Родник по имени Мааян
Странное
чувство рождается вблизи раскопок: жизнь города неожиданно отдаляется от тебя и
кажется вдруг, что ты оказался на незнакомой планете. Что-то на ней напоминает лунный
пейзаж: то ли свет прожекторов, падающий на камни, по особому освещает их, то
ли вечерний иерусалимский свет с лёгким оттенком синевы придаёт им какой-то
таинственный вид. Серые, вполне земные днём, эти камни, вырванные раскопками из
недр земли, вечером словно меняют свой облик. Небольшой крутой склон холма весь
разворочен: первый брошенный взгляд – бессистемное нагромождение камней, но
потом глаз различает полуразрушенные стены домов, длинное каменное здание, с
целым рядом комнат без крыш, стену, башни… Здесь постоянно работают археологи, расширяя
и углубляя участок раскопок.
По
винтовой лестнице мы спускались вниз, всё время вниз, пока не остановились на
смотровой площадке, где-то над самым холмом. Вот только что ты слышал шум
проезжающих машин, Иерусалим сегодняшний был рядом с тобой, и вдруг – тишина.
Иерусалим – над тобой, и, взглянув вверх, ты видишь, как плотно сгустилась
синева, в которую жёлтыми мазками врывается свет фонарей.
Раскопки
города Давида. Здания и башня, относящиеся к периоду Первого Храма. Раскопки
профессора Нахмана Авигад
Мы стоим
над раскопками. Под нами Иерусалим царя Давида, тот самый древний город, с
которого начинался наш Иерусалим.
– Царь Давид стоял здесь, в этой точке, где сейчас стою я, – говорит наш экскурсовод. – И было это три тысячи лет тому назад. Он искал место, которое не было дано в надел ни одному колену Израиля, и он нашёл его, – у девочки, которая ведёт экскурсию, рассыпавшие по плечам светлые волосы, застенчивая улыбка, большие чёрные глаза. На ней лёгкое светлое пальтишко, длинный сиреневый шарф. В руке цветок с мелкими соцветьями. Она совсем не похожа на израильских экскурсоводов, легко и свободно чувствующих себя со своими слушателями. Да она и не экскурсовод. Она ученица седьмого класса. Сегодня ей исполнилось двенадцать лет: день её бат-мицвы. Бар-мицва и бат-мицва – тот зримый перелом, которым в иудаизме отмечается переход от детства к зрелости. И быть может, первое серьёзное проявление духовной зрелости – приобщение к прошлому своего народа. Эта девочка, в дополнение к традиционному семейному торжеству, выбрала рассказ о рождении города Давида – истока Иерусалима. И тема повела её вглубь, открыла перед ней источники, привела в город Давида, подарив ощущение своей причастности.
Я боюсь
отвести от неё взгляд. Для меня она не просто девочка. Это моя внучка, и я почему-то всё время вспоминаю
тёплый и густой, как сумерки, голос Марка Бернеса и его песню: «Будут внуки
потом, / всё опять повторится сначала». Нет, это совсем другое начало. Мааян-Ривка
– родилась в Израиле, в маленьком поселении среди гор Шомрона. И первые свои
шаги делала по скалистой, спекшейся от зноя земле. Своей земле. Первый розовый
куст, выросший в их поселения, был под её окном. Чтобы он поднялся, чтобы солнце
не сожгло нежные его лепестки, нужно было его поливать. Нужна была вода. В
поселение её привозили в цистернах, она быстро нагревалась и становилась
неприятной на вкус. Что такое вода для Израиля здесь хорошо знают и большие и
маленькие.
«Что нужно
цветку для жизни, – спрашивает она, и кажется, что цветок в её руке, тоже ждёт
нашего ответа. – Конечно же, вода. Как и нам, людям. Что нужно городу для
жизни? Конечно же, вода. Как и нам, людям. Царь Давид хорошо знал, что в долине
Кедрон, где-то в самой её глубине, прячется единственный водный источник – Гихон.
