День шестой
…И был вечер, и было утро
: день шестой.
БРЕЙШИТ 1:31
I
А ночь шестого дня прошла в раздумьях.
Вот создан Мир – жемчужина Вселенной.
Сотворены из слова и желанья
Животные, цветы, вода и камни.
И гимны силе разума нетленной
Дожди слагают на прозрачных струнах.
Вот создан Мир – огромная игрушка
Юлой кружится в черноте пространства –
Изменчивая, пёстрая, живая,
Глаз радуя и сердце услаждая
Волшебной красотой непостоянства,
Лишь одному Всевышнему послушна.
Вот создан Мир могучий и строптивый,
Непокорённый, гордый, непокорный,
Листвой лепечет и звенит ручьями.
По небу облака бегут стадами.
Щебечут птицы, рыщет зверь проворный.
Играет ветер трав зелёной гривой.
Громада гор вершиной тучи режет,
Лиловый плащ небесный разрывая.
Огнём кипят и плещутся вулканы,
Швыряя ввысь малиновые камни.
И вниз течёт завеса огневая,
Горячей лавой на песок прибрежный.
А там внизу её встречает море,
Шипит, ворчит и брызжет белой пеной,
Играя золотыми языками,
Холодными волнами лижет пламя.
Всё в этом мире сложно, переменно:
Леса, равнины, океаны, горы.
Был вечер дня шестого. Будет утро.
Оно разбудит Землю поцелуем.
Ночь убежит, собрав свои вуали.
И лёгкое рассвета покрывало
Капризный ветер парусом раздует,
Осыпав травы нежным перламутром
Росы. И загораясь постепенно
Теплом и светом прежде небывалым,
Вдруг солнца золотая колесница
Земных творений ласковой десницей
Коснётся. Птицы воспоют хоралы
Шестому дню – дню нового творенья.
II
Проснётся Земля. И её суетливый народ
Пойдёт, поплывёт, побежит по ручьям и полянам.
Пройдёт по неназванным травам зверёк безымянный.
С ветвей неизвестных сорвётся неведомый плод.
Ни горы, ни звёзды никто не способен наречь.
Не будет названья ни ветрам, ни зимам, ни веснам:
Все звери земные и птицы – народ бессловесный.
Нельзя им фантазию дать и разумную речь.
Иное творенье создать наступила пора,
Чтоб мог говорить и добраться к намеченной цели.
Нужны ему руки, чтоб ими хоть что-нибудь делал,
И ум, чтобы как-нибудь зло отличал от добра.
Кто нужен Земле: повелитель, работник, мудрец?
Кого создавать – властелина, творца, исполина?
Что сделает он? К водопою погонит скотину?
Создаст города? Раздобудет в сраженьях венец?
На эти вопросы придётся ответить потом.
Сегодня он будет совсем неумел и наивен.
А ум и уменье придут в вдохновенном порыве,
Когда он научится жизни и выстроит дом.
Но как неокрепший неопытный ум обучать?
И как удержать любопытную глупую душу,
Когда он захочет, любые запреты нарушив,
Всё сразу потрогать, изведать, узнать и…сломать?
Придётся создать для мальчишки отдельный мирок,
Где нет ни беды, ни болезней, где вечное лето,
Где он постепенно найдёт на вопросы ответы,
Где жизнь преподаст ему первый наглядный урок.
Но вдруг он получится глуп, неуживчив, ленив,
Бездарен и зол, что тогда с ним прикажете делать?
Ничто не научит беднягу стать добрым и смелым –
Ленивой душе недоступен творенья порыв.
Нет, можно, конечно, вложить в него совесть и честь,
Дать разум пытливый, умелые, сильные руки,
Чтоб он без труда постигал все земные науки,
Чтоб был неподкупен на деньги и мелкую лесть.
Но он ведь не ангел – обычный земной человек,
Не кукла, чтоб дёргал хозяин за нужные нитки.
Пусть сам исправляет свои и чужие ошибки
И выстроит сам, как сумеет, свой мир и свой век.
