©"Заметки по еврейской истории"
Май  2010 года

Евгений Беркович

Неизвестный Томас Манн

Предисловие автора к еще не написанной книге

 

«Сага о Прингсхаймах»

«Исторический роман сочинял я понемногу, пробираясь, как в туман, от пролога к эпилогу». Эти строки Булата Окуджавы я часто повторял про себя, когда писал – нет, конечно, не роман, а документальное повествование о судьбе математика Альфреда Прингсхайма. Его имя сегодня вряд ли на слуху даже у профессионалов-математиков, а так называемой «широкой публике» оно вообще, скорее всего, неизвестно. Разве что знаток истории литературы вспомнит, что на дочери Альфреда Прингсхайма – Кате – был женат один из великих писателей двадцатого века Томас Манн.

Альфред Прингсхайм (1850-1941)

Между тем, в конце девятнадцатого и начале двадцатого веков академика Баварской академии наук и профессора Мюнхенского университета Альфреда Прингсхайма знали и ценили не только его коллеги-математики, но многие музыканты, художники, коллекционеры произведений искусства... Его талант блистал множеством граней.

Прингсхайм добился неплохих результатов в математике и заслужил признание коллег: в 1906 году его избрали президентом созданного в 1890 году Немецкого математического общества. До Прингсхайма этот пост занимали такие корифеи науки, как Георг Кантор, Феликс Клейн, Давид Гильберт, Пауль Гордан, Макс Нётер...

Но наука не была единственным призванием Прингсхайма. С юных лет он увлекся музыкой и серьезно рассматривал для себя возможность стать профессиональным музыкантом. И хотя математика в конце концов победила, занятия музыкой Альфред не оставлял в течение всей свой долгой жизни.

И музыкой не ограничивались увлечения этого живого, острого на язык любимца студентов и женщин, азартного спорщика, заботливого семьянина, отца пятерых талантливых детей, гостеприимного хозяина одного из самых известных музыкально-литературных салонов Мюнхена, щедрого мецената и ценителя прекрасного. Альфред вырос в семье преуспевающего предпринимателя в окружении роскошных произведений живописи и скульптуры. Не удивительно, что он стал авторитетнейшим знатоком искусства, экспертом Баварского национального музея и собирателем уникальных художественных коллекций. Специалистам были хорошо известны его собрания старинных математических книг, картин, бронзовых и золотых изделий...

Собрание серебряных изделий А. Прингсхайма. В центре - знаменитый кубок Гольбейна, 1521/22 гг.

Но главным его сокровищем стала коллекция древней итальянской майолики, не имевшая равных в мире.

Из собрания майолики Альфреда Прингсхайма. Италия, 15-16 века

Эти три страсти – математика, музыка и художественное коллекционирование – наполняли жизнь Альфреда до краев. Но он находил время регулярно устраивать музыкальные и литературные вечера, на которые собиралось до двух сотен гостей, цвет немецкой культуры, науки, словесности. Адрес дворца Прингсхайма на улице Арси, 12 знал весь образованный Мюнхен.

Дворец Прингсхайма на улице Арси, 12

Именно на одном из таких вечеров в 1903 году произошла встреча молодого, но уже известного своим первым романом «Будденброки» писателя Томаса Манна с единственной дочерью Альфреда Прингсхайма Катей. Эта встреча круто изменила жизнь молодых людей. Катя оставила университет, где до того успешно изучала математику и физику, и посвятила себя целиком семье, воспитанию детей и помощи в практических делах Волшебнику (как называли Томаса Манна его близкие). Она стала как бы управляющей семейного предприятия, и, пока была жива, почти семьдесят пять лет вела его твердым курсом к успеху, минуя опасные рифы неспокойного житейского моря. Для самого же писателя брак с Катей позволил сохранить в глазах его читателей образ добропорядочного отца семейства, столь необходимый тогда для любого человека, претендовавшего стать «властителем дум» в немецком обществе. Осуждаемый тогдашними нравами соблазн гомоэротики, которой с младых лет до старости был предан Томас Манн, оказался, по крайней мере, внешне, преодолен.

Томас Манн и Катя Прингсхайм накануне помолвки

Альфред Прингсхайм прожил долгую жизнь, ему посчастливилось отпраздновать в кругу близких людей свое девяностолетие. Он словно нитью собственной судьбы связал четыре различные эпохи в истории Германии. Родился в богатой еврейской семье и получил образование еще в той стране, что была раздроблена на множество отдельных княжеств и королевств, докторскую диссертацию защитил через год после объединения Германии во Второй рейх, дослужился в нем до званий профессора, академика и тайного советника. На почетную пенсию, получив так называемый статус эмеритуса, вышел уже в Веймарской республике, но продолжал руководить Математическим кружком в Мюнхене и писать научные труды по математике и ее истории. Закат жизни профессора выпал на черные годы Третьего рейха, когда никакие заслуги перед родиной, никакие государственные награды и академические степени не перевешивали его еврейского происхождения, главной и не смываемой ничем «вины» в глазах новых правителей Германии.

Как и сотни тысяч немецких евреев, Альфред Прингсхайм не покинул родину сразу после прихода нацистов к власти. Он надеялся, что государство, пламенным патриотом которого он был всю свою жизнь, защитит его от произвола и насилия. Ведь это государство высоко ценило его заслуги, щедро одаряя званиями и наградами. Сейчас нам известно, какая страшная судьба была уготована немецким евреям с установления гитлеровского режима, а тогда заблуждение Прингсхайма разделяли тысячи его соплеменников.

Когда же иллюзии рассеялись, было уже поздно. Уехать евреям из Германии оказалось невозможно. Но для семьи Прингсхаймов случилось чудо. А как еще назвать неожиданную помощь со стороны эсэсовского офицера и близкой к фюреру невестки композитора Винифред Вагнер? Помощь, пришедшую буквально в последний миг: Альфреду с женой Хедвиг удалось вырваться из нацистского кошмара в нейтральную Швейцарию 31 октября 1939 года, а на следующий после отъезда день граница между гитлеровской Германией и Швейцарией закрылась для евреев навсегда. Промедли супруги Прингсхаймы хотя бы один день, и спасение было бы невозможно.

Альфред и Хедвиг Прингсхайм, последний снимок
 

Последние свои годы Альфред и Хедвиг прожили свободными людьми в свободной стране, их миновала участь миллионов, сгоревших в огне Катастрофы.

Многогранная история

Жизнеописание Прингсхайма складывалось в немалую книгу. И по мере того, как развивалось повествование, оно обретало новые грани, а основное русло изложения ветвилось на рукава неожиданных тем и непредвиденных сюжетов.

Поучительна, например, история отца Альфреда, талантливого предпринимателя Рудольфа Прингсхайма, который начал работать простым экспедитором на гужевом транспорте, а стал одним из самых богатых людей Берлина. Дворец Рудольфа Прингсхайма в центре столицы на улице Вильгельма вошел в список архитектурных достопримечательностей города.

Конечно, Рудольфу никогда бы не стать богачом и знатным прусским гражданином без так называемой «еврейской эмансипации», т. е. процесса обретения евреями Европы, прежде всего, Германии, равных прав с основным населением. Дед Альфреда Прингсхайма жил еще в то время, когда в немецких городах существовали еврейские гетто. Например, евреям Франкфурта на Майне не разрешалось проживать вне специально выделенных «еврейских кварталов». По воскресеньям и другим христианским праздникам жителям франкфуртского гетто было запрещено выходить за его пределы. Это ограничение было отменено только в 1798 году. Во многих городах Германии, например, в Магдебурге, евреям вообще не разрешалось не только ночевать, но даже появляться в пределах городских стен без сопровождения местного жителя. Что уж говорить про другие права евреев, например, право на образование или занятие государственной службой!

Рудольф Прингсхайм и Паула Прингсхайм-Дойчман

И вот внук абсолютно бесправного мелкого торговца из богом забытой Верхней Силезии на востоке Пруссии становится профессором Мюнхенского университета, входит в академическую элиту Германии, оказывается одним из самых богатых людей Баварии, высокопоставленным государственным служащим в ранге тайного советника. Изменения общественного положения настолько разительные, что «век эмансипации», начавшийся с Декларации прав человека и гражданина, принятой Национальным учредительным собранием Франции 26 августа 1789 года в качестве важнейшего документа Великой французской революции, и закончившийся в Германии принятием конституции Второго рейха в 1871 году, не кажется уже столь длинным.

Семья Прингсхаймов – яркий пример этого стремительного восхождения евреев «из гетто – в профессоры», из бесправного, нищенского существования на обочине общества – на вершину социальной пирамиды. Показательно, что к концу девятнадцатого века каждый пятый профессор математики в немецких университетах был евреем, в то время как доля еврейского населения в стране не превышала полутора-двух процентов.

Но обретение равных прав это только одна грань повествования, а рядом появляется новая, ведь нет света без тени, и одна тема тянет за собой другую. Век эмансипации породил движение сопротивления, движение за отмену политических прав евреев, за «очищение» немецкого общества от «вредоносной расы». Само движение было столь необычным, что пришлось придумать ему специальное название. Новое слово появилось на свет в 1879 году, через три года после защиты Альфредом Прингсхаймом второй докторской диссертации и начала его преподавательской деятельности в Мюнхенском университете. В год, когда родилось новое слово, Альфред сочетался браком с красавицей-актрисой Хедвиг Дом, союз оказался счастливым и долговечным – он продолжался более шестидесяти лет. И все эти годы явление, обозначенное новым словом, висело, как грозовая туча, над судьбами Прингсхаймов и всех людей, имевших еврейские корни. Эта туча в тридцатых годах двадцатого века на двенадцать лет совсем заслонила солнце, и разразилась Катастрофа европейского еврейства, для которой не было аналогов в истории Нового времени.

Читатель, конечно, догадался, что новое явление, которое родилось и окрепло в течение века эмансипации, называется «антисемитизм». Само слово придумал в 1879 году Вильгельм Марр, не очень удачливый журналист и не очень успешный политик, однако понятие, несмотря на очевидную логическую неточность, прижилось и стало популярным. Сейчас его толкуют чрезвычайно широко, понимая под ним любое недоброжелательное отношение к евреям, будь то христианский антииудаизм или бытовая ксенофобия. Иногда говорят даже об «античном антисемитизме», полностью размывая изначальный смысл термина, придуманного как раз для обозначения нового явления, не существовавшего до эпохи эмансипации.

Вильгельм Марр и титул его книги "Победа еврейства над германством"

Антисемитизм в Германии в конце девятнадцатого, начале двадцатого веков затрагивал все слои общества. Задолго до зарождения национал-социалистического движения и до появления Адольфа Гитлера на политической арене, в конце девятнадцатого, начале двадцатого веков в городах Германии существовали отели и рестораны, куда вход евреям был запрещен. Один из самых известных отелей такого рода назывался «Кельнский двор» и располагался в самом центре Франкфурта на Майне, рядом с главным вокзалом города. Да что отели! Существовали курортные города, наиболее известным из них являлся городок Боркум, куда евреев не пускали даже на отдых! В других странах, например, в Австрии и в США, таких мест было еще больше.

Ресторан «Кельнский двор»,Франкфурт на Майне,1900 («Посещение евреям запрещено»)

Как грибы после дождя рождались в то время антисемитские партии и движения, требовавшие отказа от эмансипации и запрета евреям занимать государственные должности. За эти партии на выборах голосовали сотни тысяч избирателей. В 1893 году в парламенте (рейхстаге) Германии «политические антисемиты» имели целых шестнадцать мест.

В академических кругах антисемитизм проявлялся даже острее, чем среди малообразованного населения. Лозунг историка Генриха фон Трайчке «Евреи – наше несчастье», взятый потом на вооружение нацистами при Гитлере, родился одновременно со словом «антисемитизм», в 1879 году.

Невозможно правильно оценить карьеру профессора Прингсхайма, понять все трудности, которые ему пришлось преодолеть, если не представлять себе размах антисемитизма в немецком обществе. Поэтому история политического антисемитизма также нашла место в жизнеописании мюнхенского математика. А с этой гранью рассказа связана еще одна – вагнеровская.

Одним из идеологов расистского антисемитизма многие считают композитора Рихарда Вагнера, написавшего ядовитый трактат «Еврейство в музыке». С этим мнением, правда, плохо сочетается безграничная любовь к вагнеровской музыке людей, которых никак не заподозришь в симпатиях к расизму или антисемитизму. Прингсхайм перекладывал для фортепиано и часто сам исполнял произведения своего кумира. Альфред был одним из первых, кто пожертвовал средства для строительства «Фестшпильхауза» в Байройте, где и по сей день исполняются вагнеровские оперы. Прингсхайм был лично знаком с композитором и до самой смерти как величайшее сокровище хранил адресованные ему письма байройтского гения. Любовь к Вагнеру была у Альфреда столь яркой и непосредственной, что однажды чуть не довела его до дуэли с берлинским критиком, посмевшим непочтительно высказаться о творчестве автора «Кольца Нибелунга». Томас Манн тоже относился к числу верных вагнерианцев.

