©"Заметки по еврейской истории"
январь  2012 года

Микки Вульф

Этот безграмотный Мойше

Распродажа с тремя эпиграфами и всякой всячиной

"Люди покупают в лавках перчатки за четыре гроша, и они

рвутся через три дня; не лучше ли купить у

Еврея Мойше уже рваную пару всего за грош?"

Чилиби Мойше

"Фроим Мойше родился в 1812 году в местечке Фокшаны..."

Не слишком ли академично это начало?

Мы раскидываем наш лоток под лазурным небом Запрутской Молдовы, на шумном торге.

Уже натянут над яткой навес в красно-белую полоску, полощутся и пухнут на ветру холщовые лопасти с перекрученной бахромой, теснятся вокруг зеваки и покупатели... а мы не торопясь расстегиваем рогожные пуговки с лыковыми петельками и раскрываем наш волшебный хрустящий короб.

Товарец хорош,

Не трогай – порвешь!

Выкладывай грош...

Желаете – торг начнем с анекдота.

Мойше Чилиби

В 60-х годах прошлого, нет, уже позапрошлого века, задолго до всех реальных социализмов, пропали в Бухаресте керосин и соль. И явился ко двору некий еврей Моше, по роду занятий мелкий негоциант, а по призванью – балагур и смехач. Велено было принять его, но оказалось, к смущению челяди, что дерзкий посетитель посмел предстать перед Его Величеством в сюртуке навыворот. Смекнув, однако, что это неспроста, государь не соизволил гневаться, а кротко попросил объяснений. Мойше пустился в оправдания: у него-де дома вышел керосин, так что, готовясь к высочайшей аудиенции, пришлось одеваться в темноте, и он невзначай спутал лицо с изнанкой. Его Величество милостиво улыбнулся и приказал министру улучшить снабжение столицы керосином. Но при этом поставил условие, чтобы Мойше еще раз насмешил его. Тут еврей понурился и со скорбным видом ответствовал, что шутки, по его разумению, должны быть солеными, а поскольку в Бухаресте нет соли, то обыватели давно уже не шутят. Чему государь немало смеялся и отдал повеление также и насчет соли.

Случай прелестный в своей классической наивности, а всего забавнее то, как легко тогдашний румынский правитель справился с трудностями снабжения.

Впрочем, если немудрящая эта историйка покажется кому-нибудь слишком легкомысленной, мы готовы перенести ее в конец наших заметок, чтобы заодно скрасить невыгодное впечатление от кондовой коды. Вот она:

"Пятидесяти восьми лет от роду Чилиби Мойше заболел тифом и 31 января 1870 года скончался, завещав похоронить его на еврейском кладбище в Бухаресте".

Мир праху твоему, честный труженик! А мы, ныне живущие, отпустив для затравки не больно смешную хохму, нацепим, с твоего позволенья, очки на нос и примем серьезный вид, тем более что шутки и неуместны, когда стоишь перед мраморным надгробием, поставленным на средства литературоведа Моисея Шварцфельда и детей усопшего и читаешь справа налево высеченные квадратным шрифтом слова:

"Не изумляйтесь, небеса! Здесь покоится Чилиби Мойше, знаменитый и славный в Земле Румынской..."

Да чем же он знаменит?

А ну, налетай,

Хватай, не зевай!

Купите игрушку,

Потешьте старушку!

На фотографии того времени мы видим коренастого толстоплечего здоровяка в долгом казакине и панталонах, ниспадающих чуть ли не складками драпри на грубые башмаки; лицо широкое, простое; слегка вьющиеся волосы разделены пробором, нос мясистый, крупный, под усами а la pigeon – толстые губы; край лица, оставляя подбородок свободным, обегает стриженая бородка. Этого человека трудно вообразить улыбающимся, и только стакан в руке – уже на другом снимке – с немым красноречием свидетельствует, что наш персонаж не чуждался иных слабостей, никак не приличных благочестивому мудрецу.

