|
ВЕКТОР ИСТОРИИ.
Тенденция?.. Да есть ли какой-либо вектор у этого движения? Единый ли это процесс?.. Да и процесс, а не хаос ли – нагромождение случайных событий?..
Не повторяются ли события – и история движется т.с. по кругу? Действительно ли, её важнейший урок в том, что она никого ничему не учит?..
Вектор в физике характеризует направление и скорость движения. Употребимо ли в истории такое понятие?
И не проглядывает ли за всем этим более общий, всеобъемлющий вопрос: каковы механизмы мировой истории (если таковые вообще есть)? Индивидом, бесспорно, движет его собственный интерес. Как же в результате этих бесчисленных хаотичных подвижек (подобных броунову движению мельчайших частиц) возникает некое поступательное движение? Или не возникает — и, следовательно, исторический прогресс лишь химера?
Но не сама ли мировая история представила нам общие и достаточно незыблемые доказательства неуклонной общественной эволюции, столкнув в момент открытия Америки цивилизации, напрочь изолированные друг от друга? Открытие Нового Света явилось, помимо многого прочего, как бы подтверждением обитателям Старого, что с пути, которым они (пусть не напрямую – «зигзагами») шли на заре своей истории, свернуть было невозможно.
И впрямь, о каких-либо ПРАКТИЧЕСКИХ контактах между обитателями Старого и Нового Света и речи быть не может, однако аборигены Америки по другую сторону океана упорно шли той же дорогой, что и по эту его сторону.
Как и «здесь», народы «там» последовательно переходили от собирательства и охоты к скотоводству и земледелию; создавали жилища, объединявшиеся в селения, а затем и в города, обнесенные стенами; и здесь, и там сооружались священные зиккураты (в Центральной Америке и – независимо - в Южной); от обработки камня уже начали переходить к обработке металла; возникла и зачаточная письменность...
В том и другом «Свете» одухотворили природу – поклонялись богам в человеческом и зверином обличье; так же приносились ритуальные человеческие жертвы; и уже появились верховные боги, творцы всего сущего, - верный признак перехода к единобожию (поначалу в рамках племени). Уже ждали даже некоего «Мессию»: ацтеки сочли Кортеса инкарнацией Кетцалькоатля, сошедшего в царство мёртвых и возвращавшегося с Востока...
Все это в Новом Свете, конечно, с огромным запозданием, если сравнить со Старым, если учесть, к тому же, не только запоздание, но и разницу - в скоростях движения (при том, что история имеет очевидную тенденцию к ускорению).
Но и там, и здесь двигались, в общем, одной дорогой, подчиняясь неким всеобщим законам, которые не обойти, не объехать.
И уже в Перу (и отчасти в Мезоамерике) перешли от общинного коммунизма к классическому(!) социализму - к собственности государственной, с неизбежностью обожествления верховной власти, пунктуально жалующей своих подданных объедками этой собственности...
В пояснение неожиданного для кого-то заявления о КЛАССИЧЕСКОМ социализме у инков: социализм отнюдь не химера, не злосчастная выдумка. Только место его не там, куда обычно помещают (известная «пирамида формаций»), а на самой заре истории, сразу же за первобытным коммунизмом, когда человек не созрел ещё для индивидуальных решений.
"Социализм стремится к столь полной власти государства, какой деспотизм никогда не обладал; он даже превосходит всё, что существовало в прошедшие времена, так как он работает ради полнейшего уничтожения личности. Последняя представляется ему непозволительной роскошью природы и должна быть исправлена превращением ее в орган, полезный для общины". (Фридрих Ницше). Философ не думал, вероятно, об инках, но совпадение – очевидное. Впрочем, не было тогда необходимости в «уничтожении личности». Классический социализм древности наследовал классическому же коммунизму – первобытно-общинному. И говорить о личности ещё не приходится. Социализм ХХ века фактически пытался вогнать нас в древность.
