А мы работали, несмотря ни на что
Воспоминания с еврейским акцентом
Широко известны громкие имена
выдающихся обрусевших евреев, внесших огромный вклад во все сферы жизни России
– СССР, от атомной бомбы до советской песни, но до сих пор недостаточно
оценено, насколько большую роль во всех этих сферах играли рядовые
труженики–евреи. Предлагаемые воспоминания составят крохотную часть той
мозаики, которая могла бы отобразить эту роль. Мой фрагмент мозаики в этом
очерке – один из радиозаводов в Ленинграде в начале 50-х годов, в критический
для евреев период советской истории.
«Если из НИИ-33 уволят
всех евреев, я возьму на завод Векслина и Фельмана» – сказал директор нашего
завода Малышев. (Он назвал главного конструктора аппаратуры, которую изготовлял
завод, и его заместителя.) Стоял январь 1953 года, в газетах бушевала истерия
антисемитизма, из режимных учреждений поголовно увольняли евреев, но у нас на
заводе 275 пока увольнения не начинались.
И мы старались, несмотря
ни на что, работать как можно лучше, чтобы делом доказывать беспочвенность всех
обвинений.
Когда после победы над
Германией СССР вывозил к себе в счет репараций германские заводы и институты,
то вывезли и оборудование небольшого завода, изготовлявшего кассовые аппараты и
счетные машины. Производство было освоено, но продолжалось недолго – в 1949 году
этот завод резко перепрофилировали, сделали “номерным заводом” и передали
радиопромышленности для организации выпуска наземного оборудования для слепой
посадки самолетов.
Хорошо известна история
копирования в СССР американского супербомбардировщика Б-29, но помимо самого
самолета (его назвали Ту-4) надо было создать и наземное оборудование для него
– систему навигации и слепой посадки. Перед летчиками в самолете были приборы
для посадки в условиях, когда не видна земля, но чтобы они работали,
требовалось большая и сложная аппаратура на аэродроме. Головным по ее
разработке было назначено ленинградское НИИ-33, расположенное на Васильевском
острове, и к 1949 году оно разработало комплекс аппаратуры – систему “Материк”.
В отличие от самолетного оборудования, американских прототипов наземных
устройств в СССР не имелось, (хотя какие-то сведения были, конечно, добыты),
так что здесь на инженерах лежала еще более тяжелая задача. В комплекс входили радиомаяки
трех типов (курсовой, глиссадный и маркерный), обзорный радиолокатор,
диспетчерский радиолокатор, радиопеленгатор, радиодальномер, аппаратура связи и
командно-диспетчерский пункт КДП. Помимо головного НИИ, участвовало и несколько
других институтов, это была огромная работа. В декабре 1952 года она была
удостоена Сталинской премии 1-й степени (без указания в газетах за что; просто
– «За работу в области энергетики»). Первым в списке лауреатов стоял
руководитель работы Исаак Моисеевич Векслин, начальник одного из отделов
НИИ-33. На главных схемах всех наших маяков и локаторов стояла его подпись:
«Утверждаю. Главный конструктор разработки И.М.Векслин». Не просто “главный
конструктор”, такой был у каждого изделия свой, а главный конструктор всей разработки, всего комплекса. Впоследствии
таких стали называть генеральными
конструкторами, задолго до того, как стали модными генеральные директоры. Среди
нас, молодых инженеров, имя Векслина было в ореоле высших профессиональных
достижений.
