©"Заметки по еврейской истории"
январь  2011 года

Лея Алон (Гринберг)

Живи в борьбе

(К 40-летию со дня смерти) 

«Юлий Марголин. Несобранное». Я закрываю книгу. Оставляю строчки, отчеркнутые карандашом, закладки. Сколько раз потом я буду возвращаться к ним, открывая по ходу чтения что-то новое и снова делая заметки. За годы жизни в Израиле публицистика Марголина стала близка мне.

Как-то уже совсем недавно, вернувшись из командировки в Кармиэль, город, который закладывался во время притока румынской алии и в котором сегодняшняя русская алия проходит свой нелегкий путь абсорбции, я открыла Марголина и нашла слова его, будто спроецированные на настоящее: «И снова надо напомнить: предприятия сионизма – нё слащаво-сентиментальная идиллия, не мирная колонизация по мере сил и возможностей, Сионизм – вызов судьбе, опасное дело. В нем драматическое напряжение неизбежно. Сто тысяч будут приняты и создадут неизбежный затор, кризис, смятение. Но распутаем и этот узел, как распутали предыдущие». 

 

Очерки эти под общим названием «Тель-Авивский блокнот» печатались в «Новом Русском Слове» в Нью-Йорке, и многим открывали Израиль в трудном процессе его становления. Не желая сглаживать углы, создавать обманчивое впечатление, Марголин подчеркивает: «Израильская действительность трудна и малодекоративна». И снова возвращаясь к той же мысли, жестко предупреждает: «Любителям романтики следует привезти ее с собой и тщательно беречь, чтобы не растерять на улицах и дорогах страны. Или искать ее там, где место настоящего идеализма – глубоко, в невидимых глазу тайниках сердца».

Эта книга издана обществом по увековечению памяти Юлия Марголина, и бумага для нее приобреталась на частные деньги пожертвователя. Почему?

«Почему нет в Израиле улиц имени Марголина, школ его имени; литературных премий? Как сионист и узник Сиона, он многократно заслужил это...»

Этот вопрос сформулировал и сам же дал на него ответ поэт Анатолий Радыгин, который просидел десять лет в советских лагерях и тюрьмах. Ему-то, как и многим узникам Сиона и участникам правозащитных движений, было хорошо знакомо это имя. И тем тяжелее было ему понять правду, о которой он написал спустя три года после смерти Юлия Марголина. «...Поразительно и горько, что множество в общем смысле культурных людей в Израиле, не говоря уже о новых репатриантах из СССР, практически ничего не знают о докторе Марголине, мудрость и патриотический облик которого дают ему право находиться в первом ряду и в одном пантеоне с Герцлем, Жаботинским и Нордау».

...В каждой жизни и каждой судьбе есть момент наивысшего испытания, после которого одни ломаются, другие становятся сильнее и обретают истинное своё предназначение.

***

В 1939 году Юлий Марголин выехал из Израиля, куда незадолго до этого репатриировался из Польши, чтобы навестить родных в Пинске. Там его застала война, а вскоре последовал и арест советскими властями как еврейского беженца из Западной Польши. Он был осужден и приговорен к пяти годам заключения. Доктор философии, кончивший Берлинский университет, писатель, публицист оказался брошенным в советский лагёрь. «Одним из моих потрясающих переживаний в советском «подземном царстве» была встреча с людьми, которых похоронили заживо не за что иное, как за сионизм их молодости. Теперь передо мной стояли старые, сломленные люди, без надежды и веры. Они просили меня отдать поклон родному народу и родной стране, как святым призракам, которые уже никогда не станут для них действительностью...» Так писал Марголин в публицистической статье «Дело доктора Беньямина Бергера».

Он не верил, что вырвется, хотя был осужден на пять лет, но по окончании срока его выпустили, а спустя год он, как польский гражданин, выехал в Лодзь, а в 46-м году вернулся Израиль.

«Мое возвращение к жизни – чудо, настоящее воскресение из мертвых. О чем может думать человек, вышедший из гроба, из преисподней. Синева Средиземного моря, яркий блеск солнца опьяняет меня, наполняет невыразимым счастьем».

