Михаил Рицнер. Как я открывал психиатрическую больниц

Как я открывал психиатрическую больницу
(больницу Рицнера)

По разным причинам мне довелось участвовать в открытии трех центров в разных городах двух стран, формировать их коллективы и руководить ими. Первой была Областная психиатрическая больница (ОПБ, г. Биробиджан, 1976-1981), затем - лаборатория Клинической Генетики психических заболеваний в Центре Психического Здоровья АМН СССР (г. Томск, 1981-1989) и, наконец, филиал Центра психического здоровья Тальбие в Кирьят Йовеле (г. Иерусалим, 1996-1998). Таким образом, опыт, который я приобрел при открытии ОПБ, был первым, а по сему, самым ценным. Об истории реализации этого проекта и пойдет речь в кратком очерке. Хотите верьте, хотите не верьте а дело было так ... .

1. Распределение

В 1971 году я вновь оказался в г. Биробиджане и второй раз не по своей воле. Сдав госэкзамены в Хабаровском медицинском институте (лечебный факультет), я получил «красный» диплом, имея в активе еще десяток опубликованных научных работ и написанную вчерне кандидатскую диссертацию. Однако это не помогло мне остаться ни в аспирантуре, ни в ординатуре.

- Пусть едет в Биробиджан. Там им нужны свои кадры. Если талантлив - выживет и сам выберется, - сказал ректор Хабаровского медицинского института профессор С.И. Сергеев (1917 – 1969), отклонив все ходатайства моих научных менторов. По-видимому, такова была его жизненная позиция, так как сам он вскоре "выбрался" из периферии и возглавил Московский НИИ онкологии имени Герцена.

Директор Биробиджанского медицинского техникума Майя Павловна Николаева предложила мне преподавать невропатологию, психиатрию и физиологию. А врачом я начал работать в неврологическом отделении областной больницы. Отделением заведовал талантливый «врач от Бога» Семен Иосифович Вайнберг, другим врачом был Илья Абрамович Шехтер, который в тот период еще и заведовал горздравотелом. У обоих я учился лечить больных и не только (это другая история). И все было бы хорошо, если бы не случилось мне успешно защитить кандидатскую диссертацию по психиатрии в 1975 году в г. Томске. Это событие должно было открыть мне «вход» в академическую науку, но оказалось прямо наоборот. Реализацию моей программы («лечить - учить – исследовать») пришлось отложить сроком на целых пять лет для выполнения первого крупного проекта в моей профессиональной карьере.

2. Назначение

В 1976 году планировалось сдать в эксплуатацию первую очередь новой Областной Психиатрической больницы (ОПБ) в Биробиджане. Власти города и области искали кандидата на должность главного врача. Психиатров в городе не было, кроме одного доктора, который вел прием больных в поликлинике и, по неизвестным мне причинам, таким кандидатом он не являлся. Именно в это время в городе стало известно о молодом кандидате наук в области психиатрии. Так как моя национальность их не смутила, меня стали приглашать к разным «вельможам» на собеседование. Они настойчиво уговаривали меня согласиться стать главным врачом строящейся ОПБ. Первым среди них был Я. М. Вергилес (зав. облздравотделом) – профессиональный чиновник, который, имея медицинское образование, никогда не лечил больных, но знал все инструкции про то, как врачи должны это делать! Он нехотя убеждал меня принять назначение. Более яркое впечатления оставила встреча с заместителем председателя облисполкома Иосифом Львовичем Бокором (с его дочерью, Наташей, я учился в мединституте). Иосиф Львович был очень колоритной фигурой, плотного телосложения с выразительными «мужскими» чертами лица и крупными ладонями. Мыслил он ясно и выражался четко, что мне импонировало. Он курировал все строительство в области. Ему я тоже сказал, что не готов для такой работы. Наконец, зав. отделом промышленности обкома партии привел меня к первому секретарю обкома ЕАО Льву Борисовичу Шапиро и пожаловался.

