перевод стихотворения Гейне из цикла "Еврейские
мелодии"
In Arabiens Marchenbuche
Sehen wir verwunschte Prinzen,
Die zuzeiten ihre schone
Urgestalt zuruckgewinnen:
Das behaarte Ungeheuer
Ist ein Konigsohn geworden;
Schmuckreich glanzend angekleidet,
Auch verliebt die Flote blasend.
Doch die Zauberfrist zerrinnt,
Und wir schauen plotzlich wieder
Seine konigliche Hoheit
In ein Ungetum verzottelt.
Einen Prinzen solchen Schicksals
Singt mein Lied. Er ist gehei?en
Israel. Ihn hat verwandele
Hexenspruch in einen Hund.
Hund mit hundischen Gedanken,
Kotert er die ganze Woche
Durch des Lebens Kot und Kehricht,
Gassenbuben zum Gespotte.
Aber jeden Freitagabend,
In der Dammrungstunde, plotzlich
Weicht der Zauber, und der Hund
Wird aufs neu' ein menschlich Wesen.
Mensch mit menschlichen Gefuhlen,
Mit erhobnem Haupt und Herzen,
Festlich, reinlich schier gekleidet,
Tritt er in des Vaters Halle.
"Sei gegru?t, geliebte Halle
Meines koniglichen Vaters!
Zelte Jakobs, eure heil'gen
Eingangspfosten ku?t mein Mund!"
Durch das Haus geheimnisvoll
Zieht ein Wispern und ein Weben,
Und der unsichtbare Hausherr
Atmet schaurig in der Stille.
Stille! Nur der Seneschall
(Vulgo Synagogendiener)
Springt geschaftig auf und nieder,
Um die Lampen anzuzunden.
Trostverhei?end goldne Lichter,
Wie sie glanzen, wie sie glimmern!
Stolz aufflackern auch die Kerzen
Auf der Brustung des Almemors.
Vor dem Schreine, der die Thora
Aufbewahret und verhangt ist
Mit der kostbar seidnen Decke,
Die von Edelsteinen funkelt -
Dort an seinem Betpultstander
Steht schon der Gemeindesanger;
Schmuckes Mannchen, das sein schwarzes
Mantelchen kokett geachselt.
Um die wei?e Hand zu zeigen,
Haspelt er am Halse, seltsam
An die Schlaf' den Zeigefinger,
An die Kehl' den Daumen druckend.
Trallert vor sich hin ganz leise,
Bis er endlich lautaufjubelnd
Seine Stimm' erhebt und singt:
"Lecho Daudi Likras Kalle!
Lecho Daudi Likras Kalle -
Komm, Geliebter, deiner harret
Schon die Braut, die dir entschleiert
Ihr verschamtes Angesicht!"
Dieses hubsche Hochzeitkarmen
Ist gedichtet von dem gro?en,
Hochberuhmten Minnesinger
Don Jehuda ben Halevy.
In dem Liede wird gefeiert
Die Vermahlung Israels
Mit der Frau Prinzessin Sabbat,
Die man nennt die stille Furstin.
Perl' und Blume aller Schonheit
Ist die Furstin. Schoner war
Nicht die Konigin von Saba,
Salomonis Busenfreundin,
Die, ein Blaustrumpf Athiopiens,
Durch Esprit brillieren wollte,
Und mit ihren klugen Ratseln
Auf die Lange fatigant ward.
Die Prinzessin Sabbat, welche
Ja die personifizierte
Ruhe ist, verabscheut alle
Geisteskampfe und Debatten.
Gleich fatal ist ihr die trampelnd
Deklamierende Passion,
Jenes Pathos, das mit flatternd
Aufgelostem Haar einhersturmt.
Sittsam birgt die stille Furstin
In der Haube ihre Zopfe;
Blicke so sanft wie die Gazelle,
Bluht so schlank wie eine Addas.
Sie erlaubt dem Liebsten alles,
Ausgenommen Tabakrauchen -
"Liebster! Rauchen ist verboten,
Weil es heute Sabbat ist.
Dafur aber heute mittag
Soll dir dampfen, zum Ersatz,
Ein Gericht, das wahrhaft gottlich -
Heute sollst du Schalet essen!"
Schalet, schoner Gotterfunken,
Tochter aus Elysium!
Also klange Schillers Hochlied,
Hatt er Schalet je gekostet.
Schalet ist die Himmelspeise,
Die der liebe Herrgott selber
Einst den Moses kochen lehrte
Auf dem Berge Sinai,
Wo der Allerhochste gleichfalls
All die guten Glaubenslehren
Und die heil'gen Zehn Gebote
Wetterleuchtend offenbarte.
Schalet ist des wahren Gottes
Koscheres Ambrosia,
Wonnebrot des Paradieses,
Und mit solcher Kost verglichen
Ist nur eitel Teufelsdreck
Das Ambrosia der falschen
Heidengotter Griechenlands,
Die verkappte Teufel waren.
Speist der Prinz von solcher Speise,
Glanzt sein Auge wie verklaret,
Und er knopfet auf die Weste,
Und er sprich mit sel'gem Lacheln:
"Hor ich nicht den Jordan rauschen?
Sind das nicht die Bruselbrunnen
In dem Palmental von Beth-El,
Wo gelagert die Kamele?
Hor ich nicht die Herdenglockchen?
Sind das nicht die fetten Hammel,
Die vom Gileathgebirge
Abendlich der Hirt herabtreibt?"
Doch der schone Tage verflittert;
Wie mit langen Schattenbeinen
Kommt geschritten der Verwunschung
Bose Stund' - Es seufzt der Prinz.
