевской больницы… Такого рода
передачи необходимы – а точнее, уместны – разве что где-нибудь в провинциальном
лечебном учреждении, и нуждаться в них может деятель районного (не выше)
уровня. Однако в песне-то речь идет не о «зажравшемся повелителе жизни среднего
ранга» (по словам Станислава Рассадина), а о настоящем начальнике. «Я
возил его, падлу, на "Чаечке"» – ведь даже не на черной «Волге» с
номером, две первые цифры которого из четырех – нули, что означает
принадлежность к «первой сотне»!). К тому же, это, несомненно, московский
начальничек: «И к Маргошке возил, и в Фили…», а ведь Фили-то – чисто московский
топоним, это не Черемушки, которых развелось по всей стране без счета и которые
уже пишутся с маленькой буквы, как понятие, а не как название. Мне могут
возразить, что все эти рассуждения о передачах с вином и икрой – плод
завистливого шоферского воображения. Но вряд ли водила из ГОН (Гаража особого
назначения) не осведомлен обо всех подобного рода тонкостях (пайковых и прочих)
– поскольку как раз эти ребята всегда в курсе всего на свете и знают даже
реальные тайны, а уж тем более такие, прямо скажем, вполне самоочевидные вещи. Не
будем также забывать, что знаком он со своим начальником весьма близко, еще с
военных времен, то есть, не менее 15 лет (если исходить из того, что
Горьковский автомобильный завод начал выпуск лимузина «Чайка» в 1959 году).
Четвертая глава «Поэмы о
Сталине» названа автором «Ночной разговор в вагоне-ресторане». Старый зэк,
сделав свой скромный заказ («Дай-ка, братец, мне трески // И водочки немного»),
начинает рассказывать соседу по столику историю, по тем временем еще не вполне
привычную:
Как-то ночью странною
Заявился к нам в барак
«Кум» со всей охраною.
Сообщив потрясенным
зекам о решении съезда «славной нашей партии», согласно которому «оказался наш
Отец не отцом, а сукою», опер довел до их сведения решение вышестоящих
инстанций о судьбе монумента Вождю и Учителю, красующегося вблизи лагеря:
«приказано статуй за ночь снять на станции». Далее описаны погодные условия:
«метет метель, темень, стужа адская»… То есть, самый разгар зимы (Двадцатый
съезд, на котором было принято решение об осуждении культа личности, как
известно, и прошел в конце февраля 1956 года). И при этом рассказчик, как бы
вскользь, замечает (такая деталь, для антуража):
Малосольный огурец
«Кум» жевал внимательно.
Однако навряд ли огурец
мог быть малосольным – время для этого продукта, по определению, вторая
половина лета – начало осени, причем в благоприятных климатических условиях. А тут
действие разворачивается на Крайнем Севере, что рассказчик и оговаривает в
самом начале («Ты слыхал про Магадан? // Не слыхал? Так выслушай»). Стало быть,
в зимнюю пору «кум» мог жевать разве что соленый огурец. Из бочки. Да и то,
если у него имелись надежные источники снабжения.
И, в заключение – строфа
из «Петербургского романса»:
Здесь всегда
по квадрату
На
рассвете полки –
От Синода к
Сенату,
Как четыре
строки!
Прекрасно сделанная
строфа, завораживающая своим чеканным ритмом (особенно когда слушаешь ее в
авторском исполнении). И только прочтя ее глазами, я, помнится, спохватился: но
ведь солдаты стояли на Сенатской в каре, «по квадрату» (что, собственно, и
сказано у Галича) – так как же «четыре строки»? Ведь строки-то, ясное дело,
должны быть параллельны одна другой? Не знаю, замечал ли это автор, говорили ли
ему об этом друзья-приятели. А возможно – и говорили, и замечал, но только это
как с лермонтовским: «Из пламя и света рожденное слово»… Да, разумеется, по
канонам грамматики должно быть «из пламени», и известно, что Лермонтову не раз
указывали на это, и современники, и особенно современницы, и он даже пытался
внести какие-то исправления… Но – не то не смог, не то не захотел. И вот поколение
за поколением продолжает читать это «из пламя и света» – как завороженные,
пропуская очевидную ошибку. И прощая автору – если только он нуждается в нашем
прощении.
