©"Заметки по еврейской истории"
февраль  2012 года

Мартин Дёрри, Клаус Вигрефе

   

 

«От многих здесь пахнет кровью»

Юрист и бывшая волонтёр Красного Креста Аннета Шюкинг-Хомейер, 89-и лет, о Российском походе 1941 и о том, что знали немецкие солдаты о Холокосте

Предисловие и перевод Леонида Комиссаренко

Предисловие переводчика

В начале февраля 2010 в ожидании приёма у врача листал я журнал «Spiegel», последний январский номер. И вдруг этот снимок. Никогда раньше я его не видел, хотя и был несколько раз в Яд ва Шеме, а он там, скорее всего, есть. В первый момент ещё не понимаешь, сделан снимок до или после расстрела, но тем сильнее эмоциональное воздействие – ведь если люди ещё живы, то почему такая покорность? Первая ассоциация – вон та группа, в центре верхней части. Мать с двумя детьми. Всплыла в памяти одна из немногих сохранившихся в семье довоенных фотографий:

С мамой и младшим братом, Казатин, декабрь 1940 года

Ведь если бы отец перед уходом на фронт (прямиком в киевский котёл) не затолкнул нас в последний эвакоэшелон, то быть бы и нам на этом или другом таком же месте.

Дальше – больше: карта Украины, а обозначены на ней всего четыре пункта. Киев, Казатин, Новоград Волынский и Ровно. Казатин – город моего пред- и послевоенного детства, там похоронены родители. В Новоград Волынском сделал предложение своей будущей жене, в Казатине мы расписались. Полгода назад я её потерял. Здесь всё и сошлось: трагедия народа и личная трагедия, пусть и в несопоставимых масштабах, но моё восприятие – тоже, правда, следует признаться, в обратной пропорции. Так что к моменту приёма я был, что называется, «готов». Это выявилось сразу же, при замере давления. Врач воспринял результаты по-своему – ведь ещё недавно он был нашим семейным, а теперь уже стал только моим. Ему ещё повезло, что не снял кардиограмму. А так предложил мне только направление к психотерапевту. Я ему, конечно же, ничего не стал объяснять, от направления отказался, и, выслушав очередную порцию рекомендаций, вернулся домой. Раскрыл статью онлайн, внимательно изучил и записал.

И так бы она осталась только в моей памяти и в памяти компьютера, если бы недавно не всплыла вновь. Брат мой вернулся из Казатина – приводил там в порядок могилу родителей. И привёз с собой сувенир – стишата местного поэта районного масштаба некоего Пэтра Зарыцького, мать которого торговала когда-то на казатинском базаре продукцией собственного подворья: маслом, молоком и творогом:

(не обладая поэтическим даром, даю справа подстрочник)

Я заздрив жиденятам iз Козятина,                 Я завидовал жидятам из Казатина,

А хто не заздрив iм iз Сокiльця?                       А кто из Сокольца им не завидовал?

Якось намiривсь  попросити у матерi:            Как-то попробовал попросить у матери:

Вiддайте й нам хоч трошки масельця.            Отдайте и нам хоть немного маслица.

и далее

Буденнiсть торгувалася iз мрiями,                   Будни торговались с мечтами,

I так чомусь траплялося завжди:                    И почему-то так всегда получалось:

Хлiбця купляли, тюльки та олii ми,                   Мы покупали хлебушек, тюльку и

А iли масельце малi жиди.                                  Подсолнечное масло,

                                                                      А настоящее маслице ели малые жиды.

Творение это называется «Масло на продажу» и входит в авторский сборник «Дiти чернозему». Парадокс же в том, что именно этого ублюдка местная газетёнка направила в качестве корреспондента на траурный митинг, посвящённый памяти жертв массовых расстрелов «военнопленных, мирных жителей и евреев» (так в репортаже – авт.) в Талимоновских оврагах Казатина в период с 1941 по 1943 г.г. Там было уничтожено более 9 тыс. евреев. Комментарий брата я разместил на форуме.

 Он и сейчас там есть, только к нему комментариев нет. Мамашу свою эта сволочь охарактеризовала, тут всё ясно, но ни его ли это папаша там с карабином на достреле?

Тогда и возникла мысль о переводе статьи из “Spiegel“. В процессе подготовки материала провёл поиск, задав место расстрела, указанное в статье – Misotsch. Это посёлок городского типа Мизоч Здолбуновского района Ровненский области Украины. Выяснилось, что приведенный в журнале снимок – один из серии, представленной на выставке в центре «Dokumentation Obersalzberg» Института современной истории, Мюнхен – Берлин.