Ist ihm doch, als griffen eiskalt
Hexenfinger in sein Herze.
Schon durchrieseln ihn die Schauer
Hundischer Metamorphose.
Die Prinzessin reicht dem Prinzen
Ihre guldne Nardenbuchse.
Langsam riecht er - Will sich laben
Noch einmal an Wohlgeruchen.
Es kredenzet die Prinzessin
Auch den Abschiedstrunk dem Prinzen -
Hastig trinkt er, und im Becher
Bleiben wen'ge Tropfen nur.
Er besprengt damit den Tisch,
Nimmt alsdann ein kleines Wachslicht,
Und er tunkt es in die Nasse,
Dass es knistert und erlischt.
|
Есть в арабской книге сказок
Заколдованные принцы,
Что порой вернуться могут
В облик свой первоначальный:
Из чудовищ волосатых,
Обращаясь в царских деток,
В ослепительных нарядах
Со свирелью сладкозвучной.
Но едва растают чары,
На глазах у нас мгновенно
Обращаются обратно
Их высочества в чудовищ.
Принца с участью подобной
Песнь поет моя. Он звался
Исраэль и превращен был
Злыми ведьмами в собаку.
Так он жил душой собачьей,
Всю неделю на помойке
Ел объедки, подвергаясь
Издевательствам мальчишек.
Но по пятницам под вечер,
Только сумрак опускался
Чудным образом собака
Становилась человеком
С человеческой душою,
Светлым ликом, гордым сердцем,
В чистых, праздничных одеждах
Средь отцовского чертога.
"Здравствуй, мой чертог любезный,
Предков царственных обитель,
Косяки дверей целую,
Как в твоих шатрах, Иаков".
В том таинственном чертоге
Слышен шепот, слышен шорох,
И таинственный хозяин
В тишине чуть слышно дышит.
Тихо! Только камердинер
(Проще - служка синагоги)
Суетливо озабочен
Зажиганием лампады.
Свет, сулящий утешенье -
Он сияет и мерцает,
Полыхают гордо свечи
У стены на баллюстраде.
Вот ковчег. За занавеской,
Здесь хранится свиток Торы,
В дорогом чехле из шелка
С драгоценными камнями.
Там за пультом для молитвы
Уж стоит общинный кантор,
В черной мантии, изящно
Облегающей фигуру.
Импозантно опираясь
Головою на ладошку,
Мягко кончиками пальцев
Он прижал висок и горло.
Сам себе под нос бормочет
Что-то тихо он покуда,
Не споет, возвысив голос:
"Лехо дойди, ликрас калэ!
Лехо дойди, ликрас калэ!
Выходи, мой друг навстречу,
Выходи встречать невесту,
Обрати лицо к Субботе!
Этот чудный кант венчальный
Сочинил поэт великий,
Достославный миннезингер
Дон Егуда бен Галеви.
Эта песня воспевает
Обрученье Исраэля
С царской дочерью Субботой,
Что зовется Королевой.
Не сравнится с ней красою
Даже Савская царица,
Что красой своей затмила
Всех наперсниц Соломона
Та, что мудростью сверкала,
И чулком считалось синим,
Ибо были не под силу
Никому ее загадки.
Королева же Суббота -
Воплощение покоя.
Отвращение питает
К битвам духа и дебатам.
Точно также ей несносны
Проявленья бурной страсти,
Пафос всяческий настырный
И растрепанность эмоций.
Благонравно Королева
Под чепцом скрывает косы;
Как газель глядит смиренно
И стройна как ветвь аддаса.
Всё друзьям своим любезным
Позволяет Королева,
Исключая лишь куренье:
"Милый мой, в шабат не курят.
Но зато сегодня в полдень
Ты взамен отведать должен
Неземное угощенье:
Кушать чолнт сегодня будешь!"
"Чолнт, чудесный дар небесный,
Дочь Элизиума!" - Так бы
Ода Шиллера звучала,
Если бы он чолнт отведал.
Чолнт - небесное жаркое,
Сам Господь наш Моисея
Научил его готовить
На горе Синай когда-то,
Где Всевышний точно так же
Озарил нас откровеньем:
Десять заповедей дал нам
И открыл ученье Торы.
Чолнт - амброзия от Б-га,
Род кошерной райской пищи.
Что с ее сравнится вкусом?
Это ж просто дрек собачий,
Та амброзия, которой
Греки кормят на Олимпе
Сонм богов своих фальшивых,
(Что по сути просто бесы).
Это кушанье вкушая,
Принц в лице преобразился,
Застегнул камзол и молвил
Со счастливою улыбкой:
"Не журчание ли слышу
Вод привольных Иордана?
В рощах пальмовых Бейт-Эля
Вижу лежбище верблюдов?
Слышу ль тихий звон вечерний -
Это тучные бараны
С гор спускаются Гильадских
Пастуха кнутом гонимы!"
Время сладкое уходит.
Длинноногими тенями
Наступает час вечерний,
Час печальный - принц зевает.
Вот он чувствует на сердце
Ледяные пальцы ведьмы,
Вот уж он охвачен дрожью
Превращения в собаку.
Подает принцесса принцу
Золотую табакерку,
Не спеша, чтоб он запомнил
Пряный запах благовоний.
Подает стакан принцесса,
Чтоб испить глоток прощальный,
Пьет поспешно принц, оставив
Два глотка на дне стакана.
Выливает принц остаток,
И малюсенькую свечку,
В капли жидкости макает,
И свеча с шипеньем гаснет... |