Ступени восхождения
Много лет назад, слоняясь бесцельно по каменным переулкам Старого города, я зашел в антикварную лавку, где торговали старинными гравюрами и рисунками. Все они касались исключительно Иерусалима.
Лавка
находилась напротив развалин синагоги «Хурва», построенной учениками раввина
Йеѓуды ѓа-Хасид еще в восемнадцатом веке. От нее сохранилась лишь часть купола –
гигантская дуга, изогнутая в небе над площадью. Символ того, что в ближайшем
будущем синагога эта, как и Третий Храм, чудом воздвигнутся из развалин.
Гравюры висели на стенах в красивых рамочках под стеклом: разрушенные крепостные стены, дворцы и улицы, храмы, башни, общественные сооружения. Часть рисунков были исполнены как бы с птичьего полета. На многих других виднелись проломы в стенах, давно искрошенных, с кустами колючек, пустившими корни между камнями. Было видно, что это работы больших мастеров, исполненные в духе Густава Доре. Сотни лет назад, если не больше, когда Доре еще и в помине не было. Однако, такой же сильной рукой, щедро и убедительно. С мистической дымкой древности, эффектом присутствия. И еще было ясно: все писалось с натуры, мастера работали здесь, в Иерусалиме – каждый в свое время и свою эпоху.
Непонятное волнение овладело вдруг мною: я ходил от рисунка к рисунку, отчетливо сознавая, что я уже это видел! Не просто гравюры, а сами развалины. Разрушенный Иерусалим обозревал когда-то собственными глазами.
И вспомнил, разом все вспомнил, как вспышкой: это же сны, мои забытые сны! Полеты души моей над этой печальной горой, всегда окрашенной в цвета заката и неутешной горести. Когда повыше, когда пониже летал – с глазами полными слез, капающими на эти мрачные пепелища.
А может, это были не сны, а живая моя душа? От жизни к жизни, спускаясь оттуда, из Иерусалима небесного, который никогда не лежал в руинах?
И что-то еще
увидел, что-то запомнил еще: я в этих полетах всегда был один…
Читаю книгу Леи Алон (Гринберг) «Наедине с Иерусалимом» и ощущаю снова полет. Все тот же полет души. Но вовсе не над руинами, как после бомбежки, не с горлом, пронизанным болью, не в сумерках и печали. А много кругом света и воздуха, много солнца, удивления и восторга. И, словно скворчонок, стучат в висок несколько удивительных фраз пророка Ирмеяѓу:
«Те, кто скорбел в слезах и печали на развалинах Иерусалима, они увидят город отстроенным. И будут радоваться на его площадях, улицах и дворах, глядя на хороводы девушек – пляски и ликование…»
А если так, думаю я, то Лея тоже летала, как летал и я!
Во времена иные, между своими жизнями, и наши полеты с ней просто не совпадали. И что еще удивительно: как научилась ее душа брать себе спутников в эти полеты? Наука это или искусство?
Книга Леи Алон (Гринберг) состоит из десяти глав, каждая из которых вмещает в себя целый ряд самобытных новелл, связанных между собой общим замыслом. Десять глав, словно десять гармоничных конструкций – удивительно цельных. Автор расположила их так, что читатель сразу же отличает: каждая из них это отдельная, самобытная тема. Ее сугубо личное отношение к Святой земле, к народу Израиля и его истории. Во все времена: как настоящие, так и библейские.
Но и это еще не все. В каждой главе слышится своя, особая нота, особый свой звук. Будто некий алмаз со сложной огранкой, ярким внутренним светом.
Человеку свойственно «подбивать кости» на важных этапах судьбы. Оглянуться на пройденный путь, оставив что-то потомкам. Ибо такое от книги может остаться у читателя впечатление. И я откровенно Лею об этом спросил.
– Ни в коем случае! – сказала она. – Всего лишь лестница духовного восхождения. Десять ступеней, как десять «сфирот» – процесс непрерывного подъема и роста.
Иерусалим Леи Алон (Гринберг) – субстанция абсолютно духовная. Такое впечатление, что этот город невозможно запомнить, унести с собой. Или же, как любой другой город в мире, – обозревая в памяти – любоваться. Одно лишь, кажется, достижимо: сохранить его в тонких мирах души, как ощущения и эмоции.
А вот еще, что Лея мне рассказала…
– Если случается, что вдруг из города уезжаю, хотя бы на день, в Тель-Авив, не так уж и далеко… Как разверзается в груди дыра, точно посередине, будто нечто самое важное из меня вынули. И только вернувшись обратно, все разломы и дыры сами собой затягиваются. Все лучшее, что во мне есть – мне дал Иерусалим, я возвращаюсь в него домой, с чувством покоя и умиротворения.
