Тезис "Бог есть любовь"[1] является очень известным "символом веры"
некоторых радикальных направлений христианства[2] – но, конечно, не только их. Концепция эта
весьма привлекательная для человеческих сердец, и потому ее широко используют
все, кому не лень[3].
Почему эта концепция так успешна? Потому, очевидно, что она в чем-то
соответствует глубинным устремлениям человека. Вообще, отнесение к Богу
понятия "любовь" совершенно стандартно для западной цивилизации[4]. Фразу "любовь – это Божественное чувство"
столетиями также говорили нам литература и искусство. С другой стороны, мы
явно чувствуем, что во фразе "Бог есть любовь" что-то корёжит нас, что-то явно
не так, но что именно – нам не сразу ясно.
Ниже я постараюсь проанализировать эту концепцию с точки зрения иудаизма, и
предложить модель современного еврейского отношения к ней[5].
2. Иудаизм: отрицание ограничения Божественности
Для начала анализа нам следует отметить, что сама концепция "Бог есть
любовь" не соответствует подходу иудаизма прежде всего потому, что данная
концепция стремится к ограничению Божественности. Вообще, иудаизм отвергает
всякую концепцию, которая говорит: "Бог есть нечто..." – чем бы это нечто ни
было. Всякая концепция, которая говорит: "Бог есть..." и дальше любая самая
положительная и желательная и замечательная вещь, чувство, идея – не верна,
потому что она ограничивает Божественность, Которая бесконечна, а всякое
ограничение Божественности ведет, в конце концов, к её примитивизации, к
"воплощению", являющемуся в некотором смысле видом "духовного
идолопоклонства"[6]. Соответственно, иудаизм никак не может
согласиться с этим ограничением Божественности[7].
Но при этом нам всем прекрасно ясно, что как во фразе "Бог есть любовь",
так и во фразе "любовь – Божественное чувство" – все же нечто очень
содержательное есть. А вот что именно там есть и как это проявляется в
иудаизме – это очень сложный и важный вопрос, который я и собираюсь дальше
разобрать.
3. Проблемы определений
Надо вообще сказать, что понятию "любовь" в иудаизме придается очень
большое значение. Например, уже упоминавшаяся выше заповедь Торы "люби
ближнего своего, как самого себя" (Левит 19:18) названа р. Акивой в Талмуде
"великим принципом иудаизма", а некоторые еврейские религиозные философы
вообще считают её центральной заповедью, вбирающей в себя всю Тору[8]. Или, например, в тексте главной еврейской
молитвы "Шма, Исраэль" ("Слушай, Израиль") мы читаем: "И возлюби Господа, Бога
твоего..." (Второзаконие 6:5). И если слова "любовь к ближнему" еще можно
постараться как-то понять и верифицировать, то что означает "любовь по
отношению к Богу"? Что имеется здесь в виду? Является ли, например, эта любовь
просто бурной эмоцией по отношению к Богу? Этого ли Бог от нас требует? Или
эта любовь должна проявляться, как комментируют это место Мидраш и Раши, в
"выполнении заповедей из любви, а не из страха" – но в этом ли, действительно,
состоит любовь?
Для того, чтобы разобраться во всех этих вопросах, надо, прежде всего, дать
определения понятиям, которыми мы оперируем, и начать надо с того, чтобы дать
более или менее четкое определение понятию "любовь".
Любовь, конечно, бывает разная. Бывает любовь к помидорам, любовь к детям
или родителям, к мужу или к жене, к народу, стране, природе или искусству, или
же любовь к Богу – и все это, конечно, не совсем одно и то же[9]. И все-таки мы не можем уйти от того, что все
это называется "любовь" – а потому желательно дать такое определение этому
понятию, которое (на разных уровнях, конечно) охватывало бы все перечисленные
случаи[10].
Итак, каково определение понятия "любовь"?[11] Вот, например, очень уважаемый мною современный исследователь Зеев Маген в
эссе[12], посвященном почти целиком анализу понятия
"любовь", утверждает, что любовь по сути своей есть предпочтение[13]. Любить – это значит кого-то или что-то
предпочитать. И поэтому невозможно любить всех, потому что такая любовь, на
самом деле, никому не нужна. Вся суть любви в том, что я предпочитаю это
больше, чем другое; а иначе это вовсе не любовь. И он приводит классический
пример, когда молодой человек говорит девушке: "Я тебя очень люблю! Ну прямо
так же, как ту и ту девушку, и всех остальных девушек", – и, естественно, она
соответствующим образом на это реагирует.