Расстрел еврейских женщин и детей из гетто Мизоч

 

 

При «ликвидации» гетто Мизоч на Волыни (14 октября 1942 г.) командой охранной полиции Ровно при участии служащих жандармерий Мизоч и Здолбунов и местной вспомогательной полиции были расстреляны как минимум 700 евреев. Снимки взяты из фотосерии, показывающей еврейских женщин и детей перед расстрелом и последующую инспекцию трупов.

Ниже – текст статьи и иллюстрации к ней.

ШПИГЕЛЬ 4/2010, рубрика СОВРЕМЕННАЯ ИСТОРИЯ

Убийство евреев из гетто Мизоч, Западная Украина, 1942 год

Мост через Случ в Звяхеле

Волонтёр Немецкого Красного Креста Шюкинг

Шпигель: Госпожа Шюкинг-Хомейер, большинство немцев после войны отрицали, что знали что-либо о Холокосте. С 1941 по 1943 год Вы были волонтёром Немецкого Красного Креста на Восточном фронте. Когда Вы узнали об убийствах евреев?

Шюкинг-Хомейер: Уже в поезде на пути к фронту. Это было в октябре 1941. Мы с ещё одной сестрой должны были взять на себя управление солдатским домом (прифронтовой дом отдыха, пер.) в Звяхеле (нынешний Новоград Волынский, пер.), небольшом городке в 200-х километрах западнее Киева. От Брест-Литовска мы сидели в купе вместе с двумя солдатами, уже не помню точно, были ли это эсэсовцы или обыкновенные солдаты. И вдруг один из них начал рассказывать о том, что только что в Бресте ему предстояло расстрелять женщину. Женщина просила о пощаде: она должна заботиться о сестре-инвалиде. Тогда он велел привести сестру и расстрелял обеих. Мы были потрясены, но ничего по этому поводу не сказали.

Шпигель: Он хотел похвастаться?

Шюкинг-Хомейер: Этого я не знаю.

Шпигель: В Звяхеле как раз перед Вашим приездом были уничтожены многие тысячи членов еврейской общины. Когда Вы об этом узнали?

Шюкинг-Хомейер: Один из старших офицеров объяснил нам в день приезда, что евреев больше здесь нет, они все мертвы, и дома их стоят пустые.

Шпигель: Он сказал это с глазу на глаз?

Шюкинг-Хомейер: Нет, рассказывал вечером за столом. Несколько позже я написала об этом своим родителям. В письме было и о том, что другие сёстры сказали мне, что я кричала во сне: «Но так же нельзя, нельзя ни в коем случае, это же против всех человеческих законов!»

Шпигель: Как выглядел городок?

Шюкинг-Хомейер: Дома евреев были разграблены, часто на полу лежали в грязи еврейские книги. Нам говорили, что можно найти очень красивые подсвечники. Один из офицеров забрал такой домой.

Шпигель: Вы не видели массовых захоронений?

Шюкинг-Хомейер: Начальник штаба сапёров однажды предложил показать нам исторические крепостные сооружения Звяхеля. И на берегу Случа он указал нам на одно место и сказал, что там зарыто 450 евреев – мужчин, женщин и детей. Я по этому поводу ничего не сказала.

Шпигель: Вы знаете, сколько всего людей было убито в Звяхеле?

Шюкинг-Хомейер: Нам в солдатском доме помогало несколько украинских девушек из окрестностей. Они говорили о 10000 убитых. Я думаю, что в любом случае их было очень много, так как через несколько недель национал-социалистическая организация Народная благотворительность (NSV) открыла в Звяхеле огромный склад одежды. Так как наши украинские помощницы всегда нуждались в одежде, один офицер спросил меня, не хотят ли они взять что-нибудь, и тогда я пошла с ними туда. Там было очень много детских вещей. Некоторые из наших девушек не хотели ничего брать. Другие благодарили: «Хайль Гитлер». Об этом я написала своей матери, и она тотчас сообщила своей сестре в Гамбург, что та ни в коем случае не должна брать одежду NSV, так как она – с убитых евреев.

Шпигель: Были ли Вы прямым свидетелем одного из преступлений?