У Леи Алон (Гринберг) зоркий глаз и цепкая память. Ее знание Торы, мудрецов и пророков, Книги Царств и Писаний – поражает и удивляет. Этими бесценным даром Лея пользуется мастерски, легко и естественно. С первых страниц читатель убеждается, что в безбрежном море иудаизма автор плавает, словно в родной стихии.
Есть авторы, которые взяв читателя за руку, ведут его по страницам книги, интересно и увлеченно рассказывая.
У Леи Алон (Гринберг) задача совершенно иная. Она читателя заставляет работать. И не просто работать, а соучаствовать: додумывать, дописывать, дорисовывать. Пробуждая массу самых неожиданных ассоциаций. И за это читатель ей глубоко благодарен. Многие открытия, как читателю кажется, он делает сам. Ибо по ходу чтения воскрешают вдруг давно забытые сны, минувшие в прошлом события.
Так и со мной случилось, когда я читал страницы о разрушенном Храме…
Перефразируя известное выражение, что нет ничего более цельного, чем разбитое сердце, я вдруг припомнил слова своего рава, который однажды сказал:
«Если мы полагаем, что есть у нас все, то нам не хватает самого главного. Второй Храм был разрушен из-за беспричинной ненависти, а Третий будет воздвигнут на почве беспричинной любви – абсолютного альтруизма».
И вспомнил, как рав однажды рассказал мне притчу.
«Существует множество причин, почему Всевышний избрал для строительства Храма, именно гору Мория в Иерушалаиме. Об одной из них сообщает нам Агада.
Жили некогда два брата, владевшие этой горой. Были они хлеборобы, у каждого свое поле. Один из братьев был холост, а у другого куча детей, семья… Подоспело однажды время покоса. Братья были трудолюбивы, собрали с полей своих горы снопов.
И вот лежат они ночью – каждый в своей постели, в своем доме. Ворочаются, никак не могут уснуть.
Холостой думает: у брата моего большая семья, расходы огромные, много скота в хозяйстве, как он, бедный, справляется? Надо бы ему помочь! Поднялся, запряг лошадь в повозку, заполнил ее снопами и тайно, под покровом ночи – отвез на соседнее гумно, к брату…
В это же время семейный брат его думает тоже самое: брат мой человек холостой, бездна затрат у него. Да и радостей жизни нет никаких: постель его не согрета, не ведает ласки женских рук. Никто не сварит любимой пищи, не постирает белья, одежды… Бедный мой брат, чем бы скрасить его одиночество!? Свезу-ка, я ему немного зерна. И тоже отвез на братское гумно воз.
Утром встали, глядят: не убыло ничего! Как было у обоих полно снопов, так и осталось. Подумали: может, приснилось, что ночью воз отвозил, всяко бывает…
На другую ночь все повторилось: холостой брат отвез хлеб брату семейному, а семейный точно такой же воз – холостому. И снова утром дивились: снова не убыло ничего. Наваждение, да и только!
И только в третью ночь все объяснилось: снова снопы нагрузили, снова тайком повезли. Однако столкнулись возами посередине. И соскочили братья на землю. Упали со слезами на грудь друг другу…»
Катастрофа «шести миллионов» – вечно больная, кровоточащая рана Леи Алон (Гринберг). Читатель явственно ощущает, как сердце автора рассечено пополам, из каждой строки будто рвется глухой, исступленный вопль: за что, Господи, почему?
Путем долгих рассуждений, автор приходит к выводу, что на этой земле, и на эту тему ей не с кем, и не о чем разговаривать. «Никто не дорос призывать нас к ответу!» – утверждает Лея. Понимая прекрасно, что вести диалог можно только с Творцом, Который Один лишь ведает, в чем мы так тяжко перед Ним провинились. И почему столь суровой выпала кара.
В глубине души автор тешит себя надеждой, что именно Он призовет Амалека, который живет в германском народе, к ответу в будущем. Народ-злодей – верит она – еще будет наказан. Ибо мир держится на Милосердии, Справедливости и Суде.