Бессмертье ему не дадим. И потомки его
Не будут в поступках зеркальным отца отраженьем,
Иначе замрёт окончательно жизни движенье.
Исчезнут сомненья, померкнет души естество.
Бледнеет светильник луны. Значит скоро рассвет.
Пора бы за дело, но снова заботы, расчёты:
Нельзя создавать человека покорным животным,
Но волю свою обратит он себе же во вред.
III
Вот каменной глыбы осколок на солнце блестит.
Тяжёлый и прочный – он с вечностью может
поспорить.
Бесплодны, суровы и дики скалистые горы.
Для плоти живой непригоден холодный гранит.
Вот дерева ствол. Он растёт и приносит плоды.
И соки живые текут под шершавой корою.
Но будет, как листья осенние, сердце людское
Лететь, умирая от страха, под ветром беды.
И только земля может новую жизнь создавать:
Все зёрна и семя в объятьях её прорастают.
Земля – плодородная, щедрая, вечно живая
Подарит приют и насытит, как добрая мать.
Вот комья земли оживают под сильной рукой –
Вздуваются мышцы, трепещут сплетения нервов.
Каким он получится, созданный первым из первых?
И что принесёт в этот мир – разоренье? Покой?
Последний штришок – завершился невиданный труд:
Красавец, атлет, исполин – неплохая работа.
Впоследствии греки из мрамора высекут что-то
Похожее ликом и Зевсом его нарекут.
Осталось лишь душу вложить в этот дивный ларец.
Вот он шевелится, неспешно глаза открывает.
«Ну, здравствуй, Адам, для Земли это радость большая:
Явился хозяин, работник, защитник, творец.
Запомни: ты выстроишь город, насадишь сады,
Науки создашь, постигая явленья природы.
Ты праотцем станешь великих и сильных народов.
И память потомков – награда тебе за труды.
Адам, этот мир для тебя – называется Рай.
Всему, что увидишь и встретишь, дай имя по роду.
Смотри, как красиво! Ешь фрукты. Пей чистую воду.
Но с древа познаний незрелых плодов не срывай!»
И думал Адам: «Вот замучил словами совсем.
Скорей отпустил бы побегать по райскому саду.
Я там под высоким зелёным в прохладе присяду
И эти красивые, яркие, круглые съем».
Он мчался вприпрыжку и топал, и что-то вопил,
И тыкая пальцем, выкрикивал встречным названья:
Вот дерево, птица, ручей, бегемот, обезьяна,
Вот небо и солнце, корова, трава, крокодил.
Адам веселился, свободе отчаянно рад.
И думал Всевышний:
«Совсем непослушный ребёнок.
Пожалуй, он вырвется вскоре из райских пелёнок,
Создав на Земле пусть бездарный, но собственный ад.
Увы, невозможно события вспять повернуть.
Что сделал, то сделал: теперь уже некуда деться.
Адам – не машина, чтоб выключить разум и сердце.
И, кстати, негоже в Раю пребывать одному.
Похоже, что всё-таки он не лентяй и не трус.
Создам я жену для него, чтобы вместе трудиться.
Но женщину если ужалит змея любопытства,
То чем это кончится, вслух я сказать не берусь».
IV
Как трудно и больно события знать наперёд:
Как будто читаешь с конца интересную книгу.
Листая столетья и годы, недели и миги,
Глядишь отрешённо на жизни обыденный ход.
Короткой дорогой пойдёт по Земле человек:
Сварлива жена, непокорны, неласковы дети.
В раздорах и ссорах они разбредутся по свету:
В долины, в леса, через горы, в пустыню и снег.
Заполнят пространство, размножатся, станут делить
Угодья, отары, плоды и земные просторы.
Неразвитый ум возжелает и недра и море,
Продёрнув сквозь время сражений кровавую нить.
И станет: броженье умов и смятение чувств,
Бессмысленность целей, разборки, наветы и склоки,
Попрание истин, распущенность, страх и жестокость
И ложь покаяний из злобою сведенных уст.
Рутиной словесной опутав поступков обман,
Беспечность надежды смешав с аксиомой рассудка,
Создаст человек недовольства великую смуту,
Бездумность молитв и пустых философий дурман.