Шюкинг-Хомейер: Нет. Но однажды была к этому близка. Для солдатского дома я должна была каждую неделю привозить продукты и пиво из Ровно, 100 километров от нас, а там было большое гетто. Однажды – это было в июле 1942 – пивоварня, где работало много евреев, была закрыта. Мы ехали через гетто, оно было безлюдно. Очевидно, незадолго до этого очищено. И мы увидели, как немцы в униформе сгоняли в одно место пытавшихся спрятаться женщин и детей. Они, конечно, были расстреляны. Я буквально с воем вернулась в Звяхель, и самым большим моим желанием было уехать домой.

Шпигель: В Ровно было несколько волн массовых убийств с тысячами жертв. Знаете ли вы что-нибудь об обстоятельствах?

Шюкинг-Хомейер: В Ровно я часто бывала в управлении вермахта, получала ордера. И так как солдаты очень сдержанно беседовали о переселении, я заинтересовалась. Как с переселением? Когда вы о нём узнаёте...

Шпигель: ...тогда Вы уже знали, что переселение – это замаскированное обозначение убийства евреев?

Шюкинг-Хомейер: Да, но не могу сейчас вспомнить, когда и как я об этом узнала. В любом случае мне тогда в управлении вермахта объяснили: «Накануне вечером мы получаем сообщение, что в определённом пункте будет проведено переселение и при этом дело может дойти до большого шума. Войска на месте это не должно беспокоить, т.е. они вмешиваться не должны». Сегодня известно, что расстрелы проводились айнзацкомандами и полицейскими.

Шпигель: Вы говорили с такими и в солдатском доме?

Шюкинг-Хомейер: Этого я не знаю, все они носили униформу и вели себя так, будто они простые солдаты.

Шпигель: 5 ноября 1941 года Вы пишете родителям: «Папа всегда говорит, что от людей, для которых нет моральных преград, исходит странный воздух. Это правда, теперь я умею различать людей – от многих по-настоящему пахнет кровью. Ах, мир – это громадная бойня». Вы действительно считали, что могли опознавать убийц?

Шюкинг-Хомейер: Да, у меня было такое впечатление. Если человек чувствует себя хозяином жизни и смерти, то он ведёт себя и даже двигается не так, как другие люди. Он показывает, что от него зависит всё.

Шпигель: Вы избегали таких людей?

Шюкинг-Хомейер: Всегда ведь можно выбрать, с кем поддерживать отношения.

Шпигель: В ваших письмах вновь и вновь встречаются такие пассажи: «Но евреи, большинство из которых владели магазинами, просто все мертвы.» Или: «Здесь в Звяхеле евреев ведь больше нет». Вы ничего не пишете об убийствах. Вы боялись цензуры?

Шюкинг-Хомейер: Конечно. Знаете, я ведь была очень робкой девушкой. Моей маме – она ведь была совсем не такая как я – я написала, что она бы здесь не выдержала ни одного дня. И я уверена, что она бы нашла возможность отсюда вырваться. Оставаться там – значило поддерживать систему. Но я не знала, какую мне придумать причину. Чтобы вернуться в Германию, мне ведь нужно было разрешение.

Шпигель: Думаете, родители поняли Ваши намёки?

Шюкинг-Хомейер: Конечно.

Шпигель: Вы могли говорить об этом с другими сёстрами?

Шюкинг-Хомейер: Нет, об этом не говорили.

Шпигель: Но каждый был в курсе дела?

Шюкинг-Хомейер: О фронтовиках я этого с уверенностью сказать не могу. Но все, которые были в тылу, и, прежде всего, были там долго, об этом знали.

Шпигель: Откуда у Вас эта уверенность?

Шюкинг-Хомейер: Потому что в разговорах всегда исходили из того, что каждый об этом знает. Я ещё вам не рассказала, как однажды фельдфебель по фамилии Франк, предположительно из Мюнстера, во время поездки в машине сообщил, что в течение следующих недель будет участвовать в расстрелах, и он не откажется, потому что хочет быть повышен в звании. Я ему сказала, что он не должен этого делать, он потом не сможет спать.

Шпигель: И?

Шюкинг-Хомейер: Всё равно он пошёл на это и потом мне плакался, что не может больше спать и так плохо себя чувствует. Я ему ответила: «Я ведь вам говорила!»

Шпигель: Почему он Вам доверился?

Шюкинг-Хомейер: Часто разговоры с солдатами очень быстро становились доверительными. Всё это были мужчины, которые долго не общались с женщинами, не считая украинок, но с ними они говорить не могли, а желание высказаться было у них велико. В другой раз я ехала на грузовике, и водитель безо всякого повода начал мне рассказывать, что в Казатине, юго-западнее Киева, несколько сотен евреев заставили в ожидании расстрела голодать два дня, потому что расстрельная команда была занята в другом месте.