Это, конечно, все замечательно и очень во многом правильно, но, приняв
концепцию любви как предпочтения, мы напрочь отвергаем саму возможность любви
ко всему человечеству и мирозданию в целом, ибо его нельзя предпочитать по
отношению к чему-то другому. Однако ведь интуитивно нам совершенно ясно, что
"любовь к человечеству" и "к мирозданию в целом" тоже существует, и она есть
вполне реальное спонтанное чувство, в нас имеющееся[14].
И это чувство универсальной любви притягательно для людей, и люди поэтому и
тянутся в те идеологии[15], которые обещает любовь ко всему миру – а
иначе бы они в них вообще не шли бы. Поэтому, если мы, следуя Зееву Магену,
определяем любовь как "предпочтение", – то мы не сможем стать адекватными
интуитивным глубинам понятия "любовь" (и, как следствие, потеряем души тех,
кто тянется к этой универсальности[16]). Поэтому нам необходимо дать другое
определение понятию любви, которое было бы: (а) подходящим для применения к
случаю "любви ко всему человечеству" или "ко всему мирозданию", и которое бы
при этом (б) соответствовало нашему интуитивному понятию "любовь", и через
которое бы мы (в) могли бы осознать (напомним, что у нас есть еще
невыполненная заявка), почему любовь – это Божественное чувство, и какая
конкретно искра Божественного света (т.е. элемент Божественной Истины) есть во
фразе "Бог – это любовь".
Пример "неудачного признания молодого человека в любви" из эссе Зеева
Магена доказывает только, что невозможно (т.е. неправильно) любить всех в
равной степени, но он вовсе не показывает, что любить всех – по-разному! –
было бы в принципе нельзя или неправильно. А потому надо дать такое
определение понятия "любовь", которое подходило бы и к "предпочтению", и к
"универсальности".
4. Определение понятия "Любовь"
Мне представляется, что наиболее правильным определением любви будет
следующее: "любовь – это страстная жажда единства"[17].
Данное определение, как нам представляется, вполне подходит (на разном
уровне, конечно) ко всем видам любви, которые мы наблюдаем вокруг себя,
начиная от простейших видов "любви" и довысших её уровней[18].
Просмотрим эти виды и применение к ним данной формулировки.
К фразе: "я люблю помидоры" (раз мы уж начали с нее) наше определение
вполне подходит. Я люблю помидоры – значит, что я люблю их есть и тем самым
достигаю с ними некоторого единства. Примитивного, конечно единства, – на то
это и примитивный вид любви[19]. Следующий уровень – любовь к семье, к
детям или родителям, – тоже, конечно, есть жажда единства, а именно – ощущение
своего единства с семьей, ощущение себя частью той общности, которая
называется семья, род, клан – и это вполне подходит под наше определение[20]. И уж конечно очевидно, что сексуальная
любовь – это страстная жажда единства в наиболее явном виде[21], и рождение ребенка есть реализация во
плоти единства мужа и жены ("И да прилепится он к жене своей, и станут они
единой плотью"[22] – Бытие 2:24)[23].
Любовь к семье – как острое осознание своего структурного единства со своей
семьей – продлевается в направлении любви к своему народу (ведь народ – это, в
сущности, большая семья, и любовь к народу – это ощущение себя вместе с
народом как некоего единства; ощущение себя клеткой национального организма,
ощущение того, что "я" – это не только "я сам", но "я – это мой народ")[24]; и далее это продлевается и развивается в
любовь ко всему человечеству (т.е. в острое ощущение единства человечества, а
также себя как части этого единства); и такого же типа – любовь ко всему
мирозданию, к универсуму в целом[25].
