Твои ресницы сквозь мои
Недвижимо текут -
Из всей тоски, из всей любви
Ресничный контрапункт.
Твой мягко светится висок,
И музыка проста
Для долгих птиц, для беглых строк,
Для снежного куста.
Что зюйд, что норд, что вест, что ост -
Из пламени и тьмы,
Как эта музыка без верст,
Вдоль жизни и зимы.
ЕЛЕНА КРЮКОВА
Forum rules
На форуме обсуждаются высказывания участников, а не их личные качества. Запрещены любые оскорбительные замечания в адрес участника или его родственников. Лучший способ защиты - не уподобляться!
На форуме обсуждаются высказывания участников, а не их личные качества. Запрещены любые оскорбительные замечания в адрес участника или его родственников. Лучший способ защиты - не уподобляться!
ОЛЬГА СЕДАКОВА
Неужели, Мария,
только рамы скрипят
только стекла болят и трепещут?
Если это не сад -
разреши мне назад,
в тишину, где задуманы вещи.
Если это не сад,
если рамы скрипят
оттого, что темней не бывает,
если это не тот заповеданный сад,
где голодные дети у яблонь сидят
и надкушенный плод забывают,
где не видно ветвей,
но дыханье темней
и надежней лекарство ночное...
Я не знаю, Мария, болезни моей,
это сад мой стоит надо мною.
только рамы скрипят
только стекла болят и трепещут?
Если это не сад -
разреши мне назад,
в тишину, где задуманы вещи.
Если это не сад,
если рамы скрипят
оттого, что темней не бывает,
если это не тот заповеданный сад,
где голодные дети у яблонь сидят
и надкушенный плод забывают,
где не видно ветвей,
но дыханье темней
и надежней лекарство ночное...
Я не знаю, Мария, болезни моей,
это сад мой стоит надо мною.
ЕЛЕНА КРЮКОВА
НАРОД
Они шли прямо на меня, и я видала их —
В шинелях серого сукна, в онучах записных,
И в зимних формах — песий мех! — и зрячи, и без глаз —
На сотни газовых атак — всего один приказ! —
Крестьяне с вилами; петух, ты красный мой петух,
На сто спаленных деревень — один горящий Дух!
На сто растоптанных усадьб — один мальчонка, что
В окладе Спаса — хлещет дождь!.. — ховает под пальто... -
Матросы — тельник и бушлат, и ледовитый звон
Зубов о кружку: кончен бал, и кончен бой времен,
И торпедирован корабль, на коем боцман — Бог,
А штурман — нежный Серафим с огнями вместо ног… —
И пацанва, что ела крыс, и девочки, что на
Вокзалах продавали жизнь да дешевей вина;
Они шли рядом — беспризор с винтовкой-десять-пуль
И с волчьей пастью сука-вор, щипач, продажный куль;
И мать, чьи ребра вбились внутрь голодным молотком,
Чей сын остался лишь молитвою под языком;
Все надвигались на меня — кто нищ, кто гол и бос,
Кто без рубахи — на мороз, кто мертвым — под откос,
Кто в офицерьем золотье, в витушках эполет —
На царских рек зеленый лед, крича: «Да будет свет!» —
Неловко падал, как мешок, угрюмо, тяжело,
Кровяня снег, струя с-под век горячее стекло... —
Бок о бок шли — струмент несли обходчики путей,
И бабы шли, как корабли, неся немых детей
В кромешных трюмах белых брюх — навзрыд, белуга, вой,
Реви за трех, живи за двух, бей в землю головой!.. —
В мерлушках, в хромах сапогов, в лаптях и кирзачах,
В намордниках от комаров, в фуфайках на плечах,
В болотниках и кителях, в папахах набекрень —
За валом — вал, за рядом — ряд, за ночью — белый день,
Все шли и шли, все на меня, сметя с лица земли
Игрушки жалкие, и сны, и пляски все мои;
И я узрела мой народ — я, лишь плясун-юрод,
Я, лишь отверженный урод, раскрыв для крика рот,
А крика было не слыхать, меня волна смела,
Вогналась длань по рукоять, свеча до дна сожгла,
Толпа подмяла под себя, пройдяся по крылам,
И перья хрустнули в снегу, и надломился храм,
Мне в спину голая ступня впечаталась огнем,
И ребра в землю проросли, и кровь лилась вином,
И стала кость от кости я, от плоти стала плоть,
И стала в голодуху я голодному — ломоть,
И кто такая — поняла, и кто такие — мы,
И кто за нами вслед идет из сумасшедшей тьмы.
Они шли прямо на меня, и я видала их —
В шинелях серого сукна, в онучах записных,
И в зимних формах — песий мех! — и зрячи, и без глаз —
На сотни газовых атак — всего один приказ! —
Крестьяне с вилами; петух, ты красный мой петух,
На сто спаленных деревень — один горящий Дух!
На сто растоптанных усадьб — один мальчонка, что
В окладе Спаса — хлещет дождь!.. — ховает под пальто... -
Матросы — тельник и бушлат, и ледовитый звон
Зубов о кружку: кончен бал, и кончен бой времен,
И торпедирован корабль, на коем боцман — Бог,
А штурман — нежный Серафим с огнями вместо ног… —
И пацанва, что ела крыс, и девочки, что на
Вокзалах продавали жизнь да дешевей вина;
Они шли рядом — беспризор с винтовкой-десять-пуль
И с волчьей пастью сука-вор, щипач, продажный куль;
И мать, чьи ребра вбились внутрь голодным молотком,
Чей сын остался лишь молитвою под языком;
Все надвигались на меня — кто нищ, кто гол и бос,
Кто без рубахи — на мороз, кто мертвым — под откос,
Кто в офицерьем золотье, в витушках эполет —
На царских рек зеленый лед, крича: «Да будет свет!» —
Неловко падал, как мешок, угрюмо, тяжело,
Кровяня снег, струя с-под век горячее стекло... —
Бок о бок шли — струмент несли обходчики путей,
И бабы шли, как корабли, неся немых детей
В кромешных трюмах белых брюх — навзрыд, белуга, вой,
Реви за трех, живи за двух, бей в землю головой!.. —
В мерлушках, в хромах сапогов, в лаптях и кирзачах,
В намордниках от комаров, в фуфайках на плечах,
В болотниках и кителях, в папахах набекрень —
За валом — вал, за рядом — ряд, за ночью — белый день,
Все шли и шли, все на меня, сметя с лица земли
Игрушки жалкие, и сны, и пляски все мои;
И я узрела мой народ — я, лишь плясун-юрод,
Я, лишь отверженный урод, раскрыв для крика рот,
А крика было не слыхать, меня волна смела,
Вогналась длань по рукоять, свеча до дна сожгла,
Толпа подмяла под себя, пройдяся по крылам,
И перья хрустнули в снегу, и надломился храм,
Мне в спину голая ступня впечаталась огнем,
И ребра в землю проросли, и кровь лилась вином,
И стала кость от кости я, от плоти стала плоть,
И стала в голодуху я голодному — ломоть,
И кто такая — поняла, и кто такие — мы,
И кто за нами вслед идет из сумасшедшей тьмы.