Majburd1

Неотложные партийные дела: склока трех Карлов

Маркс часто повторял слова Гегеля: «Даже преступная мысль злодея возвышеннее и значительнее, чем все чудеса неба». Однако, в отличие от этих философов, мысль беспрерывно толкала Маркса к действию.

Во время разговора с Бискампом (об условиях своего участия в «Фольк») Маркс «вскользь упомянул» о сообщении Блинда про Фогта. Бискамп написал статью с какими-то намеками или, как говорим Меринг, «остротами», и напечатал ее, не спросясь Маркса. При этом экземпляр этого номера газеты он зачем-то послал Фогту. Тот в ответ опубликовал в газете по месту жительства «предостережение» рабочим, по словам Меринга,

с изобличением «клики эмигрантов», которые были известны… под кличкой… «серной банды», а теперь собрались в Лондоне под руководством своего предводителя Маркса, чтобы плести заговоры против немецких рабочих. Эти заговоры, де, уже с самого начала известны континентальной тайной полиции и вовлекают рабочих в беду. (ФМ, 306)

Позднее, в своем памфлете Маркс так цитирует Фогта (комментарии в скобках принадлежат Марксу):

«Но от одного я настойчиво предостерегаю вас – от происков маленькой кучки подлых людей, все помыслы которых направлены к тому, чтобы отвлечь рабочего от его ремесла, впутать его во всякого рада заговоры и коммунистические козни, а затем, поживши за счет его пота, обречь его холодным» (после того, конечно, как он пропотел!) «своим равнодушием на гибель. И теперь снова эта кучка пытается всеми возможными средствами» (насколько только возможно) «завлечь союзы рабочих в свои коварные сети. Что бы они ни говорили» (о бонапартистских происках Фогта), «знайте, что они стремятся лишь к тому, чтобы эксплуатировать рабочего в своих личных интересах и, в конце концов, предоставить его собственной участи». (14/441)

Цитата взята не из статьи Фогта, а из его последующей книги, но смысл, по-видимому, тот же.

Как говорит Меринг, тогда статью Фогта Маркс игнорировал.

Потом Маркс поехал в Манчестер (к Энгельсу – обсуждать совместный манифест об итальянской войне), и в его отсутствие Либкнехт якобы нашел в типографии Холлингера корректурный лист анонимной листовки, где повторялись обвинения Блинда против Фогта.

Наборщик якобы сказал Либкнехту, что статью принес Блинд. Пометки на ней были сделаны якобы рукой Блинда.

Не долго думая, Либкнехт посылает статью в аугсбургскую «Альгемайне» с припиской, что автор – один из самых уважаемых немецких эмигрантов, и что изложенным фактам имеются доказательства.

Подметная листовка появилась в «Альгемайне» под названием «Предостережение».

Фогт предъявил газете обвинение в клевете. Та – к Либкнехту, тот – к Блинду. Последний признал, что говорил Марксу нечто подобное, но влезать в эти дела отказался, и свое авторство листовки категорически отверг.

Больше того, Блинд опубликовал в той же баварской «Альгемайне» свое заявление. Политику Фогта он и вправду осуждает, но листовку написал не он. К сему прилагались показания двух свидетелей: владелец типографии Холлингер отрицал, что листовка напечатана у него и составлена Блиндом, а наборщик Вие подтверждал, что Холлингер говорит правду.

Спрашивается, причем тут Маркс? И что ему в этой истории? Вот и Либкнехт думал, что Маркс захочет остаться в стороне. Но тот влез в эту историю. Он раз или два встречался с Блиндом, но его нажим на Блинда ничего не дал. Тогда Маркс ухитряется получить письменное заявление другого наборщика, Фегеле, что листовка – дело рук Блинда. Так излагает Меринг. Что мы можем к этому добавить?

… в наших руках имеются доказательства, что этот человек получил деньги от Бонапарта не только для себя, но и для того, чтобы подкупать немцев для франко-русской пропаганды. (29/497)

Все, что он имел «в своих руках», - это слова Блинда на митинге у Уркарта.

Лассаль встревожился с самого начала, как только возникла эта неприглядная история. В октябре того же года Маркс сообщил ему определенно, что имел в виду наличие у Блинда доказательств против Фогта, а теперь должен был с последним порвать, так как тот не хочет брать на себя ответственность за листовку «Предостережение».

В ноябре Маркс пишет Лассалю большое письмо, где подробно излагается история с газетой «Фольк», противофогтовой статьи в ней, а так же его версия о появлении на свет листовки «Предостережение». (29/507-511)

Эту-то версию и воспроизводит Меринг в своей книге, целиком полагаясь на слова Маркса (чего делать не следует ни в коем случае, но особенно, когда речь идет о столь темном и нечистом деле, описанном адресату, который не пользовался особым доверием корреспондента, но мог бы быть полезным последнему как распространитель его заявлений в немецкой печати, каковой просьбой Маркса к Лассалю и заканчивается письмо).

И о блиндовской информации Маркс рассказал Бискампу случайно, и статейка появилась в «Фольк» без ведома Маркса, и листовку нашли в типографии в отсутствие Маркса, и послал ее Либкнехт в Аугсбург без ведома Маркса и т.д. Он не при чем больше, чем на 100%. И влезает в эту возню, напрочь, забросив любимую «политическую экономию».

Вот его мотив. Его отношения с аугсбургской «Альгемайне» - враждебные. Но в предстоящем процессе Фогта против газеты речь идет не о ссоре Фогта с газетой,

а о судебном решении по поводу отношений между бывшим германским имперским регентом Фогтом и французским императором Луи Бонапартом. Следовательно, по моему мнению, в данном случае для каждого немецкого революционера … речь идет не «о делах совершенно чуждой ему газеты», а об его собственных делах. Однако это дело вкуса… (29/499)

Почему отношения между Фогтом и французским императором (!) суть собственные дела каждого немецкого революционера? Потому что Фогт в 1848 г. занимал пост, называвшийся «регент Империи». Избытка логики в этом, честно говоря, мы не находим. Да и написано это в письме Либкнехту, которого они с Энгельсом между собою в тот период называли, в основном, ослом и болваном.

Я сведу Фогта и Блинда друг с другом, хотя бы мне пришлось тащить этих молодчиков на канате. (29/407)

Что касается Фогта, то для нашей партии – в противоположность вульгарной демократии – важно заставить его поднять перчатку и сразиться с Блиндом. Оба эти господина, по-видимому, одинаково трусливо стараются держаться подальше друг от друга. (29/512)

Удивительно серьезная причина, чтобы отложить свой научный труд, с которым было связано столько надежд политического и материального свойства. И еще: «для нашей партии…» Кажется, начинаются неотложные партийные дела.

Тем временем Фогт проиграл свой процесс против аугсбургской «Альгемайне», но судебное решение было мотивировано небезупречно. Фогт, по выражению Меринга, оказался «в блеске двойного мученичества». К концу года вышла книга Фогта «Мой процесс против «Альгемайне Цайтунг». Там, судя по всему, были подняты факты, сообщения и слухи, начиная с 1848 года.

Подано все это было в виде дословной передачи материалов судебного слушания по иску Фогта против газеты. Непосредственной целью книги, как можно полагать, было обеление своего доброго имени. Но оказалась эта книга тяжелым обвинением против Маркса.

Несмотря на всю свою очевидную лживость, изложение было настолько переплетено с полуправдой из истории эмиграции, что требовалось точное знакомство со всеми подробностями, чтобы в первый момент не быть ошеломленным этой басней. А между тем менее всего можно было предположить такое знакомство с фактами из жизни эмиграции у немецких филистеров. (ФМ, 311)

Кого здесь называют «филистерами» - рабочих или буржуа? Если последних, то почему так важно было Марксу их мнение? Ему, который высмеивал «филистеров» и громогласно плевал на их взгляды!

