©"Заметки по еврейской истории"
октябрь 2014 года

Марк Фукс

Марк Фукс

Халом


 (халом) – 1.сон, сноведение,
2. мечта
Из иврит-русского словаря

 

Обычно он просыпался за четверть часа до подъема, молча одевался, сунув ноги в портянки, натягивал сапоги и тихо шел в свой клуб. 

 Он приучил себя к этому давно, так удавалось избежать истошного крика «подъем» и встречи со старшиной.

 Отношения с ним не складывались. 

 Если честно, то старшине не позавидуешь. 

Командовать подразделением, в котором собрались «сливки» полка, трудно.

 "Ведь они, гады, в казарму приходят только ночевать и то не всегда. Околачиваются в штабе, у каждого свой покровитель, даже дежурить по казарме не заставишь."

 Правда, старшина как-то пытался подмять его под себя, но ничего из этого не вышло, только наоборот, капитан Милашенко при встрече окинул старшину долгим внимательным взглядом и процедил сквозь зубы:

 "Ты, старшина, портянки считай, а порядок в политотделе не наводи. Сами наведем. Ясно?"

 Уже две ночи подряд он просыпался часа в четыре после одного и того же сна.

 Ему снился родной город, раннее утро, старый австрийский трамвай, взобравшись на гору, и проделав путь от вокзала до его родной школы, наконец, останавливался. 

 Дорогу домой вдоль тенистого сквера, устремившегося ввысь костела и шумного базара он преодолевал за пару минут.

 Влетал в подъезд своего старого дома, увитого диким виноградом, нажимал на кнопку звонка и… просыпался.

 До дембеля оставалось всего ничего, дней двадцать. По сути, дел не осталось. Сменщик из летнего призыва обосновавшийся на его стуле в штабном кабинете, вникал в дела, планы и переписку.

Большую часть времени он проводил в каморке за сценой клуба, в фотолаборатории – своем убежище последних армейских дней.

 Он привел себя в порядок, включил «Маяк», в сотый раз осмотрел приготовленную к отъезду сумку, новенькую гимнастерку и пилотку.

За окнами давно лежал снег, октябрь был на исходе, но дома, на Буковине еще тепло и щеголять в ушанке не хотелось, пилотка – в самый раз.

 Он ненавидел парадную форму. Полученная два года тому назад, и без того не отличавшаяся по покрою простором, теперь она вообще с трудом застегивалась.

Солдат внутренних войск в парадной форме выглядел как галльский петух: синие галифе, защитного цвета китель, красные погоны, желтые лычки и черные сапоги.

 Он предпочитал повседневную гимнастерку и надевал китель только по необходимости.

 Завтрак в семь, потом можно будет заняться передачей библиотеки.

 День протекал обыденно.

 Составили план мероприятий к Октябрьским. Покопались в библиотеке. После обеда устроились в штабе и занялись по заданию капитанов-начальников отчетами.

 Когда уже стало смеркаться, зазвонил ТА-57 и коллега, писарь из строевой части известил:

" В пятой команде побег, вооруженный. Ушли трое. Два автомата, сто двадцать патронов."

А вокруг на сотни километров тайга.

 Вообще-то побеговый период был на исходе.

Уже лежал снег, холод, найти ягоды на пропитание в тайге трудно, идти тяжело.

 Но у бежавших своя логика и свои планы.

 Через некоторое время стали известны подробности.

 По пути в лес на объект «разделка хлыстов»

заключенные, одиннадцать человек, передали конвою из двух солдат червонец с просьбой купить водки и закуски.

 В шестьдесят восьмого году на десятку можно было купить три бутылки «Московской», две буханки хлеба и банку сосисочного фарша. 

 Покупку разделили: две бутылки, полторы буханки и половина банки фарша конвоируемым, остальное – гражданам доблестным чекистам.

 То, что заключенных одиннадцать, а солдат двое и количество водки на нос у чекистов получается побольше зыковской, никого не смутило и воспринималось как должное.

 Закуска кончилась, пустые бутылки были выброшены за ненадобностью, сели курить, а когда солдат окончательно развезло, оружие как бы само собой, перекочевало в руки конвоируемых.

 В тайгу ушли двое отсиживавших по второму сроку и один молодой, недавно переведенный по возрасту из детской колонии.

 Остальные зеки исправно досидели на объекте до конца рабочего дня, подхватили под руки пьяненьких солдат и привели их на КПП.

 

Ивдельлаг. Колония в Першино.