Комментарии:
Элиэзер М. Рабинович - Поправка к "О Галиче&q
- at 2009-10-20 16:52:30 EDT
Поправка:
""Шампанской заЛивать бутылкой..." - заЛивают-то шампанским из бутылки, а не бутылкой"
Элиэзер М. Рабинович - о Галиче
- at 2009-10-20 16:49:01 EDT
А утром мчится нарочный
ЦК КПСС
В мотоциклетке марочной
ЦК КПСС.
Он машет Лене шляпою,
Спешит наперерез –
Пожалте, Эл. Потапова,
В ЦК КПСС.
Все-таки, наверное, вряд ли посланец Центрального комитета, в сущности, фельдъегерь, раскатывал по Москве на спецмотоцикле – и в шляпе. Фуражечка была на нем, форменная фуражечка. Или мотоциклетный шлем, что скорее.
Ну как же автор статьи не понял эту поэзию абсурда? Конечно, не на мотоциклеточке, конечно же, не ловил девицу на улице! Так поэтому эта картинка так смешна и так унижительна для советской власти. Галич велик тем, как он использовал советский бюрократический язык и советские ситуации для высмеивания советской власти, для доведения ее до абсурда!
Кстати, а "У лукоморья дуб зеленый,
Златая цепь на дубе том..."
то же вряд ли могло быть на самом деле? Как могла туда попасть цепь, да еще золотая? А еще у Пушкина:
"Шампанской запивать бутылкой..." - запивают-то шампанским из бутылки, а не бутылкой. Но вот очень поэтично звучит, несмотря на грамматическую неточность.
Verdict
- at 2009-10-20 14:25:43 EDT
На мой взгляд автору следовало ограничиться "докритической" половиной статьи. Вторая - малоубедительна и даже слегка наивна, что верно подметил ВЕК.
"Все возвращается на круги своя" - сказано в Библии, и я вспомнил, что на заре "Портфолио" в "разборке" с АК по поводу строк
Был,- сказал он,- главный съезд
Славной нашей партии
привел верное
Был,- сказал он,- говны, съезд
Славной нашей партии
и добавил, что "кум" Галича никак не мог произнести такую банальность, как "главный".
"Говны" - это да, это чистый Галич!
BEK
- at 2009-10-20 12:10:57 EDT
Виктор Гопман
Иерусалим, Израиль - at 2009-10-18 15:26:32 EDT
"... говорится лишь о следующем несоответствии: королевич «пришел ПЕШКОМ в предрассветную рань», а десятком строчек ниже – «ВЪЕЗЖАЕТ в деревню на белом коне».
Тут такая маленькая закорючечка: сказка рассказывает о том, как однажды королевич пришёл в деревню пешком, а потом, спустя время, ему снится, что он въезжает в деревню на белом коне. Не говорю уже об идиоматическом значении "въехать на белом коне".
Не думаю, что творчество Галича д.б. заперто от критиков и анализ его табуирован. Вопрос в том, как его анализировать? Ваш анализ у меня, простите, позитивного интереса не вызвал.
Лившиц Валентин
Нюрнберг, Германия - at 2009-10-20 10:16:58 EDT
Спасибо.
Итак с мотоциклеткой всё ясно. Моё общение с "кремлёвкой" приходится на 1959-1963 годы. В это время на Грановского лежали три Генконструктора Янгель, Расплетин, Лившиц (мой отец).Все трое были привезены по скорой. Горловое кровотечение. Кунцево в это время больше использовалось как профилакторий."Бурденко" - была хирургия "кремлевского" уровня, ещё одна хирургия была - Больница Старых Большевиков. Шоссе Энтузиастов. В любом случае, при автомобильной аварии, в то время, его можно ругать, как угодно, все пострадавшие попадали в одну больницу. Тем более, такой водитель, как в песне Галича. Разница начиналась в "обслуге".
Но песня, опять, не про это. Песня про - "нет братишки, такого начальничка, мне, как видно, уже не найти".
На минуту отступление. Я вижу, что любите Галича, но не могу понять, как при такой любви совмещается, этот бухгалтерский подход к его творчеству. Может профессия Ваша играет роль(имею ввиду филологию).