И конечно, такого же типа любовью является любовь к Богу – т.е. ощущение
своего мистического единства с Богом, с Божественным светом, в каком-то смысле
даже растворения в Божественности, проявляющемся, в частности, в желании
реализовать в жизни Его Учение (= исполнение заповедей из любви) и быть рядом
с Его Явленностью (Шехина) – т.е. всего того, что в еврейской Библии
называется термином "двекут" ("прилепление" к Божественности – "А вы,
прилепившиеся к Господу, Богу вашему, живы вы все ныне" – Втор.4:4), а это и
соответствует понятию любовь в рамках нашего определения.
Итак, мы дали определение, которое работает во всех тех случаях, где мы
используем слово "любовь"; и оно при этом включает как любовь
избирательно-предпочитающую, так и любовь ко всему человечеству, к универсуму
и к миру в целом.
При этом определенное таким образом понятие "любовь" не создает никакого
"стирания граней", равенства – одинаковости... Даже напротив: оно совершенно
естественным образом градуированно, – т.к. разная степень любви соответствует
разным типам и уровням единства. Ибо наше единство с миром не есть единство
однородное. Наоборот: оно есть единство структурное, сложносоставленное; мы
более едины с теми, кто нам ближе, и менее едины с теми, кто дальше – хотя на
некотором уровне мы едины даже и со всем мирозданием. Соответственно, нет
ничего плохого в том, что любить всех – важно только при этом тех, кто
находится ближе (в разных смыслах) любить больше, чем тех, кто дальше.
5. Понимание заповеди "Возлюби ближнего своего как самого себя"
Впрочем, дать определение и показать его корректность – это только начало
дела. Дальше надо показать, что это определение имеет смысл ("операбельно"),
т.е. что оно может нам проявить такого, чего мы раньше не понимали. И это мы
посмотрим прежде всего на уже упоминавшейся известной всем заповеди Торы
"Возлюби ближнего своего как самого себя" (Левит 19:18).
Об этой заповеди р.Акива в Талмуде говорит, что это основа всего, "великое
правило Торы". Однако как достичь "любви, как к самому себе", к ближнему – к
соседу, к прохожему, к жителю твоего города и страны, к человеку вокруг тебя?
И какого типа, характера должна быть эта любовь "как к самому себе"? Более
того, зададим вопрос: не только с точки зрения "разве мы в состоянии", – но
более того, разве в принципе было бы правильно заботиться о живущих по
соседству людях как о самом себе и о своей семье?
Комментаторы Торы[26] много обсуждают вопрос не только о
невозможности, но и о неправильности прямой реализации этой заповеди, если мы
будем понимать её в смысле "люби ближнего ровно так же, как ты любишь самого
себя". Например, я должен был бы тогда каждый день сидеть в глубоком трауре –
ибо у кого-то из моих ближних, жителей моего города или моей страны, в этот
день (наверняка у кого-то именно в этот день) умер кто-то из прямых ближайших
родственников. И также я должен был бы каждый день устраивать праздник – ибо у
кого-то из моих близких родился сын или дочь, или он женился и т.д. И если я
люблю его, как самого себя, то должен немедленно веселиться и пойти
поздравлять его. Иными словами, ясно, что прочтение этой заповеди в смысле
"любить всех ровно в том же смысле и с той же силой, как любишь себя" –
является заведомо неправильным пониманием Божественных слов[27]. Или, например, правильно ли будет мне
(если я действительно хочу любить ближних "как себя") распределять
заработанную мною зарплату поровну между мною и всеми окружающими людьми, а
также между своими и их детьми? – Ясно, что такой коммунизм, привлекательный
на уровне опьяняюще-восторженных лозунгов, в реальной жизни (а Бог не зря
поместил нас в реальную жизнь) ни до чего хорошего не доведёт. (Мы обсуждаем
здесь, конечно, не вопрос "можно ли этого достичь", а лишь вопрос "является ли
это в принципе идеалом, к которому следует или не следует стремиться".) А если
такого требования нет, то в чем же состоит та самая любовь к ближнему?
Мне кажется – в соответствии с выдвинутым выше определением любви – что
правильное продвижение в сторону "любви к ближнему" находится не в направлении
альтруизма (т.е. ограничения себя и отдавании принадлежащего себе окружающим),
а в направлении углубления ощущения единства с окружающими людьми, ощущения
себя вместе с ними целостной единицей – так, что жажда продвижения и
достижений для этой единицы, этого общего организма, и будут естественным
образом реализовываться в правильном характере "любви к ближнему".