Нет, не похож он на седобрадого, высохшего от святости цадика или гаона – знатока 60 трактатов из Талмуда. Бродяжья доля коробейника наложила неизгладимый отпечаток на весь его и без того топорный облик. Может, облагородить Мойше, сделать аристократом если не по крови, то по духу?

Солидная шестнадцатитомная "Еврейская энциклопедия" сообщает: "Челеби (в другом написании – гилиби) – занимающий должность заведующего монетным двором при восточных властелинах. Впоследствии некоторые высокопоставленные евреи в Египте, Персии и других странах присваивали себе фамильное прозвище Челеби.

Среди носителей этого имени – Илия Челеби, турецкий поэт и писатель XV века; Авраам де Кастро Челеби, живший в XVI веке в Каире при дворе султана Сулеймана; Израиль Челеби, турецкий врач, грамматик и писатель; наконец, Моисей Чилиби – автор сборника рассуждений, сентенций и изречений о Боге, отечестве, семье, жизни и смерти. Его сборник был приведен в порядок Моисеем Шварцфельдом и неоднократно переиздавался".

Неплохая реклама, верно? Во-первых, обратите внимание на блистательную наследственность в стиле традиционной еврейской духовности – врачи, грамматики, поэты! Во-вторых, до чего же хорош сам Мойше, наш философ, автор, извольте заметить, рассуждений, сентенций и изречений, что уже отдает баснословной стариной! В-третьих, все это подкрепляется научным авторитетом Моисея Шварцфельда, выступающего здесь в роли душеприказчика и устроителя скромного, но тепленького местечка в истории румынской литературы для нашего непритязательного героя.

Белый жемчуг вам не нужен?

За два гроша – пять жемчужин!

Что-то он больно многолик, этот Мойше, почти всегда скромно (или уж через край нескромно) говоривший о себе в третьем лице.

Кто хочет, может увидеть в нем Вийона из "Малого завещания" (помните: "В год века пятьдесят шестой, / Я, Франсуа Вийон, школяр..."): "8 декабря 1866 года Чилиби Мойше жестоко заболел, его бедность вступила в битву с хворью и, слава Богу, бедность победила".

Кто хочет, может увидеть в нем ироничного Боккаччо: "Одна девица через три месяца после свадьбы родила, и муж стал с ней судиться, жалуясь, что если она будет рожать каждые три месяца, он не сумеет прокормить семью".

Кто хочет, может увидеть в нем душещипательного Щипачева: "С тех пор как появились на улицах почтовые ящики, влюбленные уже не стаптывают башмаков". Интересно, что он сказал бы сегодня, в век электронных коммуникаций и спутников связи?

Кто хочет, может увидеть в нем саркастического сатирика: "Не удивляйтесь, господа, что в стране мало денег. Зато у нас есть законность, свобода, мораль и правосудие".

Кто хочет, может увидеть в нем даже современного абсурдиста: "У Мойше нет слуг, но есть колокольчик на столе. Вздумает Мойше попить – позвонит в колокольчик, а потом сам идет и приносит себе воды".

Нет, он явно не укладывается в прокрустово ложе шаблона, и нам при всем желании не удастся влить в его грубые вены кружку-другую голубых кровей или хотя бы взрастить его родословную из мощного корня еврейской письменной традиции. Конечно, цепляясь за близкий нашему сердцу облик книжного мудреца, мы могли бы привести здесь не лишенное изящества и оснований предположение о том, как "фамильное прозвание Челеби" угодило к Фроиму Мойше, выходцу из многочисленной семьи со скромным достатком (настолько скромным, что Мойше выжил один из десяти детей). Дунайские княжества, образовавшие в 1859 году нынешнюю Румынию, несколько столетий кряду находились в вассальной зависимости от Османской империи, так что немудрено было залететь в прикарпатские края – звучным щебетком – восточному словечку "чилиби", ставшему даже боярским титулом. И если следовать дальше по тропе этимологии, стоит отметить соленый юмор нашего бедняка, который, не имея ни кола ни двора, в сущности именовал себя казначеем, что, впрочем, находилось в полной гармонии с духом эпохи, когда всякий нищий еврей грезил миллионами. "Чилиби Мойше, – гласит один из его афоризмов, – живет надеждой, что после смерти каждый из нас станет венским Ротшильдом".