Знаете, я никогда не мог понять, вот разводятся люди, любили друг-друга взахлеб, и вдруг начинают вспоминать, кто купил эту вазочку, а кто эту лампочку. Ваш анализ царапнул меня именно этим. Дело в том, что люблю Галича безмерно, мой ближайший друг-приятель Михаил Анчаров, ревновал меня именно к нему. (Не к Высоцкому, не к Киму, не к Окуджаве, а именно к Галичу). Я, по мелким московским клубам, в 60-х годах (если помните бытовых магнитофонов тогда было мало), выступал с антологией советских бардов. (Анчаров, Галич,Клячкин, и др).Продолжалось это не долго, большого следа я не оставил. Но знаком с ними и их творчеством был очень хорошо.
Так что если, что не так "звиняйте, дядько".
P.S. Если очень захотите меня обругать,даю Вам повод
http://stihi.ru/avtor/valentin_angeln
это мои стихи, думаю поводов там найдется предостаточно.
http://berkovich-zametki.com/2007/Zametki/Nomer18/Livshic1.htm
это моя статья об отце и моем еврействе.
http://berkovich-zametki.com/2008/Zametki/Nomer2/Livshic1.htm
это о друге Мише Анчарове.
http://berkovich-zametki.com/2009/Zametki/Nomer10/Livshic1.php
и наконец
Про пенсию, евреев, «социал» и Палестину
(Размышления старого еврейского пенсионера, живущего в Германии)
А Галича давайте трогать не будем.
На мой взгляд, он заслужил "обожествления" (не боюсь показаться выспренным).
Валентин Лившиц
Эрнст Левин
- at 2009-10-20 08:22:04 EDT
Мне очень не понравилась статья Виктора Гопмана об ошибках и неточностях в песнях Александра Галича. Я не стану спорить, опровергать утверждения г-на Гопмана или делать из них выводы о его личных качествах. Заранее прошу прощения, если мои слова его ненароком обидят, но обязан честно признаться, какие мысли и чувства вызвала у меня эта статья. Ограничусь единственным примером-цитатой, т.е. только одной «ошибкой Галича»:
«Малосольный огурец
"Кум" жевал внимательно.
Однако навряд ли огурец мог быть малосольным – время для этого продукта, по определению, вторая половина лета – начало осени, причем в благоприятных климатических условиях. А тут действие разворачивается на Крайнем Севере (...) Стало быть, в зимнюю пору "кум" мог жевать разве что соленый огурец. Из бочки. Да и то, если у него имелись надежные источники снабжения».
«Дурак набитый», - сказал я вслух. У Галича, виртуозного мастера выбора точных слов, гениально точного выразителя тончайших оттенков чувства, характера, настроения, ситуации... - у Галичаловить таких блох? Выискивать протокольные неточности?! Ни черта он не понимает в Галиче! Кстати, и Валентин Лившиц зря так легко согласился, что «с малосольным огурцом – точно промашка у Галича» Ведь «малосольный» - не менее гениально, чем «жевал внимательно» ! Внимание «кума» было сосредоточено на выборе тех страшных слов, которые ему придётся произнести, а не на каком-то паршивом огурце – тем более, солёном. Тоже невидаль! Совсем другое дело – малосольный!
Вы что же, господа, воображаете: Галич - фраер, не знает, что малосольные огурчики не водятся зимой в тундре? Или он, халтурщик, для сохранения ритма заменил солёный малосольным, не потрудился подумать немного для достоверности? Ну написал бы, скажем, так:
Я уж думал, что конец,
Распрощался матерно,
Но солёный огурец
"Кум" жевал внимательно:
Скажет слово и поест,
Морда вся в апатии....
Нет, г-н Гопман, я почему-то уверен, что Александру Аркадьевичу обязательно нужен был именно малосольный огурец ! Вместе с добрым брусом украинского сала присланный оперуполномоченному доброй старушкой матерью в банке собственной закрутки, домашнего засола с чесночком и укропом под водочку!
Какое удовольствие хрустеть таким огурчиком на глазах у всей вохры, вызывая всеобщую зависть и голодные слюни зэков! И ещё делать при этом индифферентную рожу...