Порой он извергался, подобно вулкану, порой был спокоен. И в самом его названии
был намёк на его импульсивный, неровный характер. Но царь Давид понимал: у
города, который он создаст, будет своя вода…»
Это было
время его молодости, радости от одержанной победы, хотя он познал немало обид и
горьких предательств. Но упоминание Гихона связывалось у меня с образом Давида
в конце его жизни… Позади всё: и преследования, Шаула и великие мгновения признания
его царской власти над всеми коленами, и побег от Авшалома, и снова победа… Всё
это теперь далеко от него и Адония, сын, почувствовав слабость отца,
провозглашает себя царём… И вновь перед нами Давид. Лишь физически слаб царь,
но по-прежнему полон решимости и властной силы. Без колебаний отдаёт он приказ короновать
Шломо: «И посадите верхом Шломо, моего сына, на мою собственную мулицу, и
спуститесь с ним к источнику Гихон. И пусть помажет его там Цадок-священнослужитель
и Натан- пророк на царство над Израилем, и протрубите в шофар, и возгласите: "Да
здравствует царь Шломо!"» (Млахим 1,1: 33-34).
Даже
интонацию царя сохранили наши источники. И трепет перед ним Бат-Шевы, и веру
его во Всевышнего, и верность клятве, что дал он когда-то Бат-Шеве.
Мааян-Ривка
рассказывает о царе Давиде, его мудрости и стратегии. Дружина царя проникла в
город евусеев, который похвалялся своей неприступностью, ночью, через подземный
водный тоннель. И было это в 1 000 году до новой эры. И захватил Давид крепость
Цион… И остался жить в ней, и дал имя ей: «Град Давида». И вырос вокруг
крепости город. «И стал возвеличиваться Давид всё больше и больше, и Бог, Всесильный
Бог Воинств, был с ним». (Шмуэль 2, 5:10)
В
еврейских источниках Иерусалим под своим именем упоминается 750 раз. Но его
называли Цион, Шалем, город Давида, просто город и под этими разными именами мы
встречаемся с ним более двух тысяч раз.
«Взгляните,
– обращается к нам наш юный экскурсовод – вокруг Иерусалима горы. Давид знал:
город должен быть защищён, горы это надёжная защита. Сегодня они застроены, а
тогда в своём первозданном виде они казались ему ещё более величественными и
мощными. Попробуй, отдели их от Иерусалима, эти горы. Они часть его судьбы, его
истории, его сути: гора Скопус, гора Сион, Храмовая гора, Масличная гора…»
…Уже давно
над Иерусалимом сгустились сумерки, и горы, потеряв чёткие очертания, стали
похожи на великанов, окруживших город высокой стеной. Будто заступили на
вечернюю стражу.
Сказано о
горе Сион, что Бог избрал Сион в обитель себе. По преданию, на горе Сион – могила
царя Давида. Гора Мория – Храмовая гора – сразу напоминает нам о
жертвоприношении Ицхака. Это место двух наших Храмов. Но самая высокая из всех,
окружающих Иерусалим гор, Масличная гора – Ѓар ѓа-Зейтим. На её склонах с древности
росли оливковые плантации.
Я не раз смотрела с Масличной горы вниз, на город у её подножья. Машины с её вершин казались совсем маленькими, а небо совсем близким. Но сейчас, стоя на этой смотровой площадке, вновь вглядываюсь в убегающие вдаль склоны Ѓар ѓа-Зейтим. А экскурсовод увлекает нас за собой. На смену Давиду приходит Шломо. Во времена Первого Храма через южный склон Масличной горы проходила дорога к Мёртвому морю. По ней вели «козла отпущения». По ней же шли в Иерусалим паломники на Суккот, Шавуот, Песах, чтобы принести жертвоприношения в Храм.