Рихард Вагнер и Фестшпильхауз в Байройте

Говорят, что вагнеровский антисемитизм оказал существенное влияние на мировоззрение Гитлера. Но как объяснить запрет исполнения последней вагнеровской музыкальной драмы «Парсифаль», введенный по всей Германии с сентября 1939 года?

Без детального анализа «вагнеровского антисемитизма» нам не понять немыслимую популярность композитора у немецких евреев, да и само спасение четы Прингсхаймов в октябре 1939 года с участием Винифред Вагнер останется необъяснимым чудом. Так что «вагнеровская грань» повествования так же необходима, как следующая, математическая.

Судьба и творчество Альфреда Прингсхайма теснейшим образом связаны с историей математики вообще и историей Немецкого математического общества, в частности. Говоря об этой стороне жизни ученого, нужно обязательно подчеркнуть особую роль, которую играли университетские профессора в общественной жизни страны. Если в девятнадцатом и двадцатом веках «поэт в России – больше чем поэт», то в Германии «профессор – больше чем профессор». Тем неожиданнее и страшнее оказалось сотням профессоров немецких университетов услышать весной 1933 года немыслимую ранее новость: «Вы уволены, господин профессор!». Эта новость коснулась и Альфреда Прингсхайма, хотя он был в статусе «почетного профессора» – эмеритуса. Тема «Наука в тени свастики» о судьбах ученых в Третьем рейхе – тоже неотъемлемая часть жизнеописания мюнхенского математика.

Об одном «герое» жизнеописания мне хотелось бы сказать отдельно. Это упоминаемый уже дом, вилла или дворец Прингсхаймов – его по-разному называли современники. Здание уникально и своей архитектурой, и внутренним убранством. Художественный фриз, так поразивший Томаса Манна при первом посещении Прингсхаймов, выполнен знаменитым художником Гансом Тома. В этом доме, одном из первых в Мюнхене, появилось электричество и телефон.

Музыкальный зал, библиотека и столовая во дворце Прингсхайма

Адрес дворца Прингсхайма – улица Арси, 12 – вошел в историю. На этом месте после сноса дома нацисты возвели «Дом фюрера» – штаб-квартиру национал-социалистической партии. В то время как Берлин оставался столицей Германии, Мюнхен прочно занимал место «главного города движения». Печально известные «мюнхенские соглашения», открывшие Гитлеру путь к захвату новых земель, были подписаны в Доме фюрера по тому самому адресу – улица Арси, 12 – по которому раньше собирался в салон Прингсхаймов весь образованный Мюнхен.

Дом на улице Арси, 12, бывший "Дом фюрера"

После войны роль здания несколько раз менялась, сейчас там мюнхенская консерватория, на сцене которой не раз выступали дети и внуки наших героев, живших по тому же адресу в гостеприимном доме университетского профессора математики.

«Убежденный филосемит»

Так грань за гранью, тема за темой, страница за страницей неторопливо двигалось к концу жизнеописание Альфреда Прингсхайма. Повествование обрело уже такой размер, что я вначале в шутку, а потом уже серьезно стал называть его «Сагой о Прингсхаймах» ‑ столь много действующих лиц и событий появилось на его страницах. Работа явно шла к концу, уже один маститый литератор написал к книге предисловие. Оставалось добавить к «Саге» одну-две главы о Томасе Манне, рассказать о не очень простых отношениях писателя с семьей его жены, а также обсудить его позицию в так называемом «еврейском вопросе» и отметить противостояние писателя-антифашиста нацистским властям.

В этом месте читатель вправе поинтересоваться, а зачем вообще включать в книгу эти главы о Томасе Манне? Что нового можно сказать об отношении к еврейству автора «Иосифа и его братьев»? Или о позиции признанного антифашиста в отношении к гитлеровскому режиму?

Я понимаю правомерность таких вопросов, потому что сам до недавнего времени был уверен, что двух мнений тут быть не может: Томас Манн безоговорочно симпатизировал евреям и без колебаний сразу встал в ряды борцов с «коричневой чумой» двадцатого века. Действительность оказалась куда сложнее, и об этом нужно сказать чуть подробнее.

Об авторе «Будденброков» и «Доктора Фаустуса» написаны сотни книг, тысячи статей, защищены десятки диссертаций, как в Германии, так и в других странах, в том числе, и в России. Казалось бы, ни один аспект творчества писателя, ни одна подробность его жизни не остались не изученными и не прокомментированными. Позиция Манна – непримиримого антифашиста – в отечественном литературоведении не подвергается сомнению. Не в последнюю очередь именно благодаря активной политической борьбе писателя с гитлеризмом, а впоследствии и с американским маккартизмом советский читатель смог достаточно полно познакомиться с творчеством Томаса Манна: в 1961 году в издательстве «Художественная литература» вышел в свет его десятитомник, а вслед за ним – двухтомник «Иосифа и его братьев». Такое полное издание одного из классиков литературы двадцатого века было для тогдашнего СССР не просто необычным, но из ряда вон выходящим явлением.

Признаюсь, что для меня, да и для многих людей моего поколения, Томас Манн означает больше, чем только великий писатель, нобелевский лауреат по литературе, истинный волшебник слова. Его роман об Иосифе дал нам первое представление о корнях иудаизма, библейские истории многие из нас узнали в волшебном пересказе Томаса Манна.

Сейчас уже трудно объяснить людям, не жившим в условиях жесткой идеологической цензуры, почему за посещение церкви, не говоря уже о синагоге, человек мог быть уволен с работы или исключен из института. Простой православный календарь, не говоря уже о Библии и Торе, прятался дома от посторонних глаз, как диссидентская литература. К тому времени в СССР выросло уже не одно поколение людей, не имевших представления о религиозной традиции своих предков. Вот для них-то история Иосифа, его отца и братьев, столь виртуозно изложенная Томасом Манном, и стала настоящим открытием, первой тропинкой, ведущей человека к его духовным корням.

Для читателя тетралогии об Иосифе совершенно очевидно, что ее автор очень сочувственно относится к евреям. Не случайно еще при жизни Томаса Манна некоторые критики и литературоведы регулярно намекали на его якобы еврейское происхождение, и писателю приходилось эти намеки постоянно опровергать. Свое отношение к еврейству Томас Манн не раз выражал вполне определенно. В 1907 году Манн написал эссе «Решение еврейского вопроса», название которого после Холокоста звучит устрашающе, но в то время, когда оно писалось, читатели воспринимали «еврейский вопрос» совсем в другом смысле, чем нацисты, а именно, как проблему ассимиляции, интеграции и включения евреев в культурную и общественную жизнь страны. В этом эссе Томас Манн заявил: «Я убежденный и без тени сомнений филосемит»[1].

Брошюра Томаса Манна «Решение еврейского вопроса», 1907

Можно ли не верить такому заявлению автора, особенно если принять во внимание всю его последующую жизнь? Женат на еврейке, первый и самый важный в его литературной жизни издатель – Самуэль Фишер – еврей, первый литературный критик, предсказавший ему великую писательскую славу – Самуэль Люблинский – еврей, ближайшие друзья – Бруно Вальтер, Бруно Франк, Альфред Нойман и др. – тоже евреи...

«Кровь Вельзунгов»

Правда, у внимательного читателя художественных произведений Томаса Манн, закрадывается некоторое сомнение в истинности его самоопределения как «убежденного филосемита». Оставим пока в стороне тетралогию «Иосиф и его братья» и написанный в 1909 году роман «Королевское высочество». Почти во всех других романах и новеллах Манна в числе персонажей присутствуют евреи, и практически все они представлены откровенно негативно.

Особенно яркий пример – приват-доцент Хаим Брейзахер в «Докторе Фаустусе», крайне неприятный самому автору тип еврея, проповедующего антигуманный, откровенно фашистский взгляд на мир. Роман, напомню, вышел в свет в 1947 году, когда мир еще не успел придти в себя от ужасов мировой войны и Холокоста. Но о еврейской Катастрофе в романе ничего не говорится, зато выразителем нацистской идеологии автор назначил именно еврея.

Стокгольмское издание романа "Доктор Фаустус"

Отдельного разговора заслуживает так называемая «еврейская новелла» Томаса Манн – «Кровь Вельзунгов» («Wälsungenblut»), написанная в конце 1905 года, когда после свадьбы писателя с Катей Прингсхайм прошло менее года. Новелла должна была появиться в январском номере журнала «Нойе Рундшау» («Die neue Rundschau»), но была отозвана автором из редакции и увидела свет только в 1921 году, изданная в мюнхенском издательстве «Фантазус» («Phantasus») тиражом всего 530 нумерованных экземпляров. Новелла стала доступна широкому читателю только в 1958 году, через три года после смерти автора, когда она вошла в собрание сочинений Томаса Манна, изданное в Стокгольме.

Поводом для такого необычного шага писателя, запретившего публикацию уже принятой журналом работы, послужили широко распространившиеся по Мюнхену слухи об антисемитском характере этой новеллы, в главном герое которой – чиновнике фон Бекерате, собиравшемся жениться на дочери богатого еврейского коллекционера  произведений искусства – публика увидела самого Манна в пору его сватовства к Кате Прингсхайм. То, что действие из Мюнхена перенесено автором в Берлин, мало что меняло: в карикатуре на Прингсхаймов читателю виделась месть писателя за унижения, испытанные им во время долгого ожидания желанного «да» со стороны невесты и ее отца. Конфликт Томаса Манна с Альфредом Прингсхаймом, чуть не закончившийся трагически (поговаривали о пистолете, с которым профессор математики примчался для выяснения отношений с зятем), привел к тому, что публикация новеллы была надолго запрещена.

Надо отдать должное писателю: после скандала, перечитав еще раз свою новеллу, он признал в письме брату, что основания считать ее антисемитской у читателя были. Поэтому свой отказ от публикации он видит обоснованным.

Русское литературоведение вряд ли поможет читателю разобраться в теме «Томас Манн и евреи», ибо эта проблематика старательно обходится даже в солидных исследованиях. Вот яркий пример.

Одной из лучших биографий писателя на русском языке я считаю книгу Соломона Апта в серии «Жизнь замечательных людей»[2]. Книга содержит 352 страницы, а электронный ее вариант дает возможность легко подсчитать количество слов: 107 870. Чтобы понять, насколько основательно разработана в книге обсуждаемая тема, я решил подсчитать, сколько раз среди этих почти ста восьми тысяч слов встречается слово «еврей» и его производные. Ответ оказался для меня обескураживающим: 4 (четыре) раза! И во всех случаях эти слова не имеют прямого отношения к нашей теме.

Соломон Апт и  его книга "Томас Манн" в серии ЖЗЛ

Первый раз цитируется статья литературного критика Корроди «немецкая эмигрантская проза представлена в основном писателями-евреями». Во втором случае Томас Манн говорит о борце за мир Осецком, что он «не коммунист и не еврей», в третьем приводится мнение нацистской «Фелькишер беобахтер» о Томасе Манне, что он якобы участвовал «в демонстрациях международных, в большинстве своем находящихся под еврейским влиянием союзов». И, наконец, Томас Манн упоминает о «полуеврее Левальде», которого нацисты послали в Цюрих, чтобы тот держал там «высокогуманитарную пропагандистскую речь в пользу Олимпиады». Вот и все, что могло бы пролить свет на отношение Томаса Манна к евреям и еврейству. Прямо скажем, не много! Читатель этой прекрасной биографии вряд ли составит себе обоснованное представление об истинном отношении писателя к острому «еврейскому вопросу», интересовавшего его на протяжении всей сознательной жизни. Еврейская тема, как видно, была запрещенной для советских литературоведов.

Поразительно, но не намного лучше до недавнего времени обстояло дело и на родине Томаса Манна, где его по праву считают одним из столпов немецкой культуры и где ежегодно выходят десятки книг, проводятся многочисленные семинары, конференции, посвященные жизни и творчеству Волшебника. Первый коллоквиум по теме «Томас Манн и евреи» прошел в Берлине лишь в 2002 году, почти через пятьдесят лет после смерти писателя. До этого любые сомнения в безупречной репутации нобелевского лауреата и в отношении к нацистской Германии, и в отношении евреев рассматривались как злейшая крамола и попытка подорвать авторитет человека, считавшегося символом «новой Германии» как в ФРГ, так и в ГДР. Редкий, кстати, случай, когда политические установки двух немецких государств, образованных после Второй мировой войны и принадлежащих к противостоящим военным блокам, совпадали. Общее мнение, господствовавшее в немецкоязычном литературоведении того времени выразил известный издатель, писатель и литературный критик Мартин Флинкер (Martin Flinker) в книге «Политические размышления Томаса Манна в свете сегодняшнего времени»: «Связывать имя Томаса Манна с антисемитизмом – значит его совсем не понимать, его совсем не знать и отрицать ценность его работ»[3].

