Человек первого часа

Часть первая

Признаюсь, вначале я обратил внимание на его фамилию под фотографией. Точнее, на свою фамилию, потому что наши фамилии звучат одинаково. Позднее, по мере того, как я находил и читал книги, статьи, архивные материалы о Хорсте Берковиче, сильнее становилось мое восхищение его удивительной жизненной силой, позволившей ему с достоинством перенести такие испытания и трудности, которых с избытком хватило бы на несколько человеческих жизней.

В тот день, когда я впервые оказался в маленькой капелле на старом еврейском кладбище почти в центре Ганновера, я ничего не знал ни о Хорсте Берковиче, ни о других членах этой большой ганноверской семьи. Трудами историка и писателя Петера Шульце в капелле была развернута небольшая экспозиция на тему "История евреев в Ганновере". На одном из стендов я увидел две фотографии Хорста Берковича - на первой он был запечатлен юношей, почти мальчиком, в военной форме солдата первой мировой войны, на второй - улыбающимся пожилым человеком в странном головном уборе, напоминающем шлем танкиста.

Не знаю, свойственно ли это всем людям, но я часто в различных списках людей ищу своих однофамильцев. И часто их нахожу, благо моя фамилия достаточно распространена на всех континентах. Естественно, много однофамильцев в Израиле, где в различных городах есть улицы в честь Берковича - одного из "отцов-основателей" государства, а у болельщиков эта фамилия на слуху, так как ее носят форварды национальных сборных по футболу и баскетболу. В Германии сейчас проживают, если верить телефонным справочникам, более ста пятидесяти семей с такой фамилией, а в Америке их число на порядок больше. Но я был сильно удивлен, когда нашел в сравнительно небольшом немецком Ганновере улицу имени Берковича. На установленном у оперного театра памятнике погибшим в годы фашизма ганноверским евреям фамилия Беркович встречается шесть раз среди нескольких тысяч других фамилий.

Теперь я знаю, что эти ганноверские Берковичи - члены одной семьи.

Семья Берковичей перехала в Ганновер из Кенигсберга в 1902-м году, когда Хорсту было четыре года. Это была обеспеченная, дружная, культурная семья. Отец - Давид Беркович - успешно занимался строительством и торговлей недвижимостью. Его интересовала и литература, и сам он иногда брался за перо. Он занимался исследованием творчества Гете и написал небольшую театральную пьесу, которая была поставлена в Бреслау. Правда, шла она там недолго. Мать Хорста - Эстер Беркович - отдавала все свое время детям и дому, очень любила музыку и передала эту любовь детям. Она свободно владела, помимо немецкого, также русским и французским языками и являлась, как это часто бывает в еврейских семьях, подлинным "ангелом семьи". В семье Берковичей росли четверо детей - старшая дочь и три сына - Харальд, Хорст и Герхард. Родители сделали все, чтобы дать детям всестороннее и качественное образование.

Была ли эта семья счастливой? Наверное, так вопрос ставить неправильно. Красивое высказывание классика о счастливых и несчастливых семьях имеет, как и большинство красивых высказываний, очень отдаленное отношение к реальной жизни. В самом деле, можно ли назвать счастливой семью, которая знала и болезни и смерти своих детей? Двое младших детей Берковичей умерли в младенчестве. Старший брат Харальд с детства страдал пороком сердца. Трудно назвать эту семью счастливой. Но можно с уверенностью сказать, что это была нормальная, крепкая семья, которая дала обществу прекрасных членов - своих детей. Страшно, что общество оказалось ненормальным и сделало в ответ все, чтобы уничтожить эту семью, как и миллионы других ни в чем не виноватых семей.

Хорст Беркович в детстве много переживал от ощущения, что родители любят его меньше других детей. Внешне для этого были некоторые основания. Старший брат из-за болезни всегда пользовался особой заботой родителей, а младшему традиционно отдавалась последняя родительская любовь. В воспитании детей родители старались придерживаться строгих правил справедливости, но это не всегда им удавалось.