Слова же…"как самого себя" при этом, на наш взгляд, означают, что осознание
этого единства и "полноты жизни" надличностного (например, национального)
организма должны в идеале быть столь же глубокими, как и жизнь собственного
индивидуального "я".
6. Прояснение вопроса о Божественности любви
Перейдем теперь к той теме, ради которой мы, в первую очередь, и затеяли
всё это обсуждение – прояснение вопроса о Божественности любви, в соответствии
с выдвинутым нами определением.
Здесь мы должны вспомнить классическую схему процесса развития мира
согласно Каббале, которую дает нам в своих трудах Рамхаль (рабби Моше-Хаим
Луцато, 1707, Италия –1747, Эрец-Исраэль) – величайший поэт и мистик
еврейского Нового времени.
Рамхаль говорит о трех стадиях развития мироздания. Начинается оно с
полного и абсолютного единства, называемого "Ор Эйн-Соф" ("Свет
Бесконечности"). Это первоначальное состояние до-мира, когда всё суть
Божественный свет и единство его абсолютно.И даже на следующей стадии, когда
"сфирот", т.е. отдельные параметры Божественности, только начинают исходить из
" Эйн-Соф " в то, что в дальнейшем станет нашим миром – они находятся в
состоянии, которое называется "акудим", -"связанные" (глагол "лаакод" –
"связывать", как например "стреножить" животное, чтобы оно не могло ходить;
отсюда в частности "Акедат Ицхак" – история "связывания [жертвоприношения]
Ицхака"). Итак, начальное состояние мироздания есть полное единство. Но это
полное единство не дает возможности продвижения – так же, как не может
эффективно передвигаться стреноженное животное.
Единство уровня "Ор Эйн Соф" – это все равно, что взять все краски и
смешать их миксером в полное единство, картины из этого не получится. И потому
такое "полное единство" не устраивает Бога. И даже на следующем уровне –
"акудим" – продвижение, как мы видели, тоже невозможно. А поэтому Всевышний
создает в мире разобщенность (эта вторая стадия развития сфирот, которая на
языке Каббалы называется "некудим" – "точечность", "изолированность")[28], чтобы затем эти разобщенности в процессе
дальнейшего развития, объединяясь друг с другом, смогли сами придти к
единству, – с тем, чтобы они осознали себя и все мироздание, от начала бытия и
времен до конца, и от края и до края, полным и абсолютным структурным
сложносоставленным единством; – а именно такое единство мироздания и Бога и
является целью Творения.
Итак, цель Сотворения мира – не в единстве перемешивания красок миксером,
но в достижении единства на более высоком уровне, когда все части и краски
существуют отдельно, и сами по себе, – но при этом они составляют одно высшее
единство, называемое картиной. Входя в картину, краски не теряют
индивидуальность; наоборот – они сохраняют и полноценно реализуют её, и эта
индивидуальность совершенно необходима именно для того, чтобы всем вместе
осуществиться как высшее единство картины. И, естественно, несчастна та
краска, которая, боясь потерять индивидуальность, остаётся в тюбике, так как
она не желает соединяться в единую картину с другими...
Так, вкратце, выглядит по Рамхалю весь путь мира и Божественная цель
мироздания.
Но для того, чтобы человечество и мир сами пришли к этому единству, – а
ведь именно в том, чтобы они пришли сами, и состоит задача, поставленная миру
Богом, – для этого тяга и страсть к такому единству должны быть заранее
заложены в самых фундаментальных основах мироздания. А мы выше именно и
указали, что эта страсть к единству и называется любовь. Иными словами, любовь
– это и есть та центральная страсть к единству, которая должна быть заложена в
мироздании, во всех неживых и живых его компонентах[29] (и особенно, конечно, в человеке) для того,
чтобы мироздание в процессе своего развития и эволюции к этому,
сложно-индивидуальному, единству, само пришло, – что является Божественной
целью Сотворения мира.