Книга Фогта обратила на себя действительно большое внимание, и особенно германская либеральная пресса восторженно приветствовала ее. (Там же)

До Лондона дошли немецкие газеты со статьями и рецензиями о книге Фогта. Вместо отзывов о «политической экономии» Маркса. Ну, канальи!..

Только отсюда начинается подлинно неотложное «скандальное дело с Фогтом».

Слыхал ли ты уже о брошюре Фогта с подлейшими выпадами против меня? (30/5)

28 января Маркс внушает Энгельсу, что и как следует написать Лассалю, который не ответил на последнее письмо – по-видимому, обидевшись.

Мы должны теперь непременно поддерживать связь с Берлином… Немножко дипломатии я считаю теперь абсолютно необходимым – хотя бы для того, чтобы убедиться, на кого мы можем рассчитывать. По сравнению с другими Лассаль все же – лошадиная сила… Ты мог бы также, между прочим, спросить благородного Лассаля, что он считает нужным предпринять в фогтовском деле. В письмах ко мне Лассаль слишком связал себя, чтобы сразу сделать полный поворот… (30/9)

Он опасается, что Лассаль самоустранится, и готов шантажировать его доброжелательными письмами.

Без памфлета, который мы должны написать совместно, нам из этой истории не выбраться. (30/12)

Но прежде чем Энгельс взялся за исполнение данного ему поручения, Лассаль сам написал Марксу. Он… энергично требовал какого-нибудь вмешательства в «высшей степени фатальную историю» с Фогтом, так как она производит сильное впечатление на общество. (ФМ, 315)

Лассаль и не думал отворачиваться от Маркса.

Он дал понять, что обеспокоен. Он считал, что Маркс не должен был верить Блинду и потому теперь должен, прежде всего, взять назад свое обвинение против Фогта. С этого надо начать в качестве доказательства своей добросовестности и порядочности.

В следующих письмах Лассаль не советовал Марксу начинать процесс против немецкой «Националь Цайтунг», особенно смаковавшей обвинения Фогта против Маркса, потому что эта мера, по мнению Лассаля, ничего не даст, пока он печатно не опровергнет Фогта.

3 февраля, еще не видя книги Фогта. Он пишет в Манчестер:

… в данный момент брошюрой и заявлением в газетах ничего не достигнешь. Брошюра будет убита той самой печатью, которая сейчас трубит о величии Фогта. Атака его против меня – он, очевидно, пытается изобразить меня ничтожным подлецом и мошенником (это вытекает из всего, что я до сих пор слышал) – должна означать решительный удар буржуазной вульгарной демократии и одновременно русско-бонапартистской сволочи по всей партии. Поэтому и ответить следует тоже решительным ударом. Далее: оборона нам не подходит…

И сообщает о решении привлечь «Националь Цайтунг» к суду.

Этот процесс даст возможность ответить на суде на все обвинения гражданско-правового характера. А потом мы сможем взяться за свинью Фогта…

Недоставало только, чтобы мы теперь – когда предстоит кризис, когда должен скоро умереть прусский король и т.д. позволили какому-то имперскому Фогту и К° таким путем изничтожить себя и даже – по инициативе Лассаля – сами перерезали себе горло. (30/17-18)

Последнее – к предложению Лассаля взять назад свое обвинение против Фогта. Ничего не поделаешь – самый умный, самый проницательный, самый дальновидный.

Бравый Энгельс посылает другу письмо, которое нас, как они иногда выражались, позабавит. Сообщая о получении марксова заявления для печати («циркуляра»), он пишет:

… Пришел как раз вовремя, когда вчерашний «Daily Telegraph» посвятил два столбца фогтовской мерзости и серной банде. Если все сводится к тому, что напечатано в «Telegraph», то в таком случае Итциг [i] возмутился всего лишь испусканием дурных газов. «Чтобы отразить удар», нужно просто зажать себе нос.

Здесь г-н Ронге; он прибежал к Зибелю, хочет познакомиться со мной!! При этом спрашивает, не принадлежу ли я также к этой серной банде. Поистине, не будь его, Зибель ничего бы не знал об этой мазне в «Telegraph»; а не будь Зибеля, я бы ничего не узнал…

Однако, либер Фридрих, чем вы там втихую занимаетесь, в своем Манчестере, когда тут кипит буря? Даже газеты читать недосуг? Похоже, что вы писали это письмо в веселом состоянии. Тут же, не обсудив важную тему, вы забываете о ней и начинаете, пардон, нести что-то странное:

Зибель – он настоящий шарлатан и знает сам, что является таковым, - горит желанием быть нам полезным в этом деле…

(Карл Зибель – немецкий (по-видимому, не очень выдающийся) поэт – дальний родственник Энгельса, тогда гостил у него в Манчестере. Вышеприведенная его характеристика как нельзя более уместна в контексте намечаемой интриги.)

… У него множество связей, а главное, он совершенно вне подозрений…

… Парень знает, что вся разбойничья банда Кинкеля и К° такие же обманщики, как и он, и что в нас он нашел, наконец, людей, с которыми путем обмана он абсолютно ничего сделать не может, - отсюда безграничное уважение. (30/21-22)

Да просто малый свой в доску. После этой блестящей автохарактеристики вождей пролетариата вернемся к делу. В эти недели Маркс развивает бешеную активность.

Он посылает свой пресс-релиз в семь немецких газет.

Связывается с бывшими друзьями по Союзу коммунистов.

Находит подлинных вожаков швейцарской «серной банды» (Schwefelbande – было такое общество гуляк и забияк в начале 50-х годов).

Собирает о Фогте компрометирующие сведения (для этого организуется секретная миссия Зибеля в Швейцарию, заслужившая похвалу Маркса).

Организует резолюцию Просветительного общества рабочих в свою поддержку (в правлении общества заседали Либкнехт и Шаппер, успевший к тому времени повиниться Марксу, великодушно им прощенный и принятый назад в «партию»).

Находит второго наборщика типографии Холлингера – Вие – и добивается его официального заявления у полицейского судьи о том, что автор злополучной листовки – Карл Блинд.

Грозит Фрейлиграту диффамацией за недостаточную к нему, Марксу, лояльность.

Предупреждает Лассаля, что располагает компрометирующими того документами.

Связывается с видным прусским адвокатом на предмет своего иска против «Националь Цайтунг».

Его тон становится жестким, отрывистым и неприкрыто злобным:

Подлее всех ведет себя толстобрюхий филистер Фрейлиграт. Я послал ему циркуляр – он даже не удосужился подтвердить его получение. Неужели эта скотина не понимает, что стоит мне захотеть – и я втащу его с головой в серное пламя ада?..

(Пишет человек, утверждающий, что «серная банда» - это не он).

…Разве он забыл, что в моем распоряжении более 100 писем от него? (30/26-27)

Подлый «Hermann» (по-видимому, не без вмешательства Кинкеля, который собирается жениться на англичанке с 2000 – 3000ф.ст. ежегодного дохода)…

… не поместил резолюцию Общества рабочих. Но эти господа еще пожалеют об этом.

Гнусный «Telegraph» мне сегодня снова написал: он отсылает меня к вчерашнему паршивцу – корреспонденту. Я эту собаку взгрею. (30/33)

Вот увидишь, чтобы спасти Блинда от самого худшего, эти субъекты приведут действительные факты против Фогта, да еще поползают перед нами на коленях. (30/34)

Аффидавит Вие - показание у судьи, равносильное показанию под присягой в суде, - (противоположное его же заявлению, ранее опубликованному Блиндом), был сильным козырем Маркса: Блинду грозило уголовное обвинение «в тайном сговоре». Но Маркс хотел разыграть свой козырь более эффектно, как явствует из последней цитаты.

Официальные обвинения против тебя (между прочим, показания одной рабочей депутации из Дюссельдорфа) находятся в бумагах Союза, которые мне не принадлежат и которыми, я не могу распорядиться. (30/377)

(Меринг характеризует «официальные обвинения» из Дюссельдорфа как сплетни (ФМ, 275), намек Маркса на какие-то еще другие материалы – блеф).