Харальд получил свои первые наручные часы в десять лет. Восьмилетний Хорст очень хотел такие же, но ему было сказано, что он не может иметь преимущества перед старшим братом и должен ждать еще два года. Когда же он, наконец, получил долгожданные часы, его ждало большое разочарование - для младшего брата родители сделали исключение из правил и подарили ему часы в восемь лет. Подобные тонкие различия причиняли маленькому Хорсту боль, надолго ему запомнившуюся.

Когда Харальду исполнилось тринадцать, он получил от родителей на Бар-Мицва роскошный подарок - пианино знаменитой фирмы "Стейнвей", стоивший до первой мировой войны свыше тысячи двухсот рейхсмарок. Через два года и Хорст отмечал такой же праздник. О чем он мечтал тогда больше всего? О простом велосипеде, который стоил около шестидесяти марок. Для родителей не составляло труда выполнить его желание. Но педагогические соображения стояли на первом месте. Старший брат, которому врачи не разрешали ездить на велосипеде из-за больного сердца, мог бы переживать, видя катающегося младшего брата. Выход нашли довольно странный. Чтобы получить заветный велосипед, Хорст должен был "объединиться со старшим братом", что означало отдать ему свои уже довольно большие коллекции марок и монет. Страсть коллекционера владела Хорстом с малых лет и всю жизнь, о чем у нас будет повод поговорить немного позже. Расстаться с коллекциями было для него очень больно. Справедливость восторжествовала только через несколько лет. Харальд, которого, кстати, Хорст очень любил, отправлялся учиться в университет Фрайбурга и вернул брату его коллекции. Но ощущение несправедливости запомнилось Хорсту надолго.

Не случайно, что борьба за справедливость и законные права других людей стала для Хорста Берковича делом всей жизни. Сам он никогда не отвечал несправедливостью на беззаконие и не делал ничего, что могло бы ущемить права других, чтобы добиться правды для себя. Это стало основным принципом всей его профессиональной и личной жизни.

И все же детство, как и положено, было счастливейшей порой жизни. В школе он занимался увлеченно и добросовестно, как все, что он делал, и в старших классах стоял одним из первых в списке лучших учеников. Важными для него были и увлечения - велосипед, коллекционирование марок и монет, а также музыка. Он неплохо играл на виолончели, был членом музыкального общества школы и считался не менее музыкальным, чем его старший брат Харальд.

Детство оборвалось в шестнадцать лет - началась Первая мировая война. Он сразу записался добровольцем и после недолгого обучения был зачислен в 74-й пехотный полк. Школьные экзамены пришлось сдать в ускоренном порядке. Для еврея Хорста Берковича одеть военную форму означало достичь равных с его немецкими товарищами прав - права отдать жизнь за свою немецкую Родину.

Воевал Хорст Беркович так же добросовестно и самоотверженно, как учился и работал всю жизнь. Железный Крест Второй степени он получил за битву при Шампани. Но его военная карьера скоро закончилась - осенью 1915-го года он был тяжело ранен взрывом гранаты. В лазарет его принесли без сознания и истекающим кровью. Многие считали, что его не спасти. Он потерял правый глаз, несколько пальцев на правой руке, левый глаз тоже почти не видел, правая нога была изувечена, сильно поврежден слух. Смертельно опасным было ранение в голову. Во время операции из головы был извлечен осколок размером три на два сантиметра. Он всю жизнь потом держал его вместе с орденами и Золотым знаком отличия за ранения. Многочисленные осколки оставались в его теле до самой смерти. Навсегда осталось искалеченным лицо. Шапку наподобие танкистского шлема он был вынужден носить, чтобы защищать поврежденную голову.

Родители добились специального разрешения посетить его во фронтовом лазарете. Он не мог видеть свою мать, но она держала его руки, и он чувствовал ее слезы. Только тогда его окончательно покинуло чувство, что мама его любит недостаточно сильно.