Здесь мы видим, что любовь является основой жизни и Божественным чувством,
она является Божественной основой мира, – поскольку только любовь, будучи
жаждой единства, будучи очищенной, возвышенной и продвинутой, – она и приводит
к тому сложно-структурному, с сохранением индивидуальности, объединению
мироздания в единую картину; чего и хочет от мироздания Всевышний.
Бог хочет, чтобы мир сам пришел к этому единству, а не чтобы Он насильно
создавал его. Но чтобы мир сам к этому приходил, Богу требуется заложить в
основы мира жажду к этому единству, она и называется любовь.
Итак, отрицая подход "Бог есть любовь", ввиду создаваемого им ограничения
Божественности, – мы осознаем, что, действительно, любовь есть фундаментальное
Божественное чувство. И Бог заложил его в мир, чтобы мир смог сам в процессе
собственного развития придти к этому единству – не миксерному, а структурному,
без потери индивидуальности – которое было поставлено Богом как цель
мироздания.
Таким образом, слова "любовь есть божественное чуство" обретают теперь для
нас смысл не только на уровне эмоций, но и на уровне интеллекта – будучи,
через сформулированное определение понятия любви, связанным с классическими
еврейскими структурами в Каббале, по направлению к совершенствованию мира.
[1] Этот тезис сформулирован в Новом Завете в 1-ом
Послании Иоанна 4:8; при этом подчеркивание любви как главного религиозного
принципа имеется уже и в словах Иисуса, который из всех заповедей Торы
выделяет "любить Бога" (Второзаконие 6:4) и "любить ближнего как самого себя"
(Левит 19:18) как главные (Марк 12:31). Следует, при этом, отметить, что это
не являлось каким-либо нововведением Иисуса, но было общепринятой точкой
зрения иудаизма; не говоря уже о том, что слова Иисуса являются
акцентированием двух заповедей, уже имеющихся в Торе, – именно такое
акцентирование соответствует раввинистическому иудаизму (это признает далее и
Евангелие – см. Марк 12:32). Точно так же, например, Талмуд (в лице р. Акивы)
провозглашает "великим правилом Торы" заповедь "Возлюби ближнего как самого
себя". Что, да, является здесь совершенно новым – это выводимое из Послания
Иоанна возможное отождествление Бога и любви, и именно эту тему мы
обсуждаем в данной статье.
[2] При этом следует заметить, что в самом контексте
Послания Иоанна любовь скорее рассматривается как "проявление Бога", а совсем
не отождествляется с Ним. Однако в радикальных направлениях христианства – а
именно они сегодня являются наиболее активными его проповедниками – такое
отождествление, по крайней мере на уровне общественного сознания их
последователей, присутствует.
[3] Начиная от неоиндуизма (или неоязычества?)
Бхагаван Шари Сатья Саи Баба: "Бог – это любовь. Любовь – форма Бога. Так же
как Бог, воплощение любви, изливает Свою любовь на весь мир, так и человек
должен разделять свою любовь со всеми и каждым. Любовь – это Бог, а Бог – это
любовь. Я шлю вам всем Свою Любовь и Своё благословение, Дети мои, я жду вас
терпеливо, и Любовь Моя постоянно и полностью объемлет весь мир" (см.,
например, "Любовь – это Бог, живите в любви"), и кончая такой
агрессивной концепцией, как ислам, который тоже усиленно утверждает "Ислам –
религия любви и покорности Богу, сотворившему миры и повелевшему Своим
творениям познавать себя через любовь" (см., например, "Ислам.ру / О
проекте"). Впрочем, этот ислам настолько сильно любит всех, что говорит о
себе так: "Ислам – это религия, проповедующая подлинный монотеизм, очищенный
от языческо-иудейского нацизма" (См. на том же сайте "Теракты в США: кому это выгодно?"). Впрочем, и про Саи
Батья вскоре выясняется, что его "любовь" есть чистая мантра (= не имеющее
рационального смысла заклинание), поскольку эта его "любовь" никакого
отношения к реальной любви не имеет, т.к. далее он же пишет: <<Принцип
любви – вне определения или описания. Когда человек не способен осознать
святость любви, он переносит любовь на мирские и преходящие объекты. Бог
превосходит любые свойства и качества. То же самое можно сказать и о любви. Но
человек соединяет любовь с различными атрибутами и, таким образом, напрасно
растрачивает свою жизнь. Он использует священное слово "любовь", чтобы
описывать отношения, которые существуют между матерью и ребёнком, женой и
мужем, коллегами, друзьями, родственниками и т.д. Но кто является матерью и
кто является ребёнком до рождения? Точно так же, кто является мужем, и кто
является женой до заключения брака? Любовь, которая существует между матерью и
ребёнком, женой и мужем, братьями, сёстрами, друзьями, родственниками и т.д.,
связана с физическим телом и является отрицательной по самой своей природе.