Но будет ещё: ослепительный мрамор дворцов,
Изгибы ажурных мостов, лепетанье фонтанов.
Под чьей-то рукой загрустит в тишине фортепьяно,
И кто-то придумает дивные строки стихов.
Учёный создаст величайшее благо наук.
Но злоба и глупость наложат на знания руки.
И смогут служить палачам и бандитам науки.
Такой получается странный и замкнутый круг.
Так выйдет, что Божьи усилья потрачены зря:
Потоп и Содом не научат людей воздержанью.
Останутся так же химерны и дики желанья –
Ничто не изменит упрямой души дикаря.
Легко нарушая запретов и норм рубежи,
Он будет сражаться за веру, за догму, за фразу…
И всё-таки нужен Земле человеческий разум.
Поэтому будут потомки Адамовы жить.
V
Я отверну от них своё лицо:
Пусть корчатся и пляшут, как умеют.
И если нужен им хомут на шее,
Пускай его влачат в конце концов.
ШЛОМО
Но оглянулся я на все дела свои, что сделали
руки мои, и на труды,
что я совершил, и вот всё суета и погоня за ветром…
КОЭЛЕТ 2:11
Трещит светильника огонь.
Летучими мышами тени
Беззвучно кружат над постелью,
По стенам пляшут. Замер дом.
Ночная птица за окном
Поёт протяжно и устало.
Но, поглощённый тишиной,
Звук пропадает в тьме ночной,
Как тают снежные кристаллы
Под первым солнечным лучом.
И снова мысли ни о чём
И обо всём мне душу гложут,
Текут прозрачным ручейком,
Струятся сквозняком по коже.
Плывут химерные виденья
Песков, камней, сухих долин,
Полей, садов – мои владенья.
Здесь на земле я господин.
Дворец шумит при свете дня
Толпой восторженной, крикливой,
Дарами щедрыми звеня,
Речам внимая терпеливо.
Но гаснет жаркое светило,
И оставляют все меня.
Тяжёлый груз моих печалей
Мне до утра не даст уснуть.
Я завершаю долгий путь.
Под солнцем всё начать сначала
Никто не волен. Властелин,
Вершитель судеб человечьих –
При лунном свете я один.
Проходит всё. Ничто не вечно.
Смешная царская судьба:
Взвалив ярмо забот на плечи,
Чем я счастливее раба?
И я был молод, смел, силён,
Любил пиры и песнопенья.
Ко мне средь шумного веселья
Хвала неслась со всех сторон,
Что не по возрасту умён.
Постиг я мудрости уроки,
Мир возлюбил, презрел войну
И не был злобным и жестоким,
Но укреплял, как мог, страну.
И мелкие прощал пороки
Двору и дому своему.
А женщины – их было много:
Нежны, милы и хороши.
Они прошли моей дорогой,
Не опалив моей души.
Душа осталась недотрогой,
Всё той же девственницей строгой.
И понял я в тиши ночной
Под шорох хриплого дыханья,
Что все мы поздно или рано
Уйдём дорогою одной
Помимо нашего желанья.
Венец терновый мрачных дум
Не даст вздремнуть на мягком ложе.
Кто честь и славу приумножит?
В чьи руки земли попадут?
Кто, избежав сражений, сможет
Не принести в страну беду?
А если он – наследник мой
Во зле и глупости утонет,
Львам иудейским спину сломит?
Весь труд мой станет суетой,
За ветром тщетною погоней.
В суетных днях моё лицо
Увяло, как цветок без влаги.
На лбу, вдоль щёк – морщин овраги.
А на руке моей – кольцо,
Где старца мудрого резец
На все сомненья дал советы:
У всех начал один конец.
Проходит всё. Пройдёт и это.
Стал ясен мне простой секрет:
Премудрость, глупость – всё едино.
Зачем я столько трудных лет
Творил, старался? Ради сына?
Детей – без счёта. Сына нет!
А ветер с севера идёт,
Потом, кружась, несётся к югу.
И наша жизнь летит по кругу:
Вчера, сегодня, через год.