Современный (первая половина 20 в.) перуанский историк Л. Валькарсель: «Империя инков гарантировала всем человеческим существам, находившимся под её юрисдикцией, право на жизнь через полное удовлетворение первостепенных физических нужд в питании, в одежде, в жилище, сохранении здоровья и в половых отношениях».
Вспомним, что КПСС в своих резолюциях тоже гарантировала нам «первейшее из прав человека – право на жизнь».
Социалистическое государство, грабя нас в целом, всё же как-то компенсировало такой грабёж. Самое насущное (хлеб, крупа, отчасти - молоко, сахар, яйца, масло...) продавалось в розницу по себестоимости и даже дешевле. И как-то ешё можно было прожить. Такой своеобразный «обшественный договор». Это, собственно, и было социализмом. Самым натуральным. В основе которого государственное распределение, относительное равенство - в бедности.
(«А здесь неплохо. – сказал Швейк, - нары из строганых досок»).
И если бы в эпоху Великих географических открытий в Америку каким-то образом, нарушив незыблемую последовательность времен, приплыли египтяне, подданные фараона, или мореходы-финикийцы, им было бы гораздо понятнее, чем конкистадорам, то, что они бы встретили; устройство империй ацтеков и, особенно, инков показалось бы им естественным и целесообразным. Вероятно, они смогли бы почерпнуть что-то полезное для себя.
Для испанцев же всё это было давно забытым анахронизмом.
А что если бы плавания незадолго до Колумба (XV в.) знаменитого китайского морехода Чжэн Хэ занесли его к берегам Перу, - и китайцам открылась бы современная им империя инков? Не такое уж пустое предположение, отнюдь не абстрактная возможность... Вероятно, правоверные конфуцианцы решили бы, что воплотились в жизнь заветы древних ( Лао-цзы с его «Книгой пути»...) и, вероятно, преклонились бы перед мудростью Единственного, как величался Верховный Инка.
Случайность ли, что всевластные государи Поднебесной величались точно так же: Гуа-жэнь - "Одинокий человек", "Единственный"?..
(Того более. Если бы нынешние мореходы КНДР, презрев хронологические обстоятельства, прибыли в империю инков, то углядели бы не слишком большую разницу в устройстве обеих государств - прежде всего, отсутствие у инков ядерного реактора! - и лишний раз убедились бы в мудрости своего вождя и его «принципов чучхэ»).
Специфичной китайской ментальности (заслонённой от нас сегодня пристойной витриной КНР) нам придётся ещё коснуться.
Но – не станем опережать причинно-следственный ход самой истории...
ОТ КОММУНАЛЬНОЙ ОСОБИ...
Всякое прикосновение к истории есть произвол. Самый объективный историк, добросовестно украшающий исписанными листочками ветвистое хронологическое древо, не склоняющийся ни к отрицанию, ни к восхвалению, ни к патриотическому ражу, ни к самоуничижению, тщательно устраняющий, точно в страхе перед криминальной полицией, всякие следы своего присутствия, — даже такой подлинный ученый (Эдуард Гиббон, Теодор Моммзен, Арнольд Тойнби, Сергей Михайлович Соловьев...) повинен в главном - в отборе событий; и уже одним этим — в невольной их оценке.
Самой широкой сетью всего не охватить; в самые малые ячеи проваливаются и ускользают из поля зрения какие-то уже незримые причины каких-то столь очевидных нам следствий... Стереоскопичность любого реального события — с его глубиной и с еще неведомыми нам, быть может, иными измерениями — предстает лишь плоской картинкой, расцвеченной в меру нашей фантазии.
И то сказать, если заглянуть хотя бы и в механизм часов, в глазах зарябит от множества сцепленных между собой колесиков, рычажков, стержней, от их поворотов и вращений в разном ритме, с различной скоростью...
А если не заглядывать внутрь — в сокровенные механизмы процесса?