Инцидент с Вие, бывшим наборщиком типографии Холлингера, Маркс описывает лучше, чем это мог бы сделать кто-либо еще:

Во-первых, через Юха я выведал, что Вие в свое время совершил в Бремене кражу и потому должен был бежать в Лондон. Во-вторых, я узнал через Шаппера, что это он, Шаппер, которому Вие представился в качестве наборщика «Volk», раздобыл этому парню теперешнее место. Я настропалил Шаппера, тот шепнул Вие, что ему известна бременская история, и тут же, в присутствии его хозяев, зачитал мой циркуляр и учинил перекрестный допрос. Субъект во всем сознался.

(поддавшись шантажу, согласился сказать то, чего требовал Маркс)

Результат ты увидишь из нижеследующего документа, официально заверенная копия которого у меня имеется. Один экземпляр будет направлен в Берлин, другой я оставлю здесь для решительных шагов против отнекивающегося…

(Документ – аффидавит Вие. Его содержание: рассказ о том, как Холлингер заставил Вие набрать листовку «Предостережение», как Блинд просил его сделать вторую копию и пр. «Отнекивающийся» – Карл Блинд.)

… Еще одно. Каковы те люди, с которыми имеют дело эти «добропорядочные», ты можешь видеть из следующего. Я, разумеется, передал Вие, что возмещу ему потерю половины рабочего дня, которую он приведет со мной у полицейского судьи. Когда все было готово, я дал ему 2½ шиллинга. Он недоволен. Я спрашиваю: сколько же зарабатываете Вы в день? – Около трех шиллингов, - говорит он, - но Вы должны дать мне 5. Я тоже должен получить что-нибудь за то, что сказал правду. – Но вот еще лучший образчик. Я: Вы отказались от денег, которые предлагали Блинд и Холлингер, чтобы подкупить Вас? Он: что? Отказался? Негодяи только обещали, но так ничего и не дали мне. Таков этот наборщик Вие…

… Холлингер же еще более гнусная скотина. Фегеле, которому назначили прийти вчера, не пришел. Блинд-Холлингер наверняка удержали его за деньги. Но они эти деньги выбросили на свалку. Я знаю, что у этого парня еще есть советь, и заставлю его прийти. Мой циркуляр сбил их с толку, и они обратились не к тому человеку. Они заключили из него, что к самому Вие я не могу подступиться. (ФМ, 317)

Фегеле, который уже раньше дал заявление в пользу Маркса, пришел через два дня и дал свое показание таким же порядком.

Что можно вынести из описанной Марксом картины? Что Вие был человеком, которого можно было не только запугать, но и подкупить. Независимо от того, что и как было между ним и Блиндом-Холлингером, последние не догадались, как это сделал Маркс, сводить его к полицейскому судье, за что могут лишь еще раз удостоиться «ослов».

Что касается факта показаний Вие под присягой, то едва ли судья Генри знал, что они получены путем шантажа. Но то, чего не мог предполагать английский юрист XIX в., могут знать все интересующиеся люди второй половины XX в.: инцидентом с Вие Карл Маркс установил исторический прецедент тех публичных «признаний» под давлением коммунистов, которые потом изумляли европейских либералов, почитавших Маркса пророком общества социальной справедливости.

Тем временем Маркс затевает судебные процессы против газет.

По крайней мере, в одном из позднейших писем к Кугельману он утверждает, что вел два процесса. Но похоже, что против «Телеграфа» была только угроза процесса.

Как и предсказывал Лассаль, – который, живя в Пруссии, лучше знал тамошние условия и, главное, был профессиональным юристом, - с делом против «Националь Цайтунг» ничего не вышло. Иск Маркса даже не был принят низшим судом и все инстанции подтвердили это решение. Основание: газета писала не от себя, а цитировала.

Тогда лишь он взялся за памфлет. Меринг говорит:

… на это ушел почти весь год. Для опровержения всех наветов и мелочных сплетен, выдвинутых против него Фогтом, понадобилась обширная переписка с тремя странами света. Только 17 ноября 1860 г. Маркс закончил книгу, которую озаглавил просто «Господин Фогт». (ФМ, 317)

Во времена Меринга это была забытая книга. Она ни разу не переиздавалась долгое время. Да и ни к чему, по мнению Меринга.

Многие из эмигрантских историй, в которых Марксу приходилось разбираться, … ныне справедливо забыты. Трудно также отделаться от чувства неловкости, читая, как Маркс защищается против клеветнических нападок, которые не могут запятнать даже края его подошв. (ФМ, 317)

В силу последнего, мы считаем, можно без опаски привести здесь некоторые обвинения Фогта против Маркса, а именно из тех, что процитированы Марксом. Вставки в скобках внутри цитат – комментарии Маркса.

Под именем серной банды … среди эмиграции 1849 г. была известна группа лиц, которые сначала были рассеяны по Швейцарии, Франции и Англии, затем постепенно собрались в Лондоне и там в качестве своего видного главы почитали г-на Маркса. Политическим принципом этих собратьев была диктатура пролетариата… (14/402)

…………………………………………………………………………………

Одним из главных занятий серной банды … было так компрометировать проживающих в отечестве лиц, что они должны были не противиться более попыткам вымогательства и платить деньги …, чтобы банда хранила в тайне компрометирующие их факты. Не одно, сотни писем посылались в Германию этими людьми … с открытой угрозой разоблачить причастность к тому или иному акту революции, если к известному сроку по указанному адресу не будет доставлена определенная сумма денег. (14/420)

……………………………………………………………………………….

«Если память мне не изменяет», - говорит парламентский клоун, – «то циркуляр» (а именно мнимый лондонский циркуляр к пролетариям от 1850 г.) «во всяком случае, составлен был сторонником Маркса, так называемым парламентским Вольфом, и подсунут ганноверской полиции…» (14/444)

Был ли «циркуляр» подкинут прусской полиции, или Нотьюнг [ii] был взят случайно – мы не знаем. Но мы знаем определенно, что тот «циркуляр» не был мнимым. Действительный документ из Лондона «к пролетариям» от 1850 г. (даже два) имеется в 7 томе Сочинений. Мы цитировали оттуда в главе 2 первой части (о перерастании буржуазной революции в пролетарскую). Оба написаны рукой Маркса, хотя, как видим, по слухам (и откуда эти слухи? Прямо невозможно догадаться…) автором циркуляра считали «парламентского Вольфа».

……………………………………………………………………………….

«Согласно принципу: «кто не безусловно с нами, тот против нас», всякого, выступавшего против этих интриг (то есть против упомянутых выше угрожающих писем с требованием денег), «не просто компрометировали среди эмигрантов, но и «губили» в печати. «Пролетарии» (вождем которых я изображен) «заполняли столбцы реакционной печати Германии своими доносами на тех демократов, которые не признавали их; они стали союзниками тайной полиции во Франции и Германии. (30/367)

Фогт цитирует частное письмо некоего Техова (тоже революционного эмигранта) от 1850 г. о встрече с Марксом в Лондоне. И эту цитату приводит Маркс:

«Он» (Маркс) «насмехается над дураками, которые машинально повторяют за ним его катехизис пролетариев, и над коммунистами a la Виллих, как и над буржуа. Единственно кого он уважает, - это аристократов, но настоящих, знающих себе цену. Чтобы лишить их господства, ему нужна сила, которую он находит только в пролетариате: поэтому он выкроил свою систему с расчетом на эту силу». (14/461)

Далее следует цитированное нами из «Предостережения» Фогта. Плюс рассказ о заговорщицкой фабрике фальшивых банкнот в Швейцарии. Плюс обвинение в связях с прусской полицией на предмет выдачи ей постоянно организуемых рабочих кружков.

Все это, словами Меринга, искусное переплетение лживости с полуправдой мы комментировать не будем. Желающие разобраться в сей запутанной донельзя истории, могут сделать попытку выполнить это по книге Маркса «Господин Фогт» – она для того и написана. Объем книги – всего лишь 20 печ. листов и она, как считал Меринг,

может доставить исключительное наслаждение литературным знатокам. (ФМ, 317)

Мы определенно не относим себя к таковым. Начинает Маркс с «тонких» острот по поводу толщины своего врага, затем сравнивает его с Фальстафом. Вокруг этих вещей, в основном, и сосредоточено там остроумие Маркса и литературные реминисценции.

