Страничка Марка Фукса

Что бывало...

Moderator: Ella

Forum rules
На форуме обсуждаются высказывания участников, а не их личные качества. Запрещены любые оскорбительные замечания в адрес участника или его родственников. Лучший способ защиты - не уподобляться!
mark fux
активный участник
Posts: 86
Joined: Fri Oct 31, 2008 2:19 am

Re: Страничка Марка Фукса

Post by mark fux »

Друг мой, идиш


"Ты такого не увидишь
ни в Москве, ни под Москвой –
все вокруг галдят на идиш:
и еврей, и даже гой."

Юрий Штерн


«Когда я был маленьким, в Черновицах, русский был вторым языком, румынский - третьим, а украинский – четвертым...»
Сам придумал


В доброй половине черновицких дворов в те времена говорили на идиш.
После войны столица Буковины была одним из немногих полностью уцелевших городов Украины. Естественно, что в Черновцы, оставленные румынами и немцами, устремились люди с лежавшей в разрухе европейской части Союза.
Вчерашние беженцы, евреи Бессарабии и Украины, скитавшиеся в эвакуации заполняли улицы старинного города. Добротные, изысканные дома оставленные их владельцами в целости и сохранности с мебелью, посудой и постельным бельем стремительно заполнялись новым разношерстным людом.
Прежняя довоенная эпоха оставила городу небольшую прослойку коренного австрийского населения, говорившего на немецком. Вновь приехавшие и поселившиеся не всегда владели русским и говорили на привезенных с собой языках и говорах, но при этом все в той или иной степени владели идишем.
Совершенно естественно, что последний и стал тем мостом, что связал всех на долгие годы, вплоть до окончательного исхода евреев с Буковины во второй половине прошлого века.
Мост возводился на добротных, устойчивых сваях.
Черновцы испокон веку были одним из центров идишского мира.
Жители Черновцов, ашкеназы из центральной Европы и даже сефарды, в свое время пришедшие на Буковину из Балкан и освоившие здесь идиш, использовали его в быту, писали и издавали книги и газеты на нем, ставили спектакли.
Правда, черновицкая еврейская элита старалась использовать литературный немецкий и весьма преуспела в этом, дав мировой литературе Пауля Целана и Розу Ауслендер, но вместе с тем, в мировую литературную сокровищницу вошли блестящие мастера идиш Элиэзер Штейнбарг и Ицик Мангер.
Так или иначе, осенью 1908 года, Первая международная конференция языка идиш состоялась в Черновцах. (http://www.eleven.co.il/article/14673)
И это далеко не случайно, ведь к тому времени треть населения Черновиц – столицы герцогства Буковина составляли евреи. Здесь на стыке Запада и Востока, на границе Австро-Венгрии, России и Румынии, бурное развитие идишской литературы, театра и музыки ощущалось особенно сильно.
Свыше семидесяти делегатов, представлявших весь спектр еврейской религиозной, политической и культурной жизни приехали в Черновцы для участия в конференции.
К моменту моего появления на свет многое изменилось под луной: через Буковину прокатились две мировые войны, трижды сменилась власть и Черновцы, в конце концов, оказались в составе Украины.
Но неизменным атрибутом города оставался идиш.
Вплоть до начала пятидесятых в городе работал еврейский (идиш) театр, существовали школы на идиш, на центральной улице работал еврейский ресторан.
Насколько мне известно, такой привилегией на территории СССР пользовались кроме моих земляков только в Литве и в Биробиджане.
И хотя работа властей по выкорчевыванию идиша и всего еврейского в Черновцах пришлась на начало пятидесятых, когда все игры с евреями прекратились, все мое детство и юность идиш звучал в городе, на его улицах, площадях, дворах, магазинах и базарах.
Приезжая в Киев к многочисленной родне, я слышал идиш только изредка, только внутри домов, за закрытыми дверями.
В Черновцах никто не стеснял себя, разговор на идише был частью повседневного быта.
Отчетливо помню, как мы с покойной мамой зашли в мясную лавку и на вопрос, заданный продавцу на русском, немедленно последовал ответ:
«Их вейс идиш ойх!» - («Я знаю также идиш!»).
Дома у нас идишем почти не пользовались, хотя знали и любили его.
Родители не пропускали ни одного концерта или представления на идиш.
В Черновцах творила и жила незабвенная Сиди Таль, гастролировали звезды первой величины Нехама Лившицайте, Михаил Александрович, Анна Гудзик, Эмиль Горовец,.
Идиш казался естественной частью повседневной жизни. Ухо ловило его, сознание адаптировало, и через мгновенье ты уже не помнил, на каком языке пришла к тебе информация.
Русский и украинский мы учили в школе, идиш мы впитывали на улице.
Иногда, когда родители в своем разговоре касались запретной для нас темы, они переходили на идиш, но вскоре и они и мы, дети обнаружили, что все понимаем, можем вставить слово и правильно отреагировать.
Уже в школьные годы, когда началось изучение иностранного языка, во время уроков случалось, ученик, забывшись, автоматически вставлял в ответ слово на идиш вместо английского.
Учитель наш, Борис Павлович, сам в прошлом преподаватель идиш, не реагировал, не акцентировал внимания, спокойно продолжал урок. Только мы, дети идиша, переглядывались и молча, про себя, отмечали ошибку.
Наш Борис Павлович Ройзин, в силу обстоятельств, после закрытия нашей, последней в Союзе еврейской (идиш) школы, переставший преподавать идиш и перешедший на преподавание английского был известным идишским поэтом и журналистом, печатался в тогдашних изданиях на идиш в Советском Союзе, Польше и Франции. (http://ru.wikipedia.org/wiki/%D0%A0%D0% ... 0%B8%D1%87) .
В Израиле, уже в наши дни, труды Бориса Павловича были переведены на иврит и творческое наследие его вышло отдельным изданием.
Через много, много лет мой бывший одноклассник, передавая мне, привет через общих знакомых заметил:
«Если не вспомнит, скажите ему, что в школе меня звали «Цвонцик».
Я, конечно, помнил его и без прозвища, которое прилипло к нему, когда в пылу ответа на уроке английского он вместо «твенти» ляпнул «цвонцик» на идише.
Творчество Жванецкого нам особенно близко и понятно. Ведь вся соль, весь «цимыс», его речи состоит в том, что он говорит на идиш, но русскими словами.
Я думаю, он догадывается об этом.
Идиш помогает шагать по жизни, понимающим и ценящим его. Он порождает ироничное, полное юмора и философии отношение к себе и окружающим.
Служба в армии и, последовавший затем мой переезд в Ташкент, казалось мне, оторвали меня от идиша.
Но и в те времена случались моменты, когда идиш приходил мне на пользу и выручал.
В конце восьмидесятых мне выпала командировка в тогдашнюю ГДР, мое предприятие успешно сотрудничало с тамошними машиностроителями.
Случилось так, что я прилетел в Германию в пятницу, прямой самолет из Ташкента в Берлин летал раз в неделю. Переводчика не оказалось, он должен был быть после выходных. Меня встретил и опекал ГДРовский коллега. К началу рабочей недели оказалось, что переводчик нам не нужен, мы вполне обходились без него. Правда, немецкие товарищи отмечали мой странный акцент, да еще, иногда, я попадал впросак, не зная того, употреблял ивритские слова, пришедшие в идиш.
Например, на вопрос: «Сколько часов лета от Ташкента до Берлина?» ответил на идише: «Зекс шу», а оказалось, надо было сказать «Зекс штунде».
Выручал идиш меня поначалу и в Израиле, хотя здесь его по началу , при становлении государства не очень жаловали.
В дальнейшем оказалось, что в современном Израиле наблюдается тенденция к возрождению идиша, он в моде и бросить выражение на идише – это хороший тон, своеобразная визитная карточка.
В израильском театре «Идишшпиль» почти вся молодежь – выходцы из бывшего Советского Союза, освоили идиш здесь и прекрасно играют на нем.
Ну а что в Черновцах?
Уже пролетел год, как не стало Иосифа Бурга, последнего из черновицких могикан, классика идишской литературы.
В моих Черновцах носителей идиш практически не осталось, хотя власти и общественность всячески стараются искупить вину: открывают музеи (http://muzejew.nxt.ru/Index-Rus.html), ведут просветительскую работу, пишут статьи (http://www.ji.lviv.ua/n56texts/56-zmist.htm).
Но друг мой, идиш живет уже в других местах нашего шарика.
Перефразируя Марка Твена, следует констатировать «Слухи о его смерти оказались сильно преувеличенными»
Last edited by mark fux on Sun Jan 23, 2011 11:13 am, edited 4 times in total.
Борис Дынин
ветеран форума
Posts: 322
Joined: Mon Sep 15, 2008 12:01 pm