 Побег, да еще вооруженный, да еще перед октябрьскими праздниками – дело серьезное, беда.

 Беглый уголовник, как правило, не отличается высокими моральными принципами и, выйдя, в конце концов, к какому-либо поселку или деревне, все сметает на своем пути.

 Он прекрасно знает, что погуляет немного, затем снова сядет и стремится за то короткое время, что отпущено ему, успеть все.

И погулять, и попить, и баб полапать. 

И оружие с собой он уносит не просто так.

Все это знают и солдаты, и офицеры, брошенные на ликвидацию побега. 

И нет здесь места для романтики. 

Ни для воровской, ни для солдатской.

Службу надо продолжать нести, и бедолаги солдаты на вышках в холод, в мороз вынуждены стоять дольше, все освободившиеся и болтавшиеся по полку, делопроизводители-писаря, инструктора, интенданты и штабисты, повара и связисты, мобилизуются на ликвидацию.

 Группы формируются, перемещаются каждая в свою зону действия и сходу начинают работать: прочесывать и искать.

 Этого только не хватало.

Лезть под пули за две недели до дембеля. 

Бог был милостив. Два года службы пролетели, как ни странно, быстро и благополучно. Не каждому выпадала такая лафа, но солдат - всегда солдат и было ясно, что если в течение суток воров не возвратят, настанет и его черед идти на преследование.

 Он любил свой АКМ.

 Последняя модель, облегченные дюралевые магазины, штык-нож со стальной накладкой на конце рукоятки.

Друзья оружейники устроили ему его, и они же пристреляли. Последний раз он брал в руки его во время инспекторской проверки два месяца тому назад. И хотя солдаты из линейных подразделений стреляли еженедельно, а они, штабисты делали это изредка, от случая к случаю, все равно их, МВД-шников, опыт превосходил опыт обычных солдат из Советской армии.

 На проверке он отстрелялся на «отлично». Сказывалось многолетнее увлечение фотографией, умение наблюдать объект, уловить нужное мгновенье, затаить дыхание и плавно нажать на спуск.

 Не дожидаясь команды, с разрешения старшины, он достал свое оружие из пирамиды, разобрал его, тщательно почистил, проверил и удалил смазку. Взял в санчасти ватку со спиртом и вытер затвор насухо.

Масло застывало на морозе, а это гарантированная осечка.

Чистка автомата успокаивала и ставила все на свои места.

«На войне, как на войне».

 Следовало позаботиться о тонких офицерских шерстяных перчатках, которые позволяли вести огонь из автомата, не снимая их. Они не полагались солдатам, но у старослужащих водились.

 Он освободил свой вещмешок от дембелького хлама и стал укладывать его по-новому.

 Сбегал в магазин, купил пару плиток шоколада и тюбик «2х1» - ГДР-овской пасты для сухого мытья рук.

Все это, да еще фотоаппарат и приемник – пищалку «Нейва» сунул в мешок. Взвесил мешок на руке, вытащил фотоаппарат и сунул вместо него еще пару портянок.

 Следующий день проходил в напряжении, хотя внешне казалось, что никаких изменений не произошло. Только по опустевшим кабинетам штаба да по полупустой столовой можно было оценить необычность обстановки.

 Никто вроде бы его не беспокоил, но все равно он устроился в красном уголке рядом с телефоном, взял последний номер «Искусство кино» и стал читать воспоминания Шкловского. 

 Часам к девяти поступила команда.

Их группа была последней. Больше свободных людей в полку не оставалось. Все уже ушли.

Старший лейтенант - начальник ОВС, веселый и остроумный белорус, и они, три сержанта: начальник штабной радиостанции, иструктор-сабаковод и он. Все друг друга знали давно.

 Сержант-связист комплектовал свою сто девятую. Исправные и заряженные аккумуляторы он отдал группам, ушедшим вчера и утром. Им остались старые ненадежные, батареи, поставленные на зарядку только несколько часов тому назад.

 Собственно, из-за этого немного и задерживались.

В машине разместились сразу, не дожидаясь обеда.

Вещмешки, набитые сухим пайком для себя и для собаки, радиостанция, четыре автомата, лыжи, лопатка и патроны.

 Старлей позаботился, все получили бекеши белого, незаметного на снегу цвета.

 Он поднял ворот бекеши и закрыл глаза. Мех приятно щекотал уши.

 Машина тронулась, загромыхав по лежневке в сторону Полуночного.