Но гипотезы совершенно излишни. Нужно просто открыть любой словарь и убедиться, что в румынском языке поныне существует прилагательное cilibiu (с пометкой "тюркизм"), имеющее несколько значений и среди них – складный, приветливый, обходительный, честный. И тот же Мойше говаривал: "Господь смотрит не на полные руки, а на чистые".

Что же касается его связей с культурной традицией, то и тут мудрить не приходится, ибо немногие справочные издания, в коих упомянут Чилиби Мойше, с каким-то дурным азартом напирают на то, что он не умел ни читать, ни писать. И даже (или – и только) ученый Ион Диану, влюбленный в творчество Мойше, замечает: "Он не знал никакой грамоты, кроме древнееврейской (! – М.В.)" Воистину унижение паче гордости.

При всем нашем уважении к даровитым самоучкам, отличившимся в науке или искусствах, согласимся, что козырять ими в наш век повальной дипломированности как-то неловко: всегда в этом есть запашок ущербности или шапкозакидательства. "Несмотря на свое полное невежество, – пишут, не стыдясь, в таких случаях, – Икс изобрел велосипед на деревянных колесах". А чем тут гордиться? Нехваткой железа? Или нуждой, которая будто бы всему учит и притом еще пляшет и поет? А может быть, при прочих равных, если бы этому Иксу – да образование, он бы допер и до античастицы? Нет, воля ваша, отшлифованный брильянт предпочтительней грубого алмаза, или, как удачнее сказал самородок Мойше: "Чем с вахлаком в ложе, лучше с философом в каталажке".

И все же, вопреки собственной неотесанности, грузная присадистая фигура Чилиби Мойше отчетливо выделяется на интеллектуальном фоне времени и вписывается в традицию устной литературы, основоположником которой в Румынии заслуженно считается народный поэт и композитор Антон Панн (классик Михай Эминеску называл его "святой простотой"). Уместно добавить, что и Панн, и Чилиби принадлежали почти к одному поколению: Чилиби и родился, и умер на четырнадцать лет позже Панна.

Антон Панн

"Этот – дерзнем назвать его так – самородный философ жил мелкой розничной торговлей, бродя из города в город со своим заспинным универсальным магазином. Прибытие Чилиби Мойше на какую-нибудь ярмарку становилось сенсацией, так как вместе с товаром он обычно продавал и несколько брошюрок своих афоризмов, чрезвычайно популярных в народе". Ион Лука Караджале.

Караджале, крупнейший румынский сатирик и драматург XIX века, предшественник Эжена Ионеско, автор классических комедий "Потерянное письмо", "Бурная ночь" и других, поныне идущих с успехом на сценах мира, стал одним из первых выдающихся современников Чилиби Мойше, вкусивших мед его мудрости. Отец Караджале, актер, а впоследствии адвокат, был личным другом Чилиби. Будущий драматург тоже знал нашего героя и, по слухам, даже записывал его афористические высказывания. Свидетельства Караджале чрезвычайно важны в плане личного признания заслуг Мойше – общенародной любовью тот пользовался еще при жизни и, как показывает его заступничество за нуждающихся жителей Бухареста, хорошо знал себе цену. Караджале пишет, что волшебные Мойшевы максимы и "кстатинки" (извольте сами перевести существительное, в шутку образованное от французского "a propos". – М.В.) были лучшими друзьями его детства, что он "провел в их обществе немало очаровательных вечеров" и по существу многим обязан им в своем духовном развитии: "пожалуй, не меньшее влияние это чтение оказало на мой дух".

