Лиана Алавердова: Стихи на еврейскую тему

[Liana Alaverdova]

МОИСЕЙ

1

Все со мной говорит.
Будь то куст или облако, или
это голос крови
не дает мне забыть Твое имя.
Я подвластен ему.
Этот голос бичом меня гонит.
Мне гадать ни к чему
ни по жертвам и ни по ладоням.
Сорок лет я брожу
по земле раскаленнее ада.
Я вопроса стыжусь:
«Может, мы - неразумное стадо?
Может, кучка людей,
что за мной, обреченная, бродит -
это гул площадей,
распинающий малый народец?»
Я не вижу морщин.
Выгорает одежда от зноя.
Я не знаю причин.
Я - потомок Адама и Ноя.
Нет желанной Земли.
Нет дороги. Терпенье на грани.
Даже душу излить
не могу. Подавляю стенанья.
Ноги стер до крови.
Руки стали чернее эбена.
Кто меня вдохновил
на дорогу длиной в поколенья?
Говорят, я жесток.
Говорят, что мой нрав необуздан.
Этих каменных строк
я хранитель. Хребтину до хруста
распрямляя, идти,
на корню выжигая крамолу.
Будет куст мне светить.
Будет истины Голос глаголить.


2

Тебя я вижу в дымке пред собой,
земля моя! Прекрасная невеста,
что, впрочем, не торопится женой,
подругой стать. Скорее мне ответствуй!
Так ты ждала? Зачем же отдалась
иному жениху, чужим объятьям?
Да будь ты неприступна, как скала, -
тебя возьму, вспашу тебя, занятья
тебе найду. Так вот ты какова!
Так вот зачем я сорок зим и весен
все брел к тебе, стирая жернова,
роняя хлеб из стариковских десен.
Ты зелена, искомая. Холмы
вздымаются, как девственные груди.
Я петь готов, как юноша, псалмы.
С тобой о тяготах пути забудешь.
Как будто бы ни Каина греха
не знала ты, ни Вавилонской свары.
Но не могу уже я услыхать
ни птиц твоих, ни голос жен лукавых.
И дух мой вылетает из груди,
к тебе стремясь, тебя одну желая.
А тело... Нет, черты не перейти...
Все кончено... Египет... Мгла сплошная...

24 марта 1998 г.



КНИГА БЫТИЯ

Я раскрываю книгу бытия...
Там Божий Дух, что Я,
Но без Не Я (по Фихте, если помните такого).
Он коло (во!) вращение светил,
Его послушных воле запустил.
Тогда же Воля называлась Слово.

И онтогенетическая связь
Понятий этих отвела боязнь
И дерзостью наполнила сознанье,
И стонет по-атлантовски спина,
Как будто в ожидании она
Знакомой ноши, проще – мирозданья.

О грезящая в гейзерах земля!
Не Я молчит и ждет, когда же Я
Ее заполнит шелестом и звоном,
Когда же роазыгравшийся Творец
Подарит ей детей (он в этом спец),
Окутав предварительно озоном.

Уж этот легкомысленный пролог!
Ветхозаветный тоненький листок
Мое воображение щекочет,
Крамолой заполняется тетрадь,
Но, к счастию, ей не дано роптать –
Дано терпеть лишь непонятный почерк.

21 января 1999 г.


* * *

Плачет седой Седуккия,
Ослепленный царь Иудеи:
«Не слушал голос Пророка –
Утратил все, что имел я.
Где жены мои, где дщери?
Один бреду полоненный.
Из темноты сочится
Кровь сыновей убиенных...»




МОЛИТВА ЭСФИРИ

О Боже, решения я не прошу –
лишь дух укрепить.
Ведь если погибнет любимый народ –
Зачем тогда жить?
Ведь мною давно, все давно решено,
не в выборе суть.
По правде сказать, умереть – все равно,
что выплеснуть грусть.
Зачем же тогда нас водил сорок лет,
зачем обещал?
Зачем заключил с Авраамом завет?
Иль недругом стал?
О Боже, прости, что же я говорю?
Ведь я не со зла...
Одна, словно факел в пустыне горю.
День завтрашний – мгла.
Спаси неразумных, упрямых детей,
спаси свой народ!
Как выпростать будущее из сетей,
Но если Ты в мрачном решении тверд –
нет выхода из –
и если погибнет любимый народ –
возьми мою жизнь.