 Начали прочесывать местность,

двигаясь от Полуночного на Юго-Юго-Восток, не удаляясь далеко от бассейна уже замерзавшей к тому времени Лозьвы.

 Вообще-то, основные силы были брошены на юг. Это направление считалось наиболее вероятным, но, когда двое суток поисков не дали результата, две последних группы ушли в северном направлении. Первая – вдоль строящейся железнодорожной ветки Ивдель-Обь на Оус и вторая, его, западнее – в направлении Полуночного.

 Часть пути проехали по узкоколейке на игрушечном паровозике.

 Старлей изучил карту еще в полку, собственно и изучать не было необходимости. Все офицеры, да и сержанты знали топографию местности и легенду назубок.

 

Район Ивдель - Полуночное

 

 Так, припомнить детали.

 Карта была настолько подробной, что включала малейшие детали: стоящие отдельно деревья, редкие в хвойном лесу березы, сараи и избы охотников, даже валуны по берегам многочисленных рукавов реки.

 

Ивдель – Полуночное. Лозьва

  

 

Район Полуночное - Утенино

 Аккумуляторы сели после двух сеансов связи, и с этого момента единственным источником информации стала его «Нейва», с трудом принимавшая в тайге Ивдель и Серов.

 По лесу шли осторожно, обходя топи и завалы, стараясь не шуметь. У всех на памяти был прошлый вооруженный побег, когда весной в перестрелке погиб лучший стрелок полка лейтенант Павлов.

 К ночи, минуя болота, вышли к избе на юге от Шипичного. Поужинали и устроились на ночлег. 

Караулили по очереди, все, включая офицера.

 

 

 

  На следующий день пошли по тайге южнее, в сторону леспромхоза.

 До наступления темноты надо было постараться выйти на Утенино, а если получится, то и до Семиозерного, где была телефонная связь, по паролям связаться со штабом. По их расчетам, да и по карте выходило, что пикет рядом. Они старались не расслабляться в ожидании отдыха и тепла, и когда в почти полной тишине в стороне, слева хрустнула ветка и промелькнула тень.

 Короткая очередь прогремела над ухом. Один из них, не дожидаясь команды, открыл огонь.

Все замерли. Собаковод спустил поводок и сам тихонько двинулся за собакой.

 Вскоре он вернулся, не обнаружив никого.

«Привал - обронил старлей - Остановимся здесь».

 Решение было правильным: силы и нервы были на исходе.

 Выбрали ель с ветками, достигавшими снега, залезли под них. Сложили в кучу вещмешки, забросали снегом просветы. 

 Достали хлеб, выдавили из тюбиков сгущенку с какао, пожевали и заснули.

  

 

 

 Под утро ему опять приснился родной город, трамвай, старый парк, катание на лыжах, бьющие по лицу ветки деревьев и свежий запах хвои.

 Он проснулся до подъема, вспомнил, где он, и осторожно, стараясь не шуметь, выполз из-под ели.

 Светало.

 Вдали виднелись избы, в окнах был свет.

 

 

 

 Пошли четвертые сутки побега.

В операцию включилась уже вся дивизия.

Тем временем основные события, как и ожидалось, развернулись на юге.

 Одна из групп наткнулась на бежавшего.

Им оказался малолетка.

Старики прихватили его, чтобы с его помощью направить преследование по ложному пути, увести в противоположном направлении. Оставили ему автомат, с десяток патронов и велели залечь в засаду.

 «Как только чекисты появятся, открывай огонь! Они бздуны, залягут на пару часов. Ты, тем временем, иди к нам, мы тебя будем ждать».

 И указали направление на север.

 Сами же двинули на юг.

 Когда его обнаружили, он пытался стрелять, но то ли из-за отсутствия армейского опыта, то ли впопыхах не перевел предохранитель.

 Бежавшие сделали круг и довольно быстро вышли на опушку леса к старому зимнику,

дошли по нему до заброшенных геологами изб и залегли там.

 Избы - в получасе ходьбы от военного городка, и солдаты хорошо знали дорогу туда. В полку называли это место "клоповником".

 Осенью, на зиму туда стекались шалавы с северной железнодорожной ветки. Они жили там пьяной коммуной до весны. Еду, одеяла, старые бушлаты, водку, мыло, все, что требовалось для существования, таскали солдаты-самовольщики.

 Поговаривали, что и расконвоированные захаживали в «клоповник». Эти несли деньги и «колеса».