Это – только физические отношения, и они не могут называться любовью в
истинном смысле этого слова...>> (См. "Любовь – это Бог,
живите в любви"). – Таким образом, данное "Учение Бхагаван Шари Сатья Саи
Баба" представляет собой не любовь, а элементарный паразитизм на любви. Здесь
мы также наблюдаем (что очень типично для "тоталитарных сект") направление
всей любви на обожествляемого руководителя секты и объявление всякой другой,
реальной жизенной любви, "отрицательной по самой своей природе".
[4] Вот, например, типичное рассуждение такого типа:
<<Даже человеку, который не отождествляет себя ни с какой из религиозных
традиций, при изучении многообразия религиозных мнений становится очевидно,
что формула "Бог есть любовь" — высочайшая из всех возможных человеческих
представлений о Божестве>> (См. "Если Бог есть
любовь").
[5] Анализ этой концепции будет проведен посредством
методики "выделения искр из привлекающей нас идеологии", которая изложена в
моей статье "Ортодоксальный модернизм и проблема эволюции иудаизма в учении
рава А.-И.Кука" §13.
[6] См. об этом подробнее р. А.-И.Кук, "Орот", стр.
135 и далее.
[7] Впрочем, можно найти в иудаизме (в Мидрашах)
утверждение типа "Бог есть ничто иное, как истина", но в этой фразе "истина"
понимается в своей "бесконечности", так что "ограничения Божественности" не
происходит; кроме того, следует отметить, что подобные высказывания никогда не
становились символами веры иудаизма, не говоря уже о том, что есть и иные
Мидраши, где "истине" уделяется совсем не такое центральное место (См.
например, Берешит Раба 8, где Всевышний творит человека несмотря на то, что
Истина выступает против этого шага.).
[8] См. об этом подробнее у выдающегося каббалиста
начала 20 века Й.Л. Ашлага, "Матан Тора".
[9] В английском, как известно, различаются "like" и
"love", а в греческом различаются три типа любви: "эрос" – эротическая любовь,
"филио" – любовь-дружба и "агапе" – возвышенно-религиозная любовь; и тем самым
эти три явления в некоторой степени отделяются друг от друга. Мы, однако,
исходим из того, что Святым языком является Библейский иврит, а не английский
и не греческий, а там слово "любовь" – "ahaвa" – только одно, и оно
употребляется не только для "и полюбил Яаков Рахель" (Бытие 29:18), для "и
возлюби ближнего своего как самого себя" (Левит, 19:18) и для " и возлюби
Господа, Бога твоего (Второзаконие 6:5) – но даже и для отнюдь не
божественного "и полюбил Амнон Тамар..." (Вторая Книга Самуила 13:1).
[Отметим, что Септуагинта во всех этих случаях переводит "любовь" как "агапе".
Подробный анализ (по-русски) различия смыслов данных греческих терминов см у
о.П.Флоренского, "Столп и утверждение истины", Письмо одинадцатое.]
[10] Иными словами, я считаю жизненно необходимым
выводить Божественную любовь непосредственно из всякой прочей любви – во
избежание паразитизма на понятиях, о чем уже говорилось выше в примечании про
Бхагавана Шари Сатья Саи Бабу. А вот еще один пример подобного мышления
("паразитизма на любви") в современном христианском общественном сознании (в
интернетной дискуссии на тему "Бог есть любовь"):
<<Да. В русском языке словом "любовь" обозначено слишком много понятий.
Разумеется, что человек этот говорил не о любви к пиву, и не о любви к поэзии,
и не о занятии сексом, о не о романтической любви к прекрасной даме, и даже не
о любви к близкому человеку. А о той самой вселенской "божественной любви"....