О содержании книги. В своем памфлете «Господин Фогт» Маркс сделал следующее:

1. Опроверг все обвинения против себя со стороны Фогта и тех, кого цитировал Фогт.

2. Подтвердил свое доброе имя, приведя большое количество писем от друзей, знакомых и незнакомых, единодушно восхваляющих моральные качества Карла Маркса.

3. Доказал, что суд неправомерно отклонил его иск против «Националь Цайтунг».

4. Доказал, что автором листовки, обнаруженной Либкнехтом, был Карл Блинд.

5. Доказал, что Карл Фогт был бонапартистским агентом.

Короче говоря, Маркс доказал свою правоту по всем без исключения спорным вопросам. Спорным не только с Фогтом, но также с Блиндом, Лассалем, немецкой прессой и прусской судебной системой. Доказал? Ну, так он утверждал, а Маркс – достопочтенный человек…

Все это не имело большого значения, потому что книги Маркса Германия не увидела.

Энгельс настаивал, чтобы издать книгу в Германии. То же советовал Лассаль.

Маркс и тут рассудил по-своему. Договорился с каким-то лондонским немцем на паритетных началах относительно прибылей и убытков. Издатель сразу получил задаток в 25 фунтов. Кроме непременного Энгельса внесли свои суммы Боркгейм (бывший глава «серной банды», теперь купец - новый друг Маркса) и Лассаль.

Новая фирма оказалась, однако, весьма шаткой: она не только не организовала доставку книги в Германию, но скоро и вовсе прекратила свое существование. Маркс не получил ни гроша назад из своего задатка, и ему пришлось еще почти столько же, сколько он вложил, приплатить по иску одного из компаньонов издателя. Он не позаботился о том, чтобы облечь свой договор с издателем в письменную форму, и потому сделался ответственным за все издержки по предприятию. (ФМ,320)

Повторение прошлогодней истории с «Фольк». Фатально не давались Марксу мероприятия, связанные с финансовыми делами. Меринг считает, очевидно, излишним добавлять, что Маркс расплачивался деньгами, которых не заработал.

Мы не можем назвать цифру тиража первого издания книги Маркса «Господин Фогт» и не знаем, была ли какая его часть распродана. В письмах об этом ничего нет. Известно лишь, что в мае 1862 г., выплатив неустойку, Маркс получил на руки 330 экземпляров своей книги, которые стали собственностью автора.

О дальнейшей судьбе этой партии, которая, скорее всего, и представляла отпечатанный тираж, мы обещаем далее кое-что сообщить. Других попыток издать памфлет предпринято почему-то не было.

История с листовками была формально исчерпана, когда некий Шайбле (по словам Маркса, друг Блинда) выступил в газетах с заявлением, что «Предостережение» написал он. Маркс получил возможность проявить великодушие, заявляя всем, что ради семьи Блинда он не станет привлекать того к суду.

О дальнейшей судьбе Карла Блинда и Карла Фогта у нас не имеется каких-либо положительных сведений. Маркс еще долгие годы смаковал в письмах дурные или смешные вести, которые получал (изготовлял?) об одном и другом, не упуская случая, хоть по-мелкому, но как-нибудь навредить одному и второму.

В вопросе об авторстве листовки «Предостережение» ясности нет до сих пор. Мы хотим кое-что добавить к тому, что уже успели об этом рассказать.

17 сентября 1859 г., еще до выхода в свет книги Фогта, еще во время его процесса против газеты «Альгемайне», когда редакция газеты теребила Либкнехта, Маркс написал последнему большое письмо. Там дан дотошный разбор поведения Блинда в указанном деле, начиная от памятного уркартова митинга 9 мая 1859 г. Говорится, что Блинд не раз повторял в присутствии разных лиц свои обвинения против Фогта (приводятся подробно формулировки Блинда с семантическим анализом отдельных выражений). Констатируется почти полная идентичность текста листовки и устных высказываний Блинда. После всего этого дается такое резюме:

Поэтому совершенно безразлично, является ли Блинд автором этой листовки или нет. Он является ответственным издателем тех элементов, из которых она состоит…

И на той же странице это же самое повторяется еще дважды. Все факты, о которых говорится в листовке, Блинд, дескать, сообщал устно, и даже напечатал в «Фри Пресс».

Тем более безразлично, был ли он или не был автором появившейся позже листовки! В ней только сведен воедино изустный и напечатанный Блинд; это есть сведенный воедино Блинд…

Следовательно, является ли он автором листовки или нет – это совершенно не меняет дела. Он остается ответственным инициатором… (29/499)

А дело-то как раз и состоит в том – он или не он? Де юре вопрос стоял именно так. А де факто Блинд в «Фри Пресс» подтвердил, что его мнение о Фогте таково, как он говорил устно. Он лишь отрицал свое авторство злополучной листовки.

Письмо Маркса Либкнехту (из Лондона в Лондон) сильно смахивает на партийную директиву, разжеванную для дурака (чем Маркс не раз называл своего адресата за глаза). По-видимому, Либкнехт не знал, как ему себя вести и что делать.

В описании своем Меринг как-то не дает представления о степени близости Маркса и Блинда в предшествующий период. Затушеван этот вопрос и в изданных у нас Сочинениях Маркса-Энгельса, в частности, в комментариях Издателя. Между тем, как свидетельствует Герцен, до скандала Карл Блинд находился в группе приближенных Маркса. Герцен называет его: famulus (подручный) Маркса. (А.Герцен. Былое и думы, ч. VII, ИХЛ, М., 1969, с. 130)

В лондонской эмиграции, где все были непременно как-то сгруппированы, а группы (особенно немецкие) зло враждовали между собой, невозможно было ошибиться в групповой принадлежности того или иного индивида – там действовал принцип: кто не с нами, тот против нас. Особенно это относится к группе Маркса, совершенно изолированной в среде немецкой эмиграции и противопоставлявшей себя всему и вся.

Конечно, Маркс очень дифференцированно относился к своим фамулусам и доверял каждому из них весьма избирательно (как убедимся мы позже, не был исключением из этого правила даже Энгельс).

Блинд не прошел через Союз коммунистов, во время революции он крутился где-то в орбите А. Руге. Он лишь в Лондоне присоединился к группе Маркса и, вероятно, у Маркса было к нему отношение не такое, как к проверенным на лояльность соратникам – бывшим коммунистам.

Как и во многих других случаях, Маркс не упускал случая использовать[iii] кого-нибудь. Примкнувший к ним Блинд, по-видимому, был среди немцев фигурой и каким-то доверием Маркса к себе определенно располагал, коль скоро тот сразу уверился в правдивости одного лишь устного сообщения Блинда («в наших (!) руках имеются доказательства…», см. цитированное выше письмо к Лассалю).

В «Фри Пресс», как сказано, Блинд подтвердил свою версию о попытках подкупа Фогта (не назвав последнего по имени, но дав понять, что речь идет именно о нем) со стороны агентов Наполеона III.

Мы мало знаем про Карла Блинда. Возможно, у него были мотивы отказаться от авторства написанной им листовки. Но не менее (пожалуй, более) вероятно, что листовку действительно написал не он. Логика Маркса здесь чудовищна. Именно в силу того, что текст листовки почти идентичен тому, что говорил Блинд в присутствии различных лиц, листовку могло состряпать любое из этих лиц. В том числе, Вильгельм Либкнехт.

Блинд … позабыл, что имеет дело с человеком, который бывает беспощаден, когда дело идет о его личной чести или о чести его партии, – (30/405)

писал разъяренный Маркс Фрейлиграту в те дни, одновременно давая этим понять и адресату, что тому тоже лучше держаться лояльно. Не что-нибудь на карте стоит – ЧЕСТЬ... партии...