Шпигель: Но это было сказано с глазу на глаз.

Шюкинг-Хомейер: Да. Но один из немецких крестьян, которые в окрестностях Звяхеля задавали тон, господин Нэгель из Гессена, совершенно открыто рассказывал, как однажды евреев гнали мимо его дома, а хозяйка дома, еврейка, при этом, по его утверждению, смеялась, и тогда он заставил её включиться в процессию. Мне почти сразу стало ясно, что я имею дело с преступниками.

Шпигель: Вы писали матери: «Скоро дошло до того, что я преодолела в себе внутреннее негодование и после этого стала всё воспринимать намного легче. Здесь даже самые порядочные люди дошли до такой черты. Если вы всех этих эпизодов не видите, а в общем здесь ведь всё это уже в прошлом, ...то можно и забыть. Хотя до сих пор я всё ещё безумно переживаю, когда вижу ребёнка, зная, что через 2-3 дня он будет мёртв». Читается так, как если бы Вы искали способ выдержать творившиеся вокруг вас зверства.

Шюкинг-Хомейер: Об это я более точно вспомнить не могу. Быть может я и писала, чтобы обмануть цензуру.

Шпигель: Однако в Ваших письмах можно найти и пассажи, которые создают впечатление, что тогда Вы были заражены своим окружением.

Шюкинг-Хомейер: Нет, мой отец был адвокатом, с 1933 года находился под запретом на профессиональную деятельность. Я очень боялась цензуры. Я никогда не была антисемиткой; более того, мы позже во время войны не раз помогали преследуемым евреям.

Шпигель: Как Вы использовали после войны свою осведомлённость об операциях в Звяхеле?

Шюкинг-Хомейер: Я пришла к выводу, что обо всём этом сообщат солдаты. Но потом я о таких случаях не слышала. Ещё в 1945 году я предложила прокурору в Мюнстере, который в 1943 году учил меня и стал к тому времени ведущим прокурором, провести процедуру сбора доказательств. Тогда ещё все факты были наготове: какие отряды там располагались, с какими номерами полевой почты. Но прокурор считал, что это мы должны перепоручить англичанам. Он был слишком труслив. Через три или четыре года я информировала еврейскую общину в Дортмунде, где я тогда жила, но никто там этим не заинтересовался.

Шпигель: А позже?

Шюкинг-Хомейер: Ни с одним коллегой из правоохранительных органов, который был на Востоке, невозможно ведь было говорить открыто. Везде ещё сидели старые нацисты. Только за несколько лет до моего выхода на пенсию всплыла вновь тема Звяхеля. Я была судьёй суда по социальным вопросам и получила на руки акт пенсионной страховки. Он принадлежал одному из фольксдойче, который хотел, чтобы ему в стаж засчитали службу в немецкой полиции в Звяхеле в 1941 году. Он числился в украинских отрядах охранной полиции, которых я подозревала в участии в так называемых «переселениях». Я написала ему, что точно знаю, что происходило в Звяхеле в октябре 1941, и лучше бы ему подать против меня заявление о необъективности. Он это тотчас и сделал. И мой заместитель засчитал ему это время в стаж, как, к сожалению, и предусматривает закон.

Шпигель: Вы не заявили на него?

Шюкинг-Хомейер: Нет, он был всего лишь маленьким колёсиком. Но потом я навела справки, расследует ли центральное бюро в Людвигсгафене убийства в Звяхеле. И я дала свидетельские показания обо всём, что знала. По собственному наблюдению я могла бы быть свидетелем обвинения только против фельдфебеля Франка. Но он исчез.

Интервью: Мартин Дёрри (Matin Doerry), Клаус Вигрефе (Klaus Wiegrefe)

Редакционная справка

27 января 1945 года Красная Армия освободила концентрационный лагерь Освенцим, в котором нацистами было уничтожено более миллиона евреев. До сих пор идут споры о том, что знали о Холокосте те немцы, которые преступниками не считаются. Недавно в беседе со «Шпигелем» (Нр. 41/2009) американский исследователь по вопросам политики Даниэль Гольдхаген (Daniel Goldhagen) сказал, что осведомлённость о массовых убийствах была «распространена очень широко» и сослался при этом на десять миллионов солдат Восточного фронта. После этого читательница Шюкинг-Хомейер написала в «Шпигель, что она как свидетельница того времени может подтвердить правоту Гольдхагена.

