Черея. Параллельные миры
Мой дед (учитель иврита в хедере) Иосиф Айзенберг,
бабушка Зиша-Рива Руппо (девичья фамилия), и многочисленные родственники жили
до войны в местечке Черея Чашниковского района Витебской области в Белоруссии,
там же родился в 1909 году мой отец Велвл (Вульф). Естественно, мне всегда
хотелось узнать побольше о Родине отца.
Заглядываю в энциклопедию Брокгауза и Эфрона: «По
переписи 1897 года жителей Череи 3039, среди них 1829 евреев».
Папа говорил, что и перед войной местечко
оставалось в основном еврейским, несмотря на эмиграцию начала века и отъезд
молодежи на учебу в большие города.
Роальд Романов: «В Черее многие не евреи, свободно владели разговорным еврейским языком –
идиш. Знал его и дядя моего отца Самодуров Алексей Севастьянович».
Автор: Однажды в Ленинграде нас навестил земляк отца явно славянской внешности и
начал с папой говорить на идиш без какого-либо напряжения или акцента. На мой
изумленный вопрос – откуда он знает идиш, папа ответил, что на их улице было
только две нееврейские семьи. И что по-соседски он даже хедер кончил, так как
рядом другой школы не было.
Туристские сайты: Черея находится между Полоцком и Друцком на торговом пути «из варяг в
греки», она упоминается в летописях с
Автор: В туристских сайтах о Черее – еврейском местечке с многовековой историей
евреи практически не упоминаются.
Туристские сайты: В XIX веке часть земель Черейского графства Сапег оказалось у Милошей –
предков известного французского поэта и литовского общественного деятеля Оскара
Милоша (мать его Розалия Мария Розенталь была из еврейской семьи). Оскар Милош
глубоко изучал ассириологию и семитологию в школе Лувра и в Школе восточных
языков в Париже. С 1920 года он – первый посол Литвы во Франции. Полное
собрание его сочинений в десяти томах издавалось в Париже в 1955–1959 и 1961
годах. Его родственник Чеслав Милош (родился в соседней Литве) получил в 1980
году Нобелевскую премию по литературе, которую некоторые белорусские издания
скромно приписывают своему Милошу – черейского происхождения.
Из Череи вышло немало известных людей. Герой
Советского Союза Ивановский Евгений Филиппович (1918-1991) – главнокомандующий Сухопутными
войсками, был заместителем министра обороны СССР, генерал армии.
Роальд Романов: Лауреат Госпремии СССР доктор технических наук профессор С.В. Елинсон,
великолепно знавший в раннем детстве иврит родился в 1913 году там же. Он был
внуком переписчика Торы. Пергамент для торы – тончайшую кожу – изготавливали
здесь же на Лукомльской улице по освоенной в незапамятные времена технологии.
Из того же местечка – Соломон Капелюш – московский ученый, профессор, доктор
технических наук.
Автор: Мой отец (из Череи уехал на учебу в 18 лет) всю блокаду Ленинграда в
качестве военного врача заведовал отделением в крупнейшем госпитале города
Военно-Медицинской Академии.
Туристский сайт: «Человек, потерявший память, похож на ребенка – слабого и беззащитного,
который постоянно чего-то боится и еще не способен ни во что верить. Черейцы
достойны большего».
Автор: Попробую следовать мудрому совету.
Роальд Романов (Историко-публицистический журнал «Мишпоха»): «Первым коммунарам в Черее
передали для коммуны усадьбу Милошей, принадлежавшую с конца XV века богатейшим
магнатам Сапегам, а с конца XVIII века – предкам Оскара. Коммунары съели
лебедей из многочисленных прудов и, ленясь добывать дрова в близком тогда лесу,
сожгли в печах барского дома все, что могло гореть. "Красота парков и
садов", воспетых Оскаром "горела синим огнем". Не были оставлены
в покое и предки Оскара. Их останки были извлечены из родового склепа и
разбросаны по католическому кладбищу. Взломанный склеп методично доламывался
детворой, которая не ведала, что причастна к разрушению памятника мировой
культуры. Нет соответствующей таблички и на не развалившейся еще Троицкой
церкви – бесценном памятнике раннего барокко времен Богдана Сапеги, и на Михайловском
храме времен Льва Сапеги – первом "типовом" униатском храме Беларуси,
нет соответствующей охранной таблички и на еврейском кладбище в центре местечка».
По еврейским легендам, Черею основали их пращуры
на перекрестке торговых путей, и поэтому в центре местечка оказались
древнееврейские захоронения с надмогильными камнями – мацейвами. Кто-то из
маститых ученых, приезжавших в начале XX века, отнес надписи на мацейвах к
языку «кнанит», однако разобрать их не смог. А академик Н.А. Морозов
тогда писал: «Имя Сарай происходит от еврейского Сара, т. е.