- Вот, Лев Борисович, молодой врач, 28 лет, говорят талантливый, недавно диссертацию по психиатрии защитил, почти профессор, но отказывается принять должнось главного врача ОПБ. Более того, он не член партии, мы ему оказываем такое доверие – не ценит. Его отца, Рицнера Самуила Ильича, мы хорошо знаем, он на пенсии, работал директором школ области, а его дядя, Михаил Аронович Брен, заведует отделом у нас, в обкоме.

- А что так, Михаил Самуилович? – спросил «хозяин» области, оторвавшись от чтения какой-то бумаги. На хозяина он вообще-то похож не был, лицо было интеллигентным, взгляд не «свирепым», речь грамотная и голос приятный, а главное - «не тыкает».

- Ну какой с меня главный врач, Лев Борисович, да еще недостроенной больницы? Судите сами, мой врачебный стаж 4 года, психиатром ни дня не работал, кандидатская по биологической психиатрии, больниц не строил, как написать приказ о приеме человека на работу я не знаю, о финансировании понятия не имею. Да и откуда врачи-психиатры возьмутся?

- Я все понимаю, не горячись. Мне тоже пришлось недавно стать тут Первым секретарем, а я металлург, окончил Московский институт стали и сплавов, работал начальником цеха на заводе «Амурсталь». Учусь! И ты научишься, ты парень с головой, мы все будем тебе помогать. Если до меня дошел и не согласился, то характер у тебя отцовский, мне говорили, что он "крутой орешек". Кроме того, до открытия больницы еще есть время. Шапиро нажал на одну из множества кнопок на его столе и сказал секретарю: «Пригласите Михаила Ароновича».

- Вы вспомнили моего отца, а он частенько мне говорил: «Учись, сынок. Хорошо будешь учиться - будешь врачом. А плохо будешь учиться, станешь главным врачом». Выходит доучился я до главного врача?

- Помнится мне, что это народная шутка. Но у нас дело серьезное. Сейчас самое время, Михаил Самуилович, перейти к Вашим предложениям или просьбам, - перевел Л. Б. Шапиро разговор в деловое русло. - Михаил Аронович, помогайте убедить своего племянника, - добавил он, когда дядя Миша вошел в кабинет. Тут я понял, что меня «обложили» со всех сторон, как на охоте.

· Во-первых, административные обязанности не должны мешать мне заниматься лечебной работой. Например, я хотел бы быть уверенным, что с 8 до 12 часов дня я буду свободен от любых заседаний в облздравотделе и других инстанциях.

· Во-вторых, мне нужно будет поехать в командировки в 3-4 больницы страны, где можно будет познакомиться с организацией психиатрической службы, так и с работой главного врача.

· В-третьих, без ключей от 10-15 квартир для приглашенных врачей больница не откроется. И это только первое, что приходит мне в голову.

- Ну это уже речь не врача, а «главного врача», - оживился хозяин кабинета. Товарищи Бокор и Вергилес об этом позаботятся, они проведут эти и другие вопросы решением облисполкома, а мы утвердим Вашу кандидатуру здесь. Беритесь за дело, не боги горшки обжигали.

- Оставьте нас, товарищи, на пару минут, - обратился Лев Борисович к присутствующим на приеме завотделом и дяде. Дядя Миша ничего ничего не сказал на той встрече, но его молчаливое присутствие добавляло «очки» в их пользу. Умели здесь разыгрывать такие «мизансцены».

После того, как мы остались одни с Л.Б., разговор зашел о здоровье его мамы, которую он попросил проконсультировать. Деликатность Льва Борисовича была приятным открытием для меня в первую же встречу, равно, как и в последующие.

После этой встречи я не успокоился. Меня волновали многие проблемы, например, не заставят ли меня вступить в партию, чтобы потом держать на "крючке", не поглотит ли меня организаторская работа, не будет ли она мне мешать заниматься наукой, без которой я уже не мог себе представить свой рабочий день, и многое другое. Обсудив эти вопросы с отцом и дядей Мишей, я получил их поддержку.

- Только не воруй и тогда будешь спать спокойно, - напутствовал меня отец, проработавший десятки лет директором школы. Мама была уверена, что у меня все получится. Хотя моя жена была не в восторге от моей будущей карьеры, которая пугала ее, она всячески помогала мне освоиться на новой работе.