Согласно
еврейской традиции это могила пророка Зхарьи, высеченная в скале
«На
Масличной горе находится самое древнее еврейское кладбище, – продолжает Мааян-Ривка
свой рассказ. – Здесь похоронены пророки Хагай, Малахи, Зхарья. И уже после
нашего возвращения на свою землю – раввин Авраам Ицхак ѓаКоэн Кук, писатель Шай
Агнон, глава правительства Израиля Менахем Бегин… И мои прабабушка и
прадедушка…»
Я даже не
сразу осознаю, что она говорит о моих маме и папе, завершивших свой земной путь
на этой земле и навечно оставшихся в ней вместе с её пророками, раввинами,
государственными деятелями…
«Иерусалим
– горы вокруг него», – вспоминаю строку из псалма Давида. Может быть, именно
тогда, когда стоял Давид на месте, где стоим сейчас мы, горы и ему казались
стражами будущего города. Он смотрел на них и в нём прозревали слова этого
псалма: «Иерусалим – горы вокруг него. И так Господь вокруг своего народа –
отныне и вовеки». (Теѓилим 125: 2)
Как
удивительно через века почувствовать биение другого сердца, пережить те же
минуты восторга перед чудом этого города, который царь Давид оставлял тебе как
самое великое наследие. В царе Давиде жил дух пророчества, иначе как бы он
написал свой псалом: «На реках вавилонских – там сидели мы и плакали, вспоминая
Цион… Как нам петь песни Господа на чужой земле?!» (Теѓилим 137: 1, 4). Тогда
было ещё так далеко до рек Вавилонских, его Объединённое царство только
складывалось, и реки Вавилонские не маячили ни в каком сне. Это всё будет
спустя века, но ему дано было знать нашу судьбу, нашу разлуку с Иерусалимом, тоску
по этому городу, о рождении которого рассказывает сейчас эта девочка, моя
внучка с таким чудным израильским именем, которое плоть от плоти этой земли.
Мааян – источник, родник. Он пробивается на поверхность из самых глубин земли,
и чистая его вода даёт жизнь всему вокруг. И пишут наши мудрецы, что в имени – духовная
суть человека. Вода – благо, благословение. И вспоминается «Песнь Песней» царя
Шломо:
Текущий
под землёй источник…
Ты подобна
ручью, водой из которого орошают гранатовый сад…
Ты – родник,
утоляющий жажду садов.
Ты –
колодец с живительной влагой.
Ты чиста, как
потоки, текущие с Леванона.
(4:12-13,
15)
Перевод Н-З. Рапопорта и Б. Камянова (Авни)
Но имя Мааян-Ривка
несёт и другую память. Те две Ривки, которых она не знала, были далеки друг от
друга и по характеру и по жизненной судьбе. На одной из фотографий запечатлена её
прапрабабушка – сильная и властная женщина, с выражением непреклонной решимости
во взгляде. Чудом спасла она свою семью в Катастрофе, когда немцы вошли в
Голландию. Другая её прапрабабушка – тихая еврейской женщина с большими
голубыми глазами, умершая где-то на Урале, куда семья попала во время эвакуации.
Пятерых сыновей она проводила на фронт. Самого младшего – Лёвку – так и не
дождалась, пропал без вести. Другой умер позже от фронтового ранения. Третий был
ранен, но чудом выжил. Четвёртый участвовал в тяжелейших боях под Ржевом, был
контужен. Мой отец – её старший сын, военный корреспондент, не раз оказывался на
грани между жизнью и смертью, но вернулся с войны и на склоне лет стал
израильтянином. И даже дожил до рождения этой девочки. Всё сплелось в её имени –
такие далёкие от неё судьбы и страны, но у этого имени общий исток: родоначальница
колен израилевых – наша праматерь Ривка. Та самая Ривка, которую Элиэзер встретил
у источника, и она так щедро напоила водой и его, и его верблюдов…
Исток… У
всего на свете есть свой исток. У родника, что начинает свой путь где-то в
недрах земли и пробивается наружу… У имени, которое носила самая первая Ривка,
ставшая одной из праматерей твоего народа… У города, который получил своё имя три
тысячи лет тому назад и пронёс его через века… У этой девочки, родившейся в
маленьком поселении в горах Шомрона и влюблённой в свою землю…
Что знали
мы, еврейские дети, о царе Давиде, об истории Эрец-Исраэль, городах и войнах? Помню,
как в Америке экскурсовод с гордостью рассказывала о войнах за свободу её новой
родины, приводила цифры погибших, а мне хотелось спросить её, еврейку по
национальности, эмигрировавшую в Америку из России, а знаешь ли ты, сколько
полегло за право жить в Эрец-Исраэль? Хотелось рассказать ей, как впервые
стояла на Горе Герцля, на военном кладбище, среди белых одинаковых надгробий и
высчитывала, сколько лет было павшим солдатам. И получалось
восемнадцать-двадцать. Совсем мальчики. Наша Война за Независимость не
закончилась, она продолжается до сих пор. Мне не забыть чувства горечи от
сознания, что я, хорошо знавшая историю чужого народа, ничего не знала о своём
собственном. Наверное, потому с такой жадностью восполняю здесь то, что было
украдено у меня в детстве, юности, зрелости.