Пароход несет его к родным берегам, покинутым семь лет назад. Все ближе земля Израиля, час от часу сокращается расстояние между ним и домом, между мечтой и реальностью. Корабль отдаляет его от прошлого. Отдаляет, но только физически. Оно с ним даже в минуты высшего счастья...

«Есть вещи, которые должны быть сказаны немедленно, не откладывая ни на минуту, – записывает он тут же, на пароходе. – Я не могу позволить отложить их, – не смею, это было бы преступлением по отношению, к тем, кто говорит через меня, кто кричит через меня смертным криком отчаяния».

Так с первых минут возвращения он определяет свою тему, свой человеческий долг, свое творческое направление. Он живет и пишет с чувством человека, которому остался только один день жизни, один день, и надо успеть сказать самое главное, самое неотлож­ное, самое важное, потому что завтра уже может быть поздно.

***

Сразу же по возвращении в Израиль он начинает работать над «Путешествием в страну Зе-Ка» и заканчивает книгу в течение десяти месяцев, в 1947 году. Он первым, задолго до Солженицына, написал о советских лагерях и тюрьмах, о стране Зе-Ка, о России номер два, которая, по определению Марголина, похожа на «гигантский – мусорный ящик, куда выбрасываются в случае надобности целые группы и категории населения». И среди них более полумиллиона евреев, но не только те, которые упрятаны в лагеря, гибнут. Гибнет еврейство России, теряя в насильственной ассимиляции свои корни, теряя самоё себя.

Сегодня правда о евреях бывшего Советского Союза известна всем. Тогда все было иначе. Он открывал эту правду, вызывая враждебность, злобу, недоверие. Читая строки его публикаций, понимаешь, какой это был трудный путь. Ибо, что может быть труднее, чем ломать сложившееся представление, выступать против него первым.

***

«Еврейский народ, еврейское национальное движение не может вести борьбу с режимом советского террора. Не в нашей власти разрушить тысячи мрачных гнёзд – рассадники гнета и разврата. Это может сделать только сам русский народ, в будущее которого я верю. Но есть одно, что касается нас непосредственно, есть нечто, что лежит на нашей ответственности и на нашей совести, как камень: это вопрос наших братьев, которые попали в эту волчью яму и не могут выбраться оттуда. Никто им не поможет, кроме нас. А мы обязаны им помочь».

 

Обложка нового издания книги Ю. Марголина «Путешествие в страну Зе-Ка» 

Многие его письма в официальные инстанции оставались без ответа, книга «Путешествие в страну Зе-Ка» в Израиле на иврите так и не была опубликована, а вышла в издательстве Чехова в Нью-Йорке. В послесловии к ней Юлий Марголин подчеркнул: «...Эта книга писалась при молчаливом и явном неодобрении моего окружения и если бы не личный, опыт и сила убеждения, которой я обязан пяти лагерным годам, – возможно, я подчинился бы коллективному внушению, как это делают другие участники «заговора молчания...»

Не случайно он выразил свой девиз одним-единственным словом – «борьба». 

Спросишь, как прожить

тебе.

Мой ответ: «Живи

в борьбе!» 

Он никогда не скрывал своего отношения к Советскому Союзу. «Я ненавижу этот строй всеми силами своего сердца и всей энергией своей мысли...»

Этого ему не могли простить. Друг Юлия Марголина, известный общественный деятель русской эмиграции с 1917 года, ныне покойный писатель и журналист Роман Гуль, встречавшийся с ним в Израиле, отразил общую ситуацию в стране и положение человека, поднявшего голос против великой советской империи. «...В то время – 1963 год – большинство израильской интеллигенции и правительственной элиты было настроено по отношению к Совсоюзу, увы, весьма "мягко" и "симпатично". Всем этим людям хотелось дружбы с Советами, во что бы то ни стало. Почему? Думаю, не последнюю роль тут играл так называемый "ореол революционной страны", все еще реявший над реакционным СССР. И благодаря этой психологии «верхнего слоя» израильской интеллигенции, благодаря этому «климату» побывавший в лагерях Юлий, занявший совершенно непримиримую в отношении Совсоюза позицию, оказался "более-менее" не у дел. А на компромисс с политической совестью Юлий пойти не мог и не умел, если бы даже захотел...»

