"В Одессе каждый юноша - пока он не женился - хочет быть юнгой на океанском судне" - так начинается написанное И.Бабелем предисловие к предполагавшемуся выходу в Москве сборника произведений семи молодых одесских писателей. Одним из "одесских юношей", упомянутых Бабелем, был Семен Гехт. Молодые одесситы 20-х годов - "у них нет ни денег, ни виз", - пишет Бабель. - поэтому для них были недосягаемы экзотические страны с названиями звонкими и меланхоличными , "поэтому, - объясняет он, - Гехт пишет об уездном Можайске, как о стране, открытой им и неизведанной никем другим……".
Когда Бабель писал эти слова в предисловии к сборнику, так никогда и не увидевшему света, Семену Гехту едва исполнилось двадцать. Родился он в Одессе в марте 1903 года. Настоящее имя - Аврам Гершович Гехт. Первые публикации его стихотворений в одесских газетах в 1922 году привлекли благосклонное внимание Эдуарда Багрицкого - признанного поэтического мэтра одесской литературной молодежи. Да и Бабель, рекомендуя юношу Гехта московским кругам, упоминает о несомненном даровании, хоть и называет при этом "бесшабашным парнем" и "без царя в голове".
В 1925 году в Москве выходит первая книга Гехта "Рассказы", а всего за следующие 15 лет выйдет 10 книг рассказов и повестей и два романа. Кроме того Гехт переводит с идиш. В его переводах выходит несколько сборников рассказов Шолом-Алейхема и других идишистских писателей. Его перу принадлежат и статьи, посвященные творчеству Шолом-Алейхема, его культурному значению.
После четырех лет войны, хлебнувший тягот и фронта, и тыла, Гехт попал под каток сталинских репрессий. Так называемая кампания по борьбе с космополитизмом, обернувшаяся в частности расправой с еврейскими писателями, обрушилась и на него , русскоязычного еврейского писателя. Возможно сыграла в этом аресте свою роль и дружба с Бабелем, к тому времени уже давно замордованным и расстрелянным, но, возможно, хватило и того, что сам Гехт был в своем творчестве несомненным продолжателем традиции еврейской русскоязычной литературы. Свое пятидесятилетие Гехт встретил в лагере. О своей судьбе зэка рассказывать не любил. Ясно, что не очень молодому интеллигентному еврею пришлось в лагерях тяжко. Хоть, в книгах такого авторитета по "лагерному" вопросу, как А.И.Солженицын и проскальзывает боком мысль, что, дескать кто-кто, а евреи и на зоне недурно устраивались, но, к сожалению, тут Александр Исаевич явно выдает предполагаемое им за действительное. Гехту пришлось тяжко. На зоне, где пришлось ему отбывать срок, было много уголовников, и - представьте себе, что спасло Гехта от их жестокости его литературное дарование. Он развлекал солагерников, рассказывая часами захватывающие истории, которые сам тут же и сочинял. На лагерном жаргоне это называлось "тискать романы". Вот, когда еще больше, чем в редакторских кабинетах, пригодились и его способность "закручивать" острый сюжет, и экспрессивный наглядный стиль.
Гехта, как и многих, освободила смерть Сталина и последовавшее вскоре "разоблачение перегибов", но надрыв лагерных лет остался незалеченным. То, что он опубликовал в те немногие годы, которые оставалось ему прожить, литературой не назовешь - вялая, вымученная "для заработка" продукция. В Одесском литературном музее есть одна из последних фотографий Семена Гехта 1959 года. Прежние же рассказы, экспрессионистские картины жестоких лет никто, конечно, переиздавать не собирался. Все, что вышло до войны, из библиотек изъяли, как поступали с книгами всех репрессированных писателей. Для читателей он исчез. В Одесском литературном музее есть одна из последних фотографий Семена Гехта 1959 года. С его лица все еще, через три года после освобождения, смотрят на нас глаза лагерника, запавшие, напряженные. Свое шестидесятилетие Семен Гехт пережил ненамного. "Он много выстрадал, и смерть его была ускорена перенесенными страданиями", - писал Константин Паустовский в некрологе, опубликованном "Литературной газетой". Друживший с Гехтом со времен одесской юности, Паустовский был, видимо, одним из немногих, кто знал о том, что пришлось вынести Гехту в лагере.