Наши внуки
чувствуют землю Эрец-Исраэль своей. Прошёл год после бар-мицвы внука, и вот бат-мицва
внучки. Вот уже второй раз они, каждый по-своему, ведут меня тропами этой
земли, возвращают в её прошлое. Год назад на бар-мицве внука я поднималась на
Масаду, шла по земле, хранящей память о той суровой, неравной борьбе Иудеи с
Римом, а теперь передо мной оживает прошлое Иерусалима, – город Давида, – рождение
его. И хотя я уже не раз бывала здесь на экскурсиях, каждая встреча открывает
какую-то новую грань в нём, рождает мысли о необычности нашей с ним связи. «Сказал
Бог Давиду и Шломо, его сыну: "Храм этот и Иерусалим, который избрал Я из
всех колен Израиля, отмечу Я именем Моим навечно"». (Млахим 2, 21:7) Нас
разлучали с ним, на его израненном теле возводили другой город, но под
наслоением земли, в самой глубине её, он хранил память о прошлом.
В
раскопках Игаля Шило, начатых в 1978 году, было найдено много жилых домов,
дающих представление о заселение города в период царствования Давида и Шломо.
Они сосредоточились на площадках «Е» и «G»
Крутой
серый склон, который мы видим со смотровой площадки, находится совсем рядом с
Мусорными воротами. Когда-то через эти ворота вывозили мусор на городскую
свалку, расположенную поблизости от городских стен. За ними, этими воротами, лежит
площадь, ведущая к Западной Стене Храма, Котелю или, как чаще мы называем её, –
Стене Плача. В любое время дня к ней устремляется беспрерывный людской поток, а
чуть поодаль от ворот, по другую сторону дороги, по густо осевшей пыли, ковыляет
ослик с арабом в сером халате и куфие , арабские мальчишки, как все мальчишки мира,
гоняют мяч во дворе, защищённом от дороги забором. Там – деревня Силуан, Шилоах,
название которой дал источник Шилоах, (Силуанский бассейн ), упоминаемый во
Второй Книге Царств во времена праведного царя Хизкияу. С деревней Силуан связано
немало актов террора. И раскопки города Давида – совсем рядом с ней. Под её
домами сокрыты камни древних домов и древних захоронений.
Многие
годы город Давида искали на Храмовой горе, внутри городских стен, а оказалось,
что Давид построил его на южном склоне Храмовой горы, горы Мóрия. Первые
раскопки города Давида начались в середине XIX века. Здесь проводили исследования американские,
британские, немецкие, французские археологи, и уже много лет ведут постоянные
раскопки израильские археологи… Каждая экспедиция приближала к нам город
Давида, вырисовывая его облик, картину жизни и гибели от рук Вавилона, и спустя
пятьсот лет, в ту же самую трагическую дату, разрушения Храма и падения
Иерусалима в войне с Римом.