 

Шюкинг-Хомейер

Шюкинг-Хомейер, судья на пенсии и принадлежит к числу основателей Союза немецких женщин-юристов. После учёбы в школе дочь из известной пацифистскими взглядами семьи записалась добровольцем на службу в Немецкий Красный крест и была направлена в так называемый солдатский дом. В этих «островках родины» (пропагандистский жаргон), в большинстве случаев располагавшихся вдали от линии фронта, солдаты имели возможность питаться и отдыхать. Некоторые из этих домов обслуживали до 10 000 солдат ежедневно.

21-летняя Шюкинг сначала была направлена в украинский Звяхель (сегодня Новоград Волынский). Там эсэсовцы и полицейские с помощью солдат вермахта уничтожили до того в ходе многих акций тысячи евреев. Позже Шюкинг-Хомейер дала показания по поводу этого и других преступлений. Немецкие федеральные суды приговорили семерых убийц из Звяхеля к лишению свободы.

Служба Шюкинг завершилась в 1943 году. Её письма родителям и дневники находятся в окружном архиве в Варендорфе и подтверждают её воспоминания. Тексты заслуживают доверия ещё и потому, что содержат некоторые антисемитские и антиславистские стереотипы в духе того времени; в то же время они снова и снова свидетельствуют о её скрытом возмущении массовыми убийствами.

Ещё несколько фото из статьи:

Евреи в Ровно в 1941

Главная улица Звяхеля 1941

Солдатский дом в Звяхеле

(c) 2010 Der Spiegel. Distributed by The New York Times Syndicate

С благодарностью редакции журнала SPEIGEL и ассистенту Парижского бюро Синдиката Нью-Йорк Таймс Джесси Моргану (Jesse Morgan) за разрешение на перевод и публикацию.

Перевод с немецкого Леонид Комиссаренко

 


К началу страницы К оглавлению номера

Всего понравилось:0
Всего посещений: 7720




Convert this page - http://berkovich-zametki.com/2012/Zametki/Nomer2/Komissarenko1.php - to PDF file

Комментарии:

Wanderer
Israel - at 2012-12-24 15:30:20 EDT
Доработанный, в литературном плане, текст ответа пану Зарицкому.
Буденнiсть сiра розмовляе прозою,
А я римую будь що , як завжди,
Моe життя не називайте позою -
Бо з´їли масельце малi жиди.

Благав я рiдну неньку зхаменутися,-
"Нoсiть на ринок овочi й плоди",-
"Напишеш, дурню, щоб лайна позбутися,
Тож з´їли масельце малi жиди ."

Зiйшли роки, та все ж не розумiю я,
Навiщо прагнув свiтлоi доби ?
Хлiбець купляю, тюльку iз олiею,
Щоб з´їли масельце малi жиди.

А в прозе, хотелось бы напомнить несколько моментов из его жизни. Кто, Вас, пан Зарицкий, неотёсанного сельского мальчишку, обучал украинскому языку и литературе - "жидiвка, дiти якоi iли Ваше масельце", кто бегал в "Жовтневi зорi", договаривался, что бы Вас печатали - опять, она же. А в Соколец, к Вам домой, пешком из Казатина - вона - "мати малих жидiв".
Во время работы в райкоме комсомола, в Ваших выступлениях ничего не было сказано о голодном детстве, и что причиной тому были "малi жиди".
А вообще у Вас лучше получается писать о навозе и том, кто его производит, нежели социальную лирику. Вы талантливый поэт, но никчёмный человек - и это самое страшное.

WANDERER
Израиль - at 2012-12-21 16:27:59 EDT
Буденнiсть залицяеться iз прозою
А я писати мушу, як завжди,
Моe життя не називайте позою -
Бо з´iли масельце малi жиди.

Благав я рiдну неньку зхаменутися,-
"Несiть на ринок овочi й плоди",
"Напишеш, Петре, щоб лайна позбутися,
Що з´iли масельце малi жиди."

Зiйшли роки, та все ж не розумiю я,
Навiщо прагнув свiтлоi доби -
Хлiбець я iм, та тюльку iз олiею,
Щоб з´iли масельце малi жиди.