Хотя до получения приказа я работал обычным образом, но слухи о моем назначении распространились быстро. Примерно через месяц я получил приказ, затем машину «Москвич» с водителем и ключи от склада с мебелью, где сидел заведующий складом – первый работник новой больницы. Я принес из дома пишущую машинку и напечатал первый план работы. Дома мне поставили телефон (которого добиться ранее было невозможно), а вскоре мы переехали в квартиру, где я смог одну комнату занять под кабинет. Старшему сыну Эдику шел 6-й год, а младший, Игорь, учился ходить.

3. Строительство

Проект ОПБ был типовым на 500 коек с поликлиникой, и трудовыми мастерскими. Таких больниц строилось несколько по стране. Я начал изучать проект, спецификации, архитектуру, знакомиться с десятками людей. Среди них были руководители облисполкома и строительных организаций, архитекторы, финансисты и заведующие складами.

Первая очередь ОПБ состояла из трех корпусов: два 2-х этажных для 200 коек и 5-ти этажный административный корпус с поликлиникой. Полов в этих зданиях еще не было. Территория ОПБ размещалась за городом. Когда потребовалась определить адрес, я назвал это место «Медгородок». Там она стоит и до сих пор.

ОБЛАСТНАЯ ПСИХИАТРИЧЕСКАЯ БОЛЬНИЦА

[ныне: ОБЛАСТНОЕ ГОСУДАРСТВЕННОЕ УЧРЕЖДЕНИЕ ЗДРАВООХРАНЕНИЯ «ПСИХИАТРИЧЕСКАЯ БОЛЬНИЦА». Адрес: Россия, Еврейская автономная обл., г. Биробиджан, Медгородок. Главный врач: Глухова Лариса Борисовна, е-mail: oguzpb@on-line.jar.ru]

Пока шло строительство, я набирался опыта в Томске, Кемерово, Новосибирске и Новокузнецке. В этих городах были крупные больницы (по 1-2 тыс. коек каждой) и поликлиники с передовыми технологиями и большими коллективами врачей, психологов, соцработников, и медсестер. Главные врачи, заведующие отделениями и другие специалисты охотно делились знаниями. Сильное впечатление оставили применение вычислительной техники в виде автоматизированной системы управления больницей (в Кемерово) и система реабилитации проф. Е. Д. Красика (в Томске), где после защиты диссертации было уже немало знакомых (Владимир Миневич, его жена Флора Хасановна, Петр Балашов и другие).

На стройке ОПБ мне приходилось согласовывать изменения в проекте или комплектации оборудования с позиций психиатрии и правил безопастности. Начальник строителей, - Ян Винокуров, - был человеком опытным, в отличии от меня, и умным. Он умел работать как с заказчиком, так и с эксплутационниками (в этом случае – с медиками). Противостоять ему, и не только, мне помог мой двоюродный брат Семен Львович Сердце, опытный строитель и главный инженер. Например, мы с Семеном обходили все оъекты стройки и он мне давал подробнейшие разъяснения по всем дефектам, которых было еще много. Через пару дней на рабочей встрече со строителями и зампредом облисполкома Бокором, они поражались моей осведомленности и уходили в свои конторы со списком дефектов. После пару таких встреч меня стали принимать всерьез. Хотя источник моих познаний был вскоре высчитан и идентифицирован, наше сотрудничество с братом продолжалось до полного окончания строительства! Таким образом, ОПБ обязана Семену Львовичу Сердце тем, что ее построили более качественно, чем можно было ожидать!