Образцом еврейского милосердия, бескорыстной любви автор считает Януша Корчака, он же – доктор Хенрик Гольдшмит, который оберегал от зла, кормил, одевал – а самое главное – воспитывал двести детей…
Когда Дом Сирот переводили в гетто, немецкая охрана конфисковала все продукты, добытые невероятным трудом. Корчак запротестовал. В ответ его бросили в Павиньяк – гестаповские застенки – продержав там несколько месяцев. Корчак не раз обращался к своим соплеменникам, его слова звучали не как просьба, а как напоминание о долге:
«К евреям…
История догонит того, кто бежит от нее. Исключительные условия требуют и
исключительного напряжения мысли, чувств, воли и действий. Детский дом достойно
выдержал трагическую неделю. Семь попаданий снарядов – Бог миловал… Пропадем,
если не получим немедленной помощи! Мы несем общую ответственность не только за
Детский дом, но и за традицию помощи детям. Если мы от нее откажемся – значит,
мы подлые, если отвернемся – убогие, если опозорим ее – грязные. Ведь это
традиция двухтысячелетняя – достоинство нужно сохранять и в беде!»
Да, именно в трудные минуты жизни Януш Корчак с особой остротой ощущал близость со своими соплеменниками. По выражению мудрецов Торы, – «будучи милосердным, из сынов милосердных». И Лея Алон (Гринберг) на этом делает ударение. Ибо многие полагают, что Корчак был поляк, а не еврей, даже не знают, что на Святой земле он побывал в свое время дважды…
В иерусалимском мемориале «Яд ва-Шем», над одним из крутых обрывов, застыл высоко в небе одинокий вагон на рельсах. В таких вагонах еврейский народ свозили со всех концов Европы в крематории, душегубки, лагеря смерти, к расстрельным ямам…
Автор глядит на этот вагон в глубоком раздумье: он тесно набит слезами и горем, миллионами загубленных душ. Вагон этот завис над пропастью, вот-вот готовый сорваться с рельс…
В небытие и забвение, ибо память народов мира на удивление коротка. Есть и такие, что громко орут сегодня на всех перекрестках, будто все это «еврейские выдумки», ничего подобного и в помине не было!
Это и моя боль, моя обида. В этом вопросе мы с Леей души родственные – единодушны!
В салоне моей квартиры, на видном месте висит «постер» – цветная фотография трех истребителей F-16, пролетающих над Освенцимом. Под крыльями их – бесконечные ряды бараков, разрушенные стены крематория, газовых камер. Башня сторожевая, под которую бесконечным потоком въезжали поезда, набитые обреченными на смерть. Хорошо видны платформы с обеих сторон, на которые вышли из «теплушек» три миллиона моих соплеменников, чтобы отправится в небо через высокие кирпичные трубы, в виде черной, густой копоти.
Тройка истребителей с «маген-давидами» на фюзеляжах – боевое звено израильских военно-воздушных сил. Их пролет над лагерем смерти состоялся в один из дней «Марша Жизни», проводимого Всемирным Еврейским Конгрессом на землях Польши. Этот «постер» мне дорог еще и тем, что за одним из штурвалов сидит мой зять: этим обстоятельством я страшно горжусь. Зовут его Н. – хрупкий, худенький, словно подросток. Он действительно еще очень молод. И, несмотря на это – полковник ВВС, участвующий в стратегических разработках Генерального Штаба.
С теми «орлятами», что кончают Высшие летные курсы, прежде чем получить направление на боевые базы, Н. проводит заключительные беседы.
– Я привез из Освенцима обугленный кусок кирпича, валявшийся под стенами крематория, – однажды поведал он нам. – Этот обломок всегда лежит на моем рабочем столе. В конце беседы, я прошу новичка положить руки на этот кирпич, и спрашиваю: что он чувствует, что ощущает? Как правило, все отвечают, что ничего, – ничего особенного. Тогда я велю им обернуться. За спиной у них висит на стене «постер», где наше звено проносится над Освенцимом. И сразу же все становится ясным.
– Поймите, – говорю я им, – никто в этом мире не защитит наш дом, народ и страну, кроме нас самих. Полагаться можем только на Бога, и собственные силы. Это проверено всей нашей долгой историей. Помните, не забывайте!
В книге Леи Алон (Гринберг) есть удивительные слова, которые заключают в себе огромный смысл:
«Родовое
дерево… Знаем ли мы в какую глубину уходят корни его, как развивалась крона, и
сколько ветвей разошлось? Что прошло на его веку, и куда разметало потомство?»
