Мирон Я. Амусья: Выбор цели

[Архивариус]

Прислано в редакцию
Мирон Я. Амусья,
профессор физики

Выбор цели
(Почему интересно, полезно и выгодно быть учёным вообще и физиком – в особенности)

«Вы совсем как Гуру», - сказал мне предложивший написать эту заметку. «А я и есть почти Гуру. Так что noblesse oblige» - прочёл он в ответ.
Из личной переписки

Году этак в двухтысячном руководство института физики им. Джулио Ракá при Еврейском Университете в Иерусалиме решило ознакомить выпускников средней школы с деятельностью сотрудников своего учреждения. Цель была простая – привлечь новых студентов. Профессорам было предложено заявить тему, отражающую область их занятий, и сделать на эту тему двадцатиминутное, понятное и интересное школьникам сообщение. Я заявил две темы: «Атомная физика вчера, сегодня и завтра» и ту, что вынесена в заголовок заметки. Руководство, однако, на две не согласилось и выбрало первую.
Я решил схитрить, поскольку хотел рассказать и то, и другое. Поэтому, закончив первое сообщение, принятое, на мой взгляд, с умеренным интересом, спросил аудиторию этак в сотню школьников, хотят ли они прослушать нечто более общее - про выбор цели. Поскольку выступал последним, время занимал не у других профессоров – агитаторов, а у наших жертв – агитируемых. Они с неожиданным энтузиазмом дали мне ещё двадцать минут, и внимание к этому сообщению было очевидно большее.
Однако позднее просьб такого рода от дирекции не поступало. Лекция «Атомная физика вчера, сегодня и завтра» превратилась в ежегодный факультативный курс, сохраняющий название, но следующий за развитием этой области знаний. Вторая лекция была забыта. Но я уже пришёл к тому возрасту, когда уместно для себя, да и других, ответить на вопрос – доволен ли ты своим давнишним выбором пути и как бы себя повёл сейчас, будь возможность «начать сначала». Сама подобная постановка вопроса, пожалуй, надумана, несколько напоминая моё детское увлечение гаданием о том, что было бы, имей слабая сторона при Фермопилах пулемёты. И, тем не менее, опыт накоплен, выбор можно проанализировать и задним числом обосновать, чему и посвящена настоящая заметка.
Это уместно, тем более, что я могу проследить, что дал данный выбор цели, когда, повторяя поэта, «состав на скользком склоне от рельс колёса оторвал». Здесь я имею в виду распад Советского Союза, слом его политико-экономической системы, неизбежную переоценку ценностей и смену в значительной мере всего уклада жизни. Поэтому опыт собственный и коллег позволяет судить о том, насколько выбор цели оказался удачен с точки зрения сильнейшего потрясения воистину глобального масштаба.
С другой стороны, возникает естественный вопрос: а имею ли я моральное право давать советы или учить других уму-разуму? В какой мере то, что я представляю собой сегодня, есть хоть какое-то достижение вообще? Ведь я не миллиардер, да и не миллионер, к тому же не Нобелевский лауреат. И ещё много всяких «не» можно уверенно поставить перед моей фамилией и именем. И, тем не менее, ведь не только «пятизвёздочная», притом вовсе не в коньячном смысле слова, жизнь представляет интерес. Даже трёх, а, тем более, и «четырёхзвёздочная» может представлять интерес как модель для подражания.
Поэтому позволю себе, имея в виду всякие «мне кажется и «с моей точки зрения», перейти к делу, приведя аргументы, поясняющие и доказывающие вынесенное в заголовок утверждение. Моим адресатом считаю способного, просто или очень, человека, заинтересованного в удачном выборе пути, который готов, по крайней мере, задуматься – как сделать так, чтобы потом «не жёг позор за бесцельно прожитые годы», уважающего независимость и ценящего личную свободу. Я адресуюсь к людям, в дополнение к сказанному, смолоду имеющим отвращение к жульничеству и лакейству как основным средствам достижения успеха.
Есть распространённая и почти извечная, но, на мой взгляд, неверная мудрость, переформулированная поэтом: «Все работы хороши, выбирай на вкус». Огромное количество неудовлетворённых людей показывает – либо что-то не так у них со вкусом, либо не все работы хороши.
Замечу также, что едва ли уместно поучать людей, обладающих большим талантом – в науке и искусстве ли, в спорте или ином деле. Будущие гении или считающие себя таковыми не найдут здесь ничего интересного. Не адресуюсь я и тем, чья цель - в первую очередь изящная жизнь и деньги как основное средство её достижения. Не мои адресаты и те, чья жизненная программа сводится к принципу «грудь в крестах или голова в кустах». И дело не только в неэтичности учить тех, кто имеют в нужном направлении то, чего не имеешь ты. Дело в непрактичности этого занятия, поскольку большие таланты найдут дорогу сами, двигаясь по зову призвания как электрон – по направлению электрического поля притяжения.
Я твёрдо решил заниматься физикой довольно рано. Произошло это в 1945-46, под влиянием информации о взрывах атомных бомб в Хиросиме и Нагасаки. Книга И. М. Корсунского «Атомное ядро», вышедшая в 1949, стала настольной. Я активно участвовал в городских олимпиадах по физике, был победителем и твёрдо намеревался поступать на физфак Ленинградского университета. Примерно в 1950 я прочитал, и, как мне показалось, понял книгу Я. И. Френкеля «Освобождение внутриатомной энергии». Простота изложения, понятные, образные мысли пленили меня. В своих мечтах я уже работал с Френкелем, смело продолжал, развивал, улучшал …
Немало способствовало моей концентрации на науке и рано обнаруженная неспособность ни к спорту (здесь просто была анти - способность), ни к какому либо виду творчества – музыке, литературе, искусству. Направление в политику, которой я стал интересоваться также рано, надёжно перекрыла моя национальность, что я осознал сразу с возникновением интереса. А занятия наукой имели чёткую перспективу типа «синицы в руки», и ей жизнь мешала сравнительно мало.
Давно убедился я, что наука - место, где может успешно работать и треугольник на широком основании – по схеме, приписываемой Ландау. Напомню, что эта схема предполагает существование четырёх типов людей, определяемых простыми фигурами:


Длина верхней линии определяет силу того, чем и как думаешь, а нижней – на чем и сколь долго сидишь. Группа а) наиболее продуктивна в науке. К ней относятся самые выдающиеся её представители. Группа б) – генераторы ярких идей – с мощным разумом, но малой способностью терпеливо развивать эти идеи. Без них наука немыслима. Главные разработчики идут из Группы в). Именно они дают идеям необходимое развитие. «Ромбы», люди мелкого ума и зада, науке противопоказаны, и она их попытается от себя оттолкнуть. Примечательно, что даже такой требовательный к способностям научных работников человек, как Ландау, понимал важность прочно сидящих «треугольников». Желающему заняться наукой полезно решить, кто он в этой схеме. Разумно в оценке полагаться во многом на себя, а не, например, школьных учителей. Во всяком случае, прислушивайся я к их оценкам, включая и преподавателя физики – быть бы мне навсегда дворником.
Наиболее разумно отнести себя и воспитывать в себе черты группы в). Если острие вверху по ходу жизни окажется достаточно длинной линией – будет подарок судьбы, но расчёт на это – опасен. Правда, помню, как сказал одному своему ученику : «Вы, конечно, не Эйнштейн», имея в виду, что в противном случае он ко мне не пришёл бы. А ученик обиделся, о чём сам мне поведал через много лет.
Конечно, можно слышать и такое мнение, будто у каждого солдата должен быть в ранце маршальский жезл. Ну, если не жезл, то хоть что-то должно там бренчать. Солдатом не был, но ложное бренчание в науке отвлекает от дела. В то же время, честолюбие очень важно для научного работника, и подавлять в себе его ни в коем случае не нужно. В молодости завышенная самооценка естественна. Однако чрезмерная самооценка обычно болезненна. Здесь нужно самому умело регулировать баланс. Сохранённая до старости, чрезмерная самооценка делает человека смешным, при том он завершает жизненный переход без того былого величия, которое имеется в виду в формуле «от великого до смешного всего один шаг». Жизнь – хороший доктор, если ей не мешать, и она успешно лечит болезнь завышенной самооценки.
Занятия физикой доставляли мне удовольствие с самого начала, постепенно занимая всё больше времени. Было интересно и грело самолюбие: занятия почти сразу будто приобщили к клубу избранных. В физике было определённое понятие правды, обоснованности утверждения, проверяемого расчётом и опытом . Почти с самого начала этих занятий я ощутил, что физика опирается на иные авторитеты, нежели политика или ежедневная жизнь. В ней не было необходимости, да и места для постоянного произнесения уже тогда мне мерзкого имени «вождя всех народов». Даже в 1953, на занятиях по основам марксизма – ленинизма я мог целый час, без оргвыводов, прилюдно спорить с преподавателем о том, кто же вывел физику из кризиса на рубеже 19 – 20 веков – Ленин с его неисчерпаемостью электрона, как и атома, или Эйнштейн с введением относительности пространства-времени.
Мы разошлись во мнениях с доцентом Семёновым, верившим в силу философского изучения природы. Мне же философия тогда, как, впрочем, и сейчас, казалась просто болтовнёй, да ещё отягощённой необходимостью клясться в верности «вечно живому учению». Я понимал, что почти любой род интеллигентных занятий толкнёт меня в это болото пустословия, в необходимость, пусть даже во введениях к статьям и диссертациям, отмечать важнейшую роль «самого передового учения», последнего (если бы на самом деле так!) съезда партии или выступления очередного вождя. В физике, особенно теоретической, выбор в пользу которой я сделал довольно быстро , привлекала возможность отгородиться от других, из иных профсоюзов, надёжной стенкой – языком формул.
«Забор» действовал и действует безотказно, охраняя область от вмешательства дилетантов. Ведь на изучение этого языка уходят годы работы, да и приходится заботиться о сохранении и развитии этой своеобразной лингвистики. Но поверьте, чистота и закрытость для посторонних твоей делянки, своего рода «посторонним вход воспрещён», того стоит. В формулах неспециалист не разберётся, и судьба научного работника гораздо лучше, чем педагога и врача, а, тем более, политика, работающих в областях, где буквально все – специалисты.
При утверждении правильности выбора для меня с самого начала бола важна та роль, которую играет выбранная специальность в жизни общества. Физика и здесь не обманула, определив техническую и военную революции. Именно ядерное оружие предотвратило на более чем полвека отсутствие третьей мировой войны в старом понимании этого слова, т. е. столкновения, по кровопролитию на порядок превосходящего вторую мировую войну. Приятно сознавать, что и сейчас создаваемое физикой – крайне важно для современных химии, биологии и медицины, а также завтрашней техники.
Для меня было и осталось важным, что профессиональные занятия не только не требуют, но просто отвергают враньё . Не надо, даже попросту невозможно врать, подобно тому, как столь часто делает это журналист, врать и угождать вышестоящему, как профессионально приходится поступать занимающемуся политикой.
Успешная работа в науке требует правильного выбора сложности рассматриваемой задачи – она не должна быть слишком простой, ниже твоих возможностей. Ни в коем случае она не должна быть и гораздо выше возможностей, если не хочешь оказаться в малоприятной позиции «непризнанного гения». Полезно помнить, что «меч Ахилла под силу лишь Аяксам и Одиссеям». Попросту говоря, не «улучшай» Эйнштейна и не придумывай новое уравнение вместо уже придуманного Шредингером. Требуется тщательный баланс между крайними возможностями «первого парня (или девушки) на деревне» и «непризнанного гения».
Конечно, наука занимает всё время, требует больших усилий. Нелегко следовать совету, полученному одним из моих коллег:

«Над листочком бумаги белой
По ночам ты, мой друг, не зевай.
И увлёкшись твердым телом,
Ты про мягкое не забывай!» .

Довольно быстро, однако, удовольствие, получаемое от занятий, перекрывает огорчения, связанные с отказом от «балдения», при котором просто нельзя вспомнить, на что ушло время. В результате усилия входят в привычку, становятся элементом свободы, той самой, которую когдатошний классик обозвал «осознанной необходимостью». Примечательно, что едва начав заниматься наукой, читать биографии великих, я был поражён широкой разносторонностью способностей и талантов этих людей. Включая и окружающих. Это питает зависть, но параллельно даёт толчок к развитию в попытке, подчас нереализуемой, быть, «как другие».
Если положить на одну чашу весов многочасовую, без праздников и выходных, рабочую жизнь, а на другую – по существу полную свободу, пожизненное отсутствие начальника и указаний, что и как делать, т. е. свободу, я считаю, что, выбрав подобный путь, очень выиграл. Сколько времени и сил, метаний в разные стороны, ушло у А. Галича, пока он позволил себе написать:
«Я выбираю свободу
Быть просто самим собой.

И это моя Свобода,
Нужны ли слова ясней?!»

А занятия физикой давали это ощущения почти сразу...
На тему данной заметки можно написать ещё много. Позволю сформулировать утверждения.
Итак, чем интересна была для меня с самого начала (и осталась по сей день) работа:
1. Она понуждала меня и давала возможность быть в курсе новейших достижений науки, а, следовательно, и всего человечества. Причём нередко оказывалось, что авторы этих достижений - хорошо знакомые мне люди, что усиливало фактор причастности или даже соучастия.
2. Она позволяла и заставляла разбираться в фундаментальных законах природы и осваивать наиболее универсальные подходы и методы исследований, что обеспечивает при необходимости сравнительно лёгкий переход от одной области работ к другой.
3. Она приводила к тому, что всегда был окружён людьми глубоко и широко образованными, оригинально мыслящими. Это нередко задевает самолюбие, лишает простой возможности быть «первым парнем на деревне», но и поощряет старание быть не хуже других, не «последним в городе», а то и подхлёстывает азарт стать в чём-то лучше других. Окружающие люди отличались относительно высоким моральным уровнем – в сравнении с практически любой другой профессиональной выборкой, которую мог наблюдать.
4. Работа связывала и связывает с международным сообществом, что даёт огромные психологические преимущества. Ведь «международная известность» звучит не так плохо, не правда ли? К тому же она весьма полезна, когда возникает желание путешествовать.
5. Работа требует совмещения преподавательской и исследовательской активностей, вместе создающих основу, которая в принципе позволяет легко менять направление деятельности, а тем более, позволяет обсуждать происходящее в совершенно иных областях, освобождая, в то же время, от комплекса «пикейного жилета».
6. Работа приводит к тесным личным отношениям со многими людьми, образует и укрепляет личные связи, не превращая, однако, сообщество в некую шайку, поскольку связь построена в основном не на «ты мне – я тебе», а на попытках установить некоторую научную истину, независимую от прямых личных интересов людей данного круга. Разумеется, из этого правила есть исключения, ситуации, когда группы научных работников объединяет желание получить финансирование своей работы, воплощения и проверки замысла, который поначалу они считали правильным, а по мере осознания того, что «король гол», продолжают деятельность уже как жулики. Но и действуя так, они всегда понимают, что выяснение истины неизбежно, поскольку просто невозможно «управлять» разбросанным по всему миру коллегами, и заставлять всех врать.
7. Работа позволяет стоять в стороне от власти, даже диктаторской, не одобряя идеологии, тебе неприятной, и, тем не менее, иметь нормальное материальное обеспечение, позволяя кое-что оставить детям и внукам, кроме доброго имени.
Почему я считаю занятие наукой полезным и удобным (лично для работника):
1. Наука и образование нужны обществу, а потому занятие этим даёт постоянное ощущение приобщённости к важному и полезному делу.
2. Почти по всему миру для научных сотрудников есть так называемые саббатикалы – годичные отпуска с хорошей оплатой, позволяющие за время карьеры провести этак шесть – семь лет за рубежом за счёт своего учреждения. Вкупе с поездками на конференции, это создаёт хорошее знакомство с миром, расширяя заметно определение науки, данное академиком Арцимовичем как занятия, позволяющего «удовлетворять личное любопытство за общественный счёт».
3. Работа обеспечивает разумно гладкий и спокойный переход от одного возраста к другому и смену основного занятия в процессе старения. Так, обычно начинаешь с преимущественно исследовательской (в молодости) работы, а кончаешь в основном преподавательской – к концу карьеры.
4. Постоянный приток молодёжи и регулярное обновление смены занятий поддерживает ощущение молодости, длящейся весьма долго.