Через некоторое время Хорста Берковича перевели в военный госпиталь в Ганновере, где его много раз оперировали. К нему частично вернулся слух, левый глаз стал лучше видеть. Опускать руки и предаваться унынию было не в его характере. Его активная творческая натура требовала деятельности, и уже в середине июня 1916-го года он начал учебу на юридическом факультете Геттингенского университета, хотя семестр там заканчивался 15-го июля. Учился он с тем же упорством и усердием, с которым он преодолевал нестерпимые боли. Сразу после окончания Первой мировой войны он защитил докторскую диссертацию. Несколько лет работал стажером и практикантом, в 1922-м году открыл свою адвокатскую контору в Ганновере. В 1928-м году получил звание нотариуса. Его адвокатская и нотариальная практика были успешными, его знали многие в Ганновере.

Произошли большие изменения и в личной жизни. В июне 1924 года он познакомился со своей будущей женой. Свадьба состоялась уже в августе. В свои 26 лет он был ветеран войны и неплохо зарабатывающий адвокат, но опытным и зрелым человеком его назвать было нельзя. Настоящей жизни, как он сам говорил, тогда он не знал. Брак продолжался всего девять месяцев и распался из-за полного несходства характеров супругов. И все же дружественные отношения между ними сохранились на всю жизнь.

Настоящее семейное счастье узнал Хорст Беркович через два года во втором браке. Его вторая жена Луиза была красивой и тонко чувствующей женщиной. Она разделяла с ним все радости и печали. Несчастья, свалившиеся на их семью с приходом к власти фашистов, сломали ее душевное здоровье. Она умерла в 1952 году тяжело больным человеком.

В 1933 году, когда начался бойкот еврейских адвокатов, для Хорста Берковича, ветерана и инвалида мировой войны, было сделано исключение. Но он уже не питал илюзий о будущем. И закон 1935 года о полном запрете деятельности еврейских нотариусов, и аналогичный закон 1938 года об адвокатах не были для него неожиданными. В ночь с 9-го на 10-е ноября 1938 года, вошедшей в историю под названием "Хрустальной ночи", Хорста Берковича арестовали. Утром 10-го ноября его вместе с несколькими сотнями других ганноверских евреев, отправили в концентрационный лагерь Бухенвальд. Перед отправкой заключенные прошли медицинский осмотр, и врач отметил в протоколе последствия многочисленных военных ранений Берковича, обещая ему быстрое освобождение. Но это произошло не скоро.

До Веймара поезд шел под охраной ганноверских полицейских, и отношение к заключенным было достаточно корректным. Когда же конвой перешел в руки лагерных полицейских (капо), положение в корне изменилось. На узников обрушились удары, оскорбления, унижения.

По дороге от вокзала в лагерь заключенных заставляли бежать. Так как нога Берковича была повреждена еще со времен военного ранения, он опирался на плечо своего товарища, ганноверского адвоката Штерна. Это вызвало ярость капо. Когда Штерн попытался объяснить, что Беркович - инвалид войны, последовал безапелляционный ответ: "Евреи никогда не были на фронте", сопровождаемый такими ударами прикладом в затылок, что Хорст потерял сознание. Пришел он в себя уже в бараке Бухенвальда, куда товарищи по несчастью принесли его на руках. Большинство считало его мертвым. В лагерном бараке продолжались пытки и издевательства, многие заключенные были в крови, кричали и стонали от боли. В своих воспоминаниях об этом времени Хорст Беркович неоднократно вспоминает дантовские "круги ада".

Хорста Берковича спасло появление одного из лагерных полицейских с таким же золотым Знаком отличия за ранения, который носил и Хорст. Полицейский очень удивился и рассказал своим товарищам: "Там лежит один раненый в Золоте". Посмотреть на это чудо приходили многие полицейские из других блоков. Носить Золотой значок в лагере Хорсту было запрещено, но издевательства на время прекратились.

Воспоминания о месяце лагерного кошмара дали Хорсту Берковичу силу всю жизнь стойко переносить житейские горести и печали - по сравнению с ужасом Бухенвальда все казалось не таким уж трагическим.