 Девицы вели ночной образ жизни и просыпались часам к трем дня, пока то да се, наступала темнота. 

 

 

 Вот в темноте гости и пришли. 

Зеки погуляли в клоповнике славно, не торопясь.

На следующее утро наведались солдаты, посланные на проверку. На всякий случай. Шалавы дальше сеней их не пустили. Дали им «по-быстрому» и снова ушли долеживать.

 Отогревшись, через три дня на четвертый, когда уже никто вблизи от поселка их не искал, зеки ушли зимниками, между болот на юг, на Лангур. Здесь они рассчитывали укрыться в товарняке с лесом и вместе с составом уйти.

 Но прежде всего следовало запастись едой.

Они отыскали избу-магазин, в темноте подняли хозяйку, напугали до смерти, но бузить не стали, велели молчать, расплатились и ушли.

 Обнаружил их инструктор-собаковод соседнего Сосьвинского полка, досматривавший утром товарняк. Они шагали по шпалам к станции. Восходящее солнце слепило их, и они не заметили идущего навстречу.

 Сержант сделал все, как по книге: залег, уложил собаку, дал предупредительный выстрел, затем очередь по ногам и спустил поводок.

Зыки открыли огонь, но их быстро успокоили.

 Всего этого их группа не знала

и продолжала двигаться по легенде на северо-восток. Только из Утенино их старлей дозвонился до начальства.

«Возвращайтесь в полк. Побег ликвидирован» - сообщил дежурный.

 Сразу после октябрьских,

когда сняли усиление, ему оформили документы и уволили в запас.

 Все было, как он и планировал.

 Он успел на Ан-2, улетавший в Свердловск.

 

 

 В полете бородатый сосед-геолог угощал его болгарским коньяком.

 Самолет на Киев был вечером, и он успел посетить учебку, где начинал службу ровно два года тому назад, увидеться с друзьями. 

Родной город встретил его дождиком.

Он не стал дожидаться в аэропорту автобуса и пошел к трамваю пешком.

Вышел на главный городской проспект.

Трамвая не оказалось. Не оказалось и рельсов.

За два года его отсутствия этот, один из самых примечательных свидетелей австрийского прошлого, исчез.

 Подкатил новенький шкодовский троллейбус, проглотил немногочисленных пассажиров и плавно поплыл в центр.

 

 

 Дождь прекратился, выглянуло солнце. Деревья в старом сквере одевались в желтизну. На рынок спешили расторопные утренние покупатели. Слышался идиш и румынский.

 Город стал маленьким, игрушечным, он как-то сжался, но продолжал свой обычный мажорный бег.

 Он не сообщил о приезде, и его не ждали. 

После объятий и поцелуев, домашних холодных котлет с маринованным сладким перцем и стакана красного молдавского вина он, не раздеваясь, уснул на диване.

 Ему снился снег, лес, ветка ели била в лицо и собака своим теплом согревала его. Потом ему приснился родной дом и дребезжащий трамвай, ползущий по старым улицам.

 Р

  

 Время расставило все по местам.

Он давно уже покинул свой город, прожил двадцать лет в Средней Азии и в итоге оказался там, где ему и следовало быть давным-давно, на берегу Средиземного моря, в Хайфе.

  

 

  

 Воспоминания о давнем приключении всегда льстили его самолюбию, и даже через много лет он чувствовал прилив адреналина.

 Он помнил все: имена друзей и офицеров, фамилии бежавших зыков, цвета упаковки сухого пайка, колючие, бьющие по лицу ветки ели и свои руки на цевье автомата.

 В самом начале своего израильского пути, в вагоне поезда, он уловил разговор о службе двух русскоговорящих солдат, небрежно сунувших автоматы в угол, и понял, что его давнее приключение на границе Северного Урала и Западной Сибири для израильских солдат вовсе и не приключение, а часть их повседневной жизни.

 

 Халом (сон) в поезде.
Уснувшая от усталости с М-16 в руках девушка –
старший лейтенант. Типичная картина.

 

 

Примечания и пояснения:

КПП – контрольно-пропускной пункт.

Зык, зек – заключенный.

ОВС – обозно-вещевая служба.

Старлей – старший лейтенант

ТА-57 – телефонный аппарат.

«Московская» - водка в ценах конца шестидесятых – 2 руб.87 коп. за 0,5 литра.

АКМ – автомат Калашникова модернизированный.

Зимник – сезонная, зимняя автодорога, эксплуатируемая только при минусовой температуре в районах Севера.