12 марта 2004 г.





ИЛЬЯ-ПРОРОК

Илья-пророк, Илья-пророк,
а ну переступи порог,
в пасхальный день приди!
Поведай нам, Илья-пророк,
что ждет нас впереди?
Молчит тяжелое вино,
достоинство храня.
Относит ветер на Восток
Молитву для тебя...

12 марта 2004 г.





БАЛЛАДА О МАРИИ НУНЬЕС

По Средиземному морю
гуляет корабль испанский
гордым суровым грандом,
с кем связываться опасно.
В трюмах в раздоре перец
и апельсины Марокко,
и скрючены пассажиры
морской болезнью жестокой.
Средь них молодой красавец
(глаза словно два кинжала)
грустит, тяжело вздыхает.
(Запомним его для начала).
Но что это? Шум и крики,
пальба, раздаются стоны -
английский флот настигает,
враг испанской короны.
«На абордаж!» раздается,
и вот апельсины в бочках,
и перец, и пассажиры
в плен попадают. Точка.

Могучий английский герцог
обзор затеял добычи,
и что-то в юноше смуглом
показалось ему необычно.
Залюбопытствовав, герцог
допрос учиняет строгий,
но хмурится наш красавец,
глаз не сводя с порога.
Пронзила догадка милорда -
он с юноши сдернул шапку -
рассыпались волосы тучей,
несущей любовную жажду.
И вот уж пылает герцог:
«О кто ты, ангел из рая?»
«Зовусь я Марией Нуньес,
я в Амстердам направляюсь».
Но герцог не хочет вовсе
и слышать об Амстердаме,
и гонит корабль в Лондон
(увы, не в угоду даме).
Марию ведут к королеве.
Сказала старуха:«О боже!
Перед такой красотою
устоять вообще невозможно».
Милорд предлагает руку
и сердце Марии Нуньес,
но, кажется, все посулы,
увы, пропадают втуне.
«Скажи мне, так в чем же дело?
Иль я не богат, не знатен?
Иль есть у меня соперник?
Иль в целом я неприятен?»
«Я вам за честь благодарна,
но я не могу венчаться:
ведь веры иудейской,
в ней гордость моя и счастье.
Скрывали мы нашу веру,
таили в глухом подполье
от инквизиторских козней.
Теперь же стремимся к воле.
Отпустите меня, мой герцог,
ведь нам не судьба быть вместе.
Я не смогу быть счастливой
будучи Вашей невестой».

И с грустью простился герцог
с прекрасной Марией Нуньес,
что поплыла в Нидерланды,
а в Англию не вернулась.

Май 2001 г.




МОНОЛОГ ГОЛЕМА

Я Голем.
Я голос, запекшийся в глине.
Я горло, бессмысленно-лишнее, имя
И возглас
От боли, от горя прогорклый.
Я неизреченность, увы, обреченность
Глагола.

Я голым пришел.
Ухожу тоже гол.
То воля раввина
И звезд произвол.
Бессилье орудья
И гордость подошвы.
Такой же, как вы:
Ни плохой, ни хороший.

Из слез, из молитв,
Из предсмертного хрипа
Был создан,
Чтоб вас уберечь.
Но кто защитит от грозящего лиха?
Мне – смерть.


ХАСИДСКИЕ МОТИВЫ

1

Знатен Адам Чарторыйский.
Богатство князя несметно.
Но нет наследника в доме:
печально княжее сердце.

В каморку к бедному равви,
хасиду, маггиду из Кожниц,
спускается князь однажды
брезгливо и осторожно.

«Я знаю, зачем пришел ты.
Буду молиться за сына.
Главное, чтоб надежды
не теряла княгиня».

И вот благовест колокольный:
рождается сын у князя.
Сердце его ликует,
к хасидам полно приязни.

Брат же князя Адама
смеется над суеверьем:
«Пойдем к твоему хасиду
и силу его проверим».

«Здорово, седобородый!
Мой сын захворал как будто.
Молись за него, чтоб скорее
он выздоровел, Иуда».

Но очи хасид потупил.
Молчанье его сковало.
«Чего ж ты, молиться не хочешь?
Иль злотых тебе не достало?»