Лицо Берковича было обезображено военным ранением. Вдобавок к этому лагерные страдания наложили свой отпечаток. Однажды он попался на глаза знаменитому начальнику лагеря Ильзе Коху, который сфотографировал Хорста, желая сделать портрет "типично еврейского недочеловека". Фотография должна была украсить страницы "Штюрмера" или подобных фашистских газет. Случайность помешала этому - ординарец Коха сказал его жене, что вид военных ранений на лице заключенного вызовет скорее сочувствие, чем смех читателей.

Через несколько недель пришло решение, что Хорст Беркович из-за своих военных заслуг может быть освобожден из лагеря. Под страхом смерти ему было запрещено говорить кому-либо о том, что происходило в Бухенвальде. На вокзале Веймара он смог опять вдохнуть воздух свободы и надеть свои военные награды и Золотой значок. В поезде проводник, сам носивший Серебряный знак отличия за ранения, предложил Хорсту освежающие напитки, о чем Хорст вспоминал с благодарностью всю жизнь.

В 1978 году, когда отмечали сороковую годовщину "Хрустальной ночи", Хорст Беркович вспоминал ганноверских граждан, встречавших его на улице и выражавших свое сочувствие и сожаление о невзгодах, выпавших на его долю. Это, конечно, не было типичным отношением немцев к евреям в те годы.

В своем доме Хорст Беркович нашел все разбитым и перевернутым штурмовиками СС, однако его жене удалось, ссылаясь на свое немецкое происхождение, сохранить дом как свою собственность и избежать насильственного выселения в так называемые "еврейские дома". Тысячи еврейских семей были изгнаны из своих квартир, которые были тут же заняты "истинными арийцами". Сохранив семейный дом, Луиза Беркович не выдержала нервного напряжения и с тяжелым психическим расстройством попала в больницу. От душевной травмы она не пришла в себя до конца жизни.

Часть вторая.

 

После возвращения из Бухенвальда Хорст Беркович, как ему было предписано, доложил в гестапо о своем прибытии. Перед ним еще раз извинились за ссылку в лагерь и пообещали, что никакими преследованиями он больше подвергаться не будет. Хорст не верил этим обещаниям. Арест Хорста произошел, скорее всего по ошибке - собирались арестовать его старшего брата Харальда, ставшего к тому времени известным в Ганновере врачом и видным деятелем социал-демократической партии.

О судьбе Харальда Берковича можно было бы снять захватывающий приключенческий фильм. Харальд, безусловно, имел незаурядные способности и прожил недолгую, но яркую жизнь. Врачом он мечтал стать с детства.

Во время первой мировой войны Харальд работал санитаром, помощником полевого врача. Гитлеровцы его военные заслуги не признали, так как его полевой лазарет не относился к разряду фронтовых, хотя долгое время был на передней линии фронта. После окончания университета, Харальд стал одним из самых известных глазных врачей в Ганновере.

В 1933 году его деятельность врача была сильно ограничена, а после „Хрустальной ночи„ - и вовсе запрещена. С помощью некоторых своих бывших пациентов ему удалось эмигрировать в 1939 году в Англию. На голландской границе его вытащили из поезда и зверски избили эсэсовцы, так что он едва добрался до Англии. В начале второй мировой войны Харальд, как немецкий подданный, был интернирован на острове Мэн, но, как еврей, был вскоре освобожден и работал в лазарете. По окончанию войны он поехал в Индию, где работал в одной из клиник на юге страны. На клинику напали бандиты, в перестрелке большинство врачей и медсестер были убиты, но Харальд чудом уцелел. Он перебрался в Кашмир и руководил там двумя клиниками.

Его деятельность врача часто граничила с благотворительностью. Он считался врачом для бедных и, случалось, отказывался от богатых пациентов, чтобы помочь малоимущим. В некоторых случаях он не только работал без гонорара, но даже помогал своим подопечным деньгами.

В Кашмире он был знаменитостью, так как нашел способ хирургически лечить одну распространенную там болезнь глаз, которая ранее неминуемо вела к слепоте. Его усилиями обрели зрение тысячи пациентов. О размахе его врачебной деятельности можно судить хотя бы по тому, что только в один год он сделал более 1600 глазных операций. В Шринагаре Харальд Беркович считался святым. Раджа приглашал его в качестве врача в свой гарем, что было чрезвычайно редким исключением из правил.