Лежневка – дорога из настланных бревен.

Шалава – женщина легкого поведения и определенных занятий.

Разделка хлыстов – лесозаготовительный технологический процесс.

Бздун – трус.

Колеса – наркотики.

 


К началу страницы К оглавлению номера

Всего понравилось:8
Всего посещений: 6093




Convert this page - http://berkovich-zametki.com/2014/Zametki/Nomer10/MFuks1.php - to PDF file

Комментарии:

Мина Полянская
- at 2018-05-02 15:12:40 EDT
И что интересно, я вновь набрела на рассказ Марка Фукса нечаянно - в ГУГЛе, когда искала что-то совсем другое. И стала я перечитывать рассказ. И меня вновь охватила грусть необратимости всего, что с нами происходит в этой жизни.
Улицы на реальных этих фотографиях выглядели для меня слепками улиц провинциального европейского города где-нибудь в предгорьях Альп, или Карпат Австро-Венгрии двадцатых годов. Триест, Черновцы, уголок старой Праги. Застывший слепок, как в «Марсианских хрониках», затаил в себе воспоминания земной души. Словно видела уже её когда-то, то ли в детстве, то ли во сне, то ли на картине, то ли на ковре. Я калитку толкну, будет дворик мощёный, и окно, за которым ждёт моя нареченная. И дома, словно ангелы... и дома, словно ангелы. Чьи стихи, чьи стихи? И эти фото с лирическим трамваем в сопровождении рассказа о страшной погоне за вооруженным преступником, погоне, которая может закончится трагически, и никогда не увидеть солдату своего трамвая. И прав бы покойный, несравненный Юлий Герцман: рассказ в сочетании с реальными картинами производит жутковатое впечатление, «готическое». "Жутковатый оттенок реального времени"

Л.Сокол-2
- at 2014-11-08 22:21:58 EDT
Вот ведь причуды стареющей памяти: не помню, когда призывал Марка, чтобы он вспомнил про Северный Урал, но замечательно, что он «отозвался на призыв (Сокола 2)», и подтолкнул и меня к воспоминаниям.
Места, где Марк служил, исхожены мной в юности, можно сказать, вдоль и поперёк. На Денежкином Камне бывал несколько раз, летом и зимой; через хр. Хоза-Тумп переваливал на запад до Кутима и сплавлялся на плотах по Улсу на Вишеру; ну и то, что относится непосредственно к рассказу: был на нескольких лагпунктах (не на зоне), в частности, на Вижае. Там тогда (в 63-м) была колония-поселение, 2/3 срока, но не меньше пяти лет. Полста лет прошло, но как сейчас помню начальника колонии капитана Сорокина(?), у него в сарае храпел спящий (март был) медведь, на полу огромная шкура медвежья – это производило на юношество большое впечатление.
По соседству с Вижаем находились Лозьвинские пещеры и мы зачем-то притащили оттуда в барак, куда нас пустили переночевать, летучую мышь. Один зека стал нам выговаривать, что зря губим мышку, и он был прав, но я помнил его рассказ перед этим, за что он сидит, и было странно, что мышку жалеет, а людей, которых погубил, - нет. Может и врал мужик, чтобы повыпендриваться перед молодыми, кто знает…

Это был поход на гору Чистоп, в 50-ти км на юг от г.Отортен, где за четыре года до этого погибла группа Дятлова. На топокарте, вставленной в текст, эта гора есть, высота 1292. Сейчас вспоминаю, как мы ходили в 15-17 лет по таким диким и гиблым местам, без карт (у нас была карта Свердловской области, мелкомасштабная донельзя), без палатки (!) в морозы -20, -30, а бывало и ниже. Ночевали так: разгребали снег до земли, прогревали костром, потом лапник, и на ночь в ноги нодью – как-то выживали ведь, хотя до сих пор встречаемся с ребятами, припоминаем некоторые случаи и сами удивляемся.
Вот какие воспоминания вызвал ваш рассказ, Марк, хотя они не совсем про это.
А в Черновцах я никогда не был и уже не буду.