Томас Манн в немецкой культуре – памятник «Путь идей» в Берлине (2006)

Можно понять страстность Флинкера, сблизившегося с писателем в годы эмиграции. Мартин был одним из последних, кто видел живого Томаса Манна: он посетил больного писателя в швейцарской больнице за день до смерти. Но, как говорится, истина дороже, и исследования последних лет дают достаточно оснований, для того, чтобы тему «Томас Манн и антисемитизм», по крайней мере, внимательно рассмотреть. Правда, это рассмотрение потребует терпения и времени.

Учитывая немалый объем художественных произведений, оставленных нам классиком немецкой литературы, анализ даже самых ярких еврейских персонажей в романах и новеллах Томаса Манна вряд ли можно сделать коротким. Первоначально отведенный Волшебнику раздел «Саги о Прингсхаймах» стал стремительно увеличиваться в размерах.

«Издание обще-антисемитского направления»

Но этого мало. Об отношении Манна к евреям можно судить не только по его художественным произведениям. Иногда поступки красноречивей слов. Весьма показателен важный эпизод биографии обоих братьев – Генриха и Томаса Маннов, – связанный с их совместной работой в журнале «Двадцатый век» в 1895-96 годах. Эта довольно позорная страница биографий обоих писателей тщательно обходится их биографами и комментаторами. Сам Томас Манн тоже не любил вспоминать в автобиографических очерках период работы в этом журнале. Что же это за издание и почему работа в нем – позор для порядочного человека?

Журнал «Двадцатый век» имел подзаголовок «Тетради в защиту немецких порядков и немецкого блага». Основанный в 1890 году прибалтийским немцем Эрвином Бауэром, журнал с первого своего номера взял открыто антисемитский курс. Сам основатель и первый редактор журнала прямо называл себя представителем «немецко-социально-антисемитского направления» в германской прессе. Направление журнала точно соответствовало смыслу недавно введенного в оборот слова «антисемитизм»: издание настойчиво агитировало за пересмотр результатов политической эмансипации евреев и исключение их из общественной жизни страны. В качестве решения «еврейского вопроса» авторы и редакция журнала не рассматривали ни крещение, ни ассимиляцию евреев. Расовый антисемитизм не признавал таких «простых» решений, которые предлагал традиционный христианский антииудаизм.

Антисемитским считали журнал «Двадцатый век» сами антисемиты. Например, в опубликованном в 1893 году журналом «Немецкие социальные тетради» перечне печатных изданий Германии журнал «Двадцатый век» попал в рубрику «Издания обще-антисемитского направления». Тот же орган регулярно публиковал аннотацию статей очередного номера журнала «Двадцатый век» с настоятельным советом своим читателям основательно с ними ознакомиться. Журнал вошел в составленный известным антисемитом Теодором Фричем[4] «Катехизис антисемитов».

Теодор Фрич и его "Катехизис антисемитова"

С приходом на пост главного редактора и издателя Генриха Манна направление журнала не изменилось. В своей программной статье от имени редакции новый издатель писал о «здоровом антисемитизме» немецкого народа как реакции на участие евреев, традиционных «врагов германского единства», в двух презренных интернационалах – социалистическом и капиталистическом.

Томас Манн был, естественно, менее активным полемистом, чем его старший брат, но разделял все идеологические установки издателя и главного редактора журнала. Будущий автор «Будденброков» в статьях, опубликованных в «Двадцатом веке», соглашался, что немецкий дух «объевреен» (Verjudung), и подчеркивал, что вопрос, принять ли результаты еврейской эмансипации или отказаться от них, для него еще открыт. Представляете? Человек, который через одиннадцать лет назовет себя «убежденным филосемитом», еще не знает, стоит ли евреям давать равные с немцами гражданские права!

Братья Генрих и Томас Манн в период издания "Двадцатого века"

Про работу братьев Манн в журнале «Двадцатый век» известный немецкий социолог Штефан Бройер (Stefan Breuer) сказал, что «в такую идеологически напряженную среду не попадают случайно, по незнанию, или потому, что нужны деньги, или потому, что хочется поэкспериментировать с различными ролями. Тот, кто туда попадает, делает это из принципиальных соображений, по меньшей мере, в согласии с тем, что лежит в основе этого издания»[5].

Так что нам не обойтись без внимательного изучения этого периода жизни великого писателя, хотя сам Манн, судя по его воспоминаниям, много бы дал, чтобы люди забыли об этом эпизоде, свидетельствующем, как деликатно выразился Соломон Апт в цитированной биографии, «о чрезвычайно медленном политическом созревании очень рано созревшего художника». А раздел о Томасе Манне в «Саге о Прингсхаймах» продолжает неуклонно расти.

Языком антисемитских штампов

Этот раздел становится еще объемней, как только мы обращаемся к публицистическим работам писателя. В отличие от художественных произведений, публицистика Манна, по крайней мере, после «Двадцатого века», полна категоричных утверждений, осуждающих антисемитизм, расовый шовинизм и немецкий национализм. Но странным образом, эти замечательные лозунги и призывы соседствуют с откровенно антисемитскими стереотипами из лексикона какой-нибудь нацистской газетки типа «Штюрмера». Возьмем, к примеру, уже упоминавшееся эссе «Решение еврейского вопроса», написанное в 1907 году. Именно там Томас Манн называет себя убежденным филосемитом, а чуть далее подчеркивает, что ему чужд всякий расовый шовинизм. Все это было бы замечательно, если бы через несколько строк писатель не стал бы говорить о евреях языком антисемитских штампов. Они для него «безусловно деградировавшая и обнищавшая в гетто раса».

Слово «раса» часто встречается в публицистике и письмах Томаса Манна. Истинный сын своего времени, он свято верил в модное тогда «научное» понятие, но не был фанатом «чистоты расы», наоборот, подчеркивал и высоко ценил то, что в нем смешались кровь немецкая от отца – любекского сенатора Томаса Генриха Манна – и кровь «романская» от матери – наполовину бразильянки Юлии Манн, урожденной да Сильва-Брунс. Всю жизнь писатель ощущал в себе единство и борьбу двух начал: бразильского темперамента и немецкой глубины.

Отец и мать Томаса Манна

Убеждение, что евреи – особая раса, также сопровождало Томаса Манна всю его жизнь. Но вернемся к программному эссе «Решение еврейского вопроса». Выразив убеждение, что мечта сионистов об исходе евреев из Европы стала бы для всех европейцев настоящим несчастьем, он тут же переходит на покровительственный тон: «Сейчас решительно нет никакой необходимости представлять себе еврея обязательно с жирным горбом, кривыми ногами и красными, постоянно жестикулирующими руками, наглым и хитрым поведением, короче, олицетворяющим в себе все грязное и чужое. Напротив, такой тип еврея встречается крайне редко, а среди экономически продвинутого еврейства обычны уже молодые люди, в которых чувствуется благополучие, элегантность, привлекательность и культура тела, эти люди делают  мысли немецких девушек или юношей о смешанном браке вполне естественными...»

Вряд ли читатель этого отрывка проникнется большой симпатией к евреям, даже если у них жирный горб и кривые ноги стали встречаться реже. Автор, похоже, убежден, что он добр и справедлив, но вольно или невольно использует самые грязные антисемитские стереотипы своего времени. Более того, писатель сам такие стереотипы создает.

Показательно, что вплоть до самого Холокоста Томас Манн считал не ассимилированных евреев столь же неприличными в обществе, как мужчин, открыто живущих гомосексуальной жизнью.

В июле 1919 года Томас Манн ехал в поезде из Мюнхена в Берлин. В купе первого класса он беседовал с попутчиками, о чем оставил запись в своем дневнике: «В первой половине дня я был один с еврейской парой, чья женская половина вобрала в себя все самые отвратительные бабские черты, сутулая, жирная и коротконогая, один вид которой вызывает рвоту, с бледным задумчиво-меланхолическим лицом и тяжелым запахом духов... Евреи постоянно ели, покупали все, что им во время поездки предлагали, хотя и так имели все с запасом».

В этом описании Манн не оригинален: постоянно жующие жирные уроды – таков был распространенный образ евреев в многочисленных антисемитских публикациях того времени. Таким представляет их и наш писатель, несмотря на то, что он сам не раз открыто выступал в защиту «гонимого племени».

Безотчетная вера в расовые отличия евреев от немцев и других европейцев мешала Томасу Манну до конца преодолеть антисемитские предрассудки. Особенно ярко это проявилось в многолетней полемике писателя с Теодором Лессингом, социологом, философом и литературным критиком, непримиримым противником гитлеровской диктатуры, ставшим одной из первых жертв нацистов. Лессинг обладал даром пророка: он увидел опасность прихода диктатора задолго до того, как Гитлер стал заметкой политической фигурой. Лессинг протестовал против выбора президентом Веймарской республики престарелого маршала фон Гинденбурга в далеком 1925 году. Лессинг словно предчувствовал, что через восемь лет Гинденбург, избранный к тому времени еще на один срок, назначит рейхсканцлером главу национал-социалистической партии.

В своей статье, опубликованной ровно за один день до выборов 1925 года, Лессинг подчеркнул, что не сомневается в личной честности старого солдата, которого знал с детства: Гинденбург в качестве пациента часто бывал в доме отца Лессинга, известного в Ганновере врача. Но маршалу не хватает духовных качеств, необходимых на таком высоком государственном посту. Он легко может стать игрушкой в руках опытных политических интриганов. Сам Гинденбург с солдатской прямотой говаривал о своем интеллектуальном развитии: «В своей жизни я прочитал до конца только одну книгу – «Новый завет»». И сегодня невозможно без трепета читать заключительные строки статьи Лессинга о Гинденбурге, звучащие поистине пророчески: «В лице Гинденбурга на трон взойдет не философ. Это будет только представительский символ, только Вопросительный Знак, Нуль, Никто. Могут сказать: «лучше Никто, чем Некто». К сожалению, история показывает, что за Никто всегда скрытно стоит будущий Некто». Так и получилось: за Никто следовал Некто. Кто выбирал Гинденбурга, выбрал Гитлера[6].

Теодор Лессинг

Томасу Манну не хватило широты и душевной щедрости понять и принять правоту философа из Ганновера. Слишком велики были личные обиды писателя на остроумного и едкого критика, к тому же хорошо знавшего семейную жизнь Прингсхаймов и Маннов. Именно Альфред Прингсхайм рекомендовал Лессинга на пост профессора Технического университета Ганновера в 1907 году. По-человечески Томаса можно понять: ну как стерпеть обиду, когда Лессинг называет Катю – единственным мужчиной в семье Маннов, а самого главу семьи обзывает «бабой»? Пусть даже это отчасти верно: и права на вождение автомобиля в семье получила только Катя, и все житейские вопросы решала она, и своего великого отца дети называли «ребенком» при заботливой мамочке. Все равно, такие оскорбления обиднее даже, чем литературные нападки Лессинга, называвшего автора «Будденброков» «засахаренным марципаном из Любека».

Манну нужен был только повод, чтобы открыто пойти в бой против Лессинга, и этот повод появился, когда в январе 1910 года сначала в еженедельнике «Сцена» (Schaubühne), а потом отдельной брошюрой увидела свет работа ганноверского философа «Самуил подводит баланс»[7].

В ней здорово досталось и критику Самуилу Люблинскому, открывшему Томасу Манну путь в большую литературу, и самому Томасу, по словам Лессинга, «доящего моральную корову».

Теодор Лессинг и его эссе «Самуил подводит баланс»

Статья Лессинга больно задела не одного Томаса Манна. Многие литераторы и журналисты высказали свое несогласие, среди них Стефан Цвейг, Теодор Хойсс, Вальтер Боем... Но по страстности и агрессивности выступление Томаса Манна в «Литературном эхе» от 1 марта 1910 года выделялось среди всех. В нем Теодор Лессинг назван ярким примером псевдолитератора, который только позорит литературу. Манеру Лессинга Манн назвал «еврейским остроумием» и возмущался злой антисемитской карикатурой одного еврея (Лессинга) на другого (Люблинского).