царица, по-русски следовало бы читать вместо Сарай – Царея, т. е.
город Царя, иначе Царь-Град». При переводах польских средневековых источников
город именовался Сарея.
Тобяш Купервейс, исследователь истории предков, утверждает: «Первые сведения о евреях в
польско-литовском регионе датируются VIII веком. Откуда они пришли сюда –
сказать трудно. Известно лишь, что обосновались на перекрестке торговых путей.
С IX по XIV век общались между собой на языке «кнанит», основанном на
славянских диалектах, позже «кнанит» вытеснили пришельцы из Германии, принесшие
с собой собственно «идиш». Несомненно, само название «кнанит» восходит к земле
Ханаан.
Фашистская оккупация
Свидетельства Федора Михайловича Романова – главы семьи, где в оккупации выжила молодая
черейская женщина Фира Кац.
Летом 1941 года не стало ни стариков, ни
инвалидов. Все вдруг превратились в рабочую силу. Колхозный инвентарь
перекочевал в частные сараи к наиболее сильным и нахальным. Колхозы распущены, вместо
них организовались пятидворки. Проявлявшим особое усердие для достижения скорой
победы над большевиками обещали вырезку хуторов до окончания войны. Бывшие
бригады колхоза «Колос» мгновенно приспособились. У них море самогона, у них
лошади, коровы, телята, свиньи, поросята, инвентарь колхоза. Но это только у
них и им подобных. Настоящие труженики остались без хлеба. 1942 год принес полное
разочарование. Немцы потребовали хлеб, мясо, яйца, кур, молоко, сено, солому и
прочее. Чтобы сразу не испугать, вначале потребовали сдать колхозное, называя
его «сталинским» и считая своей собственностью… Было организовано собрание
черейской интеллигенции, на которое пригласили и меня. Стоял один вопрос –
организация местной власти. В Черее еще не было коменданта, и было решено
послать делегатов к немецкому коменданту в Крупки. Собрание предложило эту
миссию Малявцеву и агроному Мурашко. С удовольствием они отправились и на
второй же день были у коменданта Крупок. Возвратились с сияющими лицами –
Малявцев – бургомистром, а Мурашко – его замом. Малявцева я не поздравил и
сказал, что ему не завидую. Его желание быть начальником меня не удивило.
Будучи несколько лет председателем Черейской артели инвалидов, он жил на
барскую ногу, бесконтрольно пользуясь всем, что попадало в артель. Вслед за
организацией управы сформировалась и полиция. Явились охотники, которые с
удовольствием пошли на эту грязную работу. Ими были любители пограбить и пожить
за чужой счет. Первой задачей они считали грабеж еврейского населения. Отнимали
ценности, вещи, хлеб, последние средства к существованию. Евреев заставляли
выполнять безвозмездно все работы, запрягали их в телеги, заставляя на себе
возить грузы, толкали, били. Жизнь евреев стала хуже египетской. Появились
тревожные слухи о поголовном истреблении еврейского населения. Не хотелось
верить, что в наш век, век цивилизации, можно дойти до такого зверства, как
уничтожение целого народа. И кем? Страной, которая считала себя самой
культурной в мире. Но расстреляны все евреи в Крупках, Толочине, Чашниках,
Лукомле. Ценности и вещи хлынули к Малявцеву, Улаховичу и им подобным...
Несчастные думали этим купить себе жизнь.
5 марта 1942 года – кошмарный день. В ночь, с 4 на
5 марта Черею окружил немецкий кровавый отряд с пулеметами и автоматами. Никто
об этом не знал. Утром приказали всем евреям собраться в одном месте. Поняв,
для чего собирают, многие бросились из местечка в поле, где были встречены
градом пуль. Одни падали навсегда, другие поднимались и бежали вперед. В погоню
бросились полицейские. Небольшой горсточке удалось уйти от пуль для того, чтобы
перенести голод и холод, но погибнуть от рук полицейских несколькими днями
позже. Немецкие солдаты рассыпались по местечку. Проверяли дома, чердаки,
сараи. В доме Шлемы Капелюша нашли двух маленьких детишек, которые здесь же
были расстреляны офицером. По одному, на вытянутой вперед руке, он поднимал их
за рубашонки вверх, выстрел из револьвера в голову – и жертва отбрасывалась в
сторону, как прирезанный петух…
Время близилось к вечеру. Бегство приостановлено.
Стрельба прекратилась.