Надтреснутый голос старца
мрачно изрек на идиш:
«К сыну поторопись ты.
Может, в живых увидишь».

Смеется Адамов братец,
садясь в экипаж солидный.
«У сына простая простуда.
Мошенник жид очевидный»

Молчал Адам всю дорогу,
нелегким чувством подранен,
и лишь у себя на пороге
узнал, что скончался племянник.


2

Бедный, бедный Зуся!
Жена его не здорова.
В лохмотьях бегают дети,
и пала внезапно корова.
Но Зуся сказал молитву,
а может, пихнул корову:
«Вставай, нас дожна кормить ты» -
и корова доится снова.

Воры приходят к Зусе
и тащат последние вещи.
Молчит хасид. Его сердце
лишь перед Богом трепещет.
Когда ж за кувшин схватились,
то Зуся выскочил сразу:
«Не троньте кувшин, прошу Вас.
Пил из него заразный.
А все остальное возьмите.
Мне деньги мешают молиться».
Ушли без добычи воры.
Недоуменье на лицах.

Молитву возносит Зуся:
«О Боже, люблю тебя я.
Но нет в душе моей страха.
Я богобоязни не знаю».
Долго был опечален цадик.
Но, гляди-ка, чудо какое!
Под кровать он забился от страха.
Трясет его Божьею волей.
Снова молится Зуся,
от ужаса дыбом рубаха:
«Верни мне любовь, как прежде!
Я умираю от страха».
Вернулось спокойствие к Зусе.
Он спит, блаженно вздыхая.
Пророк Илия улыбнулся:
«Да будет вечен Израиль!»



ВОПРОС

Как он выжил, этот предок,
избежав (никак не мало!)
ассирийскую жестокость,
ярость Тиглатпаласара?
Как гоненья Вавилона
вынес, римские галеры,
антиоховы расправы,
эпидемии холеры,
и неистовство зилотов,
крестоносные походы,
нищету, скитанья, голод,
реймского собора своды,
инквизицию, погромы,
черносотенцев, гестапо?
Мой живучий ловкий предок,
подаривший маму с папой...

2004 г.



ЕВРЕЙСКАЯ БАЛЛАДА

То было дело при царе
на Первой Мировой.
Служил исправно Гершеле,
любимец полоковой.
За анекдотом анекдот
один другого лучше.
И даже вши окопные
свои вострили уши.
А уж какой он был храбрец!
Сражался, словно бешеный.
Георгиевский кавалер,
крестами весь увешенный.
Затеян бой очередной,
и штык вступил в атаку,
которым храбрый Гершеле
пронзает австрияка.
Бессмысленнейшим взором
он в небо поглядел
и, падая на землю,
вскричал: “Шма Исроэл!”
Услышав это, Гершеле
как впал в оцепенение!
Все отошло на задний план:
Россия, царь, сражение.
Три дня, три ночи он не ел.
Один с холодным месяцем,
холодным небом и землей
и, наконец, повесился.

Хоть жанр баллады устарел,
но в меру слабых сил
позволил мне вам рассказать
не сказочку, а быль.
15 апреля 1999 г.

* «Шма Исроэл» («Слушай, Израиль!» - провозглашение единственного Бога, служащее у евреев высшим выражением принятия основного принципа иудаизма. Эта формула является первым стихом текста с тем же названием, входящим в литургию утренней и вечерней молитвы» Краткая еврейская энциклопедия, Иерусалим, 1992 г.


ЦЫГАНСКАЯ БАЛЛАДА

Полу Полански, мужественному человеку,
плывущему против течения.


Я была красива. Теперь стара.
Я живу в Нью-Джерси. Увы, дыра.
Проколола шину.
На обочину съехала. Помощи жду.
Дождалась наконец-то. Гляжу, идут.
Все мужчины.

Их движенья, дерзкий зубов оскал,
смуглый облик весь... Налетает шквал
с тишины, заметьте.
“Не цыгане ль вы?” - я спросила их.
“Если против, звоните - пришлют других.
Мы - цыганок дети”.

“Нет, не против. Даже напротив. Я..
Заберите машину себе... Меня
довезите только...”
“Что такое? И чем “Тойота” плоха?”
“Не плоха она вовсе. Нова. Лиха.
Но не жаль нисколько.