Автор «Будденброков» отдает должное человеческим качествам Самуила Люблинского, его серьезности и интеллигентности. Именно в таких критиках, умных и прозорливых, больше всего нуждается немецкая литература, считает Томас Манн. Тут бы ему и остановиться, но упустить такой повод отомстить обидчику писатель с «романским темпераментом» просто не мог. И он переходит в атаку на Лессинга, используя приемы классических антисемитов: «Господин Люблинский – никакой не красавец и он еврей. Но я знаю также и господина Лессинга [...], и кто [...] захочет найти в нем образец арийской мужественности, должен будет приложить немало энтузиазма. [...] Кто сам всю жизнь служит ужасным примером отвратительной еврейской расы, демонстрирует не просто глупость, а грязное самопрезрение, если он позволяет себе написать пасквиль, в котором через слово высмеивается «картавость» другого»[8].

Вот так «убежденный филосемит» Томас Манн дает в руки антисемитов яркий пример «отвратительной еврейской расы», за что они ему, я думаю, должны быть благодарны. В гневе на Лессинга Манн теряет чувство меры и проговаривается, откровенно демонстрируя, что сам далеко не свободен от антисемитских предрассудков.

Один рассмотренный пример полемики с Теодором Лессингом показывает, что публицистические работы Томаса Манна могут открыть нам новые стороны его мировоззрения, важные в контексте нашей темы.

И это далеко не единственный пример. Другим «злейшим врагом» писателя (по его собственным словам в дневнике) и представителем «отвратительной еврейской расы» являлся литературный и театральный критик Альфред Керр, тоже хорошо знавший семью Прингсхаймов. По воспоминаниям Кати, он даже сватался к ней, но она предпочла молодого (Томас Манн на восемь лет моложе Керра) и многообещающего писателя. И в отношении Керра Томас позволял себе самые резкие антиеврейские эпитеты, характеризующие больше самого Манна, чем его острого на язык критика.

Альфред Керр

Многие оценки Керра, данные ему Манном, не вошли в публицистические работы писателя, но остались на страницах его записных книжек, дневников и писем. Это богатейшее собрание информации, по объему не уступающее собранию его художественных произведений, также требует изучения, если мы хотим понять истинное отношение автора к политике, в частности, к приходу к власти в Германии нацистов. И здесь создатель «Иосифа и его братьев» предстает перед читателем в таком новом свете, что без преувеличения о нем можно сказать «неизвестный Томас Манн».

Нерешительный Волшебник

Томас и Катя Манн прожили в Третьем рейхе меньше двух недель: уже 11 февраля они отправились в давно запланированную поездку по нескольким странам Европы, где писатель должен был читать лекции о своем музыкальном кумире – Рихарде Вагнере. Из этой поездки Манн в гитлеровскую Германию больше не вернулся. Он следил за развитием событий в Германии из безопасного далека – из Швейцарии, Франции, затем из США... Свои мысли и оценки происходящего он тщательно фиксировал на страницах своего дневника.

Томас и Катя Манн уехали из Германии в феврале 1933

Происходящее на родине Томас Манн наблюдал со смешанным чувством. Ему, утонченному интеллектуалу, волшебнику слова, без сомнений, претили грубые методы нацистов расправляться с неугодными. В то же время, шаги новой власти по вытеснению евреев из общественной и культурной жизни общества, писатель-гуманист воспринимает не только негативно.

Весной 1933 года Гитлер получил, наконец, долгожданную возможность принимать нужные ему законы. После поджога рейхстага в ночь с 27 на 28 февраля и последовавших после этого репрессий против коммунистов, национал-социалистам на выборах 5 марта в союзе с немецкой национальной народной партией Альфреда Гугенберга удалось добиться абсолютного парламентского большинства. Это открыло Гитлеру путь в диктаторы.

Свои преобразования Веймарской республики в Третий Рейх Гитлер начал с «чистки» государственных служащих, к которым относились, в частности, профессора университетов и преподаватели гимназий. Закон «О восстановлении профессионального чиновничества» («Gesetz zur Wiederherstellung des Berufsbeamtentums») от 7 апреля 1933 года был первым, в котором появились расистские формулировки, а именно, термин «арийское происхождение». Так в §3 этого закона говорилось, что «государственные служащие неарийского происхождения должны быть отправлены на пенсию».

Закон «О восстановлении профессионального чиновничества»

В один день с законом о чиновничестве был опубликован еще один закон – о допуске в адвокатуру («Gesetz über die Zulassung zur Rechtsanwaltschaft»), лишавший адвокатов-евреев их профессиональных лицензий.

Буквально через три дня после появления в печати этих законов, Манн пишет в дневниковой записи от 10 апреля 1933 года: «Евреи... В том, чтобы прекратились высокомерные и ядовитые картавые наскоки Керра на Ницше, большой беды не вижу; равно как и в удалении евреев из сферы права – скрытное, беспокойное, натужное мышление. Отвратительная враждебность, подлость, отсутствие немецкого духа в высоком смысле этого слова присутствуют здесь наверняка. Но я начинаю предчувствовать, что этот процесс все-таки – палка о двух концах»[9].

Томас Манн готов признать действия нацистов не лишенными основаниями. В записи от 20 апреля 1933 года читаем: «Возмущение против евреев могло бы найти мое понимание, если бы утрата контроля со стороны еврейского духа не была столь рискованной для духа немецкого и если бы не немецкая глупость, с которой меня стригут под ту же гребенку и изгоняют вместе с евреями»[10].

Поразительные признания! Писатель, еще в двадцатых годах предупреждавший об опасности немецкого национализма, теперь готов, при известных условиях, сотрудничать с гитлеровским режимом. Антиеврейские акции нацистов могли бы, оказывается, найти его понимание. Как тут не вспомнить, что в те же двадцатые годы события в России Томас Манн тоже называл «иудо-большевизмом», а в статье, опубликованной в журнале «Двадцатый век», соглашался с объевреиванием немецкого духа. Правда, в 1933 году писатель видит и положительную сторону в контроле еврейского духа над немецким, ведь утрату этого контроля он считает рискованной и опасной.

После войны автор, по-видимому, понял двусмысленность своей позиции в отношении к нацистскому режиму и исключил этот фрагмент в издании своих дневниковых записей в книге «Страдания за Германию» («Leiden an Deutschland»), увидевшей свет в США в 1946 году.

В переломные месяцы становления диктатуры сознание писателя явно раздвоено. В дневнике он готов одобрить действия гитлеровского правительства, в письмах к друзьям и коллегам, наоборот, решительно осуждает насилие и жестокость. Альберту Эйнштейну он, в частности, пишет 15 мая 1933 года: «по моему глубокому убеждению, вся эта “немецкая революция” как раз и является ложью и злом»[11].

Однако выступить открыто против «лжи и зла» Томас Манн не решается. Он все еще тешит себя надеждой найти с новой властью общий язык. Ему страшно потерять немецкого читателя, его книги все еще издаются в Берлине. И власть не торопится применять к нему жесткие санкции.

Брат и сын Томаса Манна – Генрих и Клаус – уже давно твердо встали на путь борьбы с гитлеровским режимом. Оба они тоже быстро эмигрировали во Францию – Генрих в конце февраля, перед самым поджогом рейхстага, в городок Санари-сюр-Мер на Лазурном берегу, а Клаус в середине марта 1933 года в Париж. Политическая позиция Генриха и Клауса ни у кого не вызывала сомнений, и новая власть быстро применила к ним соответствующие меры. Одними из первых они были лишены немецкого гражданства, их книги горели на кострах 10 мая 1933 года во время так называемой акции борьбы с «антинемецким духом».

Эрика и Клаус Манн

Книг Томаса Манна в списках сжигаемых на кострах не было. Нацисты все еще надеялись видеть знаменитого писателя в своих союзниках. Читая дневники писателя того времени, приходишь к выводу, что эти надежды не были так уж беспочвенны. Вот запись от 15 июля 1934 года о том, что евреи, якобы, сами виноваты в наступлении диктатуры: «Думал о нелепице того, что те самые евреи, которых в Германии лишают прав и изгоняют, принимают сильнейшее участие в антилиберальном движении и могут в своей значительной части рассматриваться как его зачинатели»[12].

Альберт Эйнштейн с первых дней назначения Гитлера на пост рейхсканцлера заявил о своем разрыве и с Прусской академией наук, и с гитлеровской Германией, отказавшись от немецкого гражданства. Решительный шаг, сделанный твердо и без промедлений, можно объяснить не только мудростью и принципиальностью творца теории относительности, но и тем, что он сам был евреем и остро переживал любые проявления антисемитизма, будь это Россия, Польша или Германия.

Т. Манн и Альберт Эйнштейн: разная скорость политической реакции

У Томаса Манна с его смесью «немецкой и романской кровей» эта чувствительность к несправедливости антиеврейских гонений была существенно ниже, хотя и он не мог не понимать, что его жене, детям, родителям жены в Третьем рейхе уготована судьба жертв. Но поступить как Эйнштейн и отказаться от немецкого гражданства в знак протеста против творимых в Германии преступлений, нобелевский лауреат по литературе никак не мог решиться долгих три года. Даже дети – Клаус и Эрика – возмущались пассивностью отца. Лишь в 1936 году Томас Манн открыто и решительно выступил против нацистского режима, и был тут же лишен немецкого гражданства. С этого момента на сцену выходит привычный для нас образ писателя-антифашиста, именно такой Томас Манн стал символом «новой Германии», именно таким мы его знали по его статьям и книгам, переведенным на русский язык.

На первый взгляд, перевод произведений Томаса Манна достаточно полный. Однако эта видимость широты охвата обманчива. Взглянем, к примеру, на его письма. Сохранилось более полутора тысяч писем Томаса Манна, из которых трудами неутомимого Соломона Апта на русском языке издано триста. Сам составитель в послесловии к сборнику писем признается, что «материал отобран с упором на вторую половину жизни, точнее – на последние ее 22 года, охватывающие антифашистскую эмиграцию писателя, вторую мировую войну и первое послевоенное десятилетие» [13].

Поэтому самые интересные для нас годы – период становления диктатуры, когда писатель не знал, к какому берегу примкнуть, – остались в тени. А без них портрет Волшебника отражает далеко не все черты оригинала.

Смятение умов

Большие общественные потрясения наступают для большинства людей нежданно. Нужно поистине обладать даром пророка, чтобы предвидеть, например, установление диктатуры в Германии в тридцатых годах двадцатого века, и принять правильные решения в новой, еще невиданной обстановке.

В такие переломные моменты истории многие интеллектуалы, блиставшие в прежние годы своей мудростью и знаниями, вдруг теряют ориентировку. С позиции нашего опыта это выглядит так, будто их разум на время помутился, они перестали отличать добро и зло, не могли просчитать развитие событий на несколько ходов вперед, в друзьях видели врагов и пытались подружиться с непримиримыми врагами.

Так что «странное» поведение Томаса Манна в первые годы Третьего рейха – вовсе не исключение из правил.

Поразительных примеров таких «странностей» можно привести множество. Начнем, пожалуй, с того, как евреи Германии относились к Гитлеру и его партии. За три дня до выборов в рейхстаг в марте 1933 года в гамбургской еврейской газете «Израелитишес фамилиенблат» («Israelitisches Familienblatt») появилась примечательная статья под заголовком «Как мы будем голосовать 5 марта?». В ней, в частности, говорилось: «Есть много евреев, которые одобряют экономическую программу сегодняшних правых, но никак не могут к ним присоединиться, так как эти партии совершенно нелогичным образом увязывают свои экономические и политические цели с борьбой против еврейства».

Когда же национал-социалисты победили на выборах, и путь к диктатуре для Гитлера был открыт, некоторые еврейские организации сделали попытку присоединиться к новому порядку. Среди них можно отметить «Союз национал-немецких евреев» («Verband nationaldeutscher Juden»), руководимый Максом Науманом (Max Naumann), и «Имперский союз еврейских фронтовиков» («Reichsbund jüdischer Frontsoldaten»), возглавляемый Лео Лёвенштайном (Leo Löwenstein). Лёвенштайн даже подготовил специальное заявление на имя Гитлера, к которому приложил свои предложения в отношении евреев Германии. Текст был составлен в национал-социалистическом духе, к нему был приложен экземпляр памятной книги с именами двенадцати тысяч немецких солдат-евреев, павших на фронтах Первой мировой войны.

Плакат Имперского союза еврейских фронтовиков

И хотя нападки властей на евреев с каждой неделей усиливались, позиция еврейских лидеров менялась мало. Они призывали сограждан-соплеменников к спокойствию и терпению, были категорически против еврейской эмиграции из Германии. Даже после бойкота еврейских предприятий, организованного властями первого апреля 1933 года, известный раввин Йоахим Принц (Joachim Prinz) считал неразумным любые выступления против «нового порядка», который имеет целью дать людям «хлеб и работу»[14].

Один из самых знаменитых историков того времени Исмар Эльбоген (Ismar Elbogen) повторял распространенное тогда выражение: «нас могут заставить голодать, но не умирать от голода»[15]. Это была трагическая ошибка мудрого ученого: через десять лет сотни тысяч евреев будут умирать от голода в гетто и концлагерях.