У Маркса не было никаких доказательств авторства Блинда (свидетельство Вие пришлось добывать крайне сомнительным путем).

Статью Бискампа в «Фольк» с «остротами» о подкупленности Фогта инспирировал не кто иной, как Маркс, ознаменовав этим начало своего участия в сем недолговечном листке.

Не кто иной, как Маркс ухватился за повод разоблачить «вульгарную демократию» и затеял склоку с непредвиденными последствиями. Он со всех сторон оказывается лицом, наиболее заинтересованным в происшедшем скандале (хотя события развернулись совсем не по его плану).

Невозможно игнорировать версию, что листовка «Предостережение» была либо инспирирована Марксом (через фамулуса Либкнехта), либо даже им самим составлена перед отъездом в Манчестер летом 1859 г. В таком случае его гнев на Блинда объясняется не только тем, что Блинд «подвел» его, не имея на руках прямых доказательств (но как охотно Маркс уверовал в сообщение Блинда!), но и тем, что Блинд не взял на себя авторство листовки, тогда как автором должен был быть только он - «ответственный инициатор»).

Это был гнев босса против дерзкого отступника.

Обращает на себя внимание также следующий факт. 2 февраля 1860 г., при обсуждении возможных ответных мер уже против книги Фогта (которой они еще не видели), Энгельс пишет другу в Лондон:

По-моему, тебе следует, как только ты получишь брошюру (не может ли Лассаль прислать ее почтой?), собраться и приехать сюда, и тогда мы окончательно решим, как и что. Я охотно воспользовался бы случаем, чтобы приехать в Лондон, но так как твоя жена ничего не должна знать, то лучше, если ты приедешь сюда… (30/16)

Здесь упоминание о жене Маркса – уже отнюдь не риторический оборот. Чего же такого она не должна знать? О выходе книги Фогта уже знали все. В доме Маркса читали выдержки из нее, помещенные в немецких газетах. Об этом прямо пишет Меринг:

Книга Фогта обратила на себя действительно большое внимание. И особенно германская либеральная пресса восторженно приветствовала ее. «Националь Цайтунг» посвятила ей две большие передовые статьи, которые сильно взволновали семью Маркса, когда газета получена была в Лондоне; особенно тяжело была потрясена жена Маркса. (ФМ, 311)

Госпожа Женни Маркс, урожденная баронесса фон Вестфален, родилась и выросла в потомственной дворянской семье с определенными традициями понимания чести, долга и совести. Она воспитывалась в довольстве и радости. За пятнадцать лет замужества она испытала высылки и скитания, перманентную нужду и скудный хлеб эмиграции, супружескую измену мужа, смерть малолетних детей, , – терпеливо снося все невзгоды. Она была хорошей матерью и старалась быть хорошей женой. Профессиональный революционер? Значит, таков ее удел. Ведь ее Карл – гений, он самый умный, самый сильный, самый добрый, самый честный. Можно представить, каким ударом для такой женщины оказался грянувший скандал.

– Гнусная ложь, дорогая, подлейшая мерзкая клевета!

В этом своем потрясении фрау Маркс не должна была узнать о чем-то еще. О чем же? Это неизвестно. Вспомним: «он, очевидно, пытается изобразить меня ничтожным подлецом и мошенником». Так вот, это не о том. Как видим, это пустяки по сравнению... с чем? Абсолютно не известно.

Вряд ли нечто, скрываемое от госпожи Маркс, относилось к темной истории с листовкой. Гораздо вероятнее - к фактам, которые стояли за какими-то обвинениями Фогта против Маркса. К той доле истины в сообщениях Фогта, к той половине, которую Меринг назвал «полуправдой».

Заметим, что Энгельс не считает нужным даже намекнуть, в чем дело – Маркс и без того знает, что имеется в виду.

Может быть, где-то в архивах еще ждет своего часа некое недостающее звено, но скорее всего, нам никогда не узнать правды, столь тщательно сокрытой Марксом от своей жены и всего остального мира.

Любопытное продолжение имело сообщение о деньгах Бонапарта. Мы находим его в различных марксистских источниках при упоминании о фогтовской эпопее Маркса. Вот как информирует Меринг:

И действительно, в бумагах Тюильри, опубликованных правительством национальной обороны после падения Второй империи, найдена была расписка на 40 тыс. франков – мзда, полученная Фогтом в августе 1859 г. из секретного фонда декабрьского разбойника: вероятно, деньги были переданы через посредство венгерских революционеров, если даже принять самое мягкое для Фогта толкование. Фогт особенно дружил с Клапкой и не понял того, что отношение германской демократии к Бонапарту было иным, чем отношение к нему венгерской демократии. Последней могло быть дозволено то, что для первой являлось постыдной изменой. (ФМ, 318)

Видите ли, варясь в соку германской демократии в изгнании – да что там, будучи одной из видных ее фигур! - Карл Фогт не понял отношения германской демократии... Ну-ну.

Логика – логикой, но нужно отдать историку справедливость. Честный Меринг и здесь ведет себя благородно (в рамках марксизма), стараясь найти «смягчающие обстоятельства» для поступка Фогта. Почему-то он проходит мимо некоторых странных обстоятельств в сообщаемой версии.

По логике обстоятельств, такой документ должен был бы тщательно храниться сторонниками Маркса как свидетельство его правоты и продажности Фогта.

Интересно было бы знать, уцелела ли эта расписка, если да, то где она сейчас хранится? Дата расписки, сообщаемая Мерингом, определенно ставит под сомнение ее подлинность, если названный документ вообще существовал реально.

9 мая Блинд сообщил Марксу сведения, компрометирующие Фогта. В июне была опубликована листовка «Предостережение» (в «Фольк» 18 июня, «Альгемайне» 22 июня). В июле Фогт возбуждает против «Альгемайне» дело о клевете и до осени ведет процесс.

Во время этого процесса – согласно утверждениям марксистской историографии – в августе 1859 г. – Фогт дает расписку о получении от Наполеона III той самой «мзды», о которой шептались Блинд и Маркс еще в мае, о которой писала в июне таинственная анонимка, послужившая поводом к этому самому процессу, во время которого как раз и были получены криминальные деньги. Ну и шельма Фогт!

Даже если допустить, что «мзда» была ранее лишь обещана Фогту французами (и, стало быть, он авансом начал вести профранцузскую пропаганду) и информация об обещании дошла до Блинда как о свершившемся факте, – надо ли было Фогту принимать деньги и давать расписку - будто на заказ, во время процесса об этих самых деньгах, когда он был как-никак в фокусе внимания газет, общественности и, вероятно, агентов прусской полиции. Разве только к вящему прославлению марксовой проницательности. Ведь и война-то итальянская, из-за которой загорелся весь сыр-бор, уже закончилась.

Есть во всей этой истории еще один любопытный момент, связанный с деятельностью Парижской Коммуны.

Одним из первых деяний коммунаров стало ниспровержение Вандомской колонны. Загадочное событие – зачем, вообще говоря, им это понадобилось? Особенно, если вспомнить, что колонна была установлена в честь Наполеона I, а не III. Правда, последний приходился первому племянником – ну и что? Ну символ Империи... Все равно символизм какой-то натужный ...

В свое время Маркс, в памфлете «Восемнадцатое брюмера Луи Бонапарта», написал: «Как только императорская мантия падет на плечи Луи Бонапарта, Вандомская колонна рухнет на землю»[iv]. Меринг назвал это заявление пророческим. Ничего странного: он знал уже историю с Вандомской колонной. Тут есть иные странности.

Маркс изрекает пророчество. Луи Бонапарт становится императором. Ничего не происходит с Вандомской колонной (а вы чего бы ждали, интересно?). Стоит себе, как стояла. Какое еще тут пророчество?

Проходит два десятка лет – и она падает на землю. Да не сама собой падает - ее сваливают... Уж не по подсказке ли Маркса?