Сроки сдачи первой очереди больницы приближались, недоделок было много и мы, все участники проекта, оказались в «ловушке»: если не будет акта о приемке – то не будет открыто финансирование – тогда нельзя будет принимать сотрудников на работу – следовательно, не будет пуска первой очереди – тогда не позволят строить вторую очередь. Вот такая «удавка». Для меня это было впервые, а все остальные «игроки» были привычны. Работа над Актом приемки первой очереди продолжалась непрерывно почти неделю. Каждый день начинался на стройке, а завершался в кабинете Бокора, который проталкивал каждый пункт и давил на всех, в том числе и на меня, решая многие вопросы. Я наблюдал впервые за работой незаурядного советского менеджера. В итоге, к Акту приложили дефектную ведомость на многих листах со сроками и – подписали. Надо сказать, что Ян Винокуров был человеком слова, все недоделки со временем устранил, вторую очередь успешно достроил и мы подружились.

4. Открытие больницы

Больнице, кроме стен, нужны люди, специалисты. Я встретился с тысячами хороших людей и выбрал лучших из них: бухгалтер Галина Николаевна Ткаченко, главная медсестра Дина Яковлевна Коленбет, зам. главврача по АХЧ Борис Сергеевич Басин, секретарь Таисия Ивановна Винокурова, и много медсестер. Врачей я искал в Хабаровском мединституте, имея ключи от квартир в «кармане». Первыми из них были Леонид Тойтман (ставший моим заместителем), Сергей Иванов, Яков Дехтяр, Александр Рыжик (нарколог), психиатры – супруги Николай и Татьяна Комовы, Леонид Дымент, затем присоединились: А. К. Гусев, супруги В.А. и В.И. Скопенко, Б. Н. Моисеев, И.А Ходор и другие. По прошествии 38 лет я, естественно, не помню всех имен; с удовольствие дополню этот перечень именами тех, кто откликнется.

Примерно через месяц после получения «ключей» больница приняла первых пациентов. Атмосфера в новом коллективе была приподнятой, мы не гнушались никакой работы, учились все. Фотографии говорят сами за себя. Через 6-8 месяцев ОПБ работала уже как слаженный механизм.

Открытие бы торжественным и радостным. Было много поздравлений, вот одно из них от коллектива кафедры психиатрии и Хабаровской краевой психиатрической больницы.

В последующем открылись лечебно-трудовые мастерские, был организован диктофонный центр (врачи не писали, а диктовали истории болезни), медико-генетический центр, где впервые на ДВ проводился анализ хромосом (Вячеслав Геллер, генетик), эпилептологический кабинет (д-р Л. Тойтман), выполнялись научные исследования.

Фигура 6. “Хор мальчиков”
Слева направо: д-ра Рицнер, Геллер, Гусев, Скопенко, Рыжик, Тойтман и Дехтяр

5. Эпизоды из нашей жизни

Фигура 7. Структура первой очереди судя по телефонному справочнику

Было и немало казусов или «прелестей» советской жизни. Например, работал на амбулаторном приеме д-р Ф. и по совместительству он исполнял обязанности зав. поликлиникой. На него поступали жалобы, что играет сам с собой в шахматы, когда за его дверью очередь больных. Факты подтвердились и я освободил его от совместительства, назначив другого врача. Он, будучи парторгом больницы, пожаловался в горком партии. Там началось цунами.

- Как такое может быть, что главный врач увольняет парторга, без согласия горкома? - метала громы и молнии первый секретарь горкома Н.И. Лизандер – На «ковер» этого Рицнера. Его папа никогда не позволял себе такого!

Наталья Ивановна была аскетичной женщиной, она слыла «крутой» и ее многие руководители города и сотрудники побаивались. Мне приходилось ее видеть, когда руководителей предприятий и учреждений собирали в горкоме и давали им разнарядки на уборочные работы (это было такое советское рабство или крепостная повинность). Больница тоже должна была посылать десятки сотрудников в течение месяца в колхозы и горком партии коммунистов не волновался, кто и как будет лечить людей. Люди их вообще интересовали мало. Кстати, необходимость участвовать в таком подъеме сельского хозяйства очень стимулировало меня оставить свою должность, которой я совсем не дорожил. С такой установкой я и поехал очередной раз в горком на «ковер».

- Михаил Самуилович, как же это так, почему вы принижаете роль нашей партии в обществе? – начала он прорабатывать меня, но уже без лишнего шума. – Уволили парторга, без согласия горкома. Потом мне рассказали, что ее предупредили, что Рицнер-младший «непослушный» и «давить» на него не стоит.