Ефим Левертов
Петербу&, Россия - at 2014-11-04 20:25:09 EDT
Это мое письмо я обращаю одновременно к Марку Фуксу и к Дежурному по сайту.
Уважаемый Марк Фукс!
Должен перед Вами извиниться. Хотя я не сомневался что "он" это Вы, я подошел к рассказу как к художественному произведению и, соответственно, построил свой отзыв как рецензию на художественный рассказ. В этом моя основная ошибка. Несомненно, Ваши беглецы это злодеи, но злодеи и герои замечательного рассказа госпожи Зои Мастер. Мы ведь не разбираем там их моральный облик. Я не могу сейчас переспросить у своего однокашника, правду он рассказал мне или нет. По иронии судьбы он сейчас находится ближе к Вам, чем ко мне, живет в Израиле.
Уважаемый Марк Фукс!
Прошу Вас не продолжать свой ответ мне ввиду моей совершенно очевидной неправильной исходной позиции.
Уважаемый Дежурный по сайту!
Очень прошу Вас удалить из комментариев мой ошибочный отзыв.
Уважаемый Марк Фукс!
Очень прошу извинить меня за неприятные переживания, вызванные моей рецензией.

Марк Фукс
Израиль - at 2014-11-04 19:17:14 EDT
Дорогие друзья! Уважаемые коллеги!
Это одна из страниц воспоминаний о пережитом лично автором и была написана года два тому назад. Я обратился к этому эпизоду сейчас потому, что на Портале появились интересные воспоминания об этих местах и поскольку я на Северном Урале провел два интересных и насыщенных событиями года, отозвался на призыв (Сокола 2), поднял архив, немного подправил повествование и снабдил его фото. Последнее оказалось интересным и увлекательным занятием. Все снимки именно тех мест, которые я описываю.
В ходе уточнения деталей мне удалось установить, что один из моих командиров-офицеров сделал карьеру тренера по борьбе, воспитал олимпийских чемпионов и судя по статьям в интернете поныне в строю в чине полковника.
Войсковая часть в которой мне суждено было служить была образована одновременно с моим призывом в армию и расформирована через год после моего увольнения в запас. Такое впечатление, что она была создана специально для меня и моих друзей. Надеюсь, наше увольнение в запас не явилось причиной ее ликвидации. Это в некоторой степени ответ читателю Владимиру, который видимо узнал в/ч 6602. Владимир я служил в в/ч 6674, которая отпочковалась от вашей части, а изучал службу в в/ч 7492 (Свердловск), которая помимо того, что была учебной, также являлась оперативным резервом Министра.
Мине Иосифовне Полянской – благодарность за внимание и теплые слова.
Господин Л. Беренсон! Вы не ошиблись, речь идет о Черновицах (Черновцах). Вам спасибо за добрые пожелания.
Благодарность друзьям Б.Тененбауму. Ю. Герцману, И. Юдовичу, Б. Дынину, Э. Рабиновичу, Б.Э. Альтшулеру, Соплеменнику и Виктору.
Господину Фляту благодарность за цитату из известной песни на идише. Желающие могут прослушать ее в исполнении блистательной Хавы Альберштейн (https://www.youtube.com/watch?v=PD-Q5Wq_uKI&index=3&list=PL3478B3B886D9EA77)
В. Янкелевичу по поводу приведенного им примера и положительного отзыва. За отзыв спасибо. Хочу заметить, что солдат внутренних войск (речь идет о середине шестидесятых годов) ежедневно брал в руки оружие и боекомплект в 60 патронов и при несении службы должен был самостоятельно принимать решение о применении оружия т.е. должен был решать вопрос жизни или смерти. Полагаю, каждый прошедший через такую службу мог бы вспомнить многое.
К этой теме примыкает ответ господину Е. Левертову.
Я не могу понять смысла Вашего поста. По порядку.
Сбежавшие уголовники однозначно злодеи. Точка. Зря Вы смещаете акценты.
Вы такой добродушный и рассудительный до той поры, пока (халила вэ хас!) Вас не ограбили и Вашу внучку не обидели. Вы зря пересказываете мне мой рассказ и судьбу моего героя. Я с ним знаком вот уже шестьдесят семь лет. Герой не "устроился" на хорошую службу, а был назначен на нее и в девятнадцать лет занял совершенно не солдатскую должность и, поверьте, успешно справился с ней. А маленькие привилегии, если и заслужил, пришли с успехами и с должностью.
Хочу отдельно остановиться на Вашем замечании:
"Не заостряет автор внимания и на некоторых особенностях службы в подразделениях караульной службы, при которой получить вожделенное поощрение в виде 10-дневного отпуска на родину можно было главным образом застрелив сидельца при попытке к бегству. Об этом мне рассказывал мой однокашник по техникуму, проходивший службу именно в таком подразделении."
Я не присутствовал при Вашем разговоре с однокашником по техникуму, но зная Вас как законопослушного и верноподанного российского гражданина, воздержался бы на Вашем месте от таких дилетантских заявлений и цитирования таких рассказов.
Как я уже писал выше, солдату внутренних войск доверялось принятие решения о жизни или смерти человека.
Применение оружия строго регламентировалось служебными (не путать с армейскими уставами!) и каждый факт открытия огня расследовался, вплоть до баллистической экспертизы и совершенно нередки случаи, когда применивший оружие неправильно, не говоря уже крайнем случае, шел под суд и садился в спецколонию (для бывших военнослужащих ВВ). Сказки о предос