Всю жизнь страдая пороком сердца, Харальд умер от другой болезни. В 1952 году при рентгеновском исследовании одного пациента он получил смертельную дозу радиации и через три месяца скончался. Речь у его могилы произнес министр Кашмира.

Именно в его честь названа в Ганновере в 1970 году одна из новых улиц. Названа спустя 18 лет после его смерти и более тридцати лет после его эмиграции из Германии.

Вернемся, однако, к судьбе Хорста Берковича. Его жизнь до освобождения из концентрационного лагеря Бухенвальд смело можно назвать жизнью героической, жизнью сильного и стойкого человека. Юношей попав на фронт, он честно и достойно воевал, был тяжко ранен, но нашел в себе силы подняться и найти себя в новой жизни, став известным в Ганновере адвокатом и нотариусом. В жизни примеры такой стойкости и героизма хоть и редко, но встречаются. Дальнейшую судьбу Хорста Берковича иначе как уникальной назвать трудно. Он стал защитником прав евреев в беспощадном нацистском государстве.

Удивительно, как тоталитарные режимы заботятся об внешнем оформлении законности своих беззаконных действий. На сталинских показательных процессах тщательно соблюдались все атрибуты нормального судопроизводства, подсудимые имели защитников, стенограммы многих процессов были даже напечатаны тысячными тиражами. Решения пресловутых чрезвычайных "троек", выносивших страшные приговоры в отсутствие обвиняемых, тщательно протоколировались. Эти протоколы еще ждут своего исторического исследования. И в гитлеровском судопроизводстве выполнялись внешние атрибуты права. Гражданские и уголовные процессы, где евреи были одной из сторон процесса, не были исключением. В таких процессах требовалась адвокатская поддержка обеих сторон. Так как контакты "арийских" адвокатов с евреями были невозможны, а евреям адвокатская практика была запрещена, была введена специальная должность "еврейского консультанта", который и осуществлял защиту евреев в суде.

Хорст Беркович, имевший военные ранения и награды, оказался подходящим для этой роли. Как часто бывало в его жизни, "не было бы счастья, да несчастье помогло". Он стал "еврейским консультантом" практически всех судов земли Нижняя Саксония, представлял интересы своих подзащитных в заседаниях и Верховного суда в Лейпциге. В свободное от заседаний суда время он обязан был работать в ганноверском концлагере в районе Алем. Концлагерь был организован на месте еврейской школы садоводства и земледелия, с конца прошлого века готовившей специалистов для освоения Палестины. От остальных заключенных лагеря Хорст Беркович отличался только тем, что ему было позволено ночевать дома. На заседаниях суда Беркович должен был всякий раз удостоверять своей подписью, что ему принадлежит еврейский опознавательный номер А 02755. Излишне говорить, что Беркович всегда был обязан носить желтую звезду Давида. Кроме того, ему было запрещено участвовать в "немецком приветствии", т.е. произносить "хайль Гитлер". Последнее его не сильно огорчало.

Положение еврейского подсудимого в фашистском суде было, как правило, безнадежным. Суды обычно поддерживали царившее в обществе предвзятое отношение к евреям. И все же бывали счастливые исключения, "маленькие триумфы права", которыми Хорст Беркович гордился всю жизнь.

Один из таких случаев произошел в Ганновере в самом конце 1938 года, когда после печально известной Хрустальной ночи антисемитские настроения были особенно обострены. В одном из районов города, в Линдене, обрушилась старая кирпичная стена, ограничивавшая склад торговой фирмы. В результате несчастного случая погибли семеро детей, игравших на пустыре около стены. Обвинение было выдвинуто против владельца фирмы, на свою беду оказавшимся евреем. Страсти в Линдене были так накалены, что все ожидали после приговора суда многочисленных еврейских погромов. Беркович, как всегда, основательно и скурпулезно подготовился к защите своего подопечного. Он добился тщательной технической экспертизы качества строительства стены, возведенной еще в прошлом веке, когда ни торговой фирмы, ни ее владельца еще не было на свете. Эксперты Высшей Технической школы Ганновера подтвердили, что стена была построена с грубыми нарушениями строительных стандартов, с использованием некачественного цементного раствора. Собрав еще много фактов, подтверждающих невиновность подсудимого, Беркович так провел защиту, что добился не только оправдательного приговора, но и радикального изменения настроения собравшейся в зале суда публики. Из откровенно враждебной к подсудимому она превратилась в сочувственную. Угроза новых погромов была ликвидирована.