- Все очень просто, Наталья Ивановна, - никто парторга не увольнял, это он - парторг возможно позорит КПСС потому, что люди на него жалуются и работу свою не выполняет. Моя обязанность была найти лучшего зав. поликлиникой, что я и сделал. Никаких разрешений для этого не нужно по закону, он продолжает работать на полную ставку. Мой спокойный тон и разъяснения не оставили ей выбора, наказать или уволить меня было не за что, да и не в ее власти. Пар из нее быстро вышел и она умело перевела беседу на другую тему.

- Допустим это так. Вы, Михаил Самуилович, уже не первый год работаете главным врачом крупной больницы и до сих пор не член партии. Это не порядок. Когда у нас в горкоме будет Ваше личное дело? Почему Вы не вступаете в партию? Далее Наталья Ивановна стала мне рассказывать, какой у меня «правильный» папа.

- Я, естественно, готовлюсь к этому важному шагу, - заучено выпалил я, когда она сделал паузу. - Но вы же видите, я еще не готов, меня надо еще учить и учить «как стать коммунистом». Надо сказать, что Наталья Ивановна была женщиной умной, она хорошо «читала» людей, и, поэтому, сразу поняла, что в области демагогии я тоже не новичок. Бросив короткий взгляд на настольные часы, она встала из-за во весь свой рост, по-мужски протянула мне руку и сказала, что хочет посетить больницу, о которой так много говорят. На этом весь инцидент был исчерпан. В больнице провели партсобрание, новым парторгом избрали медсестру Нину Ефимовну Кардаш, с которой у нас не было проблем.

В одном из корпусов больницы я решил открыть отделение неврозов и, таким образом, оказывать помощь не только больным с психозами и алкоголизмом. Среди врачей нашелся талантливый врач, Леонид Дымент, который проявил интерес к этой идее. Он поехал учиться психотерапии в Институт Бехтерева (Ленинград) и затем возглавил это отделение. Леонид стал применять не очень распространенные методы лечения в то время, например "музыкотерапию". Не прошло и несколько месяцев, как жены и мужья госпитализированных пациентов засыпали меня жалобами на отделение: "это не больница, а ресторан", "дом разврата", "здесь не лечатся, а развлекаются" и так далее. По подобным жалобам мне приходилось объясняться перед чиновниками разных рангов. Общество было не готово принять такую психиатрическую помощь! Леонид Дымент более 10 лет работал зав. отделением неврозов и главным психотерапевтом ЕАО. В Израиле – с 1997 года (18 октября 2010 года eгo не стало).

С моим участием в XIV Международном Генетическом Конгрессе (Москва, 1978) был связан один эпизод, характеризующий нашу «среду обитания». Впервые о поездке в Москву на конгресс мне сообщил капитан КГБ! Называл он себя Георгий (Жора) и представился мне, главному врачу ОПБ как куратор больницы вскоре после ее открытия. По его просьбам я принял на работу 2-3 медсестер, о которых ставил в известность главную медсестру больницы и его протеже долго у нас не задерживались (просто они были не очень хорошие работники).

- На тебя пришел запрос из Москвы на участие в Международном Конгрессе, что приравнивается поездке в капстрану. Мы дали свое согласие. Я выразил удивление и недоумение. Раньше, еще по наивности, я не задумывался что них есть на меня дело («история болезни» по нашему).

- Ты не рад? Почему? – удивился, в свою очеред, товарищ Жора. Я не стал ему обьяснять, что тюрьма в «золотой клетке» не перестает быть тюрьмой. Тогда он серьезно предостерег меня от тесных контактов с капиталистическими учеными - шпионами и оставил мне телефон в Москве, куда я могу позвонить о таких контактах.

- Что ты, нет! Это тебе на всякий случай, - ответил он уклончиво и несколько смутившись.

