Размышления над переводом. СОСНА И ПАЛЬМА Генриха Гейне

О прекрасном

Moderator: vitakh

Forum rules
На форуме обсуждаются высказывания участников, а не их личные качества. Запрещены любые оскорбительные замечания в адрес участника или его родственников. Лучший способ защиты - не уподобляться!
Post Reply
Эрнст Левин
участник форума
Posts: 33
Joined: Sat Apr 05, 2008 9:52 pm

Размышления над переводом. СОСНА И ПАЛЬМА Генриха Гейне

Post by Эрнст Левин »

Из книги "Декамерон переводчика"
НОВЕЛЛА 5. СОСНА И ПАЛЬМА

Ein Fichtenbaum steht einsam
Im Norden auf kahler Höh'.
Ihn shläfert; mit weißer Decke
Umhüllen ihn Eis und Schnee.

Er träumt von eine Palme,
Die fern im Morgenland
Einsam und schweigend trauert
Auf brennender Felsenwand.

Это маленькое стихотворение Г. Гейне широко известно русским читателям в вольном переводе М.Ю.Лермонтова:

На севере диком стоит одиноко
На голой вершине сосна
И дремлет качаясь, и снегом сыпучим
Одета как ризой она.
И снится ей всё, что в пустыне далёкой -
В том крае, где солнца восход,
Одна и грустна на утёсе горючем
Прекрасная пальма растёт.

Написано красиво, хотя если бы она качалась, а снег был сыпучим, то вся риза давно бы исчезла.
Но дело не в этом. Во-первых, все отмеченные курсивом украшения – добавлены Лермонтовым. Язык Гейне – скупой и лаконичный: ни одного лишнего слова. Во-вторых, в немецком языке для сосны есть два слова: der Fichtenbaum (мужского рода) и die Fichte (женского рода), а по-русски ведь и сосна, и пальма – девицы, что придаёт эротическим снам первой не совсем естественное звучание. В-третьих, без нужды изменён стихотворный размер (впрочем, это допустимо: перевод-то вольный). Но в своём переводе мне хотелось приблизиться к оригиналу, и я все эти красоты убрал.
Получился "почти Гейне", хоть и не так живописно, как у Лермонтова в вольном переводе. Вот подстрочник Генриха Гейне:

Фихтенбаум стоит одиноко
на севере на голой высоте.
Он дремлет; белым одеялом
накрывают его лёд и снег.
Он видит во сне пальму,
что далеко в Утренней Стране
грустит одиноко и молча
на горящей скале.

А вот мой, "невольный", конечно, перевод:

На севере кедр одинокий
На голой вершине стоит.
Он спит, убаюкан метелью,
Снегами и льдами укрыт.
И снится ему, что на юге,
В далёкой и жаркой земле
Грустит одинокая пальма,
На выжженной голой скале.

Вскоре, однако – как и следовало ожидать – оказалось, что не я один такой "вумный" нашёлся. Старик Пётр Вейнберг, на редкость добросовестный переводчик, давным-давно обнаружил у Лермонтова этот лесбийский нюанс" и заменил сосну дубом (пальму оставил – не польстился на тонкую рябину):

На северной голой вершине
Дуб одинокий стоит.
Он дремлет – и льдом, и снегами,
Как саваном белым, покрыт.
И бедному грезится пальма,
Что в дальней восточной земле
Нема, одинока, горюет
На солнцем сожжённой скале.

Перевод Петра Вейнберга оказался почти близнецом моего, и оба они очень близки к оригиналу. У него даже ближе: во-первых, он не выбросил слова schweigend (молча, безмолвно), хотя краткое прилагательное нема, не вполне благозвучно (не лучше ли было бы вместо "нема, одинока" сказать "одна и безмолвна"?). Во-вторых, утренняя страна, Morgenland, – это, по логике, восточная страна, как у него, а не южная, как у меня. Но всё-таки мой перевод мне больше нравится. И вот почему.

1. Не ризой, так саваном – хрен редьки не слаще! Если уж этот дуб покрыт саваном, так он наверняка "дал дуба"! Живой, спящий был бы укрыт (а не покрыт!) чем-нибудь другим, а у покойника какие могут быть эротические сны? Да и слово-то немецкое "Decke" – это просто одеяло, покрывало, скатерть, вообще покрытие. Я бы ещё согласился с периной – известно ведь, что немец обожает под ней спать:
Он дремлет, снегами и льдами
Как белой периной укрыт...

2. И бедному грезится пальма... И с чего же это он такой бедненький? Дремлет себе под периной, бабы снятся...
Мужскую солидарность, что ли, Вейнберг ему выражает?

3. Горюет – гораздо хуже, чем грустит, тоскует или даже кручинится: горюют обычно об утраченном, а не о желаемом, но несбыточном.

4. Формально переводя, гейневский Morgenland и в самом деле надо было бы считать востоком: Так уж по традиции именуют весь этот пальмовый арабский мир (даже Марокко, хотя это географически явный запад). Но по-русски "восток" не звучит! По-русски "страна восходящего солнца" – это Япония, а пальмы и сожжённые солнцем скалы – это "жаркий юг".
А главное – у Гейне в основе антитеза: сосна (дуб, кедр) – и пальма; снега, льды – и выжженная скала; север – и... конечно же, юг, а не восток! Это как раз тот случай, когда точный перевод хуже неточного.
Здесь я не могу удержаться от любимого примера. Прекрасная переводчица Ремарка, ныне покойная Алиса Берман когда-то редактировала "Время жить и время умирать". В одном эпизоде там немецкий солдат-фронтовик жалуется после отпуска, что его жена, прежде весьма дородная, побывав в концлагере, ужасно похудела: "вместо зада две жалкие горошины".
И Алиса твёрдой рукой поправила писателя: вместо "горошины" вписала "фасолины".
Впрочем, и Лермонтов ("в том крае, где солнца восход"), и Вейнберг ("в дальней восточной земле" – звучит почти как "в дальневосточной"!) перевели неправильно: в немецко-русском словаре Morgenland – это не восток, а (Ближний) Восток, который находится к югу и от Германии, и от России.
Post Reply