Не знаю почему, но мы с Вами немножко по-разному понимаем песни Галича, г-н Гопман. Возможно – потому, что я был знаком с ним лично, а Вы только заочно? Или потому, что я слушал почти все его песни: в Союзе – с плёнок, которые привозил наш общий друг; в Мюнхене – из студии Радио Свобода, в Тель Авиве – со сцены концертного зала?.. Или потому, что мне никогда в голову не приходило уличать его в ошибках, а тем более – таким способом самоутверждаться, демонстрируя свои достоинства. Была стойкая презумпция доверия к его гениальности и мастерству. Скорее всего, различие в том, что по отношению к А.Галичу Вы – слушатель-любитель, а я – слушатель-обожатель.:)))
Эрнст Левин
- at 2009-10-20 08:04:42 EDT
Мне очень не понравилась статья Виктора Гопмана об ошибках и неточностях в песнях Александра Галича. Я не стану спорить, опровергать утверждения г-на Гопмана или делать из них выводы о его личных качествах. И заранее прошу прощения, если мои слова его ненароком обидят, но обязан честно признаться, какие мысли и чувства вызвала у меня эта статья. Ограничусь единственным примером-цитатой, т.е. только одной «ошибкой Галича»:
«Малосольный огурец
"Кум" жевал внимательно.
Однако навряд ли огурец мог быть малосольным – время для этого продукта, по определению, вторая половина лета – начало осени, причем в благоприятных климатических условиях. А тут действие разворачивается на Крайнем Севере (...) Стало быть, в зимнюю пору "кум" мог жевать разве что соленый огурец. Из бочки. Да и то, если у него имелись надежные источники снабжения».
«Дурак набитый», - сказал я вслух. Это у Галича, виртуозного мастера выбора точных слов, гениально точного выразителя тончайших оттенков чувства, характера, настроения, ситуации... - у Галича ловить таких блох? Выискивать протокольные неточности?! Ни черта он не понимает в Галиче! Кстати, и Валентин Лившиц зря так легко согласился, что «с малосольным огурцом – точно промашка у Галича». Ведь «малосольный» - не менее гениально, чем «жевал внимательно»! Внимание «кума» было сосредоточено на выборе тех страшных слов, которые ему неизбежно придётся произнести, а не на каком-то паршивом огурце – тем более, солёном. Тоже невидаль! Другое дело – малосольный!
Вы что же, господа, воображаете: Галич - фраер, не знает, что малосольные огурчики не водятся зимой в тундре? Или он, халтурщик, для сохранения ритма заменил солёный малосольным, не потрудился подумать немного для достоверности? Ну написал бы, скажем, так:
Я уж думал, что конец,
Распрощался матерно,
Но солёный огурец
"Кум" жевал внимательно:
Скажет слово и поест,
Морда вся в апатии....
Нет, г-н Гопман, я почему-то уверен, что Александру Аркадьевичу, моему кумиру, обязательно нужен был именно малосольный огурец ! Вместе с добрым брусом украинского сала присланный оперуполномоченному заботливой старушкой матерью в банке собственной закрутки, домашнего засола с чесночком и укропом, под водочку!
Какое удовольствие хрустеть таким огурчиком на глазах у всей вохры, вызывая всеобщую зависть и голодные слюни зэков! И ещё делать при этом индифферентную рожу...
Не знаю почему, но мы с Вами немножко по-разному понимаем песни Галича, г-н Гопман. Возможно – потому, что я был знаком с ним лично, а Вы только заочно. Или потому, что я слушал все его песни: в Союзе – с плёнок, которые привозил наш общий друг В.С; в Мюнхене – из студии Радио Свобода, в Тель Авиве – со сцены концертного зала... Или потому, что мне никогда в голову не приходило уличать его в ошибках, а тем более – таким способом самоутверждаться, демонстрируя свои достоинства. Была стойкая презумпция доверия к его гениальности и мастерству. Скорее всего, различие в том, что по отношению к А.Галичу Вы – слушатель-любитель, а я – слушатель-обожатель.:)))
V-A
- at 2009-10-19 00:14:33 EDT
Следующая песня называется «Олимпийская сказка», и написана она к исторической Московской олимпиаде 1980 года ... Концовка песни – одна из самых, пожалуй, яростных в творчестве Галича: «И вновь их бессловесный гимн // горланят трубы» (вспомним, что тогда еще не был создан обновленный текст, а старые слова, «Нас вырастил Сталин на верность народу…», считались неудобопроизносимыми, и потому гимн звучал в исполнении только духового оркестра).