Ион Лука Караджале

Далее Караджале отдает должное кропотливому труду "достославного библиофила Моисея Шварцфельда", собравшего и издавшего большую часть творческого наследия Мойше и тем оказавшего "важную услугу нашей литературе".

Шварцфельд и впрямь принадлежит к тому роду деятелей, которые, хоть и не блещут собственным светом, постоянно совершают чрезвычайно полезный труд оформления литературного процесса, сведéния в одно целое разрозненных литературных явлений. Основной заслугой Шварцфельда считается увековечение творчества Чилиби Мойше, но не мешает помнить и то, что Шварцфельд был весьма образованным и деятельным журналистом, создателем выходившего двадцать лет кряду "Еврейского календаря", автором ряда работ по истории и фольклору румынских евреев, замечательным для своего времени специалистом в области еврейской культуры.

Но вернемся к заметкам Караджале.

Справедливо отметив расхожесть и бесхарактерность ряда афоризмов Чилиби Мойше "о Боге, чести, судьбе, родине, детях, смерти, жизни, мудрости, истине и т.д.", то есть подвергнув критике именно то, что ставится Мойше в заслугу "Еврейской энциклопедией", Караджале подчеркивает глубокую самобытность Мойше, особенно яркую там, где еврейский ярмарочный мыслитель говорит "о себе самом, о своей бессчастной доле, которая иной раз оказывалась сильнее его стоического терпения..." Румынский сатирик высоко оценил "классическое восточное добродушие" Чилиби, сопоставив этого бродячего остроумца с легендарным Ходжой Насреддином.

Концовку заметок Караджале стоит привести полностью: "Сначала он был умным, но несчастливым ребенком обнищавшего торговца; затем превратился в человека, обремененного кучей детей; в битве с судьбой он побеждал скорее словом, нежели товаром, скорее философией, нежели удачными сделками; притом он обладал чувствительнейшей натурой и высокой нравственностью в поступках и понятиях; главное же – он был человеком большой духовности".

Вот книжонка за три лея –

Покупайте не жалея!

Чилиби вынашивал, а вернее – выхаживал свои афоризмы во время бесконечных скитаний. Импровизировал редко – признак профессионализма. Напомним, что, творя на румынском языке, писать по-румынски он не умел. Но это не смущало его. Придя в очередной городок – "тырг", Чилиби всегда находил на ярмарке своих почитателей-грамотеев, охотно заносивших его "кстатинки" в особую тетрадь, с которой он не расставался. Там, где имелись типографии, наш коробейник зачитывал свою микропрозу прямо наборщикам. Интересен прием запоминания, которым он при этом пользовался: у каждого афоризма был свой номер, и Мойше, чтобы вспомнить ту или иную сентенцию, ориентировался по номерам.

Его брошюрки форматом в шестнадцатую долю листа печатались огромными по тем временам десятитысячными тиражами. (Правда, тираж – еще не патент на высокие литературные достоинства: вспомним, кто читал, Эжена Сю или чрезвычайно популярный в России "лубочный бестселлер" прошлого века – "Битва русских с кабардинцами, или Прекрасная магометанка, рыдающая на гробе своего супруга".) С издателями-типографами Мойше расплачивался когда мелким товаром, когда - живой копейкой, а когда и свежей остротой, переходившей потом из уст в уста. Нынче каждая такая брошюрка представляет собой бесценный раритет.

"...вот еврей, который отдал нашему народу все силы своего разума, свое сердце, свою живую душу. Странствуя среди нас, он принял все, что присуще нашему духу, и все вернул нам, пропустив через призму своей незаурядной личности".

Г.Гибэнеску, критик, 1901 год

Издательский дебют Мойше совершился в 1858 году. При жизни он успел напечатать тринадцать или четырнадцать книжечек, не считая переизданий. Названия им давались самые рыночные и завлекательные: "Путешествия Чилиби Мойше", "Заветы Чилиби Мойше", "Грезы 48-и ночей Чилиби Мойше" и т.п.