Перечисленные же мною "любови" ничего общего не имеют, особенно с божественной
любовью. И называются одним словом просто от бедности языка. У Вас повернётся
язык сказать, что "божественная любовь" – это разновидность "любви"? Не
думаю...>>. – А вот я (автор данной статьи) очень даже так думаю, что
"божественная любовь" – это разновидность "любви", и даже, более того, считаю,
что никак иначе и невозможно.
[11] Конечно, на первый взгляд смешно снова и как
бы заново обсуждать "любовь", после того, как об этом написаны тонны
литературы. Но дело, однако, в том, что эти тонны литературы обычно обсуждают
вопрос о том, "в чем суть любви", пытаясь выделить правильную "высшую" любовь,
– а вовсе не дать такое определение, под которое подходили бы все случаи. Я
же, напротив, пытаюсь дать определение не от идеальности, а от реальности, от
того, как мы действительно употребляем это понятие – т.к. подозреваю, что в
реалиях языка заключена коллективная интуиция, зачастую гораздо более
глубокого порядка, чем в индивидуальном, даже очень философски продвинутом
умствовании.
[12]"Imagine – Джон Леннон и евреи".
[13] Вот яркая цитата: <<Никому особо не
нужна всеобщая любовь,... всеобщая любовь – это вообще не любовь.Ибо любовь
означает предпочтение. Та любовь, которая имеет для нас хоть какой-нибудь
смысл, та любовь, к которой мы стремимся и в которой нуждаемся, та любовь,
которая чего-то для кого-то стоит – которая стоит все для
всех – это любовь, которая, по самому своему определению,
выбирает и предпочитает. Покажите мне человека, который скажет, что любит
твоих детей так же, как и своих, и я скажу, что, во всяком случае, ему
не стоит быть воспитателем твоих детей. Запомните это
хорошенько: тот, кто утверждает или проповедует, что следует всех любить в
одинаковой мере – тот совершенно не понимает, что такое любовь!
Избегайте такого человека, спасайтесь от него! Каждый, кто
пытается убедить вас любить всех одинаково, на самом деле стремится
стереть всякую настоящую любовь с лица земли.... Ценна только та
любовь (будь то романтическая или платоническая любовь, или еще какая-нибудь)
которая по природе своей избирательна, она совершенно
тенденциозная и пристрастная любовь, неисправимо неравноправная, любовь,
которая разделяет и различает, и разобщает, и предпочитает; которая
дискриминирует, и выделяет, и делает человека
особенным.>>
[14] По этому поводу вполне уместно вспомнить, что
р.Кук черезвычайно ценил "спонтанные интуитивные моральные устремления",
считал их проявлением имманентной Божественности в человеческой душе и
указывал, что, с религиозной точки зрения, запрещено подавлять их; и надо,
наоборот, развивать их в себе.
[15] Типа вышеупомянутого Бхагавана Сатья Саи.
[16] А "пространство душ" изоморфно Божественности,
и поэтому, теряя души, мы теряем в "степени соответствия Божественному Свету"
– см. подробнее в уже упоминавшейся статье "Ортодоксальный модернизм и проблема эволюции иудаизма в учении
рава А.И.Кука".
[17] Такое определение встречается в иудаизме,
например, у Маhараля. (Этот пдход, в рамках взаимоотношения человека с Богом
соответствует, в принципе, классическому еврейскому понятию "двекут" –
"прилеплние [к Богу]" – Втор. 4:4, см. подробнее ниже). Отметим, что из
упомянутых выше греческих подвариантов любви, этому подходу, как нам кажется,
в наибольшей степени соответствует "эрос", а не "агапе".