Ну только же Михалкова похоронили! Второй вариант слов
появился в 1977 году и к Олимпиаде вовсю звучал. Просто на
спортсоревнованиях по традиции гимны не поют, только играют.
малосольный огурец - на зоне вполне могли быть теплицы.
Передачи в больницу начальнику - почему нет? От
родственников.
V-A
- at 2009-10-18 23:47:09 EDT
У него дома, за стаканом «Саперави» (самое дешевое питье тех времен – рубль пятьдесят две бутылочка емкостью 0,75
Из красных - да. А Эрети по 95 копеек 0.75
Виктор Гопман
Иерусалим, Израиль - at 2009-10-18 15:26:32 EDT
Г-ну В. Лившицу.
Благодарю Вас за замечания и комментарии.
Печально, однако, что Вы не увидели, что эта статья – мое признание в любви к Александру Аркадьевичу и свидетельство моего глубокого преклонения перед ним (а, видит Бог, я старался). Галич давно и прочно занял свое, особое, место в истории литературы 20 века, и изучение его творчества заслуживает самого полного и всестороннего подхода – включая и рассмотрение его неточностей и описок, присущих любому большому писателю – и это, разумеется, ни в малейшей мере не умаляет его достоинств.
Прежде чем приступать к столь эмоциональной «защите» Галича от меня, целесообразно было бы, как представляется, внимательно ознакомиться с критикуемым текстом. Тогда бы, в частности, Вы вряд ли смогли упрекнуть меня в блохоловстве типа "рассветный/предрассветный", поскольку ничего подобного в моем тексте просто нет: там говорится лишь о следующем несоответствии: королевич «пришел ПЕШКОМ в предрассветную рань», а десятком строчек ниже – «ВЪЕЗЖАЕТ в деревню на белом коне».
Ну, и далее, по пунктам.
Начнем с неточностей Галича в описании встречи Субботы. Да, действительно, и он, и многие советские евреи того времени (включая и меня) были не сильны в этих вопросах – как мне думается, к стыду нашему. Но не могу согласиться с Вашим утверждением, будто «НЕ ЭТО НАС ВОЛНОВАЛО И ТРОГАЛО ТОГДА В ПЕСНЯХ ГАЛИЧА». Слова Галича о «звезде Субботней» нас и волновали, и трогали – они пробуждали в нас чувство принадлежности к еврейству. И это очень интересный психологический феномен: эмоциональный накал строк Галича доходил до наших душ, несмотря на чисто фактологические неточности (о которых – повторюсь – мы тогда не очень-то и знали).
Или возьмем «Больничную цыганочку». Если «я возил его, падлу, на «Чаечке», то время действия – после 1959 г. (когда ГАЗ начал выпуск этого лимузина - см. мой текст). К этому времени уже активно функционировала Загородная больница в Кунцево (известная в народе как «Кремлевка») – место, как раз полагающееся «начальничку» данного уровня по рангу. Что же касается небольшой больницы на ул. Грановского, предназначенной для самых верхов, то ни он, ни уж тем более его шофер, попасть туда в принципе не могли. С другой стороны, и госпиталь им. Бурденко мелковат для такого начальника – это было место скорее для его персонального водителя. Так что их совместное попадание в одну больницу следует скорее рассматривать как литературный прием – абсолютно оправданный в данном контексте, но заслуживающий фактологического примечания.
Теперь – «Петербургский романс». Боюсь, Ваша «разъясняющая вставка» относительно того, что слово «квадрат» относится к площади, а не к размещению полков, не верна. Как известно, мятежные полки утром 14 декабря были построены посредине Сенатской площади в каре, для отражения возможных атак кавалерии – ведь и у Галича сказано: «…стоят по квадрату в ожиданьи полки». И дальше – вынужден повториться, «как четыре строки». Однако «четыре строки», составляющие строфу, располагаются параллельно одна другой – что в рукописи, что в печатном тексте (если только это не поэтическая графика Вознесенского, где они могут и располагаться и в каре, под прямым углом одна к другой).