С развитием системотехники, обслуживающей многоуровневые структуры, в философский обиход вошло важное понятие — «черный ящик». Впрочем, оно обслуживало логическое размышление и тогда, когда не обрело еще своего названия. Врач не отправляет пациента на вскрытие, а предлагает сдать анализы. Надо посмотреть, что входит в организм и что из него выходит. Сопоставив результат с исходными данными, получаем представление о скрытом от нас процессе.
В исторической науке такова единственная возможность извлечь (словно математический корень) критерий прогресса, — иначе говоря, получить представление о том, что служило преобразованию людских обществ и человечества в целом в их (и в его) нынешнее состояние, а что тормозило и даже отбрасывало назад.
И теперь, рассматривая какое бы то ни было конкретное историческое явление, станем оценивать его по вкладу — позитивному или негативному — в процесс, общее направление которого нам уже известно: приложим общую мерку ко всякой отдельной части.
Для начала избавимся, конечно, от обычного заблуждения: объективный прогресс (в обществе, как и в природе) ничуть не обязан потрафлять нашим субъективным симпатиям. (Прогрессом назовем, скажем, и превращение симпатичного головастика в мерзкую жабу, утешаясь разве тем, что она полезна)...
Так что же «на входе» мировой истории?
Чарлз Дарвин, наблюдавший во время своего кругосветного плавания туземцев Огненной Земли, пишет:
«Зимой, побуждаемые голодом, огнеземельцы убивают и поедают своих старых женщин... Как ни ужасна должна быть подобная смерть от рук своих друзей и родственников, еще ужаснее подумать о том страхе, который должны испытывать старухи, когда начинает подступать голод. Нам рассказывали, что старухи тогда часто убегают в горы, но мужчины гонятся за ними и приводят обратно на бойню у их собственных очагов!»
Дикари убивают и поедают старух «раньше, чем собак; когда м-р Лоу спросил мальчика, почему они так поступают, тот ответил: «Собачки ловят выдр, а старухи — нет».
То есть логика - причем осознаваемая! - налицо. И даже юмор, присущий, по мнению психологов, лишь человеческим существам:
«Мальчик описывал, как умерщвляют старух... Он, шутя(!), подражал их воплям…»
Для него в этом не было ничего противоестественного; нормально, когда меньшинством жертвуют ради большинства, ненужным (старухи) ради нужного (собаки).
Это — справедливо! И со строго рациональных позиций не докажешь, что это не так.
Дикарская справедливость вступает, впрочем, в очевидное противоречие с целесообразностью, когда «даже кусок ткани, полученный кем-нибудь (в обмен, либо в подарок, от моряков «Бигля»), разрывается на части и делится так, что ни один не становится богаче другого». Дарвин далее проницательно замечает, что «полное (имущественное) равенство среди огнеземельцев должно надолго задержать их развитие», ибо нет стимула не только к творчеству, но и к труду.
У дикаря нет собственности — оттого-то и сам он, в сущности, не принадлежит себе. Его, как мы видели, можно съесть…
Он – принадлежность общности, племени. Не личность. «Обобществлённый биологический индивид».
...К ИНДИВИДУАЛЬНОЙ ЛИЧНОСТИ.
Что такое собственность?
«Собь — всё своё, имущество, животы, пожитки, богатство; свойства нравственные; духовные, все личные качества человека» (Вл. Даль. Толковый словарь...).
Личное (духовное!) отражено в собственности — в материальном. Тогда как в привычном для нас ещё недавно словосочетании «общественная собственность» не просто приоритет чего-то внечеловеческого над конкретным индивидом, но и лингвистическая нелепость, ибо «собственность — ЛИЧНОЕ достоянье» (Даль...).
В советских энциклопедиях это наиболее употребимое в пропаганде словосочетание — «общественная собственность» обычно не расшифровывалось; читатель отсылался к словосочетанию «социалистическая собственность», определяемому так:
«Основная форма социалистической собственности — ГОСУДАРСТВЕННАЯ собственность».