М.П.
- at 2014-11-04 12:17:14 EDT
Я уже не в первый раз замечаю, что когда речь идёт о публикациях Марка Фукса, многие комментаторы заявляют о, якобы, спокойном тоне, ритме и пр. его текстов.
Тогда как никакого спокойствия нет ни в политических его статьях, ни в мемуарах, ни в рассказах. Совсем наоборот:
тон текстов наполнен внутренним напряжением и драматизмом, что никак со спокойствием не может сочетаться.
Детализация, перечисление того, что должен сделать герой перед погоней за преступником ещё более усиливает напряжённость, поскольку заявлено, дано понять: преступник может убить. Очень хороший художественный приём.

Владимир
- at 2014-11-04 06:35:14 EDT
http://my.mail.ru/community/6602.mail.ru/ Здесь это было?
Борис Э.Альтшулер
- at 2014-11-03 21:55:35 EDT
Прекрасный документальный рассказ из жизни молодого советского солдата. Неторопливый продуманный ритм, великолепрные подробности и тоска о Черновцах.
Очень хорошо написано и проиллюстрировано фотографиями.

Ефим Левертов
Петербу&, Россия - at 2014-11-03 21:28:35 EDT
Основное достоинство рассказа - спокойный тон. Там, где другой автор представил бы протагониста почти "героем СССР", а сбежавших уголовников - злодеями, мы видим действующих лиц, каждого со своими интересами: с одной стороны - человека, желающего спокойно дослужить, с другой - беглецов без надежды на успех затеянного авантюрного предприятия, а только с желанием отхватить хоть немного от жизни.
Главного героя рассказа "достал" старшина, из-за этого наш герой встает на 15 минут раньше общего подъема и уходит из казармы по своим делам. Помнится, я в такой ситуации тоже вставал пораньше, чтобы избежать так называемой зарядки, предпочитая пробежку километра на три. Это существенно помогло мне в дальнейшем при сдаче различных норм.
Нашему герою повезло. Он устроился на хорошую службу, с возможностью читать, фотографировать, ... От такой жизни его немного развезло, так что он перестал влезать в выданную ему парадную форму. Не всем так везет, но автор не отмежевывается от своего героя, а создает впечатление полного слияния с ним.
Не заостряет автор внимания и на некоторых особенностях службы в подразделениях караульной службы, при которой получить вожделенное поощрение в виде 10-дневного отпуска на родину можно было главным образом застрелив сидельца при попытке к бегству. Об этом мне рассказывал мой однокашник по техникуму, проходивший службу именно в таком подразделении.
Рассказ повествует о службе в суровом мужском коллективе, в котором не место жалости, слезам и сюсюканью. Собственно, этого и нет в рассказе. Но не будем о жалости. Герой рассказа имеет тонкие офицерские перчатки для удобства стрельбы из автомата, вместо грубой солдатской рукавицы со специальным местом для указательного пальца, нажимающего курок.
Так или иначе беглецы оказались пойманными, а наш герой - демобилизован. Он приезжает в родной город, где его встречают холодными котлетами с маринованным сладким перцем. Обо всем этом герой вспоминает уже в Израиле, глядя на молодых израильских солдат и солдаток, иногда беспечно относящихся к хранению вверенного им оружия. Он понял, что пережитое им в Союзе приключение "для израильских солдат вовсе и не приключение, а часть их повседневной жизни".
Как я написал в начале, достоинство рассказа - его спокойный, без аффектации тон. Очень понравилось также описание ощущения солдата на учебных стрельбах, когда время в несколько секунд оказывается неожиданно вполне достаточным: "На проверке он отстрелялся на «отлично». Сказывалось многолетнее увлечение фотографией, умение наблюдать объект, уловить нужное мгновенье, затаить дыхание и плавно нажать на спуск". Небольшие неточности, такие как
"сунув ноги в портянки", как это?, портянки наматывают, для этого необходимо определенное умение, не снижают впечатления от искренности автора, его умения донести до читателя переживания, в которые веришь.