И в самом деле – еврейский народ, пожалуй, единственный в мире, который ведет свою родословную от Первых Патриархов и Матерей… Сей важный факт зафиксирован в Святом Писании – Торе, которую знают и почитают народы мира: евреи – это одна семья, единый народ. Более того – Всевышний заключил с нами Союз, где мы поклялись Ему быть верны. Как и Он поклялся беречь нас и сохранить. Родовое дерево – это наш генофонд, которым мы гордимся на протяжении веков и тысячелетий. Храним его, как зеницу ока, и – чаще всего – ценой собственной жизни. История нашего народа – это бесконечные попытки ассимиляции, истребления нас с лица земли. Существует даже статистика: если бы еврейский народ не пытались постоянно преследовать, беспощадно губить, нас было бы сегодня на планете Земля четыреста пятьдесят миллионов…
И еще пишет автор о своих корнях:
«…Тридцать
лет назад, когда мой дед был еще жив, его младший сын Давид Дубнов – мой дядя,
решил проследить генеалогию нашего рода. Его отец помнил своего прадеда,
жившего в Мстиславле Могилевской губернии. Его звали Михул-Велвул Дубнов. С
него, собственно, и пустило корень родословное наше дерево. Мало-помалу оно
обрастало ветвями. Одни – отпадали, другие вновь появлялись, крона делалась все
раскидистей и пышней. Уже здесь, в Израиле у него возникла богатая, новая
поросль. Но как бы далеко не отстояли мы от основного ствола – мы все равно с
ним связаны. Как корни и крона единого дерева».
Всего понравилось:0
Всего посещений: 2582
Convert this page - http://berkovich-zametki.com/2012/Zametki/Nomer3/ELuxemburg1.php - to PDF file
Комментарии:
Ontario14
- at 2012-06-20 19:57:35 EDT
Ури
Адам, Израиль - Wed, 20 Jun 2012 15:22:04(CET)
...
Поправки:
...
2. в начале 17-ого века синагогу начали строить, но затем (из-за нехватки средств) строительство остановилось, а то, что успели построить было разрушено арабскими поромщиками. Окончательно построена же она была в середине 19-го века.
********
В начале 18-го, если быть еще точнее:-)
И не только арабы приложили руку к первому разрушению...
Ури
Адам, Израиль - at 2012-06-20 15:22:04 EDT
"развалин синагоги «Хурва», построенной учениками раввина Йеѓуды ѓа-Наси еще в семнадцатом веке"
Поправки:
1. на "Йеѓуда ѓа-Наси" (живший в эпоху разрушения 2-ого Храма), а "Йеѓуда ѓа-Хасид".
2. в начале 17-ого века синагогу начали строить, но затем (из-за нехватки средств) строительство остановилось, а то, что успели построить было разрушено арабскими поромщиками. Окончательно построена же она была в середине 19-го века.
Ион Деген
- at 2012-03-22 08:49:26 EDT
Начну с хвастовства:
«Дорогому Иону Лазаревичу!
Вам – первому дарственный экземпляр книги с чувством глубокого уважения. Лея.
Иерусалим.
Февраль 2012.»
Написал бы Царский подарок. Но не знаю, какой царь, кроме царя Давида, мог бы сделать такой подарок. После прочтения книги Леи Алон (Гринберг) «Наедине с Иерусалимом» тут же захотелось написать восторженую рецензию, ну, хотя бы отклик. Но что можно написать, кроме бесконечных восклицательных знаков?!!!
А вот Эли Люксембург сумел. Разумеется, это не рецензия. Это замечательный самостоятельный рассказ, навеянный книгой Леи Алон. Такой рассказ, да ещё написанный талантливым писателем, не может быть ординарным.
Улыбнулся, увидев заглавие рассказа – «Ступени восхождения». Надо полагать, что Эли Люксембург не имеет представления обо мне. И уж конечно не читал моей книги «Из дома рабства», четвёртая глава которой озаглавлена «Ступени восхождения». Приятно, что с таким замечательным писателем мы иногдв мыслим на одной волне.
Игрек
- at 2012-03-19 06:40:48 EDT
Большое спасибо, замечательные мысли о замечательной книге. Это тот самый случай, когда "мы Пастернака не читали, но осуждаем" - только с точность до наоборот. Книгу не читал и даже не знал о ее существовании, но уже люблю.
Марк Фукс
Израиль, Хайфа - at 2012-03-19 06:19:45 EDT
Непростая задача писать о коллегах по литературному цеху.
Редко кому удается решить эту задачу на уровне Эли Люксембурга.
Я давно слежу за публикациями Леи Алон и полностью солидаризируюсь с выводом:
«У Леи Алон (Гринберг) задача совершенно иная. Она читателя заставляет работать. И не просто работать, а соучаствовать: додумывать, дописывать, дорисовывать. Пробуждая массу самых неожиданных ассоциаций. И за это читатель ей глубоко благодарен. Многие открытия, как читателю кажется, он делает сам. Ибо по ходу чтения воскрешают вдруг давно забытые сны, минувшие в прошлом события.»
Спасибо.
М.Ф.
Давид Малкин
Реховот, Израиль - at 2012-03-13 19:46:47 EDT
Прекрасно написано - сильно, темпераментно. Спасибо и автору, и рецензенту. Давид Малкин