В этом году, в марте 2003-го исполняется сто лет со дня его рождения. Писателя С.Гехта сегодня вспоминают редко, даже имя его упоминается далеко не во всех литературных справочниках и энциклопедиях, хотя и начал он писать еще в юности и был автором многих, достаточно популярных в свое время произведений. Впрочем, тексты его не переиздаются, а имя его почитается все-таки полузабытым, а не забытым вовсе (заслуженно или незаслуженно - это уже другой вопрос), только благодаря принадлежности к "одесской плеяде", благодаря тому, что неоднократно встречается его имя в заметках, статьях, письмах И.Бабеля.
А если в справочных изданиях или обзорных публикациях 1970-х годов и мелькали какие-то характеристики творчества, то были они кратки и безапелляционны - "не преодолел национальной ограниченности" или "в мировоззрении сильны пережитки прошлого". Недаром говорят, что иногда полезнее прислушаться к недругу. Эти недружелюбные ярлыки сохранили действительно самое важные черты молодой прозы Семена Гехта: "национальная ограниченность" - это, конечно, еврейская тема, с которой он практически не расстается. Он пишет о погромах и "черных свадьбах" кровавых времен Гражданской войны, он пишет об изломанных судьбах еврейских мужчин и женщин, которые, пережив мучения и насилия, обнаруживают, что должны строить заново свою жизнь опять рядом и совместно с прежними гонителями и мучителями - причем и в эмиграции, и в Москве. "Пережитки прошлого" - это беспощадное отображение "дна" исторической стихии, будь то война или революция. Иногда в своих рассказах Семен Гехт затрагивает сюжеты близкие бабелевским, но если Бабель "доставал" с человеческого дна надежду, пусть карнавально переодетую, хоть какой-то лучик гуманного света, то Гехт в изображении трясины, называемой "новой жизнью", пользовался угольно-черным штрихом. Недаром тот же К.Паустовский сказал как-то: "мне трудно представить себе Бабеля без Гехта". Ему казалось, что общую картину они написали. Один - мрачную реальность, другой - ее радужную проекцию, дававшую надежду на будущее.
Конечно, как и все писатели, перевалившие из 20-х годов в тридцатые, Гехт рвался к стабильности, к оптимизму, к вере в светлое будущее. Без этого и публиковаться нельзя уже было, да и душа хотела по-нормальному, по-человечески успокоиться. Тему, однако, Гехт опять выбирает "неудобную" : в 1936 году он публикует роман "Пароход идет в Яффу и обратно". В этом романе он прослеживает судьбы тех, кто уехал организовывать еврейские колхозы в Биробиджане и тех, кто уезжает бороться за еврейское государство в Палестину. Как легко догадаться, победить должны были первые, а вторые, устыдившись, признать, что ни Герцль, ни Жаботинский не спасают от арабского ножа, а английские империалисты всегда предадут трудовой народ. Так-то оно так, но художественно в книге побеждают сочные описания жизни колонистов-халуцим в Палестине, колоритные картины Иерусалима, а биробиджанская идиллия с ее стройными трудовыми повинностями и строительством узкоколейки осталась вымученно-бесцветной. В финале романа герои, возвращающиеся из Яффо "обратно", т.е. в Одессу восклицают, каким счастьем будет для них опять поселиться на Прохоровской. "Что может быть лучше нашей Прохоровской!". Ни герои, ни автор, не подозревали тогда в середине тридцатых, что там, на Прохоровской через пять лет после выхода романа будут собраны евреи Одессы, чтобы отправиться под конвоем в гетто и лагеря, что Прохоровская станет "Дорогой смерти" и что памятник под этим названием будет установлен там еще через 55 лет. Никто не подозревал, как суждено погибнуть героям романа, вернувшимся обратно. Но художественное предвидение потрясает не меньше, чем пророчества и предсказания. Гехт оказался и провидцем собственной судьбы. Легкой тематики он не искал и в год разоблачения "ежовщины" написал книгу, принесшую ему уже громкую известность - это была повесть "Поучительная история", рассказывавшая о безвинно оклеветанном человеке и о том, как были восстановлены истина и справедливость. Правда , когда подобная история постигла самого писателя, до полного восстановления истины и справедливости ему дожить не пришлось.
Семен Гехт - один из плеяды писателей, которая возникла в Одессе в двадцатые годы. Он принадлежал к литературному братству школы Юго-Запада .
Судьба его не помиловала как человека. Но книги его живы, в них запечатлен дух времени и реальные картины действительности, мучительные искания российского еврейства. Они достойны памяти и прочтения.