Утраты, скорбь и огорченья –
Повторит всё времён теченье.
Всё – суета, водоворот.
И всё, что будет, было где-то.
А за зимою снова лето
Откроет новым будням счёт.
Обломки храмовых колон
Среди разрушенных мгновений
Торчат, засыпаны песком,
Укрыты пеплом. Но потом
Свершится смена поколений.
Иной язык. Другие люди.
И новый храм. И новый дом.
Потомки предков позабудут.
Пустых мечтаний не остудит
Былых ошибок трезвый глас.
Но, к сожаленью, всё, что будет,
Уже свершалось много раз.
Покой душевный не найти.
За летом вслед наступит осень.
И нет ответов на вопросы,
И нам неведомы пути,
По коим суждено идти.
Но всё равно Всевышний спросит
За каждый шаг, за каждый день,
За нашу глупость, ложь и лень.
Расколет время мой кувшин,
Шнурок серебряный порвётся.
И я увижу дно колодца
Взамен сияющих вершин.
И золотая чаша вдруг
Со звоном выпадет из рук.
Я соберусь в последний путь,
Как все живущие, земные.
Но только капли дождевые
На очи мёртвые падут.
Вот жизни хрупкая ладья
Уйдёт с последнего причала
В холодны мир небытия,
Где нет конца и нет начала,
Где только Вечность, Бог и я…
МОНОЛОГ
И сказал Моше Богу: «Зачем сделал Ты зло
рабу твоему,.. что возлагаешь бремя
всего народа этого на меня?»
БЕМИДБАР, 11:11
О, Господи! Взгляни на Твой Народ!
В чём избранность его – не понимаю.
Вот, огрызаясь, сбился волчьей стаей.
Вот жалким стадом нехотя бредёт.
Есть захотел – назад свернуть желает.
Насытившись, он пляшет и поёт.
Прости, Всевышний, это не Народ –
Толпа неукротимая и злая.
Из тех ушедших – старцев нет в живых,
А молодёжь изрядно постарела.
И только я влачу больное тело.
Но объясни, куда веду я их,
В пути рождённых? Вот они, Творец,
Не знающие отчего порога.
Они взрослеют, старятся в дороге
И в жёлтых дюнах обретут конец.
На эти лица, Господи, взгляни!
Ни мысли, ни надежды, ни желаний.
Я так устал средь жалоб и стенаний
Растрачивать безрадостные дни.
Я не гожусь в вожди – я слабый, старый.
Но Твой Завет отчаянно храня,
Иду по кругу. Только из меня
Неважный пастырь для слепой отары.
Песком сквозь время наша жизнь течёт,
Отсчитывая месяцы и годы.
Стирает след бредущего народа
Скрипучего песка круговорот.
Мир стал для нас песочными часами.
Ты обещал нам Землю. Где она?
Горячей пыли рыжая волна
За нами, рядом с нами, перед нами.
А солнце жарит согнутые спины.
Творец Всесильный, что Ты натворил?
Однажды я умру, лишенный сил,
А люди разбегутся по пустыне,
Дрожа от страха, воя от тоски,
В безводном пекле выживут едва ли.
А Твой бесценный дар – Твои Скрижали
Поглотят раскалённые пески.
Ага, Ты говоришь – я полон сил,
Не старый, говоришь, и очень бодрый.
Тащить рабов к неведомой свободе
Хочу ли я – Ты у меня спросил?
Всесущий, помоги ответ найти:
Чем лучше рабства долгие скитанья,
Чем может дорожить бездомный странник,
Что он обрёл, утратил что в пути?
Взгляни на них ещё раз! Вот идут
Безрадостны, оборваны, угрюмы.
Их головы давно отвыкли думать.
Их руки не приучены к труду.
Так сократи наш путь! Чего Ты медлишь?
Земли обетованной лоскуток
Народу нужен, как воды глоток,
Как тень в жару и как еда к обеду.
Не отвечаешь… Значит, жизнь кляня,
Мы продолжаем свой поход жестокий
К иным местам без отдыха, без срока…
Но как же Твой Народ допёк меня!