В составе завода 275
было образовано ОКБ – Особое конструкторское бюро, для настройки аппаратуры и
ввода ее в действие на аэродромах. Штаты нового ОКБ заполнили в основном молодые
радиоинженеры, и руководил ими заместитель главного инженера завода Вениамин
Яковлевич Басевич. Молодые сотрудники имели и желание и силы много работать, и
Басевич был отличным руководителем – требовательным, глубоко знавшим
радиотехнику, хорошим организатором. «Что бы вы ни делали, вы должны делать
хорошо» – было его главным требованием. Именно он, несомненно, вынес на своих
плечах основную тяжесть освоения выпуска аппаратуры системы “Материк” на нашем
заводе. Однако упомянутой Сталинской премии Басевич не получил – от завода ее
дали троим: директору, главному инженеру и начальнику механического цеха,
никаких особых заслуг не имевшему. То, что Басевич не получил премии именно
из-за “пятого пункта”, было и слепому видно. Но еще хуже с ним обошлись через несколько
лет – под шум антисионистской компании его уволили с завода за то, что он
встретился с родственником, приехавшим из Израиля. Вопиющих несправедливостей
по отношению к евреям – в приеме на учебу и на работу, в продвижении по службе,
в наградах, и т.п. я насмотрелся за свою жизнь очень много. И в этих заметках,
чтобы как-то восстановить справедливость, рассказывая о своей работе, я хочу
уделить основное внимание моим товарищам и коллегам еврейского происхождения. Я
и сейчас не националист, а тем более не был им тогда. Все мы работали вместе, и
я с удовольствием мог бы рассказать об отличном инженере Юре Кашине, интересном
человеке начальнике лаборатории Георгии Ивановиче Соколове или моем помощнике, отличном
пареньке Боре Алексееве. Но здесь я считаю нужным назвать другие фамилии.
В марте 1950 года после
окончания ЛЭТИ (Ленинградский электротехнический институт) я был принят на
завод 275 в числе первых сотрудников нового ОКБ. 1950-й год был не лучшим годом
для распределения на работу для таких, как я. Почти всё, связанное с обороной и
с атомной проблемой, а это была большая часть всей советской промышленности,
оказалось для вновь поступающих евреев закрыто. Естественно, на тех заводах,
где еще брали (о них сразу
становилось известно), доля евреев оказывалась очень высока. У нас в ОКБ их
была добрая половина. Почему брали на
наш завод? Конечно, сыграла большую роль порядочность и личная позиция
директора и главного инженера. Но, видимо, и давление сверху было не слишком сильным.
Хоть наша аппаратура и ее документация имели гриф “Совсекретно”, руководство,
видимо, считало, что копии американских прототипов не являются такими уж
секретами, которые следует оберегать всерьез.
Я уже сказал о И.М.Векслине
и В.Я.Басевиче, но и среди молодых было немало ярких, одаренных личностей.
Жора Иссерлин, выпускник
Политехнического института, лучшего тогда технического вуза Ленинграда, был
отличным специалистом в сложной области – теории автоматического регулирования,
и быстро взял на себя все связанные с этим работы ОКБ. Веселый и “заводной”
человек, душа и лидер любой компании, он отлично играл в шахматы и легко “делал”
любого из нас, а когда в моду вошел пинг-понг и в обеденные перерывы быстро
вытеснил шахматные партии, Жора и тут постоянно побеждал. А зимой мы с ним вечерами
встречались на катке, но в отличие от нас всех, бегавших кругами, кто лучше,
кто хуже, Жора занялся редким тогда фигурным катанием, и их небольшая группа
энтузиастов, собравшись в свободном центре поля, крутила там свои фигуры. Явными
лидерами среди них были – он называл нам эти имена – Белоусова и Протопопов. Напомню,
что это были годы 1950-54, и всё это была тогда самодеятельность. В дальнейшем Георгий
Семенович Иссерлин стал ведущим специалистом по автоматизированным системам
контроля самолетов, директором предприятия “Асток”.
Вместе со мной из ЛЭТИ
пришел мой друг Миша Шульман; на заводе он оставался недолго, но впоследствии,
перейдя на ЛОМО (Ленинградское оптико-механическое объединение), провел там огромную
работу и стал автором разработки первого отечественного видеомагнитофона,
начальником соответствующего КБ. Один эпизод: В те годы в Ленинграде впервые состоялась
Национальная выставка США (очередь на нее извивалась через весь парк Ленина), и
среди экспонатов там был представлен и видеомагнитофон – последняя американская
новинка. Шульман, конечно, пришел с ним как следует познакомиться, но
оказалось, что, увы, аппарат не работает и приехавший с ним стендист не может
его починить. Миша предложил помочь разобраться, засел за схемы, и вдвоем со
стендистом они за пару дней работы этот видеомагнитофон починили, так что
дальше он демонстрировался в работе до конца выставки. Недавно Михаила
Григорьевича Шульмана, хоть он живет ныне в Израиле, чествовали в связи с
50-летним юбилеем создания отечественного видеомагнитофона.