Виктор (Бруклайн)
- at 2014-11-03 15:45:00 EDT
Готов подписаться под каждым словом отзыва Л. Беренсона. Замечательный рассказ!
Л. Беренсон
Ришон ле, - at 2014-11-03 12:15:02 EDT
Прекрасный рассказ! Лексика, иллюстрации, документальный стиль изложения, ровная эмоциональная тональность, сдержанный драматизм развивающегося сюжета... По ходу чтения очень опасался трагической развязки. Слава Богу, что всё обошлось, дембель состоялся и семейный приём с поеданием холодных котлет и стаканом молдавского вина завершил повествование. Хочу отметить точное описание впечатления от встречи с родным городом. Сам испытал подобное в другой точке. Предполагаются Черновицы, ставшие Черновцами. Может, и ошибаюсь. А эпиграф из идишской песни "Рэйзелэ" вернул меня в моё довоенное бессарабское детство. Спасибо автору большое. Удачи, бе-ацлаха.
Янкелевич - Марку Фуксу
Нетания, Израиль - at 2014-11-03 09:55:54 EDT
Очень хорошо написано, Марк.
А есть вот такая история. На север от Владивостока находилась база серьезных подводных лодок. Вокруг было не менее серьезное оцепление, по углам стояли вышки с часовыми, в общем - все по-взрослому. Ночью раздается автоматная стрельба. По тревоге дежурный взвод с автоматами, которые не очень то и умеет держать в руках - матросы все-таки - во главе с офицером вооруженным аж кортиком, двинулись на звуки стрельбы. Картинка такая. На вышке часовой, прячется за стальным листом, вышка прострелена, у часового расстрелян весь боезапас.
Начали выяснять, в чем дело. Тот рассказывает: Из леса вышла группа примерно три человека, а когда он из окликнул, открыли по нему огонь из автоматов. Он отстреливался, те ушли в лес.
Ничего непонятно, "лесных братьев" тут отродясь не было, да и откуда группа автоматчиков?
Но обстрелянная вышка в наличии, напуганный матрос - тоже.
Следователи обратили внимание, что ряд деталей и постепенно разобрались.
Матрос стоял на вышке, скучал, хотел домой, но отпуск положен только по поощрению. Нужен подвиг. Вот и придумал: сначала расстрелял свою вышку, а потом вернулся и начал отстреливаться. Очень уж домой хотелось. Фарс, конечно, но именно так и было.

פליאט
היימלאנ - at 2014-11-03 07:55:57 EDT
!קום צו מיר אין חלום רייזל. קןם, קום, קום
Соплеменник
- at 2014-11-03 06:59:11 EDT
Оч.Хор.
Элиэзер М. Рабинович
- at 2014-11-03 05:47:12 EDT
У Марка отличное перо. Если рассказ автобиографический, то мы все рады тому, что он кончился благополучно, и мы здесь имеем Марка в качестве друга и коллеги.
Борис Дынин
- at 2014-11-03 05:26:49 EDT
Обыденно и грустно. Какой далекой видится та жизнь. Наверное, спящая девушка с М-16 в руках оживила воспоминания.
Игорь Ю
- at 2014-11-03 04:59:02 EDT
Марк, отлично! Не только в художественном смысле, но и что так не героически для вас закончилось.
Юлий Герцман
- at 2014-11-03 04:22:00 EDT
Отличный рассказ. А соединение повествования с фотографиями (в особенности - с картами) придает ему какой-то довольно жутковатый оттенок реального времени.
Б.Тененбаум
- at 2014-11-03 04:15:35 EDT
"... История из жизни ..." - да, Марк ?
Мина Полянская
- at 2014-11-03 01:19:12 EDT
Очень хороший рассказ.
Главный герой служил во внутренних войсках, охранял лагерь уголовников в далекой сибирской тайге и уже вот-вот должен был демобилизоваться в родной европейский город, некогда принадлежавшей австровенгрии, и снился ему по ночам старый австрийский трамвай, неотъемлемая казалось бы его приналежность( трамвай - лирическая нота рассказа), как вдруг перед самой демобилизацией героя из лагеря сбежал опасный преступник. И началось преследование преступника, опасное для жизни...