Собранные евреи под усиленным конвоем немецких
солдат и полицейских были приведены к яме, образованной взрывом. По десять
человек их отделяли от общей массы и подводили к краю ямы. Очередь из автомата
– и несчастные падали в яму друг на друга. Полученной от взрыва ямы не хватило,
и лобное место образовали у силосной ямы; заполнили ее людьми вместо травы. Моя
невестка (Фира Кац – жена сына) в этот день забралась на печь в угол,
свернулась калачиком и дрожала, как в лихорадке. Волосы на ее голове стояли
дыбом. Она не пыталась бежать или скрываться из-за боязни, что пострадаю я и
семья. Она решила, что если суждено погибнуть, то умирать одной. Палачи зашли в
дом, но на вопрос о жидах получили ответ, что здесь живет доктор Романов,
русский, и его дети. Немцы ушли, не произведя обыска. До этого кошмарного дня
приходилось не считаться с самолюбием, угождать полицейским, принимать их у
себя, садиться рядом за стол, угощать. И полицейские сдержали слово: ни один не
выдал мою Фиру. К этому времени она имела паспорт на имя Романовой Ефросиньи
Семеновны».
Роальд Романов: Я, тогда восьмилетний, был около своей мамы Фиры (Эсфири Соломоновны
Романовой, в девичестве Кац). Для того чтобы получить «русский-немецкий»
паспорт, моя бабушка Леля (Елена Севостьяновна Романова, в девичестве
Самодурова) организовала крещение мамы в православную веру.
5 марта, в день расстрела евреев, бабушка почти
все время стояла на коленях перед иконой. Я со Светланой находился на печи,
рядом с моей лихорадочно дрожащей мамой. Когда на крыльце раздался громкий стук
кованных немецких сапог, я спрыгнул на пол, помог слезть с печи Светланке, за
нами медленно начала спускаться мама. От страха ее глаза стали какими-то
бесцветными, волосы на голове стояли действительно дыбом.
«Назад!» – рявкнула на нее влетевшая на кухню
бабушка, и сжав могучей правой рукой мою тонкую шею и прижав левой к себе
Светлану, она двинулась навстречу входящим немцам и разговаривала с ними,
заслоняя нами троими проход на кухню.
Оглядев нас, светло-русых, немцы удалились. Из
больницы пришел взволнованный дед. Поглядев на дрожащую мою мать, он вытащил из
кармана из-под халата ополовиненную бутылку самогона, налил полстакана ей,
непьющей, и сказал: «Выпей, Фира, поможет успокоиться. Мне помогло». Мать взяла
стакан дрожащей рукой, вдруг грустно улыбнулась и произнесла тост: «Немцами
зовемся, дружно пьем свой шнапс» (шутка, придуманная еще до войны черейскими
евреями). Сделав глоток, она закашлялась, из глаз потекли слезы. Дед погладил
ее по голове и подтолкнул на печь.
В это время уже все евреи были загнаны
полицейскими в гетто – большой пустой дом рядом с управой (бывшим сельсоветом).
Его окна были забиты досками. Точное число загнанных туда никто никогда не
узнает, поскольку после расстрела евреев в Чашниках, Лукомле и других местечках
сумевшие убежать оттуда пришли в Черею.
Федор Михайлович Романов: Последним старостой Черейской синагоги до 5 марта
1942 года был Саморце Дымков, который не имел своего дома и жил напротив
Самодуровых у активного деятеля общины Алтера. Зятем Саморце был Давид
Маевский, осужденный как враг народа секретарь Черейского райкома партии,
педагог по образованию, преподававший в Черейской школе до ареста. Его жена –
бывшая одноклассница моего отца Леонида Романова – Миня Фишкина.
Из воспоминаний Макса Маевского (сына «врага народа»), оказавшегося в свои 10 лет
в Черее у деда с бабкой.
После того как в дом начали систематически по
утрам наведываться полицейские и забирать все приглянувшееся, мне подыскали
более надежное пристанище. В результате, забрав припрятанную одежду отца, я
снес ее в дом Ани Дубровской, бывшей школьной подруги мамы. Поселившись у Ани и
ее мужа полицейского, я некоторое время переживал, глядя, как молодой
полицейский надевает черный бостоновый костюм отца, безжалостно перепоясывая
ремнем дорогой пиджак. Но вскоре меня передали на хлеба к Свирским, а затем
помогли определиться в Черейский детдом. Когда начали собирать евреев, я
прибежал к деду, обладавшему непререкаемым авторитетом во всей округе. Дед
осанкой и эффектной бородой напоминал известные портреты Маркса,
олицетворявшего собою рассудительность, хладнокровие и спокойствие. Но дед
надел пальто, набросил талес, прикрепил филактерии, помолился и вместе со мной
влился в толпу единоверцев, направляемых полицейскими в гетто. Идя по мосту
через овраг, я сказал деду, что полицейские далеко и нас не видят, и нужно
сойти под мост, там переждать, потом по оврагу за огороды, на окраину и в лес.
