Что бывало...

Moderator: Ella

Forum rules
На форуме обсуждаются высказывания участников, а не их личные качества. Запрещены любые оскорбительные замечания в адрес участника или его родственников. Лучший способ защиты - не уподобляться!
Post Reply
User avatar
Архивариус
Модератор форума
Posts: 1411
Joined: Thu Feb 21, 2008 5:28 am

Яков Островский. Западные ворота нашей родины

Post by Архивариус »

Прислано в редакцию автором
Яков Островский
Западные ворота нашей родины


Декабрь 1989 года. Заснеженное здание вокзала. На стене у входа табличка: «Чоп – западные ворота нашей Родины».
Ворота узкие. Это понимаешь сразу, входя в вокзальное помещение. Когда еще ничего не понимаешь.
Груженые багажные тележки, чемоданы, баулы. Причудливо извивающиеся очереди. Между всем этим – узкие проходы: протиснуться, поставить, стать. Сесть негде. Поневоле завидуешь «старожилам», осваивающим эту отнюдь не обетованную землю третьи-четвертые сутки, - эти расположились по-барски.
Вот одна из таких семей, отхватившая 4-5 квадратных метров пола. Построив изгородь из чемоданов, сквозь ручки которых продета прочная бельевая веревка, семья роскошествует: пожилая женщина с трясущейся головой и бессмысленными глазами (два инсульта подряд) сидит на табурете, у ног – женщина и мужчина лет тридцати- тридцати пяти, на надувном матрасе под одеялом спит девочка. Табурет и спальное место на семью – чем не роскошь?! Поневоле приходит мысль о перераспределении: раскулачивании, подселении – мало какие мысли приходят в голову советскому человеку, воспитанному на благородных идеях равенства и братства. Но ни сдвинуть самому, ни обратиться к властям – где их здесь найдешь, власти?
Но вот старуха заерзала-заерзала, в бессмысленных глазах признаки беспокойства, изо рта – нечленораздельные звуки. Мычит, ерзает.
- Мама хочет в туалет, - говорит женщина. – Что-то нужно делать – она не перешагнет.
Мужчина оглядывает изгородь и решительно начинает громоздить один чемодан на другой. Изгородь растет вверх, скрывая от посторонних глаз старуху и спящую девочку. Освобождается узкий проход. Женщина и мужчина берут старуху под руки, волокут обмякшее тело. Сначала – в туалет. Потом – в Штаты. Не чемоданы и баулы с нажитым добром, а эта старуха – главная ценность, которую они вывозят: если довезут, не они – она станет их опорой – мир по другую сторону земного шара – наоборотный мир. Понимают ли они это? Не знаю. Я уже понимаю – я только что оттуда, из гостей…
Мы едем в Лос-Анджелес. К друзьям моих друзей. Я с ними не знаком.
- А где он работает? – спрашиваю я.
- Нигде. Он программист. Но сидит дома и разрабатывает программу, которая должна сделать его миллионером. Если получится.
- Жена?
- Ей и дома работы хватает: полупарализованная мать, тетка лет восьмидесяти да он с Димочкой (Димочка – их сын, два года назад окончивший университет).
- Значит, Димочка один тянет?
- Тянет. Только в другую сторону, в Африку. Ему не нравится его специальность (он тоже программист), он решил заняться археологией. Вот он ее и осваивает. Пока – теоретически, сидит дома и осваивает.
Эй, - говорю я, - так на что же они все-таки живут?
- Я же сказал: две старухи. Две старухи – это два пособия плюс плата за уход, которую получает Женя.
- И хватает?
Вопрос повисает в воздухе…
… Нас встречает двухэтажный дом с внутренним двориком, с большой гостиной внизу, с тремя спальнями и кабинетом наверху, с машиной в гараже…
…Старуху привели обратно, усадили. Через минуту- две голова ее свешивается набок – уснула.
Кто-то бежит за кипяточком к поезду – в привокзальном кафе кипятка нет. Вообще, ничего нет, кроме каких-то высохших пряников.
Паровозный кипяточек. Люди на полу вповалку. Я это уже видел. Не в кино, воочию. Я, как тот мальчик поодаль, сидел на каком-то мешке. Не зная, что в это время через западные ворота нашей родины идут и идут немецкие танки. Не понимая, что от них, не видимых, не осязаемых, мы и бежим.
Тогда мы бежали на Восток. Теперь – на Запад.
Исход. Тысячи и тысячи евреев покидают родину. Тысячи и тысячи сидят на чемоданах.
От кого мы бежим теперь?
Как и тогда, - от будущего.
Кто нас гонит?
Как и тогда, - страх.
Не тот, взлелеянный опытом народа, столетиями гонимого, униженного, горстками рассеянного по земле и потому всегда слабого среди сильных, всегда из милости живущего при хозяевах. Не тот, лица не имеющий, что живет в генах. А тот, зримые черты которого все явственней проступают из будущего моей страны – с заостренным от голода оскалом.