[18] Вообще, когда мы хотим дать определение
существующему термину (т.е. формализовать какое-то понятие, которым до этого и
так пользовались) то к этому определению предъявляются обычно следующие
требования корректности: 1) "охват" – т.е. оно должно подходить ко всем тем
явлениям которые мы и до того обозначали этим понятием, 2) "граничность" – оно
должно не подходить к другим, соседним явлениям (т.е. "о-предел-ение" должно
ставить "предел", границу), и 3) "операбельность" – т.е. оно должно быть
таким, чтобы из него можно было бы вывести что-то новое (а иначе зачем вообще
подробное определение нам нужно). Первое прослеживается в статье ниже, третье
(операбельность) проявляется в конце (для этого, собственно, и написана данная
статья), что же касается четкости границы, то здесь надо отметить, что,
конечно, не всякое единство является любовью (и примеров единства без любви
вокруг сколько угодно). А поэтому следует подчеркнуть, что, согласно данному
определению, любовь – это не само "единство", а именно "стремление к
единству", "жажда единства".
[19] А вот если я ем помидоры через силу, потому
что это нужно по медицинским соображениям – то единство достигается, а
"страстной жажды к единству" нет; а потому это и не любовь.
[20] Отметим также, что фразы типа "Я люблю свою
собаку" – в них имеется в виду, что она часть моей семьи (т.е. "я люблю свою
собаку " – это любовь, в принциппе, того же типа, как и любовь к своей
семье).
[21] Стремление к единству и к соединению-слиянию с
"Другим", – коренится, на самом деле, в жажде преодоления ограниченности
своего существования, что есть одна из форм фундаментальной страсти человека к
преодоления смерти. Интересно отметить, что сформулированное опреднление в
значительной степени (хотя и далеко не во всем) перекликается с выдвинутым В.
Соловьевым пониманием сути любви как "выхода за пределы собственного я" (см.
его эссе "Смысл любви". Это эссе, как и отрывки о любви из вышеупомянутой
работы о. П. Флоренского, и множество другого материала можно найти, в
частности, в сборнике "Русский Эрос – философия любви в России" – М.
1991).
[22] Надо отметить, что эти слова можно перевести
двояко: как "они станут едиными", так и "они произведут плоть (т.е. ребенка),
в которой реализуется их единство".
[23] Здесь следует, наверное, отметить, что именно
сексуальный тип любви является в нашем языке и сознании наиболее воплощенной
реализацией понятия "любовь"; а потому тот момент, что предлагаемое нами
определение "любви как страстной жажды единства" реализуется в этом виде любви
в максимально явном виде, – говорит ещё раз в поддержку правильности
выбранного нами определения.
[24] Здесь следует отметить полную неприемлемость,
с нашей точки зрения, встречающегося иногда определения любви как "желания
съесть либо быть съеденным", – т.к., в частности, оно, помимо прочих
недостатков, отвергает полноценное сохранение личностности при слиянии в
семью, в народ или в человечество; а это сохранение индивидуальности при
слиянии представляется кардинально важным даже для собственно успешности этого
слияния. [См. об этом также В.Ф.Турчин. "Феномен науки/Кибернетический манифест"]
[25] А любовь к природе и искусству – это,
по-видимому, синтез "любви-саморастворения" к универсуму ("Любите ли вы
театр....так, как люблю его я") и любви к помидорам.
[26] А они, конечно, относятся к этой, как и к
любой другой заповеди Торы, не только как к "обще-возвышенному источнику
вдохновения", но и как к прямому указанию Бога, которое мы должны постараться
реализовать в своей жизни. А поэтому ограничиться одним только восхищением
нельзя – нужно конкретно указать, как эту заповедь соблюдать.
[27] Не говоря уж о том, что обратной стороной
любви является вмешательство [эта важная тема выходит за рамки нашего анализа
в данной статье], и разве будет правильно, если мы будем вмешиваться и
перестраивать личную жизнь окружающих нас людей в той же степени, в которой
обустраиваем свою?
[28] Мы не будем, конечно, останавливаться здесь на
том, что "акудим", "некудим" и "берудим" (оно же "тиккун", гармоничное
единство) аллегоризируется Каббалой из трех видов (пород) овец, которые пас у
Лавана праотец наш Яаков (См. Бытие 30:39),
[29] И, в частности, не является ли интуитивное
постижение этой "всеобщей эротики мироздания" (как страсти к единству)
позитивным ядром классической языческой (гиперболизированной и оскверняющей)
сакрализации секса – нашедшей столь широкий сбыт в жаждущем "раскрепощения"
современном мире?
Культурно-религиозный центр "Маханаим" http://www.machanaim.org/