Услышав это, дед обозлился и сказал: «Не понимаешь, что не немцы хотят нас
убить, нас наказывает Бог». Мы с трудом втиснулись в здание сельсовета. Сесть
никто не мог – все были прижаты друг к другу. Вдруг на улице кто-то крикнул: «Бей
жидов!». По окнам стали стрелять автоматными очередями. Раздались женские
вопли, застонали раненые, на пол стали оседать мертвые. Я со всеми рванулся к
выходу и вылетел за дверь.
«Отпустите русского мальчика! Там русский мальчик!»
– услышал я голос бывшей школьной подруги Мини, учительницы Черейской школы
Екатерины Владимировны Захаревич. Она указывала на меня и обращалась к полицейским.
Последние не реагировали. Оказавшийся рядом дед сказал: «Макс, беги, спасайся,
как можешь, а нас наказывает Бог». Когда они проходили мимо Екатерины
Владимировны, она схватила меня за руку, выдернула из толпы и сказала: «Беги!» Я
шмыгнул за здание сельсовета, пробежал за ним, выскочил на улицу и бросился к
Михайловской церкви. Раздались автоматные очереди, и надо мною просвистели
пули. Я забежал за церковь на огород и какое-то время там прятался. Потом
двинулся дальше. Вдруг увидел, как прямо передо мною полицейские убивают
прикладами винтовок стариков-евреев. Я испугался и повернул обратно, медленно
огородами добрался до дома Миркиных и вошел в него. Там было еще тепло, и,
переночевав, огородами пробрался в детдом к своей койке. Потом я как и семья
Романовых перебрался к партизанам в отряд Садчикова.
Федор Михайлович Романов: После расстрела мародеры трудились день и ночь,
извлекая из еврейских домов все, что можно было вынести. Сначала набрасывались
на более ценное, а затем перешли на всякое барахло. В поисках ценностей ломали
печи, трубы, поднимали полы, рыли землю.
«В грязных домах появились никелированные кровати
с перинами и грудами подушек, зеркала, самовары и прочее», написал врач,
которому приходилось бывать и у тех, кого расстреляли, и у тех, кто
расстреливал.
Роальд Романов: Макса и меня долго ужасали рассказы о собаках, которые таскали отгрызенные
ноги и руки. Собаки съели целиком маленькие трупики родственников московского
профессора Капелюша. А из середины заброшенной снегом братской могилы видели
поднимающийся пар. Возможно, что у кого-то там какое-то время теплилась жизнь.
Учительницей русского, белорусского и немецкого
языка моя мать стала в 16 лет. Выглядела она маленькой девочкой и не
соответствовала образу педагога. Переростки-второгодники поглядывали на нее с
ехидством, а некоторые пытались ухаживать. Она родилась 18 апреля 1917 года в
Борисове – в
Соответствующим было ее отношение к искусству и
религии, передавшееся детям. Ни ее, ни деда Соломона, как и деда Федора, я не
видел молящимися; мацу в больших количествах я видел только в Черее в
романовском доме врача, пациентами которого были и евреи, и католики, и
православные, и атеисты. Соломон Григорьевич однажды взял меня с собой в
синагогу, где раввин глубокомысленно изрек: «У мальчика не еврейская фамилия».
Моя мама Фира была третьим ребенком в семье. Ее
считали наиболее одаренной. Она дошкольницей помогала своему старшему брату
делать уроки, и однажды пошла с ним в школу, где ее учителя оставили
заниматься. Она раньше брата отличницей окончила 7 классов, брат оставался
второгодником. Он, мой дядя Бома, был известным в Борисове забиякой, но обладая
удивительным музыкальным слухом, стал главным настройщиком Борисовской
пианинной фабрики. Его расстреляли в первые дни войны за то, что на
приветственную реплику полицая «Ну как, жид?» он уложил «приятеля» ударом
кулака на тротуар.
Черея находилась на древнем торговом пути Борисов-Витебск,
действовавшим до войны и даже после нее в зимний санный период. Немцам не
представляло никакого труда получить из борисовского ЗАГСа подлинные сведения о
родословной Эсфирь Соломоновны Кац. Педантичный немецкий следователь
чашникского гестапо ознакомил мать с полученными им сведениями из Борисова.
Федор Михайлович Романов: «Помог в этом деле немец – комендант Чашников,
капитан Швебель. Он, сам учитель, отнесся к невестке как к коллеге, и я не
ошибусь, сказав, что невестка спасена от смерти благодаря ему, прекрасно
знавшему, что она еврейка».
Роальд Романов: Если бы это чистосердечное признание оказалось после войны у советских
следователей, заставлявших мать признаться в пособничестве гитлеровцам, то ее
прах не покоился бы на черейском кладбище. Дотошный следователь в Гродно,
который никак не мог понять, как она, еврейка, осталась живой, настойчиво
пытался уличить ее в связи с оккупантами, задавал вопросы на немецком языке и «попросил»,
чтобы она чистосердечно призналась на немецком в примененном ею методе
обольщения следователя чашникского гестапо.