По-видимому, портить наши «отношения» не входило в его планы. Его «инструктаж» меня не напугал, так для шпионов я не представлял интереса. Американскими ученые подошли с вопросами после моего доклада, мы занимались похожими исследованиями и, поэтому, познакомились и переписывались много лет. Но на этом все не закончилось. По возвращении из Москвы «куратор» появился вновь и попросил написать «отчет» - информацию о моих новых зарубежных знакомых, их научных и иных интересах. Он дал мне две недели. Мне ничего не оставалось делать, как позвонить дяде Мише Брен (брату моей мамы), который был заведующим организационным отделом в обкоме партии. Я рассказал ему эту историю и попросил «снять этого чекиста с моей головы». Больше я его не видел, равно как и его коллег. Спасибо дяде Мише.

Выговоры я писал себе иногда сам. Помню, пришли ко мне Н.Е. Кардаш, Г.И. Ткаченко и Д.Я. Коленбет с идеей организовать пикник для сотрудников. Они просили разрешение на получение 100-150 кг мяса за счет лимитов больницы. Делать такое не разрешалось. Я позвонил Граннету Иннокентьевичу Коноваленкову, зав. облздравотделом в тот период, и спросил, как он меня накажет за такую «проделку». Человек и врач - стоматолог он был замечательным, чего не скажешь о его заместителе Бурштейне, которому не давали покоя особый статус ОПБ и ее главного врача. Ответ был таков: «Напишешь проект приказа, объявишь Рицнеру выговор за нарушение финансовой дисциплины. Я подпишу». Все получили, что хотели: КТО мясо, КТО выговор, а начальство - «УВАЖЕНИЕ». Пикник запомнился надолго. Было много и других событий, историй и приключений.

Сотрудники больницы быстро росли профессионально. О последующей работе и нашей жизни можно много еще написать, надеюсь, в этом поучаствуют мои бывшие коллеги и сотрудники.

Я не был биробиджанцем, т.е. не родился, не рос здесь, не окончил школу, только учился четыре года в медицинском техникуме. Вначале этой истории, в 1975 году, во врачебной, и не только, среде я казался выскочкой или пришельцем с другой планеты («чужой, молодой, кандидат, амбициозный и главный врач?!»). Поэтому на меня смотрели с удивлением, кое-кто и с раздражением. Хотя мне это было не безразлично, я старался не обращать на это внимание. Несколькими годами позже, когда я «оплатил все свои счета» и новая больница стала образцовой, мнение коллег обо мне изменилось.

После завершения строительства комплекса зданий и запуска работы всех подразделений ОПБ, я все чаще стал задумываться, как бы мне оставить должность главного врача. Причин было несколько, но главное это то, что мне нужна была академическая среда, научная лаборатория, студенты, лекции и семинары. Кроме того, я не испытывал потребности иметь "власть над людьми", а повседневное общение с партийными и советскими работниками в решении многих повседневных проблем больницы отупляло меня и становилось просто невыносимым. Так не могло дальше продолжаться, - сказал я себе, - мне надо вернуться к своему первоначальному плану: «лечить – учить - исследовать».

Фигура 8. Уходит наш первый главный врач М.С. Рицнер (18.07.1981, д-р Дехтяр)

С первого года работы мы поставили в больнице и научные исследования, в которых участвовали многие врачи. Некоторые из наших публикаций стали хорошо известными среди специалистов страны. Поэтому, мало кто удивился, когда в июле 1981 года я получил приглашение принять участие в открытии Центра Психического Здоровья АМН СССР в г. Томске. Директор Томского Научного Центра АМН СССР Анатолий Иванович Потапов предлагал мне занять должность руководителя лаборатории генетики. Через пару месяцев я был уже в Томске. Жена с сыновьями (12 и 6 лет) приехали примерно через полгода.

Областной психиатрической больнице в 1981 году было уже пять лет, она твердо стояла на ногах, так как ее коллектив был вполне зрелым. Власти, конечно, могли, но не стали противиться моему переходу на работу в академическую науку. Проводы в ОПБ были трогательными. О пятилетнем «зигзаге», посвященном открытию больницы, я никогда не жалел, напротив, гордился знакомством и работой с многими замечательными людьми, которые были вовлечены в этот проект!

Еще несколько лет я не терял связи с больницей.