Исмар Эльбоген

Летом 1933 года профессор истории Кильского университета Феликс Якоби (Felix Jacoby) читал студентам лекцию о римском поэте Горации. В начале лекции профессор заявил: «Как еврей я нахожусь в трудном положении. Но как историк я знаю, что историческое событие нельзя рассматривать только с позиций личной перспективы. Я голосовал за Адольфа Гитлера с 1927 года и счастлив теперь, что в год подъема национального духа могу читать лекцию о поэте императора Августа. Ибо Август – единственный образ в мировой истории, с которым я могу сравнить Гитлера»[16].

Такие эксцентричные случаи были, конечно, не частыми. Но и тех, кто сразу понял, что ждет немецких евреев, и решился на эмиграцию, было тоже немного. Один из них – знаменитый писатель Лион Фейхтвангер, уехавший в поисках безопасного места в Швейцарию и писавший оттуда своему другу и коллеге-писателю Арнольду Цвейгу: «Для меня уже слишком поздно пытаться хоть что-то в Германии спасти. Для меня там все пропало»[17].

В первой половине 1933 года у некоторых (не только евреев, но и немцев) еще оставалась иллюзия, что нацистский режим продержится недолго. Кое-кто предполагал, что консервативные силы в армии не потерпят узурпации власти в руках авантюристов, военный путч тогда был еще возможен. Кто-то, как бывший канцлер Франц фон Папен, возлагал надежды на консерваторов в правительстве: «Окруженный консервативными политиками, Гитлер не сможет реализовать свои экстремистские устремления. Через два месяца мы зажмем его в угол»[18].

Гитлер не дал себя «окружить». Напротив, он сам «окружил» своих политических противников колючей проволокой концлагерей. Но на это потребовалось время. А тогда даже такие выдающиеся мыслители, как Мартин Бубер, оставались в плену иллюзий. В письме философу и педагогу Эрнсту Симону от 14 февраля 1933 года: «Пока сегодняшняя коалиция существует, ни о какой законодательной травле евреев думать не приходится, можно говорить только об административном давлении. Антиеврейское законодательство могло бы стать реальностью только при перераспределении власти в пользу национал-социалистов. Но этого вряд ли можно ожидать»[19].

Некоторые лидеры сионистского движения были готовы идти на союз с нацистами, лишь бы добиться переселения евреев в Палестину. На этом поприще особенно заметен был Георг Карески (Georg Kareski), руководитель одной маргинальной сионистской организации, не пользовавшийся большим уважением в сионистской среде. Карески всячески подчеркивал опасность момента и призывал к крайним мерам, вплоть до сотрудничества с гестапо и министерством пропаганды, лишь бы увести евреев из Германии, подальше от грозящей беды. Возможно, он делал это, желая поднять свой личный авторитет среди единоверцев, но в понимании реальной опасности ему не откажешь. Как раз этого, к сожалению, не хватало еврейским лидерам Германии в первые месяцы и годы Третьего Рейха.

Создается впечатление, что до еврейских мудрецов не доходит суть антиеврейской идеологии нацистов, авторитеты иудаизма не до конца понимают, что в Германии Гитлера для них нет места.

Пожалуй, только сионисты пользовались вниманием и поддержкой нацистов. Эта поддержка не ограничивалась словами, но выражалась во вполне реальной материальной помощи.

В то время как для обычной эмиграции действовал установленный еще во времена Веймарской республики налог на вывоз капитала за границу, увеличенный Гитлером до немыслимых размеров, нацистские власти облегчали выезд евреев в Палестину и всячески содействовали деятельности сионистов в Германии.

Согласно так называемому соглашению «Хавара» (Haavarah-Abkommen – от ивритского слова haavarah – «перенос»), заключенному 27 августа 1933 года между министерством экономики Третьего Рейха и сионистскими представителями из Германии и Палестины, еврейским эмигрантам разрешался прямой трансфер части их имущества. Одновременно облегчался экспорт товаров из Германии на Ближний Восток[20]. В общей сложности с 1933 по 1939 годы по этому соглашению в Палестину было переведено около ста миллионов рейхсмарок, что помогло шестидесяти тысячам немецких евреев, переселившихся в эти годы в Святую Землю, поддержать существование в самое трудное первое время эмиграции.

Понятно, что соглашение «Хавара», как и совместные договоренности между нацистами и сионистами, носили чисто технический характер и не отменяли того факта, что сионисты для Гитлера и его приспешников в любом случае оставались евреями, которых они ненавидели и боялись. Сионисты были для антисемитов частью системы «мировой закулисы», а создаваемое ими государство в Палестине было своеобразным «еврейским Ватиканом», штабом, где зрели детали всемирного заговора.

В то же время сионизм помогал решить важнейшую для нацистов на тот период задачу – освободить Германию от евреев, что делало сионистов, пусть на время, «полезными врагами».

Для нацистской Германии соглашение «Хавара» имело еще то преимущество, что создавало брешь в бойкоте немецких товаров, к которому призывали евреи зарубежных стран. Сионистские организации и руководство ишува (еврейской общины в Палестине) демонстративно не участвовали ни в каких формах протеста против немцев, так как опасались, что это создаст препятствие новым соглашениям.

Отношения сионистов и нацистов и до заключения соглашения «Хавара» носили экзотический характер. В начале 1933 года барон Леопольд Иц Эдлер фон Мильденштайн (Leopold Itz Edler von Mildenstein) был приглашен вместе с женой совершить путешествие по Палестине и написать серию путевых заметок в издаваемый Геббельсом журнал «Ангриф» («Angriff» – «Наступление»). Барон фон Мильденштайн был именно тем человеком, который через несколько лет станет начальником еврейского реферата (отдела) службы безопасности – руководимой Рейнхардом Гейдрихом (Reinhard Heydrich) разведывательного подразделения СС. Одним из подчиненных барона станет печально известный Адольф Эйхман.

Барон фон Мильденштайн, сопровождаемый одним из руководителей берлинских сионистов Куртом Тухлером (Kurt Tuchler) и его женой, посетил во время своего шестимесячного путешествия по Святой Земле несколько еврейских поселений, о чем написал в весьма доброжелательном тоне в серии статей в «Ангрифе» под общим названием «Путешествие национал-социалиста в Палестину». Он высоко оценил достижения сионистов и увидел в их деятельность возможное решение «еврейского вопроса» для Германии. Барон писал: «Еврей, который сам возделывает свою почву, становится совсем новым евреем». Геббельс настолько высоко оценил писания барона, что распорядился даже отчеканить памятную медаль с изображением звезды Давида на одной стороне и свастики на другой.

Медаль в честь поездки нациста в Палестину

Столь же необычно выглядит меморандум, отправленный 22 июня 1933 года лидерами сионистских организаций Германии непосредственно Гитлеру. Немецкие сионисты признаются в симпатии к новому режиму, установленному в стране нацистами, и утверждают, что сионизм в своих исходных положениях весьма близок (по выражению авторов меморандума, «звучит в унисон») национал-социализму. Это смелое утверждение далее разъясняется: «Сионизм верит, что возрождение национальной жизни народа, как это происходит в настоящее время в Германии на христианском и национальном фундаменте, произойдет и для еврейского народа. И для еврейского народа решающими факторами для существования должны стать происхождение, религия, общая судьба и чувство уникальности. Это требует исключения эгоистического индивидуализма либерального времени и замены его общей и коллективной ответственностью» [21].

Заканчивался этот меморандум просьбой к новым властям Германии: в системе, которую национал-социалисты строят на расовой основе, найти место и для евреев, чтобы они смогли внести свой вклад в процветание родины.

«В свете нашего опыта»

В 1981 году сын Томаса Манна Голо написал письмо известному литературному критику и страстному почитателю творчества «Волшебника из Любека» Марселю Райх-Райницкому. Голо Манн отвечал на вопрос критика об отце и его отношении к евреям: «...он был рожден в провинции, и никогда полностью не избавился от некоторой провинциальности... Знатные люди в маленьком городе... Отсюда происходит и его антисемитизм, от которого он никогда полностью не отошел (и его брат тоже нет)»[22].

Голо Манн

Вряд ли кто-либо знал и чувствовал Томаса Манна лучше, чем его сын. Однако «антисемитизм провинциальности» – только часть правды.

Всю жизнь противоречивое отношение писателя к евреям колебалось между двумя полюсами: от отчуждения («я, рожденный немцем, не такой, как вы») до слияния («я такой же изгой, как евреи»). Отбросить одну краску в этой картине так же невозможно, как оторвать в магните северный полюс от южного или оставить земной шар только с одним полярным кругом.

Вот с такой неожиданной стороны повернулось описываемое время, и таким «незнакомым» оказался мой любимый писатель, о котором, казалось, все известно.

И почти готовая «Сага о Прингсхаймах» остановилась. «Незнакомый Томас Манн» просто не помещался в ней, он ломал ее изнутри, явно выбиваясь из отведенных для него одной-двух глав. И я, как раньше говорили, «положил в стол» уже почти готовую книгу. Теперь «лежать в столе» означает храниться в памяти компьютера.

С тех пор прошло больше двух лет. Время от времени я открывал почти готовую «Сагу», вертел ее и так, и этак, но серьезный материал о «смятении умов» интеллектуалов в эпоху диктатуры, а также рассказ о малоизвестных сторонах жизни и творчества Томаса Манна никак не укладывались в структуру задуманной книги о жизни и творчестве математика Прингсхайма.

Счастливую идею, которую давно ждешь, узнаешь по чувству облегчения и вопросу, который идет сразу ей вслед: «Почему об этом не подумал раньше, ведь это так очевидно!».

Идея оказалась, действительно, простой: надо первоначальный замысел «Саги» как бы вывернуть наизнанку. Не историю «смутного времени» эпохи диктатуры вместе с очерками жизни и творчества Томаса Манна встраивать в «Сагу», а наоборот, жизнеописание Прингсхаймов поместить в большой групповой портрет Томаса Манна и других интеллектуалов. Портрет, сделанный, так сказать, в интерьере эпохи, причем в такие критические времена, когда мудрым отказывает их мудрость. «Смятение умов» –так можно описать состояние интеллектуальной элиты общества в переломные моменты истории. Это словосочетание подойдет и для названия книги.

Стал ли Томас Манн мне менее дорог после того, как все перечисленные факты его биографии и аспекты творчества выведены из тени забвения и полумрака умолчания на ясный свет беспристрастной критики? Нет, ни в коем случае. Напротив, он стал ближе и понятнее: сын своего времени – он нес в себе все его предрассудки и противоречия. Ведь сейчас мы смотрим на его время глазами другого поколения, в свете, так сказать, нашего опыта. Кстати, это выражение самого Волшебника, написавшего в 1947 году эссе «Философия Ницше в свете нашего опыта»[23]. Пусть же об этом напоминает подзаголовок нашей книги – «Томас Манн и другие интеллектуалы в свете нашего опыта»

Примечания

[1] Mann Thomas: Große kommentierte Frankfurter Ausgabe. Werke – Briefe – Tagebücher. Band 14.1: Essays I 1893-1914 (Text-und Kommentarband). Herausgegeben und textkritisch durchgesehen von Heinrich Detering unter Mitarbeit von Stephan Stachorski. S. Fischer Verlag, Frankfurt am Main 2002.

[2] Апт Соломон. Томас Манн. Серия «Жизнь замечательных людей». Серия биографий. Изд. ЦК ВЛКСМ «Молодая гвардия», М. 1972.

[3] Flinker Martin. Thomas Mann’s politische Betrachtungen im Licht der heutigen Zeit. Mouton, Gravenhage 1959, S. 151.

[4] Теодор Фрич (Theodor Fritsch 1852-1933) – немецкий писатель и издатель антисемитского журнала «Хаммер». Автор многих публикаций, направленных против евреев.

[5] Breuer Stefan. Das „Zwanzigste Jahrhundert“ und die Brüder Mann. In: Manfred Dierks / Ruprecht Wimmer (Hg.): Thomas Mann und das Judentum. Die Vorträge des Berliner Kolloquiums der Deutschen Thomas-Mann-Gesellschaft. (Thomas-Mann-Studien 30). Vittorio Klostermann, Frankfurt a. M. 2004, S. 90.

[6] См. мою статью «Теодор Лессинг – пророк и жертва» в кн. Беркович Евгений. Банальность добра. Герои, праведники и другие люди в истории Холокоста. «Янус-К», М. 2003.

[7] Lessing Theodor. Samuel zieht die Bilanz und Tomi melkt die Moralkuh oder Zweier Könige Sturz. Eine Warnung für Deutsche, Saliren zu schreiben. Verlag des «Antirüpel», Hannover 1910.