Мать работала завучем Поречского детдома. Она
учила детей музыке, пению, руководила художественной самодеятельностью,
выезжала с ней, аккомпанировала на пианино и аккордеоне, подменяла заболевших
учителей в школе, в том числе и отца. Гродненский следователь был евреем, но с
русской фамилией. Его немецкая речь была переполнена не только местечковыми
еврейскими интонациями, но и отдельными словами из языка идиш. Мать ему и
написала, что ее выпустили из чашникского гестапо не столько потому, что у нее
был русский паспорт и имя Ефросинья, а из-за ее немецкого литературного языка,
за которым она следила. А его выдает местечковая лексика, о чем он, вероятно,
не знает. Больше следователь ее не вызывал. Вызывали другие, запугивали,
загоняли в тупик. В своем стремлении выслужиться перед начальством они ничем не
отличались от тех, кто пошел служить гитлеровцам. Мой дед Федор Михайлович
Романов, отец, мама, я – все мы пришли в партизанский отряд, которым командовал
Садчиков. Мне тогда было десять лет.
Федор Михайлович Романов: «В марте 1944 года мощная группировка
гитлеровцев загоняла партизанский отряд Садчикова в болота, используя при этом
авиацию и танки. Полк выстоял, несмотря на слабое вооружение. Только нашим
батальоном подожжено 2 танка, один из которых на счету моего сына Леонида».
Роальд Романов: «За этот подвиг отец был представлен к ордену Отечественной войны. Приказ
был зачитан перед строем, но награждение не состоялось. Оскорбленный отец
переживал несправедливость до своей кончины.
Отступая, нам пришлось прорываться по
простреливаемому открытому, освещенному подожженными домами полю. Рядом с
матерью разорвалась мина, и осколок прошил ей шею. Мать не могла встать на
ноги.
Федор Михайлович Романов: «Невестка была легко ранена в шею, но потеря
крови и нервное потрясение при полном отсутствии еды ослабили ее. Приходилось
вести под руки или прибегать к носилкам. Я не мог оказать ей помощи, поскольку
еле передвигался сам. Наш бедный Алик остался по ту сторону дороги в болоте».
Роальд Романов: А затем совершенно обессилевшая моя мама, оставшись одна, без мужа, сына и
свекра, утратила рассудок.
А.Д. Серада – журналист (в книге «Слово солдата»): «Вокруг
леса шли бои, особенно сильные там, где находились Смоленский полк И.Ф. Садчикова
и бригада им. П.К. Пономаренко. Мы все хорошо знали, что если ночью
не прорвемся из окружения, то через день-два гитлеровцы уничтожат нас.
Неожиданно на просеку выскочила молодая женщина с растрепанными волосами. Она
бежала на край леса и кричала: «Там мой сын! Там мой сын!». Партизаны пытались
ее удержать, но, с неожиданной силой сверкнув безумными глазами, она вырвалась
и побежала дальше, выкрикивая одну и ту же фразу: «Там мой сын!».
Роальд Романов: Ей тогда было 26 лет. Сознание вернулось, и как ни удивительно, она,
обессиленная, блуждающая среди разрозненных партизанских групп по лесам и
болотам, набрела на свекра, который к тому времени был назначен начальником
госпиталя.
Наконец, гитлеровцы и полицаи бегут на Запад. В
местечке – советские танки, автомашины, пехота. В Черею заезжает мой дядя,
капитан-артиллерист. Федор Михайлович Романов вспоминал: «Ночью стук в
дверь. Старуха теща спрашивает: "Кто?" – "Откройте, Витя приехал".
Срываюсь с кровати, берусь за крючок. А моя невестка-еврейка кричит: "Папа,
не открывайте! Это полицаи!". Бедняжка забыла, что мы уже окружены нашими
бойцами».
Роальд Романов: Страх, вселившийся в годы войны, жил у мамы всю ее короткую жизнь и не
оставлял уже никогда. В начале 1960 годов я увез ее к себе в Горький, где работал
прорабом и учился заочно в институте. При первом же посещении врача (по ее
абсолютному убеждению, очередного следователя) определилась ее судьба –
психлечебница. Мать ее восприняла, как гестапо с надзирателями и полицаями (переодетыми в
санитаров) и следователями, представляющимися врачами. «Зачем ты отдаешь им
меня? И ты с ними?» – спросила она, глядя мне в глаза. Она отказывалась есть,
ее поддерживали инъекциями. Вскоре от легкой простуды она скончалась.
Хоронить маму решили на родине. Провожали последнюю
еврейку Череи и отличницу народного образования БССР многочисленные
родственники, учителя, ученики и многочисленные знакомые. Все долго, без речей,
стояли у могилы, несмотря на трескучий мороз. Мне в тот день, 28 декабря,
исполнилось 28 лет от роду. Маме было на 16 лет больше…
Свидетельница Вишневская Вера Павловна, русская из Череи (архив «Яд ва-Шем», Иерусалим).