Виктор Каган
- at 2012-04-09 16:43:30 EDT
Зарицкий Петр
Казатин, Украина - at 2012-04-09 16:02:28 EDT

Коли Вы пишете, то знаете, что тексты живут самостоятельной жизнью - отдельно от переживаний их авторов и того, что они говорят о своих переживаниях, да и часто - от других текстов того же автора. И если один пирожок на подносе с другими - с мясом, капустой, картошкой, оказывается с дерьмом, то отведавший его остальные пробовать не станет - после этого Вашего творения остальные читать охоты нет. Тем более, что писали Вы не во времена Пушкина, а после Холокоста. То, что процитировано в статье - даже с Вашей добавкой опущенной строки, по существу не меняющей дела - откровенная гадость достаточно определённого толка. Увы! Еже писах, писах - теперь и топором не вырубить.

Зарицкий Петр
Казатин, Украина - at 2012-04-09 16:02:28 EDT
Уважаемый Леонд Комисаренко! Сожалею, что Вы вырвали несколько строк из контекста моего стихотворениия и неверно его толковали. Ибо в том стихотворении есть и другие строчки, которые Вы упустили "Якусь кацапку милу чи жидивочку Господь нам щедро посилав завжи." Кроме этого у меня есть другие стихи о казатинских евреях, к которым я отношусь с глубоким уважением. Почитайте эти стихи. Ваше имя мне знакомо, ибо мы в прежние времена встречались в родном городе. Не ищите крамолы там,где ее нет.
С уважением Петр Зарицкий

Манасе
Германия - at 2012-03-07 17:24:11 EDT
В этом случае не могу сказать что читал с удовольствием но тем немение спасибо за правду даже если она очень горька. Желаю весёлого пурима который по значению равен выходу из Египта
Юрий Фельдман
Штутгарт, Германия - at 2012-03-07 14:29:31 EDT
Здравствуй, Леонид!

Казалось, так много прочитано про Холокост, вроде уже зарубцевалось, но твоя статья снова разбередила эту рану. Нашему поколению с этим не смириться, хорошо бы и следующим не забыть.
Желаю здоровья и творческого горения.
Твой Юрий.

Абрам Торпусман
Иерусалим, - at 2012-02-27 14:13:37 EDT
Очень нелегко далась мне эта статья. Родня моя по материнской линии жила перед войной именно в Новоград-Волынском. (Кстати, старое название города по-русски не Звяхель, а Звягель). Семья же наша жила в Коростене, 100 км севернее. Мы бежали оттуда в июле 41-го.Об этом можно прочитать www.lost-childhood.com/evreyskie bezhentsi/abram-tyorpusman/html. А те, кто остался,...
Конечно, надо услышать и немецкую сторону. Можно согласиться, что люди остаются людьми и в форме вермахта. Только тяжело это читать.
Так ли сяк, спасибо г-ну Комиссаренко.

Марк Фукс
Израиль - at 2012-02-18 12:12:45 EDT
Спасибо.
М.Ф.

Владимир Прокопенко
Павлоград, Украина - at 2012-02-17 13:06:29 EDT
Впервые о массовых расстрелах евреев в оврагах возле Крыжополя Винницкой области узнал ещё в раннем детском возрасте. Не знать этого могли только люди глухие, в прямом и переносном смысле. Есть над чем задуматься.
М. Аврутин
- at 2012-02-17 12:14:49 EDT
Виталий Гольдман
- at 2012-02-17 10:26:32 EDT
"Казалось бы, о Холокосте уже все известно".

......................

Это неисчерпаемая тема, и данная работа Леонида Комиссаренко, выполненная, как и всё, что он делает, на высоком профессиональном уровне, служит подтверждением тому.
С одной стороны, в Украине (и не только там, конечно) существуют сотни захоронений, не имеющих даже никаких памятных знаков. С другой стороны, немецкие обыватели, особенно из восточной зоны и переселенцы из республик бывшего СССР, вроде одного, выступившего недавно в Гостевой под ником Kiril, считают, что "евреи доят Германию". Ещё хорошо, что подобные настроения не проникли в высшее германское руководство, которое хорошо осведомлено, что многие немецкие фирмы до сих пор пользуются ценностями, конфискованными у евреев.
Поэтому так важна и публикация в Spiegel, и подвижническая работа уважаемого Леонида.

Виталий Гольдман
- at 2012-02-17 10:26:32 EDT
Казалось бы, о Холокосте уже все известно. Но на эти фото невозможно смотреть без содрогания. И новый взгляд на преступников весьма убедителен. Страшная публикация, но полезная и нужная.
Валерий
Германия - at 2012-02-17 10:22:27 EDT
Спасибо за интересяую публикацию,Леонид!
Печально...