Чем не правдоподобная версия? Не секрет, что у Маркса были в Коммуне свои агенты, включая двух зятьев – Лонге и Лафарга. Не секрет также, что Маркс пылал непреходящей личной ненавистью к человеку, который, провозгласив империю, принес Франции гражданский мир – то есть, прекратил революционный процесс с возможным сползанием в гражданскую войну.

Однако заметим: падение колонны имело место не в момент, когда императорская мантия пала на плечи Наполеона III, а когда она пала с его плеч.

С пророчеством вышла промашка – и у Меринга тоже.

Понятно, почему мы вспоминаем об этом в данном контексте? Верно: из-за агентов Маркса в Коммуне. Ну подумайте. Толпа коммунаров врывается в Тюильри. Разоряют, громят все подряд, затем предают огню историческое здание. А нас (отдельным блюдом) хотят уверить, что кто-то из них в это время стал рыться в архивах и откопал там некую расписку некоего Фогта.

Можно лишь допустить, что кто-то – скажем, Лафарг – объявил, что такая расписка найдена. Может даже помахал перед людьми какой-то бумажкой. Если такой документ существовал, куда он затем подевался? Какая досада! Потеряли...

Предъявлять это какой-то независимой инстанции на предмет установления подлинности – как видно, не предполагалось заведомо. Даже вопрос такой ни у кого не возник. А просто для истории сойдет и устное заявление марксистов.

Таким образом, 1860 год целиком выпал из срока, отпущенного Марксу на создание марксистской политической экономии. В его письмах этого периода мы не находим ни одной жалобы на болезни. Однако жена Маркса, переписав набело его ядовитую книгу, заболела какой-то неизвестной, но очень тяжелой болезнью. Оказалось – оспа! Едва она оправилась, сам Маркс испытал первое настоящее обострение своей печеночной болезни.

Его жалобы двухлетней давности оказались пророчеством, которое сбылось.

Потом Маркс поехал к дяде в Голландию в попытке раздобыть денег. Затем заехал в Берлин, где был гостем Лассаля и пытался восстановить свое прусское гражданство (безуспешно).

Работа над «Капиталом» возобновилась только лишь в августе 1861 года. Однако практических шагов к изданию второго выпуска больше не предпринималось. Этот факт еще тоже нужно объяснить.

Решил ли Маркс уже тогда издавать весь свой труд целиком? Еще в декабре 1862 г. он писал Кугельману, что «вторую часть» осталось только «переписать набело» (неправда). И при этом:

Что касается издания работы, то я ни в коем случае не дам г-ну Дункеру второго тома. Рукопись первого выпуска он получил в декабре 1858 г., а вышла она из печати лишь в июле или августе 1859 г. …

(Рукопись была получена Дункером не в декабре 1858 г., а 1 февраля 1859 г., и вышла из печати в июне того же года. Постоянная мелкая ложь в письмах Маркса начинает приедаться, и мы не в состоянии всякий раз обращать на нее внимание, поскольку важнее не упустить лжи крупномасштабной.)

… У меня есть некоторые, хотя и не очень большие, виды на то, что книгу напечатает Брокгауз…

(Он действительно просил Лассаля прощупать почву у Брокгауза.)

… Заговор молчания, которым меня удостаивает вся эта немецкая литературная шатия, - поскольку она сама понимает, что одной бранью тут ничего не сделаешь, неблагоприятно отражается на распространении моих книг, не говоря уже о распространении идей моих работ. Как только рукопись будет отделана и переписана начисто (к этому я приступлю в январе 1863 г.), я сам отвезу ее в Германию, потому что лично договориться с издателем легче… (30/528)

О намерении издать весь труд целиком – в тот момент, на исходе 1862 г., еще речи нет. По-видимому, сказанное решение было принято не раньше 1863 г. и решение это тоже требуется понять, ввиду той связи, которую устанавливал Маркс между своей книгой и ожидаемой революцией. Ведь и тогда, в том же письме к Кугельману, сказано:

По-видимому, мы идем навстречу революции, в чем я с 1850 г. никогда не сомневался. (30/529)

Придаточное предложение в этой фразе – одно из тех немногих заявлений нашего Учителя, которым, пожалуй, можно верить.

Не мешает нам оценить значение фогтовской интермедии для «Капитала» и марксизма в целом.

Как мы понимаем, книга Маркса «Герр Фогт» прошла для германской общественности практически незаметно. Словами биографа,

Книга его, однако, убедила только «всех значительных людей», как несколько наивно, но удачно выразилась в своем письме жена Маркса; другими словами, книга убедила тех, которым вообще не приходилось доказывать, что Маркс – не разбойник, каким его хотел изобразить Фогт, и которые обладали достаточным вкусом и умом, чтобы оценить литературные достоинства книги… Но для отечественных пошляков книга Маркса была малодоступна и едва ли проникла в их круги… (ФМ, 319)

Так закончилась склока трех Карлов, затеянная Карлом Марксом. Затеяна она была, безусловно, как неотложное партийное дело.

Однако закончилась она совсем не так, как было задумано, и не тем, ради чего была затеяна.

А, кроме того, все это, по-видимому, имело вовсе не предсказуемые отдаленные последствия.

Попытаемся же свести дебет и кредит результатов описанной кампании, в которой Маркс сперва выступил атакующей стороной, а затем был вынужден перейти к обороне, изображая притом успешное наступление.

По всех видимости, вначале все дело мыслилось как отдельный небольшой эпизод в политической борьбе Маркса, так сказать, «за создание пролетарской партии».

Вождь несуществующей партии никогда не упускал возможности нагадить революционерам не своей партии. Тому, кто сочтет чрезмерными наши выражения, мы посоветуем обратить внимание на пасквили против Г.Кинкеля, А.Руге, Г.Струве, Р.Шрамма, К.Гейнцена и других немецких радикалов – эмигрантов революции (8/247-352), инсинуации в печати (под псевдонимом или анонимно) против Кошута и Мадзини (8/382, 410, 565, 572), двусмысленное поведение в отношении А.Герцена, также и описанное последним «недоразумение» с печатным доносом на Бакунина, что едва не стоило тому головы. (А.Герцен. Цит. Соч., с. 127)

Таков заведомо неполный перечень славных дел пролетарской партии в борьбе за свое собственное создание, начиная с 1850 г., – то есть с момента развала и начавшейся ликвидации партии Маркса - Союза коммунистов.

Допустимо представить себе дело таким образом. Появилось сообщение, компрометирующее Фогта. Видная фигура революции 1848-49 гг. – один из пяти райхсрегентов – своего рода директории, созданной франкфуртским парламентом, - Карл Фогт был слишком соблазнительной мишенью, чтобы можно было упустить момент и не воспользоваться информацией (дезинформацией) Блинда.

«Если принять самую мягкую трактовку» (как выражается Меринг о Фогте), Маркс мог полагать, что у Блинда имеются доказательства. Тогда анонимка «Предостережение» выглядит провокацией: Фогт в ответ изобразит невинность – а мы его фактами! Вот смеху-то будет…

Если же принять жесткую трактовку, Маркс вообще не заботился о фактах, а нашептывание Блинда просто подало забавную мысль. А Фогт пусть потом доказывает, что он не верблюд.

Гениальный прозорливец, не мог же он предполагать, что возмущенный Фогт не поленится пройтись по всем местам, где Маркс успел наследить, собрать его мерзости и выставить это на обозрение всей Европы.

Так случилось превращение Маркс из нападающей стороны в обороняющуюся (так сказать, «защита пролетарской партии»). А тут еще Блинд, упорно не желавший расстаться с «доказательствами» против Фогта (если таковые у него были) или хотя бы согласиться взять на себя ответственность за анонимку, которой, конечно же, никогда бы не было, если бы не он.

Ну, на этом фронте очень кстати подвернулась удача – небезупречное прошлое Вие и его продажность.