[8] Thomas Mann. Aufsätze, Reden, Essays – Band 1: 1893-1913. Hg. von Harry Matter. Aufbau Verlag, Berlin 1983.

[9] Цит. по книге Kurzke  Hermann: Thomas Mann. Das Leben als Kunstwerk. Eine Biographie. Fischer Taschenbuch Verlag, Frankfurt a. M. 2005, S. 225.

[10] Mann Thomas. Tagebücher. 1933-1934. Herausgeben von Peter de Mendelsohn. S.Fischer Verlag GmbH, Frankfurt am Main 1977, S. 54.

[11] Mann Thomas. Briefe 1889-1936, hrsg. von Erika Mann, Frankfurt a. M. 1961, S. 332.

[12] Там же, стр. 367.

[13] Манн Томас. Письма. Серия «Литературные памятники». Издание подготовил С.К. Апт. Изд-во «Наука», М. 1975, стр. 376.

[14] Один из лозунгов нацистской партии на выборах в рейхстаг.

[15] Walk Josef (Hrsg.) Das sonderrecht für die Juden im NS-Staat. Heidelberg 1981, S. 4.

[16] Safranski Rüdiger. Ein Meister aus Deutschland (см. примечание 106), S. 271.

[17] Feuchtwanger Lion, Zweig Arnold. Briefwechsel 1933-1958, Bd. 1, Frankfurt a. M. 1986, S. 22.

[18] Bredow Wilfried von, Noetzel Thomas. Politische Urteilskraft, VS Verlag für Sozialwissenschaften, Wiesbaden 2009, S. 18

[19] Buber Martin. Briefwechsel aus sieben Jahrzehnten. Hrsg. v. Grete Schaeder, Bd. 2, 1918-1938, Heidelberg 1973, S. 466.

[20] Nicosia Francis. Hitler und der Zionismus: das 3.Reich und Palästina-Frage 1933-1939. Leoni am Starnberger See 1989.

[21] Nicosia Francis. Hitler und der Zionismus. Das 3. Reich und Palästina-Frage 1933-1939. Druffel-Verlag, Leoni am Starnberger See 1989.

[22] Mann Golo, Reich Ranicki Marcel. Enthusiasten der Literatur. Ein Briefwechsel. Aufsätze und Portraits. S. Fischer Verlag, Frankfurt am Main 2000

[23] См., например, в сборнике Манн Томас. Аристократия духа. Сборник очерков, статей и эссе. «Культурная революция», М. 2009.

К началу страницы К оглавлению номера
Всего понравилось:0
Всего посещений: 8822




Convert this page - http://berkovich-zametki.com/2010/Zametki/Nomer5/Berkovich1.php - to PDF file

Комментарии:
Борис Дынин - Читая Е.М. Берковича (ч.1)ервая
- at 2011-11-19 10:47:09 EDT
Последнее время Евгений Михайлович Беркович не балует нас публикациями, и я благодарю Б. М. Тененбаума за ссылку на статью в
http://magazines.russ.ru/inostran/2011/9/be4.html, которая перекликается с публикацией «Неизвестный Томас Манн». Поэтому я помещаю свои заметки здесь.

Богатство деталей, их изложение и ответственность исследователя захватывает, особенно, если читателя до сих пор волнует проблема «гений и злодейство».

В глубине фило-семитизма Т. Манна открывается демон фобо-семитизма. Е. М. замечает: «Стал ли Томас Манн мне менее дорог после того, как все перечисленные факты его биографии и аспекты творчества выведены из тени забвения и полумрака умолчания на ясный свет беспристрастной критики? Нет, ни в коем случае. Напротив, он стал ближе и понятнее: сын своего времени, он нес в себе все его предрассудки и противоречия . Ведь сейчас мы смотрим на него глазами другого поколения, в свете, так сказать, нашего опыта». Честно говоря, мне слышится здесь желание простить гению то, что не простительно «ординарному человеку». Можно понять (без сравнения, но только для пояснения) про-нацистскую позицию М. Хайдегера, но близость к нему (да и к его философии) не углубляется для меня этим пониманием. То, что многие в России знакомились с иудаизмом и гуманизмом по «Иосифу и его братьям» (о чем вспоминает Е.М.), скорее должно нас отдалять от той России, а не приближать к писателю в свете признания его сыном своего времени. И какого времени – злобно антисемитского.

Но я хочу «защитить» Манна от Берковича! Моя защита основывается на факте, что евреи были и есть «другие» в Европе. «Другой» не обязательно есть «чужой», и «чужой» не обязательно есть «враг». В различении между этими взаимоотношениями между людьми лежит различение между антисемитом и достойным человеком («достойным» - не нахожу другого слова, не желая впадать круговорот определений). Е.М. подчеркивает: «Про работу братьев Манн в (антисемитском – Б.Д.) журнале “Двадцатый век”известный немецкий социолог ШтефанБройер сказал, что “в такую идеологически напряженную среду не попадают случайно, по незнанию, или потому что нужны деньги, или потому что хочется поэкспериментировать с различными ролями. Тот, кто туда попадает, делает это из принципиальных соображений, по меньшей мере, в согласии с тем, что лежит в основе этого издания”.

С этим сочетается следующие замечание: «Возьмем, к примеру, уже упоминавшееся эссе “Решение еврейского вопроса”, написанное в 1907 году. Именно там Томас Манн называет себя убежденным филосемитом, а чуть далее подчеркивает, что ему чужд всякий расовый шовинизм. Все это было бы замечательно, если бы через несколько строк писатель не заговорил языком антисемитских штампов. Евреи для него “безусловно деградировавшая и обнищавшая в гетто раса”. Антисемитский штамп? Да ! Но и не штамп, а убеждение самих эмансипировавшихся евреев. Немецкие евреи в 19 и начале 20 вв., можно сказать, увидели мессианство в немецкой культуре, в которую они не только влились, но в которой вышли вперед, став бОльшими немцами, чем сами немцы в хозяйстве, науке, медицине, юриспруденции, в модернисткой культуре. Но «чудным» образом они достигли этого как евреи, как «другие», и при этом их отношение к своим отцам часто выражалось словами Т. Манна о евреях гетто. Мыслили ли они «антисемитскими штампами» или «новым еврейским сознанием»?

Е.М. приводит слова Т. Манна: «Сейчас решительно нет никакой необходимости представлять себе еврея обязательно с жирным горбом, кривыми ногами и красными, постоянно жестикулирующими руками, наглым и хитрым поведением, короче, олицетворяющим в себе все грязное и чужое. Напротив, такой тип еврея встречается крайне редко, а среди экономически продвинутого еврейства мы обычно видим молодых людей, в которых чувствуется благополучие, элегантность, привлекательность и культура тела, из-за этих людей мысли немецких девушек или юношей о смешанном браке становятся вполне естественными.
Отклик на статью: Евгений Беркович. Неизвестный Томас Манн. Предисловие автора к еще не написанной книге
Маша Кац
- at 2011-11-19 10:45:28 EDT
Борис Дынин - Читая Е.М. Берковича (ч.2)
- at 2011-11-19 10:38:58 EDT

Борис Дынин хитро оставил две часть своего отзыва под двумя разными статьями Берковича :) Проблема в том, что в "Иностранной литературе", где опубликована последняя статья редактора "Заметок", нет комментариев. Приходится пользоваться тем, что под рукой. Статья в "Иностранной литературе" состоит из двух частей, дополняющих одна другую. Они и называются похоже: "Смятение умов" и "Смятение чувств". Из отзыва Дынина видно, что он проштудировал основательно первую часть, а до второй еще не нашел. А жаль! Мне было бы интересно услышать мнение философа или психолога о том, как связаны "аномалии" в общественной позиции с "аномалиями" любовных предпочтений. Но, видно, статья слишком большая...
Борис Дынин - Читая Е.М. Берковича (ч.2)
- at 2011-11-19 10:38:58 EDT
Е.М. замечает: «Показательно, что вплоть до Холокоста Томас Манн считал неассимилированных евреев столь же неприличным явлением в обществе, как мужчин, открыто живущих гомосексуальной жизнью». Но не таково ли было во многом отношение немецких евреев в Америке к восточно-европейским евреям, эмигрировавшим в Америку в конце 19 -го – начале 20-го веков? Были ли это антисемитские штампы, или парадоксы еврейской истории и еврейского сознания (антисемитские «штампы» можно избежать, только если евреи станут «своими» для антисемитов, что маловероятно и нежелательно).

Еще Е.М. замечает: «Убеждение, что евреи - особая раса, также сопровождало Томаса Манна всю жизнь. Но разве вопрос о «расе», в том числе по отношению, к евреям решен однозначно, в том числе и среди самих евреев? Принять их за расу, еще не значит быть антисемитом, или «расистом» в антисемитском смысле (сегодня в Гостевой мне уже довелось вспоминать Эллу Гайфер и Дерриду в этой связи – не буду повторяться).

Для Т. Манна «еврей» был «другой», но и для самих евреев, поскольку они помнили себя все-таки евреями - «немецкими евреями» - с различной степенью вовлеченности в жизнь синагоги, в уроки Торы, в еврейские общества и пр., евреи были «другими» в немецком обществе. То, что они были горячими патриотами Германии, не отменяет этого факта, и можно сказать, что Т.Манн был действительно филосемитом, ценя в евреях то, что ценили в самих себе сами немецкие евреи.

Е.М. приводит и более «неприемлемые» высказывания Т. Манна. Например: В том, чтобы прекратились высокомерные и ядовитые картавые наскоки Керра на Ницше, большой беды не вижу; равно как и в удалении евреев из сферы права - скрытное, беспокойное, натужное мышление. Отвратительная враждебность, подлость, отсутствие немецкого духа в высоком смысле этого слова присутствуют здесь наверняка. Но я начинаю предчувствовать, что этот процесс все-таки - палка о двух концах.» Не были ли эти слова, опять же направлены, против тех, в ком Т.Манн видел «евреев гетто»? И не видели ли сами немецкие евреи проблему в своем непропорциональном представительстве в разных профессиях, желая, так сказать, немцам подтянуться? Не здесь ли кроется один из корней того, что часть евреи и их организаций встретили власть Гитлера с «пониманием», о чем пишет Е.М.?

Противоречия времени! Для Т.Манна, как мне видится, евреи были «другими», но не «чужими» с сущностью «врагов». «Возмущение против евреев могло бы найти у меня понимание, если бы утрата контроля со стороны еврейского духа не была столь рискованной для духа немецкого и если бы не немецкая глупость, с помощью которой меня стригут под ту же гребенку, что и евреев, и изгоняют вместе с ними.» Нас, евреев, возмущает это «возмущение», но до тех пор, пока евреи «другие», оно возможно и, более того, будет находить понимание и среди евреев, желающих освободиться от своей «инаковости». Этого не случилось. Случилась Катастрофа. В ее свете Е.М. читает Т. Манна. Но можно прочитать его и в свете того, как воспринимали себя сами немецкие евреи его времени, как воспринимали они сами и филосемиты проблемы «другого» -> «чужого» -> «врага». Т. Манн не прошел через эти звенья до конца.

Прочитав статью, я вижу его в начале второго звена. Но там видели себя и многие немецкие евреи. Поэтому я вижу в нем без оговорок филосемита, причем в согласии с самими семитами (евреями). Т. Манн не только принадлежит своему времени и не только разделяет его противоречия (а какое без противоречий, и не противоречивы ли наши собственные суждения о временах прошедших?), но во многом видел евреев по-еврейски, как евреи увидели себя в цивилизованном мире. Но этот взгляд не полностью чужд и мне. Здесь предупреждение нам, и потому вслед за Е. М. я хочу сказать, что после прочтения его статьи, Томас Манн стал мне ближе и понятнее без извинений за счет времени. Я думаю, Евгений Михайлович должен быть доволен таким эффектом его работы.
Л. Беренсон
Ришон, Эрец Исраэл - at 2010-12-26 09:46:17 EDT
 Л Беренсон о работе Е.М. Берковича "Неизвестнный Томас Манн"

Сегодня ЕЛЕНА из Фербенкенса вернула в Гостевую комментарий к работе «Неизвестный Томас Манн» господина Берковича. В оценке этой статьи мне хватает всего лишь одного слова «Блестяще!» (как, впрочем, и для оценки его аргументов в полемике с госп. Радзиховским (Газета «Еврейское слово» и его интервью на «Эхе Москвы»).

Автор превосходного эссе, к сожалению прав, говоря и приводя доказательства неприязни к евреям братьев Манн в их раннем творчестве.
Надеюсь, что в уже написанной «Ещё не написанной книге» автор, рассматривая тему «Т.Манн и евреи», найдёт возможным опровергнуть утверждение сына писателя Голо об отце, якобы «… никогда полностью не отошедшем от антисемитизма». Не понимаю, почему Голо пренебрёг убедительными доказательствами обратного.