В 1958 году Марголин начал работать над своей «Повестью тысячелетий». О задуманном им произведении он писал, что это повесть о народе, принуждённом бороться за своё существование в исключительно неблагоприятных условиях и, как следствие, прошедшем через такие испытания и катастрофы, каких не перенёс ни один народ. Он первый после Семёна Дубнова обратился к истории еврейского народа и обобщил в своём труде его путь: от древне-израильского и иудейского царств до двадцатого века и создания еврейского государства. Книга вышла в свет лишь в 1973 году при поддержке фонда по увековечению памяти Юлия Марголина. «Рассказать историю еврейского народа в небольшой книжке задача нелёгкая», – заключает Марголин. Когда-то Семён Дубнов, завершив «Краткую историю еврейского народа», написал почти те же слова: «Нелегко вместить в рамки книги повествование четырёх тысяч лет»… Дубнов оценивает еврейский народ как единое целое и тот же подход характеризует Марголина. «Что такое народ? – спрашивает он и отвечает: «Это историческое единство поколений, связанное особенной территорией с особенным языком, непрерывным процессом особенной материальной и духовной культуры». Разница между взглядом историка Дубнова и Марголина в подходе к роли территории в судьбе нации. Дубнов считал, что родиной еврея может быть страна рождения и проживания, сионист Юлий Марголин видел только один путь: будущее народа возможно лишь в Эрец Исраэль. Он писал: «Для миллионов евреев, прибывших в Израиль из десятков стран, было нечто общее не только в преданиях их истории, но и в живом национальном чувстве».

«Что же, спрашивается, эдак и итальянцы могут предъявить притязания на Люгдунум, сегодняшний Лондон, основанный их предками, древними римлянами? – задаёт Марголин вопрос, словно опережает своих возможных оппонентов.

И отвечает: «Да. Если бы сохранили итальянцы или, когда бы то ни было имели, то же отношение к древней люгдунской земле, как евреи к древнему Израилю, и сохранили бы в течение тысячелетий тоску и тягу, и духовную связь, и принесли бы те же жертвы ради верности земле, какие принесли евреи ради верности Иерусалиму…»

И в книге очерков «Тель-Авивский блокнот», возвращаясь к той же мысли, пишет: «Здесь, где землю ни копнёшь, выходит её еврейское прошлое. Библия в землю вросла: пластами уходят в землю Судьи, Цари, Пророки… Еврейская история создала живую связь между народом и землёй, единственную в своём роде».

Он много ездит по стране. Его взгляд жаден, внимателен, свеж.

Кажется, он постоянно чувствует своего потенциального оппонента. Ему он отвечает в размышлениях о маленькой возрождающейся стране и о земле Эрец Исраэль.

«Прошлое и настоящее переплелись, как корни деревьев на тесном клочке земли. Тронь один, его держит другой и третий. Не разделишь».

«Земля израильская на трех китах стоит, – пишет Марголин в Тель-Авивском блокноте. – Если верить недругам, эти киты: западный империализм, сионистские захватчики и заграничные субсидии. Но если побывать на месте, то все оборачивается по-иному. Земля есть земля: зеленеют поля, виноградники и сады». У него свой взгляд на то, что лежит в основе нашего еврейского отношения к своей земле. Религия, история, труд – вот три основания, на которых держится наша любовь, наше притяжение и наша связь с Эрец Исраэль. Современная Европа еще не родилась, а израильская земля уже стояла «на этих трех китах».

После публицистических заметок, после великолепных этюдов, после ярких зарисовок Тель-Авивского блокнота мне показался неожиданным заголовок: «Словарь. Из сказок Шломиэля». Подумалось, что-то детское. Но только прочтя, я поняла, что это завершающий аккорд.

Заспорили слова в словаре о том, кому из них дано быть царем над всеми. И заговорили о себе в голос, похваляясь достоинствами. Были то прекрасные, простые и сильные слова: Работа, Любовь, Жизнь, Смерть, Справедливость, Милосердие, Разум и многие другие. Но не могли они сами решить, кому принадлежит первенство и обратились к Шломиэлю. И Шломиэль нашел себе Слово.