Этот угрожающий оскал – в молодчиках из «Памяти», видящих причину всех наших бед в мировом сионистском заговоре. Этот оскал в «Современнике» и « Молодой гвардии», бредящих кознями (и казнями) жидо-масонов, в слухах о грядущих погромах, прокатившихся по стране перед еврейской Пасхой.
Но слухи не подтвердились, «Молодая гвардия» и «Современник» теряют тысячи подписчиков, а «Память», устами безвестных писателей РСФСР призывающая перейти от слов к делу, пока не может собрать критическую массу, необходимую для столь любезного сердцу махрового патриота взрыва.
Так, может, и бояться нечего?
Говорят, факты – упрямая вещь. Но еще упрямей логика. Логика истории и логика масс.
Есть чего бояться. Потому что общество, распадаясь, превращается в толпу. А толпе нужен враг.
И дело здесь не в извечном антисемитизме. Совсем не в антисемитизме дело.
Наталкиваясь на беззаконие и пустые прилавки, человек заряжается энергией ненависти. Энергии нужен выход. Если она не найдет его извне, она обратится внутрь: повысит кровяное давление, обернется неврозом или, того хуже, инсультом, сотрясающими организм стрессами – начнет разрушать человека.
Инстинкт самосохранения заставляет, пусть неосознанно, искать врага. Когда распадается государство, враг становится жизненной необходимостью.
Враг нужен не только низам, враг нужен верхам. Потому что энергия ненависти грозит обратиться против них.
Попытки наскоро слепить чучело врага из подручного материала: объявить виновником всех наших бед Сталина отвлекли только на время: Сталин – призрак, а враг должен быть живым – зримым, осязаемым. Чтобы его можно было преследовать, бить, убить.
Враг должен быть легко отличимым в толпе. Чтобы Мы и Он.
Он должен быть меньшинством.
Лучше всего на эту роль подходит инородец.
Не только потому, что в меньшинстве и легко отличим.
Когда терпят крах идеи социальные, единственное, что может противостоять распаду общества, - идея национальная, идея, замешанная не на любви к ближнему, а на ненависти к дальнему, чужаку. Ибо ничто так не объединяет толпу, как ненависть.
Нужен враг. В этом народ и партия едины.
В Азербайджане он армянин, в Армении – азербайджанец. В России и на Украине единственный кандидат на эту роль, отвечающий всем критериям, устраивающий и народ, и партию, - еврей.
Правда, на Украине в качестве альтернативного кандидата в духе перестройки выдвигается русский – «москаль». Но шансов у него немного: «за» - национальная идея, «против» - не только партийно-государственный верх, но и то, что он, русский, не такое уж меньшинство, с которым легко сладить. Да и «братья» помогут при случае – того и гляди, как бы самим в меньшинстве не остаться.
Остается еврей. И не важно, что не он повинен в пустых прилавках и беззаконии, не он пользуется льготами и привилегиями, не он отоваривается в закрытых распредах, отдыхает на закрытых курортах, не он живет за высоким забором в хоромах, какие вам и не снились, - не он истинный виновник наших бед. Эмоции не нужна истина. Эмоции нужен враг. И лучшей кандидатуры на эту роль не сыскать.
И дело, конечно, не в «Памяти». Если бы она была не нужна, ее давно бы прикрыли – ведь даже для того, чтобы остановить резню в Азербайджане, когда она стала невыгодной верхам (а невыгодной она стала, когда к резне, отвлекающей от политики, прибавилось политическое требование: отделения и присоединения к Ирану), чтобы остановить резню, на которую власти смотрели снисходительно, понадобилось всего несколько дней. Нет, дело не в «Памяти» и иже с ней.
Кризис государства и единство нации требуют жертв. И потому, как утопающий за соломинку, народ готов ухватиться за старый лозунг, услужливо протягиваемый ему сверху: «Бей жидов – спасай Россию!».
Хотя, как показала история, Россию это не спасет.
P. S. Это было написано в начале 90-го года, хотя было понятно, что у нас и думать не моги о публикации, а опубликовать в Штатах, откуда я недавно возвратился и где «Понорама» уже публиковала мои материалы, так переслать было не с кем – последних я провожал в Чопе. Так что было просто выплеском эмоции – в стол, где много уже накопилось. И так и осталось в столе. До сих пор.
И вот, перебирая бумаги, (через 17 лет!) наткнулся. И вдруг подумалось: а ведь не устарело – и сегодня… Говорят, факты – упрямая вещь. Но еще упрямей логика. Логика истории и логика масс.
Post Reply