Безвременная кончина лишь подхлестнула славу нашего героя. Тогдашние буквари и книги для народного чтения были буквально нашпигованы его лукавыми "кстатинками", поучительными изречениями и рифмованными прибаутками. В 1876 году неизвестный издатель выбросил на рынок переведенные с немецкого "Проделки Тилу Разбей-Зеркало", в котором легко узнается Тиль Уленшпигель. Но к похождениям неумирающего босяка бесцеремонный переводчик присовокупил часть "Завещания Чилиби Мойше". Знаменательное соседство! С одной стороны – Ходжа Насреддин, с другой – Уленшпигель, а если еще вспомнить о непревзойденном Гершеле Острополере и с новым вниманием обратиться к фигуре Антона Панна, то мы как будто очертим магическим кругом ту реальную народно-литературную почву, на которой только и мог произрасти Чилиби Мойше. "Афоризмы Мойше, – указывает современный литературный справочник, – являют собой оригинальный сплав балканского, румынского и еврейского юмора". Это звучит внушительно, но не исчерпывает вопрос, которым мы, по существу, задаемся с первых страниц нашего очерка: кто же он был, этот безграмотный Мойше?

Напрашивается схема: бесприютный философ – бродячий шутник – человек-легенда. И, казалось бы, подтверждение ей можно было бы легко отыскать в ярмарочно-карнавальной "выворотной" эстетике средневековья, в том числе – в прямом смысле (вы еще не забыли, как Мойше явился ко двору в сюртуке наизнанку?). Можно было бы поговорить здесь и о скоморошеском "смеховом мире" Древней Руси, о французских вертепных театриках и т.д.

Разумеется, личности вроде Чилиби Мойше не возникают на пустом месте. Есть богатая, фактически неисчерпаемая история шутов, паяцев, гаеров, пульчинелл, панчей, петрушек и пр. Но поставить Мойше в этот ряд мы могли бы, если бы он жил, допустим, в XV-XVI столетиях, а не в железном и железнодорожном XIX-м. И тот, кто хочет разобраться в норове Мойше, должен проявить чувство историзма и решительно отделить, насколько возможно, легенду от реальности.

По моему мнению, Чилиби Мойше представляет собой две фигуры: живого – ноги да язык, – коробейника, о котором писал знавший его Караджале, и тот образ, имидж, говоря по-деревенски, который сложился в бесчисленных побасенках о нем и который он сам культивировал и развивал в своих брошюрках. Эта же двойственность видна и в его творчестве. Межу не нужно долго искать: на нее проницательно указал тот же Караджале.

Действительно, афоризмы Мойше банальны и плоски, когда он высказывается на общие темы, занимается откровенным поучительством, перепевает то, что тысячи раз говорилось до него. И все это потому, что, берясь рассуждать "вообще", Мойше сразу становится невыносимо буржуазным. Он, нищий, пытается выступать в роли обеспеченного проповедника тривиальных добродетелей, стандартного благоразумия и клишированного патриотизма, хочет казаться миссионером благонамеренности, что, говоря попросту, не личит ему. Конечно, он жалеет падших и порицает бессердечных, но для этого не надо быть художником. Афоризмы такого толка представляют собой обычный лубок, пищу невзыскательных умов, масс-культуру тех времен, когда легенды рождались с легкостью нынешних журнальных сплетен, но жили дольше, ибо в них торжествовали идеальные стереотипы среднего сознания.

А потому оставим за скобками Чилиби Легендарного и будем впредь говорить о том Мойше, какой и сегодня важен для нас, о Еврее Мойше, как он сам себя называл, когда в одной из брошюрок просил читателей: "Простите меня, господа и дамы, если найдете в моих сочинениях толику вранья, ибо правда обошлась бы мне слишком дорого..."