Потому что меня в сорок третьем мать,
отправляясь в печь, смогла отдать
молодой цыганке.
Под цыганской юбкой, зверьком вцепясь,
в ее ноги, в жизнь, я познала грязь
мясорубки адской.

Умерла цыганка, а я жива.
Поседела старая голова
в срок мой жизни длинный.
Каждым вздохом, каждым глотком бытия
я обязана двум матерям. И я...
Мне не жаль машины».

20 ноября 1998 г.


ДЕТИ БОРО ПАРКА

Дети Боро Парка:
пейсы и ярмолки.
Мне при встрече с вами
радостно и горько.
Отчего смятенье
и моя вина ли,
что у нас насильно
прошлое забрали?
Пухленькие дети,
бойкие матроны,
строгие раввины –
малый мир, огромный
выстраданной веры,
терпкого упорства,
древних ритуалов,
тихого геройства.
На меня глядите,
как на часть пейзажа.
Чувств несовпаденье
унижает даже.
Но при всем желаньи-
с вами мне не слиться,
словно падший ангел
и вне стаи птица.
Я душою с вами,
внешне же – чужая.
Наша неслиянность –
травма роковая.

2004 г.



МЕСТЕЧКО

Все мы вышли из местечка -
от молочников до марксов.
В нас живет оно навечно.
Ну и незачем ломаться!
Узнаю я в программисте
интонации дедовьи.
Даже сходен образ мыслей:
духа странствие иль крови?
Даже нобелевский гений
внешне мне напомнил дядю,
кто Вертинским увлекался,
а с Прокофьевым не ладил.
Это я к тому сказала
(может, мысль и примитивна) -
все мы вышли из местечка,
хоть кому-то и противно.
Да, мы вышли из местечек,
истребленных злобой лютой,
но во мне стучит их пепел
ежедневно, поминутно.
И в джинсовом облаченьи,
и в хасидском лапсердаке
дух скрывается библейский,
как хлеба в растущем злаке.
Это прошлое так близко.
Право, лишь доверься слуху -
и услышишь голос мглистый
про войну и про разлуку,
и про ненависть тиранов,
что истории не внове,
про бессилье вражьих станов
гордость сокрушить жидовью,
и наивное лукавство
торгашей и фантазеров,
шаг над крышами шагалов
и свеча над ветхой Торой.
А проклятия, а ссоры!
Позавидовал бы Гоголь:
“Ах ты, рыбья холера,
помесь мерина с оглоблей!”

Где же ты, мое местечко?
Нет, как не бывало в мире.
Но приносит дочь из школы
то, что мы не проходили.
Говорливое местечко!
Хоть ты кануло в столетьях,
но осталось в нашем сердце
да еще, надеюсь, в детях...



ДВЕ ВАРИАЦИИ НА ЗАДАННУЮ ТЕМУ

«...британской музы небылицы»
А.С. Пушкин

1

«Британской музы небылицы»
померкнут пред невзрачным Джоном,
владельцем чистенького дома,
родней белесой, что плодится

и заселяет полушарья
организованным потомством,
парлaментом и скопидомством,
обилием в домашнем баре,

и трудолюбием на зависть,
и уваженьем к оппоненту.
Немаловажные моменты,
могла бы к перечню добавить

(что красят облик анклосакса).
Я восхищения не скрою
культурой важной, но чужою,
блестящей бицепсом Аякса.

Но я горжусь иным наследьем:
моим народом беспокойным,
его прародиною знойной,
зажатой меж врагов-соседей,

Один, один изгоем гордым
будь то ли Темза, то ли Волга.
Я с чувством горестного долга
бреду тропой его истории.

Откуда это чувство связи –
я вряд ли объяснить сумею.
Космополиту и злодею
сия причуда – безобразие.

Старуха Клио приторочила
к непостижимому исходу –
пути родного мне народа
до горизонта-многоточия...

2

Британской музы небылицы,
признаться, безразличны мне.
Копаться в чуждой старине,
глядеть в застывшие глазницы
кумиров прежних и певцов,
прославленных искусной кистью –
к чему, зачем? Когда излиться,
почувствовать себя творцом
и сохранить любимых лица
нужнее мне в конце концов.