Наконечники
стрел – бронзовые и железные, обнаруженные в слое пепла в жилых домах и у
подножия башни, свидетели осады и сопротивления во время наступления Вавилона и
разрушения Первого Храма
Я слушаю
рассказ Мааян-Ривки и вспоминаю экскурсию, на которой однажды побывала здесь с
группой журналистов. Смотровая площадка появилась позже, а тогда раскопки
находились на расстоянии вытянутой от тебя руки. Ты хорошо видел поверхность
камней, потемневшую от времени или почерневшую от пожара, казалось, дотронься до
них рукой и почувствуешь холод или тепло, ощутишь гладкость или шероховатость. Незадолго
до этого завершила свою работу группа Института археологии Иерусалимского
университета под руководством Игаля Шило… Мы стояли рядом с той самой «площадкой
G», на которой сосредоточились находки, проливающие свет на постройки времён
Давида и Шломо. Стены, сложенные из мелкого камня или же из глыб скальной
породы. Основания разрушенных и сгоревших домов. Башни. Наклонная стена… Звучали
вполне конкретные названия: «Дом Ихиэля», «Сургучный дом», по-видимому, дом
писца, в котором были найдены старинные тексты на иврите с печатями из глины –
буллами – ими запечатывали свитки из пергамента или бумаги. «Сожжённая комната».
В сожжённой комнате всё хранило следы тяжёлых боёв. Было найдено много стрел и
наконечников, покрытых глубоким слоем пепла. Кто знает, как кончили свои дни
защитники этого дома: может быть, в вавилонском плену, а быть может, погибли сразу,
защищая свой дом?
С
возвышенности, на которой стояла наша группа, была хорошо видна Храмовая гора, кладбище
на Масличной горе, гора Сион. Они были единым целым с городом Давида. Так это и
видел сам царь, наверное, потому и купил у евусея по имени Орнан участок земли
на горе Мория – место для будущего Храма, заплатив весом «шестьсот шекелей
серебра».
Уходящее
солнце задержалось на склонах гор, постепенно спускаясь всё ниже и ниже. И вот
уже стало казаться, что небо подступило к тебе совсем близко. А напротив нас лежала
деревня Силуан. Её дома поднимались вверх над долиной, напоминающей чашу. Они
как будто росли друг над другом, как деревья на террасах. Ступенчато. Именно
такое строение было найдено во время раскопок города Давида. Так и строились
там дома. Дворец Давида на вершине холма, а дома разбегались по холму. Топография
места не изменилась… Всё остальное – чужое и чуждое. Серые камни, серые дома, и
даже небо казалось серым. Было что-то необъяснимо тяжёлое, враждебное в этих
плотно прижавшихся к друг другу домах. Экскурсовод рассказывал о цитадели
Давида, которую как предполагает Игаль Шило, он раскопал. С неё увидел Давид купающуюся
Бат-Шеву и воспламенилось сердце его…
Давид назвал
свою цитадель Мецудат Цион… И воспевал он в своих псалмах «имя Господа в Сионе
и в Иерусалиме»…
Еврейские имена. Еврейская история… И надо всем
этим голос муэдзина, возвращающий нас к реальности, в которой оспаривается наше
право на свою землю и наши святыни. Но вдруг произошло что-то неожиданное: откуда-то
снизу, словно прорываясь сквозь враждебное пространство, до нас долетела
мелодия знакомой ивритской песни: «Самхем-Самхем». «Самхем» – старая ивритская
форма от глагола «лесамеях» – возрадовать. И тут же мы услышали, усиленные
громкоговорителем слова: «Лэхабер эт ѓашамаим в ѓаарэц» – «Соединить Небо и Землю»,
то есть соединить духовное и материальное. Кто-то из нашей группы сказал: «Сегодня
начало нового месяца. Идёт урок Торы».
Тогда впервые я услышала о еврейских семьях,
которые поселились в арабской деревне, преодолевая сопротивление властей,
арабов и израильских левых. Это было начало еврейского возвращения в город
Давида.
Мы
держимся одной группой в сопровождении молодых парней с оружием, а двое
еврейских мальчишек лет девяти-десяти приближаются к нам, потом сбегают вниз, к
своим домам, потом вновь появляются рядом с нами, напомнив мне молоденьких
горных козочек, которых видела однажды на холмах кибуца Эйн-Геди. Кипы их сбились
на сторону, лица раскраснелись, во взгляде – любопытство. Нет на их лицах
страха – здесь их дом: то, что для нас урок истории, для них – сама жизнь.