Удалось свести игру вничью. Ибо заявление Шайбле, спасающее Блинда от уголовного преследования, открыло для обеих сторон выход из этой трясины. Так что обе стороны остались при своих: от Блинда было отведено подозрение в авторстве листовки и «тайном сговоре», от Маркса также было отведено возможное подозрение в организации провокационной аферы с анонимкой.

Маркс должен был испытать облегчение. Так нам кажется. Потому что он уже полностью игнорировал тот факт, что заявление Шайбле обесценивает главный его, Маркса, козырь – показания Вие. Вопреки всему, он мог изображать, например, перед Фрейлигратом, данный финал как свою победу на этом участке.

Его угроза возбудить дело против Блинда – насколько она не была блефом? Официальное судебное слушание, с распутыванием всех махинаций, с выведением Вие в качестве главного своего свидетеля – едва ли это было Марксу на руку в тогдашней ситуации, перед необходимостью отбиться от атаки Фогта. О том, насколько угрожающей была атака с этой стороны, говорят слова самого Маркса («дать себя уничтожить…» и т.п.).

Путь, предложенный Лассалем как выход из ситуации (взять назад обвинения против Фогта) представляется нам достойным человека честного, хотя и слегка зарвавшегося. Но это было бы отступлением, а отступать Маркс очень не любил. Его план был таков: в судебном процессе против «Националь Цайтунг» (а следом и против «Дейли Телеграф») отвести от себя обвинения Фогта, а уж затем выступить и против этой «свиньи».

Здесь Маркс оказался еще менее гениальным прозорливцем, ибо Лассаль с самого начала предупреждал его. Судьба отказала Марксу даже в том, что дала Фогту – судебное разбирательство и возможность издать его материалы. Когда суд отказался принять иск Маркса против газеты, ему ничего больше не оставалось, как писать памфлет, нагрузив тот обеими функциями сразу: самообороны и контрнаступления.

Как мы знаем, и эта акция не удалась. Мало кто в Германии увидел книгу «Герр Фогт», и, очевидно, еще меньше было тех, кто ее прочитал. Как же оценить нам количество тех, кто с нею согласился? Фактически Маркс удовольствовался тем, что убедил в лживости фогтовых обвинений нескольких друзей (что не требовалось) и свою жену (последнее, как мы понимаем, не шутка).

Итак. Убытки. Столкнуть Блинда с Фогтом не удалось. Не удалось посрамить Фогта. Не удалось посрамить немецких революционных демократов. Обвинения Фогта остались на Марксе. Потерян Блинд. Едва не потеряны Фрейлиграт и Лассаль. Потерян год – из лучшего периода жизни – для писательской работы. Отдано много сил и нервов. Оспа фрау Маркс и печеночная болезнь самого. Отсутствие резонанса на «Критику политической экономии». Книга против Фогта в свете не появилась. Появились финансовые убытки (гонорар адвокату, неустойка по предприятию с печатанием памфлета). Тяжелое безденежье.

Прибыли. Оживление связей с несколькими бывшими соратниками (И.Ф. Беккер, Имандт…). Возобновление авторитета и влияния в Просветительном рабочем обществе. Появление нескольких новых, притом, весьма полезных друзей, в частности, Зибеля и Боркхейма. Укрепление отношений с Лассалем. Общее сплочение «партии» Маркса. Финансовые убытки оплачены Энгельсом, Лассалем и Боркхеймом. Также оказана Энгельсом внеочередная денежная поддержка семье Марксов.

Сальдо. Давайте же вспомним: «разоблачил» … «защитил» … «боролся» … «освобождение пролетарского сознания» … Ничего подобного. Не разоблачил. Не защитил. Не боролся. Не освободил. Потому что памфлет не состоялся. Что бы там ни было за кулисами, на сцене все выглядит однозначно: на обвинения Фогта Маркс не ответил. Стало быть, на взгляд публики, остался при них. Оплеванный в глазах общественного мнения Германии и эмиграции, Карл Маркс остался у разбитого корыта, в том числе и в отношении карьеры своей на поприще политической экономии.

Так что же, полный крах и поражение? Ничуть не бывало. В следующем году мы видим Маркса снова энергичным, деятельным, неунывающим, полным новых начинаний. Он посещает Родину после двенадцатилетнего перерыва, и, представьте себе, выглядит в Берлине чуть ли не знаменитостью (о, преувеличено, преувеличено... но однако, где же «всеобщая и исключительная ненависть к нам»?).

Еще год спустя выясняется, что и первый выпуск «К критике политической экономии», как ни удивительно, нашел в Германии почитателей. Один из них, Кугельман, становится еще одним полезным другом Маркса... Короче говоря, жизнь продолжается. А нам-то показалось, что уже и нет никаких перспектив...

Видимо, мы недооценили цепкость Маркса и его бойцовские качества. Мы забыли (почему-то), что это был выдающийся человек, а с людьми таких качеств разделаться не так-то просто.

Любой другой был бы действительно сломлен, уничтожен и погребен под массой обвинений и нравственных переживаний. Но не Маркс. Отдадим должное силе характера этого человека, его вере в себя и свое будущее. И полному отсутствию нравственных переживаний (пока не узнала жена).

Одна проигранная партия (разумеется, в спортивном смысле) ничего не решает. Турнир продолжается. Мы еще посмотрим, что кого!

Также не следует переоценивать влияния книги Фогта на общественное мнение Германии. Каков бы ни был успех ее, мы полагаем, он хотя бы отчасти обязан тому, что что у Маркса и до того была на Родине репутация хуже некуда. Десяти лет не прошло с выхода книги Мюллера-Теллеринга «Предвкушение диктатуры Маркса и Энгельса в Германии». Вряд ли Теллеринг был одинок. Да и красный номер «Нойе Райнише Цайтунг» многим еще должен быть памятен.

В таких условиях общественный резонанс книги Фогта, оживившей старые страсти, вряд ли мог продолжаться долго.

Книга Маркса убедила тех, кого не требовалось убеждать, потому что они и так ему верили.

Так же и с книгой Фогта. Она тоже убедила – тех, кто и без того знал или догадывался, что представляла собой фигура Маркса. «Филистеры» и «отечественные пошляки» еще раз вспомнили, еще раз покачали головами, поцокали языками, посмеялись – ну и сколько можно об одном и том же? Публике все приедается, любая сенсация так или иначе себя исчерпывает. Скандал, поднятый книгой Фогта, как можно понимать, выдохся и утих сам собой.

В таких ситуациях, для людей, наблюдающих распрю со стороны, их собственные симпатии и пристрастия значат не меньше, чем рациональные доводы противных сторон. Поэтому нам представляется наивным полагать, что памфлет Маркса, получи он распространение в Германии, изменил бы многое в общественных настороениях. В особенности, с учетом его непомерного объема и его тенденции (все неправы – один лишь автор прав, все дураки – один лишь автор умный).

Появление на германском рынке этого пухлого труда, созданного человеком скверной репутации в свое оправдание, лишь укрепило бы «филистеров» в их мнениях и еще раз выставило бы автора в нелепом виде. Это лишь подлило бы масла в огонь и принесло автору, скорее, дополнительный ущерб, нежели какой-то положительный эффект.

Предубеждения с трудом поддаются рациональным доводам. Сомнительно, чтобы памфлет Маркса нашел путь к сердцу широкого читателя. В таком случае, непоявление памфлета в Германии на деле, скорее, пошло на пользу «пролетарской партии».

С другой стороны, моральная сатисфакция, полученная зрителями в связи с посрамлением недоброй памяти эмигранта, не могла не повлечь за собой смягчение прежней антипатии и по-своему компенсировать дурную славу одиозной личности. Добрая слава преходяща. Но ведь и недобрая тоже.

Не исключено, что фактический исход скандала, не оправдавший ожиданий Маркса и его жены, принес ему большие выгоды, чем любой другой возможный оборот событий. Экзекуция реализует настроение толпы, дает выход злым ее чувствам и, в конечном счете, снимет неприязнь к жертве.