Ну, ладно. Замолчу. Ещё немного
И я, возможно, разумом пойму
Из всех иных живущих почему
Народ упрямый приглянулся Богу.
Сейчас они Ковчег несут сквозь годы.
А дальше что? Предположить боюсь,
Какой на плечи им возложишь груз,
Чтоб оставались Избранным Народом?
Ты хочешь, чтоб вчерашние рабы
В огромный мир несли Твои Заветы?
Немало будет разных правд на свете.
Об этом, Бог мой, лучше знаешь Ты.
Как семена рассеяны по свету,
Гонимые, без дома, без Страны
Лишь мы Тебе останемся верны.
Но чем Ты нам воздашь за верность эту?
АДАМ
«Земля – не Рай. Конечно же, не Рай!
В Раю тепло, и сытно, и бездумно.
А здесь под вой голодных волчьих стай
На чёрных ветках пляшет ветер шумно.
Враждебно всё – деревья и плоды.
Все звери то напуганы, то злобны.
С небес – потоки ледяной воды.
А что надеть, что есть – пойми, попробуй…»
Так, упираясь головой в ладонь,
Ворчал Адам, на мокром сидя камне.
И с непривычки медленно с трудом
Впервые в жизни шевелил мозгами.
Был мир, как мир – весь замкнут на себе,
Залит дождём, укрыт осенней тучей.
Здесь каждый пищу получал в борьбе:
Беги или схвати – чему обучен.
Как выжить без клыков и без когтей?
Без тёплой шерсти на озябшем теле?
Кормить жену и будущих детей –
Ну что за неприятность, в самом деле?
Вернуться бы в прекрасный щедрый сад,
Где звери незлобливы и покорны.
Но для Адама нет пути назад:
За согнутой спиной леса и горы.
Не разобрать – откуда что взялось:
Чащоба, тьма, тумана морок зыбкий.
Пустую душу заполняла злость.
Беспомощность раздавленной улиткой
Запуталась меж стонов, слёз и слов,
В реке воспоминаний утонула.
Зачем ему вчерашняя любовь,
Которая на глупости толкнула?
Сидеть бы там под солнечным лучом
На мягкой травке с ягодой в ладони.
Когда б он знал, что будет, нипочём
Плодов незрелых пальцем бы не тронул.
Непостижимый незнакомый свет.
Сверканье молний. Хруст колючих веток.
На сто вопросов не найти ответ
Застывшему от страха человеку.
Он то молил, то кулаком грозил,
Швыряя в небо просьбы и упрёки,
То снова плакал, из последних сил
Взывая к звёздам чуждым и далёким.
Ему бы встать и, напрягая торс,
Раздвинуть камни, отыскать пещеру.
Но он, как изваянье, в камень врос,
Завидуя в душе лесному зверю,
Который без работы, без забот
Свой час земной спокойно проживает,
Спит, где попало, ест, что Бог пошлёт,
Пред Богом за грехи не отвечает.
И постепенно сквозь зубов оскал
Потоки жалоб перешли в рычанье.
Сидел Адам и шерстью обрастал.
А с камня поднималась обезьяна.
Но заскрипели мыслей жернова –
Коротких мыслей, тяжких, неумелых.
В мозгу рождались странные слова:
«О, Господи, а что же будет с Евой?»
Молчала ночь. Молчал холодный лес.
Гроза пугать громами перестала.
И только время каплями с небес
Торжественно и медленно стекало.
«Что я? Кто я? Что для меня Земля?
Что должен сделать я на этом свете?
Сажать сады? Распахивать поля?
Растить стада? Быть за детей в ответе?»
Был мир широк, неистов и могуч.
Пылало в небесах рассвета пламя.
Глядел Адам на первый солнца луч,
Упёршись в землю крепкими ногами.
«Как я, мужчина, плакать вдруг посмел?
Конечно, сразу стать нельзя героем.
Но у меня так много новых дел:
Добыть еду и прочный дом построить.
Придётся злаки сеять по весне…
Мой Бог, я молод, смел, я – не калека!»
Внимал Господь Адаму в вышине
И улыбался: «Будет Человеком!»