«Уехали: Кокины, Минковы, Шеламсон, Файба Бус,
Хацкель Гольдберг с 12 детьми, Шнейдерман смог уйти в партизаны, но осталось
очень много евреев, около тысячи человек. Евреев не выселяли, все жили на своем
месте. Еды не было. Я носила хлеб Гутиной Нине Абрамовне – магазины же были
сразу разграблены. Когда евреев собирали на расстрел, Черею окружили танками,
пулеметами. По всем улицам – охрана. Только Гутин Элья бежал по озеру, его
поймали в Вятнах.
Расстрел был 5 марта 1942 года.
Расстрелянные евреи похоронены в трех ямах: одна –
за школой, основная, другая – там, где памятник стоит, среди поля. Это бывшие
силосные ямы. В апреле ямы стали оттаивать, первая – запахла, потому что трупы
лежали в открытую, а в школе были немцы. Они полили яму бензином, а потом
зажгли. Потом приказали с каждых пяти дворов привозить по две-три подводы земли
засыпать яму. Третья яма – в конце Хальневичской улицы. Там закопали «полезных»
евреев и тех, кого отловили после общего расстрела, но не всех, некоторых
расстреливали прямо в полях. Там же похоронена семья аптекаря Руппо Исаака
Михайловича, его жены Стеры Давыдовны, их две дочери 14-15 лет. У Симона
Гольдберга перед расстрелом на глазах родителей изнасиловали двух дочерей.
Учительницу музыкальной школы Фиру Кац, вышедшую замуж за русского Романова
Леонида Федоровича, немцы не заметили, пропустили.
Смородинская Соня уехала в Оршу, не представилась
еврейкой, вышла замуж за немца, успела родить от него двух детей, потом ему
призналась, что она еврейка, и он сам ее не расстрелял, а попросил другого
немца».
Роальд Романов: «Сегодня в Черее уже нет ни кожевенного, ни обувного, ни мебельного, ни
гончарного, ни швейного производства, ни пекарни, ни молокозавода; нет в Черее
ни одного еврея.
Одним из «достижений» перестройки в Черее стало
закрытие местной больницы, построенной на деньги местечковых евреев, когда они
там еще были.
Теперь Черея – глубокая постсоветская провинция с
повсеместным пьянством, руганью и бездельем, находящаяся в стороне от больших
дорог».
Post Scriptum. В начале прошлого века, до войны и после нее из Череи уехало в Палестину
через Россию и Польшу немало моих родных. Мне посчастливилось познакомиться и
подружиться с некоторыми из них.
Из известных мне черейцев и их детей сюда приехали
двоюродные братья и сестры отца Моше и Яков Альперовичи, Вульф (Зеев) Певзнер,
Соня Руппо (Гельман по мужу), Люба Руппо. Все они племянники бабушки Ривки.
Сын Моше Альперовича Алик в 18 лет погиб в 1948
году в войне за независимость Израиля, сын Якова Альперовича Дани сражался
тогда же в Пальмахе, был ранен. Его дети – старшие офицеры Армии Обороны
Израиля, танкист и летчик. Сам Яков Альперович – из первого выпуска Техниона
(их было тогда всего 14 человек), десятки лет был Главным Инженером города
Петах-Тиква, прожил более ста лет, мы очень дружили. Это он познакомил меня со
всей родней. Кстати, в Палестину он попал благодаря жене М. Горького
Андреевой, Советская власть посадила его студента первого курса
Технологического Института Ленинграда в тюрьму как сиониста. Он успел отсидеть
три дня. Андреева славилась многими добрыми делами, в частности, она, желая
спасти ничем не провинившихся людей, обратилась к властям с предложением
наказать сионистов лишением родины (то чего они и добивались, только у них это
называлось обретением родины), и группу сионистов выслали из страны.
Зеев Певзнер, бежавший от нацистов из Варшавы, – художник
и архитектор, десять лет был Главным Архитектором города Бат Ям. Однажды в
Иерусалиме на 75-летии Юдит – дочери Моше Альперовича собралась вся черейская в
старшем поколении родня – вместе с женами, детьми, женами детей и так далее по нисходящей
– человек сто пятьдесят. Дядя Яша объяснил мне, что здесь только родственники,
а когда выступил, добавил, что из всей родни многие уезжали заграницу учиться,
но никто не захотел там остаться. Кстати, мой расстрелянный в Черее дед учил
его ивриту в черейском хедере в начале того века.
В Израиле нет генерал-полковников, генералов
армии, маршалов и генералиссимусов, но выходцы из Череи, их дети, внуки и те,
кто даже не знают, что такое Черея и где она расположена, судьбу Череи и других
местечек не дадут повторить.