Отношение к имени Маркса в Германии, скорее всего, стало более спокойным, что могло способствовать постепенному удобрению почвы для дальнейших операций Маркса на родине. Теперь оттяжка его политико-экономической атаки объективно работала на Маркса. В указанном контексте нужно воспринимать цитированные нами ранее слова Энгельса пять лет спустя - что «наши имена опять пользуются у публики почетом». (31/48)

Если же вернуться к описанным событиям, становится совершенно очевидным, что в такой ситуации вылезать со вторым выпуском «политической экономии» было неуместно. В особенности в свете того, что глава о капитале была «революционной» (она должна была обосновать положение, что капитал есть неоплаченный труд).

Нужно было снова уходить за кулисы, набираться терпения и ждать, пока великодушное Время покроет ржавчиной память о скандале вокруг имени Маркса.

Так мы понимаем ситуацию, в которой Маркс – после полуторалетнего перерыва – не стал спешить со вторым выпуском, но засел за новую рукопись. Отсюда уже маленький шажок до решения издавать весь труд целиком и сразу.

Прохладный прием, оказанный первому выпуску «Критики» даже людьми из окружения автора, мог быть дополнительным соображением в пользу публикации труда целиком, дабы любому партийному ослу стало ясно, «к чему все это».

Наконец, пора разобраться и с тремя разноречивыми версиями причины перерыва в работе Маркса над его «политической экономией» в 1859-61 гг.

Объяснение самого Маркса (из предисловия к первому изданию «Капитала») достаточно обтекаемо, ибо относится, как сказано выше, ко всему периоду 1859-67 гг.

Болезнь печени и другие болезни часто досаждали Карлу Марксу, особенно (с 1863 г.) хроническое кожное заболевание – фурункулез. О перерыве на Фогта он попросту умолчал в предисловии к «Капиталу». Напоминать об этом было совершенно не к чему. Наоборот, упоминание о болезни – довольно-таки необычная вещь в предисловии к научному труду (лично нам ни в одной больше научной книге не встречалось, чтобы автор начинал ее с сообщения о состоянии своего здоровья) – придавало самой этой неназванной болезни вид обстоятельства экстраординарного, а это бросало на автора отсвет некоторого мученичества (что бы там ни было по молодости лет, все мы люди, «по-своему несчастные»…).

Версия Энгельса прямо направлена на объяснение отсутствия именно второго выпуска «К критике политической экономии». Мы видели, что подлинные события, вызвавшие перерыв, мало похожи на то, что друг и соратник Маркса хочет внушить «филистерам» и «ослам».

В таком произведении, как биографическая апология Маркса, адресованная непосредственно рабочему классу Германии (именно так), не сочувствия нужно было искать у читателя, а создать возвышенный облик ученого доктора (что согласуется с последующей энгельсовой характеристикой его книги: «Здесь дело идет не об агитационных фразах, а о строго научных выводах» (16/381) и т.д.).

Таким образом, как это ни печально, мы вынуждены констатировать, что основоположники научного коммунизма – каждый по-своему – покривили душой.

Что касается версии уважаемого нашего Издателя, то она оказалась наиболее близкой к истине! Если, конечно, согласиться с претензией Маркса быть ипостасью пролетарской партии («мы говорим – партия, подразумеваем – Маркс»). В таком случае – истинная правда, что скандал с Фогтом был «неотложным партийным делом».

Конечно, «разоблачение» Фогта как агента Наполеона III было лишь тактическим ходом, ибо «оборона нам не подходит». Главной целью стало, в конце концов – не дать себя «изничтожить» в виду надвигавшихся политических перемен в Европе. Это была борьба за политическое выживание Маркса (подразумеваем – партии).

Политическая экономия не нужна политическому трупу. Если посмотреть на научное занятие Маркса его собственными глазами – как на классовую борьбу средствами науки – переключение на Фогта выглядит необходимой перегруппировкой сил на тот участок фронта, где возник провыв. Это было в тот момент важнее, чем политическая экономия пролетариата.

Другое совсем дело, что Марксу, даже не сумев отразить удар и проглотив весь позор, удалось выжить. По-видимому, Фогт вышиб клин клином.

Так представляется теперь в целом небольшой кусочек жизни Карла Маркса между серединой 1859 г. и концом 1861 г. С этого времени история «Капитала» снова уходит во мрак – на шесть долгих лет, насыщенных, однако многими другими событиями.

Для полноты – справка о судьбе книги Маркса «Господин Фогт».

Анекдотическое произведение имело соответствующую историю.

В августе 1865 г. Маркс сообщает Энгельсу, что когда-то ранее выслал «все оставшиеся экземпляры «Фогта»» В.Либкнехту, в Германию [v] – «в ответ на его сангвинические требования» марксовых работ для рекламирования Маркса среди рабочих (31/115).

В декабре 1868 г. Маркс опять жалуется Энгельсу на Либкнехта, который «разбазарил переданные ему 300 экземпляров», в то время как книга вдруг срочно понадобилась каким-то берлинским книготорговцам (32/186).

В январе 1869 г. автором же и туда же сообщается, что «последние 50 экземпляров «Господина Фогта» по моему указанию переданы на хранение Кугельману» (32/201).

Энгельс обрадовано отвечает, что это «очень хорошо» и что

Когда Фогт станет снова читать лекции в Берлине, пусть Кугельман пошлет часть экземпляров туда и даст объявление в газетах. Бьюсь об заклад, что это заставит его ретироваться, (32/202)

- что, вероятно, очень важно для борьбы пролетарской партии против бонапартизма и т.п. Десять лет прошло, но война против Фогта продолжается...

Все? Что вы! Через месяц – снова жалоба Энгельсу. Оказывается, Либкнехт наврал:

Из пятидесяти или шестидесяти экземпляров, которые, как он мне писал, будто бы посланы им Кугельману, последний получил в действительности ровным счетом шесть штук! (32/208)

Завязывается какое-то нудное расследование по переписке. Маркс научает Кугельмана, тот пишет Либкнехту, этот что-то отвечает (32/230). Наконец, в мае 1869 г. Маркс имеет удовольствие так информировать Энгельса:

Либкнехт к моменту своего ареста в Берлине оставил все в беспорядке, а также ничего не сделал перед своей высылкой. И вот он теперь «не помнит», что стало с «Фогтом». Эйххоф, наконец, открыл, что какой-то антиквар уже два года тому назад поместил книгу в своем каталоге, как имеющуюся у него в продаже. Он пошел к этому господину… Этот последний все уже распродал и «тоже не помнит», как книги попали в его руки… (?)

Прослеживать дальше этот балаган, ей-Богу, не стоит времени и бумаги. К тому же, во времени мы забежали далеко вперед.

Пока ученый-экономист Маркс сидит в подполье в Лондоне и создает новую экономическую рукопись, а политический организатор Маркс готовит себя к новым битвам и начинает своею славную деятельность в Интернационале, пока Энгельс функционирует в Манчестере, деля свое время между капиталистической эксплуатацией рабочих, мечтами об освобождении рабочего класса от эксплуатации, кавалерийскими упражнениями, охотницкими увеселениями – с одной стороны – и занятием военными науками, писанием статей, перепиской с Мавром,– с другой стороны, в нашем драматическом повествовании о «Капитале» Карла Маркса объявляется антракт. Кто хочет, отправляется в буфет, а кто желает – имеет возможность вместе с нами выяснить истинное значение еще одного эзотерического термина марксизма.

Мы имеем в виду понятие, обозначаемое словом партия.

Примечания

[i] Одно из прозвищ Фердинанда Лассаля между двумя закадычными друзьями. Российский эквивалент: Ицик (аналогично обычному «Абрамчик»).

[ii] Тот самый курьер, которого группировка Маркса послала в Кельн после раскола Союза коммунистов, и который был тут же арестован полицией.

[iii] Термин Маркса, фигурирует во многих письмах, в различных контекстах, в одном и том же – прямом – смысле.

[iv] Цитирую по памяти.

[v] Либкнехт вернулся на родину после амнистии 1861 г. Чтобы заняться политической агитацией. Он оставался в «партии Маркса».