Продается мудрость Мойше:

Больше дашь – получишь больше.

Не рядись, не дорожись –

Вот вам смерть, а вот вам жизнь!

Будем говорить о том Мойше, который восклицал: "Слава фабрикантам целлулоидных воротничков – ведь у стольких людей нет даже сорочки!" И о том Мойше, который из принципа не признавал кредита: "Пока вам нужен заем, я благоухаю духами, но когда я приду за своими денежками, вы скажете, что от меня разит чесноком. Останемся друзьями – деньги на бочку!" Будем говорить о том Мойше, который, как сообщает Шварцфельд, пожалев крестьянина, оставшегося без коровы, пустил по кругу стакан (может, тот самый, который виден на дагерротипе): "Обождите смеяться, господа хорошие! Сперва утешим плачущих!" Короче, будем говорить о Мойше по эту сторону легенды – о живом страдающем человеке, воплотившем огромный жизненный и национальный опыт в словах добродушных и гневных, насмешливых и горьких, реалистических и метафизических, – в том, что называется литературой.

Ион Диану, знаток его творчества, проводит любопытную аналогию, сближая нашего офеню с Тевье-молочником, образ которого был независимо создан Шолом-Алейхемом тридцать лет спустя. Тевье, например, так оценивает свою ситуацию: "Главное – упование! Надо жить надеждой, только надеждой! А ежели до поры до времени приходится горе мыкать, так на то же мы и евреи на этом свете, как говорится, избранный народ... Недаром нам весь мир завидует..." Мойше отчеканивает монету из того же металла: "Терпение для бедняка то же, что имение для богача". Тевье подшучивает над своей нищетой: "Чего изволите? Если купить что-нибудь, так у меня ничего нет, разве что колики в животе да сердечные боли на неделю вперед..." Мойше не отстает: "Пришли в дом к Чилиби Мойше разбойники, а он говорит: "Входите, только уговор по-честному – если что найдете, я в доле".

Сопоставления можно продолжить, однако, видимо, речь тут должна идти о более широких вещах – о духе национального мышления и, если хотите, об однообразной нищете евреев Восточной Европы и российской "черты оседлости". Конечно, мысль Иона Диану не лишена интереса, но стоит уточнить его аналогии: если в литературе Чилиби Мойше действительно сравним с Тевье-молочником, то в жизни он был скорее Менахем-Мендлом, "люфтменшем", "человеком воздуха". Экстраверт сталкивался в нем с интровертом, жовиальная душа – с грустящим мышлением, авантюрные порывы – со скептицизмом Фомы Неверного, Тиль Уленшпигель – с Ламме Гудзаком, Дон-Кихот – с Санчо Пансой, гуляка Насреддин – с ростовщиком Шейлоком, – и эта двойственность обеспечила фигуре Мойше тот уникальный колорит, который явился причиной его неслыханной популярности. Прибавьте к этому внутреннюю тонкость, можно сказать – интеллигентность словесного движения, неповторимый артистизм его натуры – и вы найдете объяснение отчетливой оригинальности творчества Мойше на фоне тогдашней румынской литературы.

Вам покупка, нам навар –

Вот какой у нас базар!

А как сложилась посмертная судьба Чилиби?

В начале 70-х годов позапрошлого века одна из его брошюрок попала в руки начинающего литературоведа Моисея Шварцфельда. Книжица была зачитанная, рваная, без обложки и титула, и идентифицировать ее удалось лишь по выразительному афоризму: "В 59-м году друг друга ели люди, а в 60-м – саранча". Шварцфельд стал истовым биографом Мойше, собирателем его книжек и, наконец, издателем первого свода его максим. В подготовке биографии Чилиби принял участие сын бродячего философа Сендер Шварц, а также товарищ Мойше по скитаниям, торговец лоскутной мануфактурой А.Штейнберг. О творчестве Мойше писали Париж, Вена и Санкт-Петербург с тем же энтузиазмом, с каким уже в наше время мировая пресса освещала жизнь и творчество югославского примитивиста Ивана Генералича, сочетавшего в своих картинах абсурдистский юмор с космическими метафорами.