На пару лет позже нас на
завод пришел другой мой друг по ЛЭТИ Лёня Быховский, прекрасный работник,
энтузиаст, бывший одним из лучших бригадиров на знаменитой студенческой стройке
– Красноборской ГЭС. Быстро проявил он себя и в работе на заводе. Я нисколько
не удивился, узнав, что главный инженер завода Ю.С.Лихачев, уходя с повышением в
Ленинградский совнархоз, взял с собой Быховского на пост начальника
технического отдела Главрадиопрома. После ликвидации совнархозов, последовавшей
за свержением Хрущева, Леонид Ефимович Быховский работал много лет заместителем
директора крупного ОКБ.
Яркими фигурами среди
нас выделялись всезнающий и остроумный Женя Ратнер; знаток русской литературы Юлий
Петрейков, известный всему ОКБ тем, что он постоянно кому-то помогал и за
кого-то хлопотал; бывший начальник крупного цеха Эйлентух, инвалид Отечественной
войны Яша Фаенсон, у которого часто болела израненная рука с рубцами от локтя
до плеча; всех не перечислить. Из 9-ти руководителей бригад завода, которые в
те годы занимались установкой и вводом в строй систем “Материк” на аэродромах,
было 5 евреев, в том числе Эйлентух, Яша Фаенсон, Женя Ратнер и я.
Конечно, еще большей
была роль инженеров-евреев в промышленности в предыдущие годы, когда не было их
дискриминации, и я еще застал живые свидетельства этого. Не касаясь всей грандиозной
картины, я говорю только о тех, с кем встречался лично. Как-то приехал на наш
завод в командировку представитель одного из уральских заводов Абрам Айзикович Форштер,
человек солидный и представительный, в котором сквозила большая внутренняя сила.
Я вел с ним дела, и однажды мы вместе были в приемной директора. В этот момент туда
зашел начальник одного из цехов Петров, и увидев Форштера, изумился. «Здравствуйте,
Борис Исаакович!» обратился он к нему, и надо было слышать, с каким уважением, если
не подобострастием, это было сказано. Оказалось, что во время войны Петров
работал на большом военном заводе, где Форштер был директором. И весьма
уважаемым директором. После войны Форштера, как и многих, других евреев-директоров,
выполнивших свою жизненно важную для страны миссию, с должности “попросили”, и
при этом он вернулся к своему еврейскому имени (уж не знаю, сам ли, или под
давлением). Теперь он руководил на заводе отделом внедрения, тоже не слабая
работа – труднейший участок производства, который “венчает дело”.
Другие примеры. В 1950
году я ездил в Москву на большой завод, выпускавший радиолокаторы, (мы делали
для них агрегаты) и там узнал, что их главным конструктором был Рабинович, которого
сотрудники завода называли королем радиотехники. И, наверно, не зря называли,
ибо в его локаторах использовалась сложнейшая для того времени техника –
сантиметровые волны, волноводы, компактная аппаратура, целиком вращавшаяся на
платформе вместе с параболической антенной (тогда это была новинка).
Заместителем главного
инженера нашего Главка (5-го Главного Управления Минпромсвязи) был Давид
Ефимович Айзенберг, мудрый человек и хороший руководитель. Он внимательно и
тепло относился к нам, инженерам с мест, и серьезно помогал в работе. Старый
работник радиопромышленности, он наверняка поднялся бы много выше, если бы не “пятый
пункт”.
Видную роль на нашем
заводе 275 играл немолодой, лет пятидесяти, инженер Майзель (увы, уже не помню
его имени–отчества). Он вёл всю внешнюю переписку завода, отрабатывал всю
выпускавшуюся документацию, и один выполнял, по существу, функции технического
отдела. Должность у него была какая-то неопределенная, и Женя Ратнер определил
ее как “ученый еврей при директоре завода”. По моему опыту, это была весьма типичная
должность в ту эпоху, непременная почти в каждой организации. Когда я перешел
на работу в НИИ Телевидения, то и там мог четко указать на “ученого еврея при
директоре”. Это был Евсей Исаевич Фарбер, заместитель начальника техотдела, тянувший
на себе отработку технических заданий и технических условий на все
многочисленные работы института. Признанием его работы стало появление в институтском
лексиконе термина “фарберизация” – если документ прошел фарберизацию (нередко лишь
с третьего раза), то ему вполне можно было доверять. Впрочем, не буду
переходить к телевидению – это заслуживает отдельного рассказа.