Комментарии:
Инга
Берлин, Германи - at 2019-03-07 22:08:45 EDT
Здравствуйте! Моя бабушка Мария Михайловна Файбич родилась в Черее в 1913 году. Если есть какая-то информация о Файбич или Луговцовых из Череи свяжитесь со мной по e-mail: inga337@hotmail.com
Заранее благодарна.
Евгений
Кфар Саб, Израиль - at 2017-07-31 22:27:21 EDT
Для Алеси из Минска. Володя Руппо, у которого дед из Чашников, давно живет в Израиле
Артем
Санкт-петербург, РФ - at 2014-05-10 16:17:37 EDT
Здравствуйте!
Мой дедушка, Стефанович Дмитрий Иванович, родом из Череи. Хотелось бы немного узнать про своих предков. Если у кого-то есть какая-нибудь информация, очень прошу сообщить мне. Почта a9122442@yandex.ru.
Нина
Холон, Израиль - at 2013-04-08 16:49:02 EDT
Моя бабушка Капелюш Рая Шлемовна,родилась в м.Черея.В июне 1941г.уехала поступать в институт,потом эвакуация-осталась жива.Ее мама Капелюш Нихами и брат Иосиф остались там и погибли.Эта тема была всегда закрыта-бабуля не могла ни говорить ни вспоминать об этом никогда.К сожалению у нас информации нет.Бабули тоже уже нет 2 года.Может кто- то знает !?!Моя бабушка закрыла дверь в ту жизнь и не смогла открыть ее даже для воспоминаний-это был ужас который она унесла с собой,думая что оберегает нас.Но может у кого-то есть информация.Спасибо.
Поляков Александр
Смоленск, Россия - at 2013-02-13 16:13:20 EDT
Спасибо большое за очень интересную статью.Многое знал от мамы,Радашкевич Софии Парфеновны,бывшей в Черее с маленьким сыном все время оккупации.Масштаб трагедии потрясает.
Ирина
Тюмень, Россия - at 2012-11-21 19:15:49 EDT
мой дед родом из Чареи. Шавенько Григорий Родионович. 1911 г.р. Ищу информацию о нем.Может кто знает?
ксюша
борисов, беларусь - at 2012-08-01 16:06:22 EDT
моя бабушка из череи.
Дмитрий
Санкт-Петербург, Россия - at 2012-05-17 19:28:04 EDT
Мои предки родом из Череи. Они носили фамилию Кривошей. Прадеда звали Шмуел-Аре, может быть найдутся родственники или просто люди, знающие хоть что-нибудь о них и их жизни до войны? Буду рад. turku7@rambler.ru
Вячеслав
Минск, Беларусь - at 2011-12-04 13:51:49 EDT
Для того,чтобы Черея была возрождена,нужна молитва покояния тех конфессий,которые были в Черее,а также тех потомков,которые там ещё по милости Господней живы.
Галина
Минск, Беларусь - at 2011-05-27 11:01:08 EDT
Моя мама родом из м.Черея
и вроде она дружила с Фондо Марией Никитичной.
Олег Шавенько
Самара, Россия - at 2011-04-07 16:18:30 EDT
Здравствуйте. Мой отец родом из Череи.
Нисон Руппо
Кострома, Россия - at 2011-04-01 05:04:52 EDT
Шалом! Моя фамилия Руппо. Как с Вами связаться?
Татьяна
Санкт-Петербург, Россия - at 2011-02-13 10:00:23 EDT
Огромное спасибо за очень интересную статью. Моя бабушка из м.Черея. Хотя очень поздно (бабушки уже нет вместе с нами), но мне очень хочется узнать о ее родине, про своих родственников. Может кто-нибудь помнит о Фондо Марию Никитичну и ее родителей Фондо (Шавенько) Никиту Васильевича, Прасковью Петровну.
Алеся
Минск, Беларусь - at 2010-11-16 08:26:30 EDT
Здравствуйте!
Сестра моего прадеда(родом из Чашников) была замужем за Моисеем Руппо.Жили они в местечке Камень.И Черея и Чашники и Камень-все это рядышком.Наверняка всех этих Руппо объединяли родственные связи.
Светлана
Хабаровск, Россия - at 2010-09-20 21:35:52 EDT
Здравствуйте.
Меня заинтерисовала фамилия Малявцев, потому что мои родственники по мужу Малявцевы, кто это , как его полное имя, неужели он немецкий прихвостень? Его расстреляли или он сбежал с немцами? Пожалуйта ответьте мне, это очень важно для меня!