Издание Шварцфельда имело огромный успех и много раз перепечатывалось вплоть до 1936 года. Во времена фашизма о Мойше не то запямятовали, не то вынужденно молчали, и только академик Джордже Кэлинеску осмелился бросить вызов официальной забывчивости. В 1941 (!) году он выпустил свою гуманистическую "Историю румынской литературы от возникновения до наших дней", в которой нашел место для портрета Чилиби Мойше, анализа его творчества и даже нескольких афоризмов из его наследия. Фашистов особенно взбесило то, что портрет Чилиби соседствовал с портретом Антона Панна, которого они поднимали на щит как выразителя "истинно румынского духа". Тем, кому этот своеобразный тандем Панн – Чилиби встал и поныне стоит поперек глотки, не мешало бы задуматься над первым из восьми афоризмов Чилиби Мойше, включенных в книгу Кэлинеску: "Тот, кто разделяет людей, не может считаться человеком".

В 1982 году усилиями Иона Диану сборник Мойше был дополнен изречениями, не вошедшими в собрание Шварцфельда и издан в философской серии "Cogito".

Не осталась без внимания и личность Мойше.

В 1900 году, через тридцать лет после его смерти, румынский писатель Ронетти-Роман (шикарный псевдоним взял себе Арон Блюменфельд!) вывел в драме "Менаше" комического героя по имени Зелик Шор, которого он, по его собственному признанию, прямо списал с Чилиби. Это живописное лицо: едкий говорун, любитель заложить за воротник, шут и скептик, обладающий острым умом, играющий двусмысленностями и намеками с горьким привкусом. Роль Зелика Шора в спектакле исполнил великий румынский актер Ион Георгиу.

Спустя шесть лет Бухарестский национальный театр поставил пьесу "Чилиби Мойше", автором и постановщиком которой был Пауль Густи, поклонник Рейнхардта и Станиславского. Несколько позже актер и публицист Юлиан Шварц задумал одноименный спектакль, который должен был сопровождаться музыкой Антона Панна. Смерть Шварца помешала осуществлению этого замысла, но обращает на себя внимание проницательность человека, соединившего имена Чилиби и Панна задолго до Кэлинеску. Уже в новое время (1970 год) Бухарестский еврейский театр организовал вечер памяти Чилиби Мойше, а романист Ицхак Пельц посвятил ему большую радиопередачу.

Один критянин сказал: "Все критяне – лжецы". Можно ли ему верить?

Чилиби Мойше сказал: "Все люди смертны, кроме писателей". В какой мере это относится к нему, не умевшему писать?

Пора ставить точку. Ярмарка закрывается. Парус над нашим лотком опал, и по обезлюдевшему пустырю бродят, сонно поскуливая, линяющие собаки с репьями во взлохмаченной шерсти. Я рассказал о своем герое почти все, что смог узнать сам. А та его подлинная внутренняя жизнь, о которой уже никто ничего не узнает, целиком умещается в сфере духа и – между двумя фразами:

"Фроим Мойше родился в 1812 году в местечке Фокшаны. Пятидесяти восьми лет от роду Чилиби Мойше, знаменитый и славный в Земле Румынской, заболел тифом и 31 января 1870 года скончался, завещав похоронить его на еврейском кладбище в Бухаресте".

Из "Кстатинок" Чилиби Мойше

* Есть люди, которые помогают хромым, слепым и безруким, боясь стать такими же калеками. Но ученому человеку они руки не протягивают, зная, что такими, как он, не станут никогда.

* Иные дамы мечтают, как бы им еще разодеться, между тем как их мужья думают, кого бы еще раздеть.

* В прежние времена человек хоронил деньги, а теперь деньги хоронят человека.