В 1927 году в интервью еврейской польской газете "Ционистише вельт" писатель говорит: "Мне совершенно непонятно, как могут евреи выступать против еврейских национальных идеалов. Я вижу в сионизме важный исторический процесс национального возрождения одного из древнейших и культурнейших народов мира... Палестина, которая по праву считается колыбелью современного человечества, должна превратиться в еврейский национальный дом... В мире существуют две господствующие тенденции: стремление к универсальному и к национальному. Евреи до сих пор много сделали для универсализма, и пришло время, чтобы они занялись также своим собственным национализмом, ибо только через национализм, через свои собственные национальные формы еврейский гений сможет лучше всего служить универсальному..."
О том же после посещения в 30-е годы Палестины о том же чешской сионистской газете "Зельбствер": "Я чувствовал, что нахожусь среди народа, мысли и чувства которого воодушевлены национальной идеей, народа, который с небывалым мужеством оторвался от цивилизации, чтобы начать с самого начала и создать себе мир, где мечты и идеалы должны стать действительностью..."
В его дневнике от 1933 года читаем:
«Антисемитизм – аристократия черни. Я хоть и никто, но я не еврей!»
Т.Манн, дневники, 1933г.
И в «Страдая Германией» того же года предрекает:
"Еврейский дух более не контролирует немецкий – и это будет иметь роковые последствия".

В годы эмиграции писатель ведёт систематическую антигитлеровскую агитацию и радиопропаганду и следующее его высказывание тому красноречивый итог:
«...Я не еврей, я не принадлежу, как вы, к праздничному племени, по отношению к которому на глазах равнодушного мира подлецы совершили гнуснейшую несправедливость. Но я ваш брат по ненависти, которая есть любовь, ваш брат по клятве не позволить закрыться ране». 1945г.
На 70-летие крупнейшего сионистского деятеля Хаима Вейцмана в 1944г. Манн откликнулся следующим панегириком:
"Нет равного еврейскому народу в самостоятельности, твердости, храбрости, а если сегодня эти качества более не могут проявляться, - в стойкости. Он самый упорный народ на земле, он есть, он был, он будет, чтобы прославлять имя Иеговы на все времена».
Подобные публичные оценки еврейского народа Томасом Манном многократны на протяжении десятилетий.

Предполагаю, что мало известен он и в следующей современной позиции, хотя объявлена она писателем в 30-е годы прошлого века:
«… Мне нет надобности перечислять успехи еврейского заселения Палестины, они известны каждому, в том числе и арабам, ибо более всего они выиграли от созданных там евреями промышленных, агрикультурных, гигиенических условий… Это настоящая правда – вопреки утверждениям будто евреи угнетают и вытесняют арабов… А если арабы другого мнения, то в их распоряжении территория в сто раз большая, чем Палестина, гораздо менее освоенная и с более редким населением, где они могут проявить свою энергию».
И, наконец, мудрость и прозорливость любимого госп. Берковичем писателя, умершего более полувека назад, могу подтвердить его пророческими словами:
«Всегда, когда в Европе вспыхивает антисемитизм, это означает, что народы чувствуют, что творят зло, вместо того, чтобы поступать честно, справедливо… Если европейский гуманизм утерял способность не дать себя потеснить фанатизму, у которого нет ни стыда, ни сомнений, он погибнет и Европа сохранит своё имя только в истории…»
Борис - Елене
Берлин, - at 2010-12-26 07:01:45 EDT
По-немецки существут сентенция: "Die Juden sind keine bessere Menschen." Т. е. они как все - не лучше, но и не хуже.
Поэтому ожидать от евреев, что все должны быть праведниками - наивная иллюзия. Надо их брать такими какие они есть.
Их просто мало.
елена
фербенкс, ак, сша - at 2010-12-26 06:11:45 EDT
Важно не идеализировать и ни от кого, и меньше всего от самих евреев ждать героизма и особенного видения. Статья очень интересная, очень и правильно паказывает, что иногда сами евреи копали могилу своим же. Мы вот недавно узнали, что переселению, то есть спасению евреев на Аляску, их последней надежде, сопротивлялись на Аляске вовсе не мсетные аборигены, а те немногие евреи, кот. успели здесь устроиться. Когда мой муж, не еврей, это понял, он так расстроился, что и не знает, что делать! И проэкту отказали в поддержке, правда выходит совсем не та, на кот, мы расчитывали. И в этом весь ужас истории....
Яник
Беер Шева, Израиль - at 2010-06-05 12:09:13 EDT
Спасибо автор,за ваш нелегкий труд,в деле увековечивания памяти еврейской истории.Люди и события описанные вами, вызывают во мне гордость,восторг,удивление,умиление,иногда граничащие с горечью,злобой и негодованием.Может это и несвойственно интеллигентному человеку,но ничего не могу с собой поделать.На мой взгляд никакая гениальность,не оправдывает антисемитизм в любом его проявлении.Сомнения, относительно права еврея на то,на что имеет право нееврей, является для меня унижением и оскорблением. Вообще,по меньшей мере странно,иметь такие взгляды на протяжении длительного времени человеку,женатому на еврейке.Это же неуважение к самому близкому тебе человеку,а одновременно
к самым родным тебе людям - детям,носителям ,пусть частично,но еврейской крови.Каким бы величием не обладал человек(или нечеловек),его отношение к евреям,во многом определяет моё отношение к нему самому.Я считаю,что до тех пор,пока мы будем мило журить "гениев",только за то что они гениальны,хоть и с примесью антисемитизма,мы не будем уважаемы как народ.На мой субъективный взгляд, гениальным человек должен быть во всем,включая порядочность,как например Сахаров.Не надо искать никаких объяснений или объективных причин в их нелюбви к нам.Перевоплощение в антифашиста,не делает ещё нормальным человека.Тот,в ком бытует хоть малейшее сомнение относительно нашей, человеческой обычности,не должен оставаться объектом любви,несмотря ни на какие его качества.Не нужно быть филосемитом ,достаточно быть ЧЕЛОВЕКОМ.Прошу прощения за наличие орфографических ошибок
Фира Карасик
Пермь, Россия - at 2010-05-28 04:24:18 EDT
«в такую идеологически напряженную среду не попадают случайно, по незнанию, или потому, что нужны деньги, или потому, что хочется поэкспериментировать с различными ролями. Тот, кто туда попадает, делает это из принципиальных соображений, по меньшей мере, в согласии с тем, что лежит в основе этого издания»[5].
Эти слова вызывают аналогию, имевшую место в русской культуре. Именно русский гуманист, ярчайший интеллигент и замечательный писатель А.П. Чехов сотрудничал с антисемитским журналом "Новое время" (ср. "Двадцатый век"), имел в наилучших друзьях его редактора (не брата) и первую невесту - еврейку, погибшую впоследствии в нацистском концлагере. И друга-еврея имел, певца русской природы. Антисемитизм (тоже идущий от провинциальности)тонкого русского писателя сегодня уже не тайна. Наверное, он тоже выдавливал его из себя по капле. Такова воля небес, что ли, чтобы лучшие сыны человеческой цивилизации страдали худшими из проявлений человеческой природы? Ничто античеловеческое им не чуждо? У меня нет права их судить. А прощать или не прощать - личное дело каждого. Я могу в душе простить Т. Манну его заблуждения за "Иосифа и его братьев" (первое советское издание стоит у меня на полке). Но как совмещается несовместимое? Тонкий лиризм, гуманизм и чернота. Лучший из романов, когда-либо созданных человеческим пером, и сумятица мыслей автора. Это создает тяжелую горечь, теряешь веру в человечество.
Александр Кац - Валерию
Хайфа , Израиль - at 2010-05-12 13:57:32 EDT
Уважаемый Валерий!

Спасибо за Ваш отклик. Я полагаю, что между нами нет разногласий. Мое "прощение" Т.Манну - не от моего сочувствия к Драгунскому, Солодарю и им подобным, а от попытки возлагания ответственности на НАС. Кроме того, еврейская традиция утверждает: "ненавидит Эйсав Яакова". У Эйсава нет выбора, выбор есть у нас. Выйдем из гнусности изгнания и станем достойны избавления - не станет антисемитов - кого физически, а кого - духовно. Вот Манна-антисемита НЕ СТАЛО в том смысле, что он ПЕРЕСТАЛ таковым являться.

Спасибо за отклик на мои слова.
Александр Кац
Хайфа, Израиль - at 2010-05-12 13:48:23 EDT
Дорогой г-н Рабинович!

Во-первых, спасибо Вам за то, что посмотрели мою статью. Противоречия нет, потому что Вы выделили слова об успехах, а я, в данном случае бы выделил слово НЕСМОТРЯ.
Во-вторых, мое утверждение вне всякого сомнения кошмарное. Настолько же, насколько рассказы людей о "былых" временах, когда без "красной книжки" члена партии МАПАЙ не принимали на работу, а детей йеменских репатриантов просто выкрадывали из семей, отдавали в кибуцы и резали им там пейсы, заставляя работать в субботу и есть что попало. Конечно, не дай Б-г, это не Аушвиц, но и не Сочи тоже. Да и на Мессианские времена смахивает мало, если честно сказать.
И наконец - в третьих: я, вне сомнения, сгустил краски. Но это - не от неприязни, а от любви, а также от ощущения за горечи за извращение идей ПОДЛИННОГО сионизма, к сторонникам которого себя отношу. Но последнее - это уже монолог о семантике.

В любом случае - спасибо Вам.
Савва
- at 2010-05-12 11:02:00 EDT
 Вильгельм Марр,придумавший термин антисемитизм,придал юдофобским настроениям в Германии определенную характеристику.Трудно понять причины и истоки лютой ненависти к евреям Германии( как впрочем, и в других странах Европы)в конце просвещенного и благополучного 19 века.
Абсурд ситуации и паталогически извращенная психология апаллогетов антисемитизма, в том числе выдающихся деятелей культуры и науки, не поддаются рациональному пониманию.Волею исторической судьбы рассеянный по странам мира, законопослушный, способный и трудолюбивый еврейский народ, ни по каким самым предъвзятым критериям, не может представлять никакой опасности многочисленному коренному населению, среди которого он едва заметен.
В какой -то мере причины бытового антисемитизма можно объяснить общим низким уровнем культуры, просвещенности, обычной, часто необоснованной,человеческой завистью основной массы простых людей.Подобного объяснения для интелектуальной элиты общества трудно отыскать.
Валерий
Германия - at 2010-05-12 10:08:34 EDT
Уважаемый Александр,конечно,сравнив Вас с Солодарем я полемически сгустил краску.Вы,думааю, на меня не злитесь,пытаемся вместе,в меру способностей делать общее дело.
Просто я твердо убежден,учитывая нашу скорбную историю,что
помимо общечеловеческого,евреи должны жить без шор и иллюзий,у нас были могучие враги,-Рим,Инквизиция,царизм,Сталин,Гитлер и тд.тысячилетия жизни
во враждебном окружении,с гонениями,исходами,погромами,унижениями и истреблением.
Все это должно было выковать особую мораль,отличную от
общепринятой,не нуждающейся в одобрении враждебного мира.
Если Маннергейм и Франко спасали нас,то по мне они лучше тысяч коммунистов и либералов,которые их проклинали.
Если Манну мы не нравились,то не нужно добиваться его любви,не замечая отковенной гнуси,его,Чехова,Достоевского...уверяю вас,его даже в Германии мало кто читал,и создаеться впечатление,что только читатели-евреи,в мазохистском раже,воскрешают этих,
несомненно одаренных,но вполне отходящих в прошлое авторах...их будущее это наше прошлое,поэтому мы умнее их...
Что же касаеться подлостей Бен-Гуриона и всей этой соц.банды,то я в "теме",и дела Кастнера-Гринфельда и прочих гнусностей,увы,противно,и то как Рабин не принял брата Валленберга,времени не нашел,и шароновские делишки...к сожалению,евреи не лучше других...
Элиэзер М. Рабинович
- at 2010-05-12 10:07:15 EDT
Александр Кац
Коммунистический сионизм, равно как и ревизионизм Жаботинского, прекрасно "проехались" на Катастрофе, "сварганив" себе (и "своим") государство. Все же "не свои" были обречены на полурабское существование в новообретенной родине.

Это кошмарное утверждение автора, находящегося в плену определенной идеологии. Во-первых, не было "коммунистического" сионизма - коммунисты везде (кроме самого Израиля? И то не уверен) были убежденными и непримиримыми антисионистами. Во-вторых, совершенно нелепо утверждение о полурабском существовании новоприбывших, которое противоречит фразе из недавней статьи того же автора: "И это несмотря на потрясающие успехи в абсорбции и интеграции весьма разнородных еврейских общин из самых разных стран мира, успехи в экономике, науке и технологии."