Мои
воспоминания так естественно вплетаются в рассказ Мааян-Ривки. С тех пор многое
изменилось на этом холме. Археологи, пробиваясь сквозь наслоения враждебных
тенденций и взглядов, всё ближе и ближе подходят к нашим еврейским истокам в
этой земле. Последние раскопки под руководством доктора археологии Эйлат Мазар,
внучки известного профессора археологии Биньямина Мазара, который ей завещал
продолжить своё дело, принесли новые открытия. Она убеждена, что раскопала
дворец царя Давида, тот самый дворец, о котором пишет пророк Шмуэль: «И
отправил Хирам, царь Цора, послов к Давиду и деревья кедровые, и умельцев по
дереву, и умельцев по камню стенному, и они построили дом для Давида». (Шмуэль 2,
5: 11)
Мы стоим
над раскопками. Под нами Иерусалим царя Давида. Над нами Иерусалим сегодняшний.
Взглянув вверх, вижу, как плотно сгустилась синева, в которую жёлтыми мазками
врывается свет фонарей.
– Царь
Давид стоял здесь, в этом месте, где сейчас стою я, – убеждённо говорит моя
внучка, светловолосая девочка с большими черными глазами. – И было это три
тысячи лет тому назад…
Всего понравилось:0
Всего посещений: 2700
Convert this page - http://berkovich-zametki.com/2010/Zametki/Nomer11/Alon1.php - to PDF file
Комментарии:
V-A News
- at 2010-11-18 11:32:29 EDT
Гринбаум Лев
Иерушалаим, - Thursday, November 18, 2010 at 08:29:01 (EST)
Кто-то замечательно сказал: "Еврей не тот у кого дедушка и бабушка евреи, а тот у кого внуки - евреи"
Еврей – тот, у кого внуки евреи.
Рав Адин Штейнзальц
Гринбаум Лев
Иерушалаим, - at 2010-11-18 08:29:01 EDT
Кто-то замечательно сказал: "Еврей не тот у кого дедушка и бабушка евреи, а тот у кого внуки - евреи" Желаю бабушке
Маайян-Ривки крепкого здоровья и новых творческих успехов!
Дина Ратнер
- at 2010-11-17 01:19:27 EDT
О чем бы Лея ни писала, у читателя появляется ощущение своей причастности к повествованию, где прошлое становится настоящим.
Любовь Гиль
Беэр-Шева, Израиль - at 2010-11-15 00:54:36 EDT
Приношу извинения за допущенную описку: вместо "дочери" следует читать "дочерью".
СПАСИБО автору, Лее Алон за её эссе! Люба Гиль.
Любовь Гиль
Беэр-Шева, Израиль - at 2010-11-14 13:51:48 EDT
Дорогая Лея! Кажется, сама окунулась в божественный источник, испытала ни с чем несравнимое чувство. Как прекрасно Ваше эссе, как хочется разделить с Вами счастье быть бабушкой Вашей Мааян-Ривки, счастье быть свободной и гордой нашим великим наследием дочери ЭРЭЦ ИСРАЭЛЬ.
Ион Деген
- at 2010-11-08 06:55:13 EDT
Дорогая Лэя!
Всегда надеюсь на радость, собираясь прочитать Ваши эссе. Но сейчас сотворённое Вами ко всему оказало мне необходимую медицинскую помощь. Дело в том, что я открыл эссе, придя из Гостевой книги, в которой некие Мэрэл и Тульвит напомнили, как в камере окуривания в пору пребывания в танковом училище я задыхался и страдал от дикой боли в глазах, как исцелил меня глоток ароматного свежего воздуха, когда я вышел из этого ада. Спасибо Вам огромное!
Герцкис
- at 2010-11-07 15:28:49 EDT
Чем больше у нас будет таких «экскурсоводов», таких чистых источников, тем скорее придёт Машиах! Такой блестящий рассказ показывает, кому действительно принадлежит эта земля! Но тот, кто не хочет открыть свои глаза, продолжает петь старые песни!