* Бедняку тяжело жить, а богачу – умирать.

* Мир – это зеркало, в котором люди видят не себя, а друг друга.

* У Чилиби Мойше семьдесят две тысячи друзей, но – увы! – все бедняки.

* Если бедняк смел, он уже не несчастен.

* Когда сила обретает права, право лишается силы.

* В мире есть только одна честная женщина, и каждый муж думает, что это его жена.

* Нет ничего приятней на свете, чем звуки скрипки, голос милой женщины и звон монет.

* Всякий одержимый – наполовину философ.

* Когда ученый человек открывает рот, разинь и ты свой.

* Где политика соперничает с роскошью, там вперед вырывается бедность.

* Бог требует от человека не только порядочности, но и умения сострадать.

* Когда лжец говорит правду, он лжет.

* Мудрость этого мира – Божье безумие.

* Бесчестный человек спит не на подушках, а на страхе.

* Положение меняет расположение.

* Мир держится на труде и судьбе.

* Нужда крепче железа.

* Людей на земле осталось мало – бедняки не в счет.

* Есть два вида людей: одни рожденные, другие – сделанные.

* У Бога есть две лавки – с деньгами и разумом. В первой сторожа нет, а во второй есть. Оттого-то богачей больше, чем умных.

* У Бога нет ни одного друга, у царей – очень мало, а у нас с вами – весь мир.

* Шутить нельзя с собаками, с оружием и с дураками.

* Жалейте не мертвых – жалейте выживших.

* Человек рождается для других и только умирает для себя.

* Жизнь – это сон, который нам не дают досмотреть до конца.

Перевел с румынского М.В.


К началу страницы К оглавлению номера

Всего понравилось:0
Всего посещений: 2689




Convert this page - http://berkovich-zametki.com/2012/Zametki/Nomer1/Wulf1.php - to PDF file

Комментарии:

Акива
Кармиэль, Израиль - at 2012-02-08 14:18:01 EDT
Очень похоже на Гершеле Астрополера. Поскольку евреи были разбросаны по миру,, видимо в каждом отдельном уголке галута были свои Чилиби и Астрополеры. Спасибо автору.
Л. Беренсон
Ришон, Государство Израиля - at 2012-01-23 12:46:04 EDT
Превосходно! Exepcional!!מצויין! !ווונדערלעך -
по всем параметрам: интересно, познавательно, научно, доказательно, стилистически оригинально и национально достойно. Убеждён, сообщённое - для многих увлекательное откровение. Особое спасибо автору за "кстатинки".

Е. Майбурд
- at 2012-01-22 19:39:32 EDT
Автор открыл мне (да и не только, наверное) удивительного Мойше. И сделал это с отменным вкусом. Проза - на уровне героя.
Читать - сплошное удовольствие. Спасибо!

Шуламит Шалит
- at 2012-01-22 12:11:22 EDT
Любите ли вы творчество Микки Вульфа? Не отвечайте сразу. Сначала прочтите, если не читали, его сочинение "Солнце во второй главе булгаковского романа" ("7 искусств",№10 за октябрь 2011). Тонкая, ювелирная работа. И вот новое открытие - любовно сотканный рассказ о "безграмотном Мойше"! Занимателен герой, и благодаря стилю автора увлекателелен сам процесс чтения.
По слухам, замечательному писателю Микки Вульфу и прекрасному человеку, носителю этого имени, 26 января исполняется ровно сколько-то лет! Главное, что ровно, т.е., круглая дата! Поздравим его и выпьем за его здоровье, даже если сам он не пьет. Впрочем, не знаю.Будьте здоровы, спасибо, что приобщаете к линии Вашего оригинального мышления и, вообще, живите долго!

Виталий Гольдман
- at 2012-01-20 15:02:28 EDT
Талантливо и оригинально. Истинное удовольствие доставляет стиль автора. Проза высокого уровня.