Запомнились Хорсту Берковичу случаи, когда судьи проявляли такую независимость и непредвзятость, какую трудно было себе представить в то жестокое время. В ноябре 1944 года слушалось дело о разводе. Один унтер-офицер потребовал у суда развода со своей женой на том основании, что он не может больше иметь супругой еврейку. Адвокатом унтер-офицера был известный активист национал-социалистической партии, отъявленный антисемит. Мало кто сомневался в исходе этого дела. К удивлению всех собравшихся, иск унтер-офицера был отклонен. Судья согласился с доводами еврейского консультанта и отметил, что в законе нет запретов на браки с евреями. И, чтобы отмести все возражения, добавил: "Если бы Гитлер действительно был против смешанных браков немцев с евреями, он бы оформил такой запрет в форме закона. Так как этого не сделано, то ничего противозаконного в подобных браках нет".

Примеров справедливых судебных приговоров в то время можно привести немного. И то, что смог добиться своей деятельностью Хорст Беркович, было скорее исключением из правил. Сам он много раз находился в смертельной опасности, но, израненный и изувеченный, проявил такую жизнестойкость, которой могли бы позавидовать вполне здоровые люди. Он стремился выжить, но не любой ценой. Он сохранил свою жизнь и не потерял честь.

Болью на всю жизнь остались воспоминания о своих близких, которых он не смог спасти.

Младший брат - Герхард Беркович - посвятил себя музыке и до прихода гитлеровцев к власти работал концертмейстером в ганноверской опере. В декабре 1941 года вместе с тысячей других евреев он с женой, оперной певицей, и маленькой дочкой был депортирован в Ригу. Через некоторое время жена с дочкой были отправлены в Аусшвиц (Освенцим), где погибли в газовой камере. Герхард оставался в рижском гетто. Перед приходом советских войск все евреи гетто были погружены на транспорт для отправки в Таллин, но до места назначения не доплыли - по пути они были уничтожены. Мама Эстер Беркович, которой было больше 60 лет, в июле 1942 года была депортирована из Ганновера в концлагерь Терезинштадт. В декабре 1943 года она умерла там от голодного тифа.

Восьмого апреля 1945 года в ганноверском концлагере Алем не было обычых перекличек и проверок. Гестаповцы покинули город, уничтожив почти всех узников концлагеря. В живых остались только 27 человек, которых фашисты просто не успели убить. Война в Ганновере закончилась 10 апреля 1945 года. В город вошли американские и английские войска. Началась новая жизнь. Солдаты антигитлеровской коалиции патрулировали почти полностью безлюдные улицы. Как ни странно, пережившие фашистский кошмар евреи продолжали носить желтые звезды - они были как бы дополнительным знаком безопасности в новых условиях.