5. Работа даёт значительную, а иногда, и полную свободу в выборе конкретного направления деятельности – почти с самого начала и до её конца. Зависимость тем меньше, чем проще и дешевле необходимое для работы оборудование.
6. Занятия наукой предполагают независимость, обеспечиваемую почти по всему миру почитаемой академической свободой, понимаемой и как право Университетов в широких пределах самим устанавливать режим и направление трат поступающих ресурсов, так и право исследователя выбирать объект работы по своему усмотрению.
Почему заниматься наукой материально выгодно:
1. Доход, как правило, разумно велик, весьма стабилен, непрерывно повышается, поскольку образование и исследование есть и будут всегда.
2. Существуют, начиная с некоторого возраста, перманентные, так называемые – теньюр, позиции.
3. Имеется разумное по организации и достойное по величине пенсионное обеспечение.
Очень важный аспект в смысле ощущения независимости – это взаимоотношение с властью. В отличие от других видов творческой деятельности (а наука, несомненно, есть вид творческой деятельности), в общем, почти ненужных власти как независимый объект, но лишь для своего удовольствия и пропаганды, наука нужна власти для своего поддержания, для силы. Науке же власть не нужна, она нуждается лишь в порядке и стабильности . Как говаривал Ландау, «власть как желудок – хороша, когда не замечаешь её работы». Это позволяет научным работникам в большой мере дистанцироваться от власти.
В целом, научная должность великолепна для способного и талантливого, амбициозного и заинтересованного в вечных, непреходящих ценностях человека.
Впечатляющим примером достоинств занятий наукой даёт Россия после начала реформ конца восьмидесятых прошлого века, да и всего времени позднейших «революционных» преобразований, где фактически только относительно хорошие учёные сумели выжить и сохранить в то же время себя как личности, не меняя при этом свою область занятий. Опыт моих коллег и собственный пример тому иллюстрация. Так, к началу перестройки я имел несколько десятков нереализованных приглашений, использование которых избавило меня и от материальных трудностей, и от необходимости менять амплуа. В сходном положении оказались и мои ученики, работающие сейчас по всему миру, или совмещающие работу в России с длительными командировками.
Интернациональный характер науки обеспечил возможность работать за границей, не сталкиваясь со сложной языковой проблемой, получать помощь из-за рубежа за работу, а не в положении поберушки. Справедливости ради, отмечу, что ряд научных работников, пошедших в бизнес, преуспели и там, стали просто или очень богатыми, но потеряли достоинства научной позиции. Научные знания, способности, стиль мышления помогли успешной работе в новой области, дали возможность стать богатыми, но стёрли при этом разницу между собой и обычными, пусть и крупными, жуликами и авантюристами.
Ещё раз отмечу - это замечательное и уникальное достижение – всего несколько лет усилий, правда превратившихся в пожизненную привычку, и после этого – никогда не надо бояться опоздать на работу, поскольку её начало определяешь сам. Никогда не надо ютиться внизу, у проходной, в ожидании её открытия «на выход», поскольку время ухода определяешь сам. Никогда в связи с работой я не был жертвой «часов пик», не жался и тискался с другими в битком набитом общественном транспорте и не торчал в пробках утром «туда» и вечером «обратно» в своей машине. А сколь многого стоит самое отсутствие начальника, от чего не страдаю все пятьдесят лет своей трудовой жизни!
Нет, конечно, я где-то числился, в чьей-то группе, секторе, институте состоял и состою. Даже один раз в жизни спросил у меня заместитель директора Физико-Технического института им. А. Ф. Иоффе: «А вы давали своему начальнику прочитать свою работу? Чтобы он, как руководитель, сделал свои замечания». Очевидно, выражение лица ответило на повисший вопрос. Я бы упал от смеха, не прозвучи вопрос в тесной кабине лифта. Но ещё долго меня душил смех, когда вопрос вспоминался.
Недавно родственник спросил меня, так кто же даёт мне задания, принимает, проверяет и оценивает исполнение? Простое «никто» было встречено недоверием и не убеждало. А ведь и вправду – никто. Этим наука и уникальна как род деятельности для необязательно талантливого человека. Она даёт, и это не прихоть её организаторов и финансистов, а для них суровая необходимость – свободу. Без предоставления этой свободы сравнительно многим, разумеется – не всем – научным работникам – наука как источник знаний и технического, медицинского и т.п. прогресса просто исчезнет. А страна, в которой это произойдёт, будет не технологической державой, а чем-то вроде Зимбабве.
Нет, не ошибся я в своём выборе этак шестьдесят лет сему назад. Чего желаю и вам, уважаемые читатели. Попробуйте, проверьте, и сообщите мне о своих впечатлениях и выводах в подходящий момент – лет через двадцать – тридцать!