И, наконец, «Леночка». Здесь как раз Ваши замечания интересны. Возможно, и в самом деле порученец, он же нарочный, не сидел сам за рулем мотоцикла – в пользу чего может говорить и фраза «в мотоциклетке марочной» - то есть, В мотоциклетной коляске, а не НА мотоцикле. Впрочем, не берусь судить, была ли ограничена, согласно Вашему утверждению, численность кремлевских фельдъегерей ротой, и пользовалось ли Управление делами ЦК КПСС услугами кремлевской, то есть, правительственной структуры.
Еще раз хочу поблагодарить Вас, г-н Лившиц, за Ваши замечания и комментарии, а также пожелать Вам всяческих успехов.
Лившиц Валентин
Нюрнберг, Германия - at 2009-10-17 19:24:31 EDT
Поговорим и вспомним Александра Аркадьевича.
Пересказывать «своими словами» Галича, занятие никчемное и зря, на мой взгляд, Вы этим занялись.
В Вашем изложении получается продукт «скобяной лавки», пропадают цвет и вкус.
Сегодня любой желающий может его услышать, практически без особого труда. И это, пожалуй, одно из достижений нынешнего времени.
Ну а теперь перейдем к «якобы» ошибкам Галича.
1)
А утром мчится нарочный
ЦК КПСС
В мотоциклетке марочной
ЦК КПСС.
Он машет Лене шляпою,
Спешит наперерез –
Знаю, что так напечатано в текстах Галича, но сам Галич пел эти строки по другому. (прослушайте его записи)
А утром мчится нарочный
с ЦК КПСС
В мотоциклетке марочной
с ЦК КПСС.
Он машет Лене шляпою,
Спешит наперерез –
Именно так, играя под «просторечье», не «из ЦК КПСС», а «с ЦК КПСС».
Мне досталось большое счастье, слышать его в «домашних концертах» раз 7-8.
Дальше все правильно, в это время у роты фельдъегерей Кремля
были «на вооружении» мотоциклы сопровождения с коляской марки Харлей-Давидсон (Harley-Davidson), причем на коляске стояло защитное стекло. Правила ездить в шлеме тогда не было, потому «нарочный», у Галича, едет в «цивильном» и шляпе, потому же «бежит и шляпой машет». Это не фельдъегерь, который ведет «мотоциклетку», а «нарочный», «посыльный», из мелких цековских клерков, которому и предписано быть в драповом пальто и шляпе.
2) «предрассветный» и «рассветный» - это «блохоловство». Он же не пишет «дневной» или «вечерний», что было бы ошибкой, а об этом даже говорить не серьезно.
3) Да, не знал тогда Галич правил «шабата», но и почти все его слушающие,в те «далекие времена» , включая и московских евреев, не очень были сильны в вопросах иудаизма.
НЕ ЭТО НАС ВОЛНОВАЛО И ТРОГАЛО ТОГДА В ПЕСНЯХ ГАЛИЧА.
4) «Начальник» и его шофер из ГОНа, в случае аварии попадали автоматически в одну больницу: либо в «Кремлевку» на улице Грановского, либо в Госпиталь им. Бурденко (в Лефортово).Такой шофер, прошедший всю войну, (да, при начальстве) должен быть с большим «иконостасом», в смысле «при орденах», и в звании не ниже «майора» КГБ. А простонародные его разговоры, никого не должны смущать. Такое было время.
5) С малосольным огурцом – точно промашка у Галича.
6) Здесь всегда по квадрату (площади)
(стоят) На рассвете полки –
От Синода к Сенату,
Как четыре строки!
Я сделал Вам разъясняющую вставку и все становится правильно –
Стоят полки в квадрате площади, четырьмя шеренгами, как четырьмя строчками.
Результат для меня не очень утешительный. А для Вас? Стоило ли городить огород.?!
Дело оказывается, не стоило выеденного огурца, (в прямом смысле).
Ну, да от Галича не убудет.