«Подумайте, что это за слово. За него идут на смерть, смеясь, как на праздник. Всему на свете оно дает вкус и жизнь. А само остается неуловимо, как свет солнца. Оно везде и нигде... Оно растет вместе с человеком. Дети понимают его по-детски, но сильные отдают ему свою силу, а мудрец – свой разум. Все угнетенные мира повторяют его в своих мечтах и снах. Оно идет за тобой везде, и чем больше ты узнаешь его, тем больше ты любишь его... Без него Работа – рабство, Разум – обман, а Любовь только жалкое утешение бедняка. Без него нет справедливости, и не нужно милосердие.

Самое большое слово мира: СВОБОДА!»


К началу страницы К оглавлению номера

Всего понравилось:0
Всего посещений: 2816




Convert this page - http://berkovich-zametki.com/2011/Zametki/Nomer1/Alon1.php - to PDF file

Комментарии:

Нациоалкосмополит
Израиль - at 2011-02-27 07:49:04 EDT
Достаточно прочесть «Архипелаг ГУЛАГ» Солженицына и «Путешествие в страну ЗК» Марголина, как станет ясно, что первая книга - абсолютный плагиат второй и по синонимности названий, и по всем заложенным в обоих книгах смыслам.

Кто инициировал этот плагиат?
Моя версия – чекисты.
Они просто предоставили Александру Исааковичу экземпляр книги Марголина, который не был в 50ых годах доступен Советской интеллигенции.
С него он сидя на даче у Ростроповича и скомпилировал «Архипелаг ГУЛАГ».

Казалось бы странно, что Нобелевская премия по литературе дана Солженицыну не за «Архипелаг ГУЛАГ», а за совокупность литературных произведений.
Ведь больше Нобелевских премий по литературе «за совокупность произведений» ни одному лауреату не было дано, а только за конкретные вещи!
На самом деле эксперты в Нобелевском комитете скорей всего распознали плагиат Солженицына с Марголина, но было уже поздно, вот и дали Нобеля «За совокупность трудов».
Великолепная чекистская работа!

Я много раз подымал в гостевой тему предполагаемого плагиата Солженицына у Марголина.
Молчание было мне ответом.
Жаль, что Нобелевские премии не присуждаются посмертно!
Можно было бы исправить допущенную мерзость по отношению к великому и обкраденному славой Израильскому писателю с молчаливого согласия Израильской и мировой интеллигенции.

Элиэзер М. Рабинович
- at 2011-01-16 09:04:58 EDT
«...В то время – 1963 год – большинство израильской интеллигенции и правительственной элиты было настроено по отношению к Совсоюзу, увы, весьма "мягко" и "симпатично".

При всей симпатии к горечи автора по поводу неиздания в Израиле книги Марголина, ее объяснение неверно. В это время уже давно симпатии в Союзу оставались в весьма ограниченных кругах, а официальная политика правительства с самого начала была строго прозападной.

Первый летописец ГУЛАГа

Это тоже не совсем верно. Сильная книга Ивана Солоневича "Россия в концлагере" была издана в 1936 г. Ответом на нее и на другую деятельность автора было покушение-взрыв в его редакции в Болгарии, в результате которого погибла жена Солоневича.

О Марголине
- at 2011-01-16 03:58:52 EDT
Aschkusa
- Saturday, January 15, 2011 at 19:46:48 (EST)
Первый летописец ГУЛАГа
21 января исполнится 40 лет со дня смерти русско-еврейского публициста Юлия Марголина…
******
Наверное, потому и поместила редакция эту статью
Живи в борьбе
(К 40-летию со дня смерти)

Миша Шаули
Кфар Сава, Израиль - at 2011-01-15 10:43:12 EDT
Спасибо за рассказ о замечательном человеке и за ссылку к его статьям у Берковича. Прочёв их я понял, что в Израиле ненавидели Марголина не только слева (что понятно), но и справа: он остался верен либералным идеалам Жаботинского и не присоединился к религиозно-популистскому кликушеству Бегина.

Жаль, что в результате всестороннего политического отторжения не нашёлся смелый независимый ивритский издатель гениалных работ Марголина.