Утром 11 апреля у дома Хорста Берковича остановился военный джип, чтобы доставить его в городскую ратушу. На вопрос, какой пост он готов занять в новой администрации или суде, Хорст ответил: "Никакой". Хорст Беркович вновь открыл свою адвокатскую контору и принял активное участие в восстановлении системы правосудия и налаживания жизни в новом, демократическом государстве. Для таких людей, последовавших призыву оккупационных властей союзников немедленно приступить к работе по строительству мирной жизни, в немецком языке сложилось устойчивое словосочетание: "человек первого часа". К Хорсту Берковичу это определение относится в полной мере. Он много работал в Ландтаге, в земельном суде, в собственной адвокатской конторе. Все свое время он отдавал работе, считая, что для адвоката не может быть выходных дней. В 1982 году он отметил необычный юбилей - 60 лет непрерывной работы без отпуска. Свыше 27 лет был он вице-президентом ганноверского Общества адвокатов. В 1960 году он был награжден Федеральным крестом первой степени за заслуги, в 1963 - орденом Нижней Саксонии за заслуги первого класса, в 1976 году ему вручили городской Знак за заслуги перед Ганновером, который перед этим вручался считанное число раз. В Почетной Грамоте к этому Знаку излагалась его биография и были приведены следующие слова: „Есть предание, что его отец Давид Беркович распорядился отдать своих сыновей учиться - одного медицине, другого юстиции, чтобы один сын помогал и советовал бедным и беспомощным людям как врач, а второй - как адвокат. Д-р Хорст Беркович эти ожидания в полной мере оправдал„. Без сомнения, эти слова можно было бы и отнести и к старшему брату Харальду.

Рассказ о жизни Хорста Берковича был бы неполным, если ничего не сказать о его коллекциях марок и монет. Коллекционирование было его давним и постоянным увлечением, если не сказать страстью. Ему он отдавал все свое свободное время, силы и деньги. Сам он часто говорил, что его сердце отдано двум дамам - госпоже Юстиции и госпоже Филателии. Его коллекция марок считалась второй в Европе после коллекции английской королевы. Особенно выделялись в собрании Берковича марки из России, Прибалтики и Кавказа времен Первой русской революции. Их регулярно пересылал Хорсту его дядя, живший в России, а потом переселившийся в Прибалтику. По завещанию Хорста Берковича, огромная его коллекция марок была продана государству Израиль, а вырученные деньги переданы ганноверскому университету, больнице и детскому дому.

Хорст Беркович был в жизни в полном смысле слова бессеребрянником, скромным и нетребовательным человеком. Его личные вещи служили ему долгие годы, если не десятилетия. На купленном еще во времена первой мировой войны велосипеде он до восьмидесяти с лишним лет продолжал ездить на работу в адвокатскую контору или в суд, пока полиция, в интересах его же безопасности, не запретила использование этого ветхого транспортного средства. Деловые бумаги Хорст Беркович носил в стареньком портфеле, который Луиза купила ему в 1926 году ко дню их свадьбы. Когда коллеги к пятидесятилетию его адвокатской практики подарили ему новый портфель, Хорст Беркович носил его только в особо торжественных случаях. Обычно его продолжали видеть с неизменным стареньким портфелем. Этот скромный человек, отказывая себе во многом необходимом, собрал в своих коллекциях настоящие сокровища.

Среди более сорока тысяч монет его коллекции были подлинные раритеты, например, полное собрание золотых монет всех немецких княжеств, отчеканенных до объединения Германии. Когда гитлеровцы приняли закон, по которому евреи обязаны сдать государству все золото, коллекция Берковича была передана на хранение знаменитому историческому и художественному музею Кестнера в Ганновере. В ночь с 9 на 10 октября 1943 года союзники бомбили Ганновер, здание музея было наполовину разрушено, но шкафы с собранием монет, оставшись под открытым небом, тем не менее не пострадали. Директор музея снял с себя ответственность за хранение сокровищ, и Берковичу предписали забрать свою коллекцию домой и самому следить за ее сохранностью. Эту коллекцию Хорст Беркович в 1975 году торжественно подарил городу Ганновер, и она хранится теперь в центральной городской сберкассе.

Умер Хорст Беркович в 1983 году. В "Ганноверских хрониках" за этот год сказано о кончине "на 86-м году жизни д-ра Хорста Берковича, адвоката и нотариуса, который, несмотря на преследования нацистов, был "Человеком первого часа" при восстановлении Ганновера".

К сказанному о семье Берковичей остается добавить немного. Старшая сестра Хорста пережила войну в эмиграции, после войны вернулась в Ганновер и до последнего времени жила с Хорстом. Отец Давид Беркович умер в Ганновере в 1942 году незадолго до отправки транспорта в Терезинштадт. Хорст считал, что отцу повезло.