Пенсильвания, США
Всего понравилось:0
Всего посещений: 4052
Convert this page - http://berkovich-zametki.com/2013/Zametki/Nomer8/BPevzner1.php - to PDF file
Комментарии:
мария
москва, россия - at 2015-05-17 19:34:23 EDT
Да, и никакого отношения к уральским заводам дед мой не имел
он был в питере директором завода имени коминтерна, во время войны был момент, когда он руководил всей радиоотраслью, был директором кунцевского завода, оттуда его и попросили, как Вы написали, но не как еврея а за наличие кадров, не достойных политического доверия, на этот раз евреев, которых он отказался увольнять, как до этого отказывался увольнять немцев, поляков, членов семей репрессированных. В этот раз его уволили, и не дали дописать диссертацию, которую он писал сам, а не как сейчас принято у большогоначальства)))))) после этого ему предложили стать директором лэмз, но он отказался, во время борьбы с космополитами решил не вылезать ине искушать судьбу, которая и так кнему благоволила. На лэмзе оставили директора вагоноремонтного завода, а дед стал главным инженером и начальником кб. Завод предстояло из вагоноремонтного превратить в радиолокационный. Вот. А потом дед работал в госплане ссср, зам. Начальника отдела, уйдя на пенсию, работал в нии лет до 80, прожил до 93, умер в своём уме)) не скажу, что окружённый внуками, внучка у него одна, это я, застал старшую правнучку,)))
мария
москва, россия - at 2015-05-17 18:27:24 EDT
Здравствуйте, вы тут написали про моего деда, Форштера Бориса Исааковича, по паспорту Абрама Айзиковича, вы кое в чём ошибаетесь, мой дед имён никогда не менял, это как-то даже не в его стиле, я бы сказала. По паспорту он всегда был Абрам Айзикович, Айзикович и Исаакович, вообще говоря, одно и то же, Вы как человек, живущий в США должны понимать, что это просто разные транскрипции, имя Борис и правда русское, но это было переделкой вовсе не Абрама, а Боруха, второго имени деда, Вы должны знать, что есть такой обычай у евреев, давать ребёнку другоеимя, если он заболевает сильно в младенчестве. Борисом Исааковичемзвали деда все его близкие знакомые, друзья и т.п. Абрам Айзикович официальное имя в паспорте, которым могли егоназвать малознакомые люди, впрочем, и мать моя также именно абрамовна, а не борисовна, и никаких паспортных переделок не совершала. Вы очень верно подметили про внутреннюю силу. Я знала деда уже в преклонных годах, но он обладал потрясающим обаянием сильного человека, каковым и являлся всю жизнь. Биография его довольно удивительная, есть статья в журнале Фазотрон, которую написал мой дядька Форштер Аркадий Абрамович, сюда не знаю, как прикрепить, но можно было бы и на каком еврейском ресурсе разместить.
Леонид Сокол
- at 2013-09-03 22:03:18 EDT
Автору
Прошу прощения за опечатку. Правильно: Борис Иосифович Сапсович.
Миллер
- at 2013-09-03 20:43:06 EDT
Майя
- at 2013-09-03 00:42:10 EDT
А как иначе в эсэсэсэре? Кто не работад на империю зла, тот не ел!
Другое дело, что мало кто понимал, что работает на ИМПЕРИЮ ЗЛА! Многие до сих пор не понимают и продолжают жить в ней духовно и мечтают о физическом возрождении. И еврейцы - тоже!
Леонид Сокол
Германия - at 2013-09-03 17:51:27 EDT
Майе
А где еще можно было работать?
Автору
1954. Москва. Поклонная Гора. НИИ-17 (головной НИИ по авиационной радиолокации). На лестничной площадке двери трех кабинетов. На дверях таблички (слева направо или справа налево - уже не помню): зам. главного инженера Соловейчик; главный инженер Бруханский; зам. главного инженера Воробейчик. Дальше - 23-й отдел (волноводные тракты и антенны). Начальники лабораторий: Лев Давидович Бахрах (антенны); Броис Иосифович Сапсович (волноводы).
Майя
- at 2013-09-03 00:42:10 EDT
Работали на "Империю зла".
В.Г.
- at 2013-08-14 11:16:55 EDT
Очень интересно: такой срез нашей жизни глазами инженера.