Положенцева Татьяна
Санкт-Петербург, Россия - at 2010-09-17 01:55:38 EDT
Уважаемые Евреи!Если набрать в любой поисковой системе "Черея", то большинство из того, что вы увидите ,будет связано с Романовым Р. Л. ."Старый дом в Черее"купил и отреставрировал.Церковь восстанавливал на свои деньги и своими силами.Родительский дом купил и отдал родственникам.А ведь деньги зарабатываются трудом..Места красивейшие, земля по российским и европейским меркам не дорогая.Ну неужели у вас нет никаких белорусских родственников чтобы ее приобрести- не себе так потомкам.Черея не пуста только летом..Она тихо загибается.Два года назад приезжали из Штатов Минкины.Романов показал им место расстрела их предков..А на месте их родительского дома до сих пор пустошь..и конь пасется...
Руппо Валерий Андреевич
Алматы, Казахстан - at 2010-03-17 12:50:47 EDT
Спасибо авторам за содержательную статью.Хотелосьбы получить более подробную информацию о фамилии Руппо.
Руппо Валерий Андреевич
Алматы, Казахстан - at 2010-02-25 08:12:45 EDT
Хочу узнать освоих-Руппо.Если ктознает напишите !!!!Заранее благодарен!-РуппоВ.А.
Леня Миркин
Washington, DC, USA - at 2010-01-06 12:04:06 EDT
Дом Миркиных, где переночевал Максим, убежав от полицаев, это дом моих дедушки и бабушки, которых я никогда не знал. Единственный выживший из всей семьи Миркиных - мой папа Михаил Миркин. Он кончил школу в 1940 г. и уехал учиться в Минск. В мае 2007 мы (папа, мама, мой брат и я) посетили Черею. Роальд Романов великолепно организовал эту встречу, специально приехав из Москвы. Сумели мы встретиться и с Максимом Маевским, подскочив на один день в Москву. К сожалению, военные раны настигли его: он стал терять "ближнюю" память. Но "дальняя" память осталась великолепной. Как он выразился: "Я живу Череей".
Здесь http://mishpoha.org/n17/17a18.html папины воспоминания о Черее, и адрес Роальда Романова. Мой email: lennymir@yahoo.com. С удовольствием поделюсь любой информацией из тех 8 GB, которые я привез из поездки.
Филина Инна
Беер-шева, Израиль - at 2009-12-27 09:57:07 EDT
Огромное спасибо за статью. Моя бабушка, в девичестве Минькова, родом из Череи. Никак не могли понять, где это и наконец вчера через "нет" отыскали. Если вам известно о Черее еще что-то буду рада услышать, а если вы поможете выйти на Романова Роальда Леонидовича буду рада несказанно!
Моему отцу уже 83 и ему очень хотелось бы узнать что-то о местечке своей матери.
Заранее благодарю
Инна
Игорь Карасин
Лод, Израиль - at 2009-12-19 06:35:27 EDT
Ну, Женя, ты даешь!
Послал ссылку всем своим друзьям
Шульман Аркадий
Vitebsk, Belarus - at 2009-12-13 05:52:02 EDT
Я, редактор журнала "Мишпоха", который Вы упоминаете. Сейчас мы делаем сайт "Голоса еврейских местечек" www.shtetle.co.il
– публикуем материалы, связанные с местечками севера Беларуси. С интересом прочитал Ваш очерк.
Михаил Бродский
Днепропетровск, Украина - at 2009-12-11 12:46:06 EDT
Пронзительный рассказ. Мне довелось служить в Западной Белоруссии в 50-е годы. Разорение, полностью истребленные еврейские поселения, закрытые костелы, стертые с лица земли синагоги и еврейские кладбища, нищие колхозы, бедность, пьянство, привозное партийно-советское в основном бездарное руководство. Но при Машерове многое изменилось к лучшему, жаль, что он сгинул безвременно.
Б.Тененбаум
- at 2009-12-10 08:21:47 EDT
Превосходнo. Hаписано так, что получилось "... выше искусства ...".
Soplemennik
- at 2009-12-10 04:16:29 EDT
Как всё, абсолютно всё знакомо. Мои родные места недалеко от Череи - Сенно. И оставшихся евреев сенненских постигла та же участь. И сегодня там нет и следа евреев, исчез даже камень на месте расстрела земляков.
Матроскин
- at 2009-12-09 04:26:06 EDT
Отличная вещь! Без визга, соплей, лаконично и до жути убедительно!
Акива
Кармиэль, Израиль - at 2009-12-09 02:02:32 EDT
Читал много смешных коротких рассказов автора. Думаю, что начиная с этого рассказа, Айзенберг напишет еще много хорошей прозы. Всего доброго. Кстати, Евгений, Вы издали книгу? Если издали - дайте знать.
Борис Дынин
- at 2009-12-08 20:24:14 EDT
Каждое воспоминание об ушедших есть их возвращение. Чем больше людей прочитают о них, тем продолжительнее их возвращение. Спасибо.