Упоминание же сотрудничества сионистов с гестапо завораживает, но это - не "экзотика", а еще одна сторона чудовищной еврейской трагедии. Неплохо бы подсобрать материал и написать об этом подробнее.

Этот вопрос был подробно рассмотрен как в предыдущих публикациях г-на Берковича, так и в моей статье "Сотрудничали ли сионисты с нацистами?" в №6 за 2009 г. Я твердо считаю, что не было сотрудничества, направленного во вред еврейству.

Этот мой комментарий не означает оптового отрицания статьи самого г-на Каца, которую я пока что проглядел только бегло и в которой заметил много интересных и правильных мыслей.
Александр Кац
Хайфа , Израиль - at 2010-05-12 05:07:54 EDT
Уважаемый Валерий, к сожалению Вы не сообщили место Вашего проживания. Ваша позиция ясна и достойна всяческого уважения. Но она совершенно оторвана от реальности, и я опасаюсь, что поиск истинного не-антисемита (т.е. человека информированного и, по крайней мере, нейтрального), может затянуться очень надолго (тем более, если речь идет об "инженере человеческих душ"). Поэтому я обязан декларировать: я отнюдь не "наследник Ц. Солодаря", как Вы выразились, а просто реалист.
Что же касается сотрудничества сионистов с гестапо, то в этом вопросе Вы, по-видимому, не имеете достаточно информации. Углубитесь в раннюю историю Государства Израиль (начиная не с провозглашения, а с начала массовой репатриации в конце 19 века), и Вы много чего неблаговидного в ней найдете. Как Вам, например, понравится идея селекции вывозимых (в середине 30-х!) из Европы евреев по возрастному признаку (молодых - берем, стариков - в сторону)? А по идеологической принадлежности?
Валерий
- at 2010-05-12 03:16:18 EDT
Некто Кац пишет,-Хайфа, Израиль - at 2010-05-10 04:47:40 ED
"Совершенно согласен с уважаемым автором, что антисемитизм раннего Манна не отдаляет и не отвращает от него, а лишь напротив - подчеркивает величие этого человека, сумевшего все-таки переступить на каком-то этапе через свои совершенно естественные реакции.
Упоминание же сотрудничества сионистов с гестапо завораживает, но это - не "экзотика", а еще одна сторона чудовищной еврейской трагедии. Неплохо бы подсобрать материал и написать об этом подробнее".
Ну просто наследник Цезаря Солодаря,антисемитизи,хоть ранний, хоть поздний являеться уже совершенно естественной реакцией,которую Манн,все таки сумел переступить,какой молодец,матерый человечище,а мог бы и бритвой полосонуть,или сменить демьянюка у крематория,слезы прошибает...
А "перл" о сотрудничестве с гестапо возводит нас к временам бегунов,ивановых,евсеевых...даже если и были контакты,то это были попытки обреченных выскользнуть из под плахи,увы,любой ценой...мы,к счастью в этих обстоятельствах не были,пока...
А Манна оставим в покое,хороший писатель,но....антисемит.
Они и сейчас говорят,что в Берлине было слишком много адвокатов-евреев,....сам слышал.
Александр Кац
Хайфа, Израиль - at 2010-05-10 05:33:55 EDT
Уважаемый Евгений!

Спасибо за ссылку. Прочитал. Все сходится, по крайней мере - в моем понимании. В принципе, я выразил свою позицию в статье "Катастрофа после Катастрофы", опубликованной Вами в номере за февраль 2010. Теперь же моя уверенность в правоте такого подхода укрепилась чрезвычайно. [Не знаю, имеет ли это непосредственное отношение к Манну и Вашей статье, но к описываемому Вами историческому периоду - точно.] Коммунистический сионизм, равно как и ревизионизм Жаботинского, прекрасно "проехались" на Катастрофе, "сварганив" себе (и "своим") государство. Все же "не свои" были обречены на полурабское существование в новообретенной родине. Когда же "свои" вымерли практически до конца, наступил период "пост-все", и начались торги в стиле "земля в обмен на территории" и т.д. и т.п. А чудовищная еврейская трагедия, какой был Холокост, осталась неплохим источником политических дивидендов.
Могу лишь повториться: спасение Израиля - в "отстегивании" от Катастрофы. И тогда, кстати, и отношение к таким противоречивым личностям как Манн перестанет быть черно-белым. Чрезмерный контраст, вообще, дело опасное.
Евгений Беркович
- at 2010-05-10 05:02:09 EDT
Алекасндр Кац
Хайфа, Израиль - at 2010-05-10 04:47:40 EDT
Упоминание же сотрудничества сионистов с гестапо завораживает, но это - не "экзотика", а еще одна сторона чудовищной еврейской трагедии. Неплохо бы подсобрать материал и написать об этом подробнее.

Уважаемый Александр, спасибо за отклик. Подробнее об этом написано в моей статье "Смятение умов: свастика и звезда Давида" http://berkovich-zametki.com/2008/Zametki/Nomer8/Berkovich1.php
Там же даны ссылки на другие статьи по теме "Смятение умов".
Удачи!
Алекасндр Кац
Хайфа, Израиль - at 2010-05-10 04:47:40 EDT
Совершенно согласен с уважаемым автором, что антисемитизм раннего Манна не отдаляет и не отвращает от него, а лишь напротив - подчеркивает величие этого человека, сумевшего все-таки переступить на каком-то этапе через свои совершенно естественные реакции.
Упоминание же сотрудничества сионистов с гестапо завораживает, но это - не "экзотика", а еще одна сторона чудовищной еврейской трагедии. Неплохо бы подсобрать материал и написать об этом подробнее.
Uri Andres
London, - at 2010-05-09 10:10:22 EDT
Прекрасный очерк, написанный интересно и информативною
Валерий
Германия - at 2010-05-09 06:42:15 EDT
Статья блестящая,впрочем как и все,что пишет уважаемый Евгений.Спасибо!
Все же хочеться капли яда,для комментаторов.
Все таки евреи удивительный народ,об этом еще Сартр писал,очень хочеться найти хоть крупицу симпатии и сочувствия к себе у великих,хоть и трижды антисемитов.
Все выискивают у Чехова,Длстоевског,Тургенева и прочих хоть каплю доброго слова,оправдывая несомненную гнусь...
Да,Гений и Злодество совместны...и даже те,кто иногда
хвалил,Куприн,Бунин,Манн и др.в общем не жаловали(мягко сказал)...
Очень показательный фильм,найдите,"Мнения сторон",о Фуртвенгере,и кто же его защитник,в фильме,конечно же еврей,молодой офицер,родители которого сгорели в Холокосте...
На что ему,следователь,американец без комплексов,советуюет
наконец повзрослеть...что и я советую многим комментаторам,
хватит прислоняться евреям к тем,кто их ненавидел...пора мудреть и взрослеть.

Элиэзер М. Рабинович - умер Соломон Апт
- at 2010-05-09 00:14:02 EDT
Переводчик "Иосифа и его братьев" и многих других вещей, автор биографии Т. Манна Соломон Апт умер 7-го мая 88 лет.
Юлий Герцман
- at 2010-05-08 15:11:33 EDT
Поскольку Е.М.Беркович является редактором "Заметок" и от него зависит литературная судьба моих будущих баек, то боясь обвинения в подхалимаже, я не могу написать, что статья - захватывает. Не могу я по той же причине отметить, что столь тщательный анализ гениальной личности требует, как минимум, объединения интеллекта с образованием. А изложение, овладевающее вниманием и не отпускающее до последней строчки - литературного мастерства. Увы, как человек гордый, этого написать не могу. А вот если бы Беркович не был редактором - написал бы.
Элиэзер М. Рабинович
- at 2010-05-08 15:00:03 EDT
Как всегда, интереснейшая статья об одном из столпов европейской культуры двадцатого века. И об одном из тех, кто составляли ее совесть. Я не помню, с Вашей ли подачи, уважаемый Евгений, я купил (для себя и для подарков - несколько копий) недавний интересный сборник статей "Аристократия духа", специально задуманный составителями, как дополнение к последнему тому 10-томника.

Странно, что Вы удивлены отсутствием еврейской темы в биографии Т. Манна, написанной С. Аптом и изданной в 1972 г.! Просто иначе книга никогда не была бы издана. В Библ. Всемирной литературы первым томом была объявлена "Поэзия и проза Древнего Востока", причем переводы из Библии были в анонсе. Книга вышла с большой задержкой - только в 1973 г. (сравните с томом Гомера - 1967 г.), и ее компановка показывает какая борьба шла вокруг нее: сначала - древнеегипетская, затем шумерская литература, хеттская, Китая, Индии, Ирана и лишь в конце 120 страниц древнееврейской литературы. Очевидно, что технически книга была подготовлена к выбросу этого раздела в последний момент.

Я думаю, что мы все можем поставить точку в отношении раннего антисемитизма Томаса Манна, простить его ему и принять его как величайшего писателя, гуманиста и антифашиста 20-го века. В конце концев, и я попытался показать это в моей статье о двух веках еврейской цивилизации, вторжение еврейского образа мышления в немецкую культуру было сильным, заметным и могло вызвать обсуждение, и какой-то протест в те времена, когда братья Манны были вовлечены в журнал "Двадцатый век". Но если бы вся немецкая интеллигенция преодолела бы тот ранний антисемитизм так, как это сумел сделать Томас Манн, не было бы Холокоста.

Б.Тененбаум-Е.Берковичу
- at 2010-05-08 13:10:23 EDT
Вы, конечно, правы. Я взял за "отметку" 1930, потому что в этом году фильм и вышел, а делали их тогда очень быстро, за месяц-другой.
Евгений Беркович
- at 2010-05-08 13:04:21 EDT
Б.Тененбаум-Е.Берковичу
- at 2010-05-08 12:18:47 EDT
Мелкий эпизод, но, кожет быть, вам будет интересно - где-то в 1930 пути братьев Манн разошлись

Спасибо за замечания. Пути братьев Манн разошлись существенно раньше: в начале Первой мировой войны. Как раз страницы "Размышлений", написанные еще в 1915 году, содержат скрытую полемику с Генрихом. А примирение состоялось в 1922 году, когда Генрих тяжело заболел.
Удачи!
Б.Тененбаум-Е.Берковичу
- at 2010-05-08 12:18:47 EDT
Мелкий эпизод, но, кожет быть, вам будет интересно - где-то в 1930 пути братьев Манн разошлись настолько, что продюсер, взявшийся за экранизацию произведения Генриха Манна (экранизация стала фильмом "Голубой Ангел") взялся за проект только потому, что принял Генриха за Томаса. Генрих имел репутацию франкофила и иметь с ним дело национально ориентированный продюсер не стал бы. Томас же ему импонировал и своей известностью, и тем, что был автором "Размышлений Аполитичного", где высказывалась мысль, что вот и пришла пора немецкой культуре повести за собой человечество (издано было в 1918 году, Betrachtungen eines Unpolitischen).
Борис Дынин
- at 2010-05-08 11:43:55 EDT
"Стал ли Томас Манн мне менее дорог после того, как все перечисленные факты его биографии и аспекты творчества выведены из тени забвения и полумрака умолчания на ясный свет беспристрастной критики? Нет, ни в коем случае. Напротив, он стал ближе и понятнее: сын своего времени – он нес в себе все его предрассудки и противоречия."

И мне тоже! И не потому, что мне стали ближе предрассудки того времени, но потому, что противоречия сознания и характера героя повествования соотношу и с нашим временем. Мало кто избежал их, и как быть последовательным в своих суждениях о людях того времени? Я думаю, следует спросить, перешел ли человек границу, после которой он перестает для меня (каждый решает для себя) человеком. Томас Манн не перешел ее, он остался на человеческой стороне своего времени. Понять это, без умолчаний, очень важно. Спасибо, уважаемый Евгений.
...И читается с удовольствием...
Б.Тененбаум
- at 2010-05-08 11:02:43 EDT
Уважаемый Евгений Михайлович, когда я учился на втором курсе института, мне в книжном магазине у станции метро "Войковская" попался 10-томник Томаса Манна, который я и купил (за 9 руб. 40 коп.). По-моему, это была самая выгодная сделка в моей жизни :) Я для начала прочитал "Будденброков" - и "отравился" Манном, на всю оставшуюся жизнь. Романа лучше "Доктора Фаустуса" - или, скажем, "Иосифа" - я вообще не читал никогда. Так что позвольте мне поблагодарить вас - не только за замечательную статью, но и, я бы сказал, чисто лично.
Майя
США - at 2010-05-08 09:59:47 EDT
Блестяще! Нет слов...