Так оно и есть!
«Мое» немыслимо без четкого осознания индивидуального бытия, автономности своего «Я».
Мой — дом, мой — скот, моя — земля, мое — «Я».
Эту прямую связь материального с духовным археологи уверенно отмечают с того момента, когда наши далекие предки уже не бросали умершего сородича, а зарывали в землю или сжигали... — вместе с какой-то принадлежавшей тому утварью.
Уже он не совсем особь, часть стада (племени). Он приобретает значимость Его уход из жизни уже замечен.
Что это за порог, за которым уже не ДОисторическое время, но - историческое, не первобытные сообщества (в целом —первобытное общество), но социумы, образования, скрепленные уже не инстинктом особей, но – со временем - государственной властью?
Что это за порог ветхозаветного рая, где поставлен Господом «страж с мечом пламенным», чтобы не было Адаму пути назад?
Что это за порог, наконец, за которым человечество ощутило вдруг явственное ускорение, и нарастающее это движение спустя тысячелетия увлекает и нас тоже?..
Рубеж этот — осознание своего индивидуального существования, собственного «Я». Иначе говоря, наш предок ПЕРЕСТАЛ БЫТЬ ОСОБЬЮ.
Таков решающий переворот в мировосприятии; это уже тот уровень сознания, который без оговорок можно назвать человеческим.
Последствия самые грандиозные.
Осознав себя, нельзя не осознавать и своих сородичей, не признавать их столь же обособленными и значительными в мире сем, как и ты сам. Это осознание, как уже говорилось, наиболее остро должно проявляться со смертью родича, переноситься на его останки.
Кстати, когда не было нужды в людоедстве, огнеземельцы, современники Дарвина, уже погребали или кремировали трупы. То есть и там, на краю земли, очевидна железная поступь истории, хоть и чрезвычайно медленная.
Механизмы ее — в самих структурах мозга!
«Мое» началось не только с захвата того, что произведено другими (что тоже бывало), но, прежде всего, с выделения личной доли труда. Коллектив вынужден согласиться на такое нарушение «священной» коммунальной уравниловки. Лучше доедать за умелым удачливым охотником, чем голодать.
Появляется личная заинтересованность добытчика — собирателя, охотника (впоследствии – скотовода, пахаря) — и вот мы уже на верном ПУТИ К ЛИЧНОСТИ.
Долог еще этот путь. Но перед нами уже не особи, не муравьи или пчелы в человечьем обличье, но в полной мере — индивиды. У каждого не только свои способности и возможности, но — этого не было прежде! — свои интересы, свои предпочтения и антипатии.
Стадный инстинкт (применительно к людям его уместнее назвать коммунальным) существенно потеснился за счет совершенно иного отношения к миру, который обрел свой незыблемый центр — субъективное «Я» индивида.
Предпочтения и антипатии проявляются и в сексуальной жизни. Возникает семья. И дети уже не общие, не безотцовщина (когда известна лишь мать), не ничьи.
«Мое достояние» — уже это важно! — должно достаться «моему потомку».
Избирательность в сексе (метафорически — те «опоясания из смоковных листьев», которыми прикрылись Адам и Ева) чрезвычайно важный фактор человеческого развития, предрешающий формирование эстетики, чувства красоты, а значит, и этических норм, культуры в целом; тогда как «пространство в человеке, заполненное другими людьми» (по чьему-то меткому определению), общечеловеческое в индивидуальном, мы отныне с полным правом назовем душой.
То была подлинная сексуальная революция, вторгшаяся в сами генетические механизмы, в физиологию человека.