Иерусалим

Примечания.
Хотя научная карьера даёт примеры, пусть и краткосрочные, такой жизни – своего рода экскурсии в неё – когда посещаешь большие конференции по специальности, которые нередко проводят в особо хороших гостиницах, консультируешь фирмы и т.п., получаешь стоящие международные премии.
У меня двадцать пять научных детей, ставших кандидатами и докторами наук (в советско-российском понимании) и примерно столько же научных внуков.
Тогда ещё не болтался рядом с наукой постмодернизм, пытающийся поставить под сомнение существование научной истины. Подобные идеи вызывают жалость: ведь, как говорил великий Гайзенберг, их носители «занимаются мехами вместо того, чтобы наслаждаться содержащимся в них превосходным вином».
Признаюсь, произошло это вследствие курьёза. Мне поручили намотать соленоид, этакий магнитик, состоящий из ровно тысячи витков тонюсенькой проволоки, уложенных ровно, виток к витку. Уже на витке этак двухсотом, я решил, что буду теоретиком.
Конечно, и в науке, в том числе и физике, встречаются сознательные ошибки, враньё, авантюризм. Но коллеги, как правило, задачу свою видят в том, чтобы проверить сделанное другими, указать на ошибки, редко считаясь с прошлыми авторитетами.
Твёрдое тело – имеется в виду раздел физики. «Мягкое тело» - не раздел физики.
Финансирование науки есть не прихоть власти, но необходимость для неё.