«Сексуальность высших животных определяется эндокринными механизмами. У человека сексуальность в значительной степени освободилась от гормональной детерминированности, зато стала зависимой от многих психологических, социальных и культурных факторов. Человек испытывает постоянную половую потребность, возникающую в период полового созревания и сохраняющуюся до позднего возраста... Чем более развита психика, тем сильнее эмоциональная сторона полового влечения. У людей с хорошо развитой психикой эмоциональный компонент сексуальности значительно сильнее физического... Это позволяет сделать важный вывод: общая сила полового влечения человека возрастает по мере развития его психики. При этом сексуальность усиливается не только в индивидуальном психическом развитии, но и по мере филогенетического развития психики из поколения в поколение. Другими словами, развитие психики означает дальнейшее возрастание сексуальности».
Все сказанное (выше) польским сексологом Казимиром Имелинским имеет отношение не только к сексу. Отныне грубая сила в явном проигрыше перед интеллектом — и не только в социальном аспекте, но и в биологическом тоже. Воображение эротическое — эстетическое — творческое, «Я — фактор», разум, — все это уже непосредственно причастно к самим механизмам наследственности; и личностная ментальность из поколения в поколение всё более вытесняет коммунальную.
Человек — очеловечивается!
Осознание себя — «Я - фактор» — величайшее открытие человека, несоизмеримое ни с каким другим. И ни одно из событий, которые мы причисляем к историческим, не совершилось бы без обостренного самосознания тех деятелей, которых мы также с полным правом причисляем к историческим (независимо от нашей оценки их деяний).
Отсюда следует, что это качество нельзя абсолютно идентифицировать ни с интеллектом, ни с культурой, ни с чем-то еще.
Это прямое и непосредственное свидетельство ЛИЧНОСТНОЙ ПРИРОДЫ СОВРЕМЕННОГО ЧЕЛОВЕКА.
Итак, коммунальной особью вошёл человек в свою, так сказать, сознательную жизнь — в мировую историю. Вот что НА ВХОДЕ нашего философского «черного ящика», — ОСОБЬ, духовно слитая со средой. И если иметь в виду сознание человеческой особи, то, действительно, можно поверить марксизму: такое сознание всецело определяется бытием.
Отсюда стремление, прежде всего, приспособиться к среде обитания. Интеллектуальная пассивность, полное подчинение обычаям сообщества, а позднее, у ещё неоформившейся личности, — государственным институциям (религии, идеологии, законам - какие бы они ни были), стремление уйти от решений, прислониться к преобладающему мнению, — всё это формы социальной мимикрии.
Но для личности характерно И иное: помимо приспособления к среде (что естественно) - также ее преодоление. Диапазон, как видим, от покорности обстоятельствам (поведение человека родового строя, позднее – т. н. «восточный фатализм») до активного их преодоления - вплоть до общественной борьбы.
Если даже иметь в виду только одну эпоху (скажем, нашу), современников, живущих в разных странах, то и здесь очевидна, полярность в менталитетах тех, кто так или иначе лишь служит государству, стоящему над ним, является винтиком системы, — и других, чье государство осуществляет лишь самые ограниченные, необходимейшие социальные функции.
В первом случае: индивид, сознавая, что от него лично ничего не зависит, стремится максимально приспособиться, притереться к системе, слиться с ней, рассчитывая, что в любом случае она «вывезет», тогда как в другом он, свободный в своих действиях, склонен положиться на собственную предприимчивость; готов превозмочь трудности, преследуя личный интерес, на который, в пределах разумных законов, никто не вправе покуситься.
Уже он в ином качестве: в полной мере — личность.
Четкого рубежа постепенного качественного изменения (еще не личность — уже личность), разумеется, нет. Но наш современник, даже т. н. обыватель, воспитанный в демократическом обществе, не слишком склонен влачиться волею судеб; он обычно сознает себя кузнецом своего счастья.
Даже конформизм такого обывателя вполне осмыслен, в каком-то смысле - циничен; но и это более свидетельствует в пользу личности (если лишить этот термин абсолютной положительной окраски), чем конформизм неосознанный, почти инстинктивный, безвыходный.
Личность проявляется, прежде всего, свободой воли.
|
Вход
FAQ
Поиск