Re: Страничка Марка Фукса

Post by Борис Дынин »

Я знал несколько евреев из Черновиц. Действительно, они гордились - как евреи -, что были из Черновиц и имели право на это. Спасибо за воспоминания.
Борис Дынин
ветеран форума
Posts: 322
Joined: Mon Sep 15, 2008 12:01 pm

Re: Страничка Марка Фукса

Post by Борис Дынин »

Из Черновиц или из Черновцов?
mark fux
активный участник
Posts: 86
Joined: Fri Oct 31, 2008 2:19 am

Re: Страничка Марка Фукса

Post by mark fux »

Дорогой господин Б.Дынин!

Я рад, что Вы заметили мою заметку и положительно оценили ее.
На Ваш вопрос о названии города отвечаю:
- по-немецки и на идиш – ЧЕРНОВИЦ,
- на румынском – ЧЕРНАУЦ,
- на русском – в довоенный период ЧЕРНОВИЦЫ, а после войны ЧЕРНОВЦЫ, но - Черновицкий
- на украинском – ЧЕРНIВЦI.
Употребление формы ЧЕРНОВИЦЫ призвано внести определенный колорит, окраску (так говорили евреи и после очередного переименования).
Если время и настроение Вам позволяют, могу адресовать Вас на радио «Свобода» http://www.svobodanews.ru/content/blog/2031923.html, где поэт и журналист Игорь Померанцев делится своими воспоминаниями о городе.
Спасибо.
Марк Фукс
mark fux
активный участник
Posts: 86
Joined: Fri Oct 31, 2008 2:19 am

Re: Страничка Марка Фукса

Post by mark fux »

Автомобили моего детства

Инструктор по вождению оказался симпатичным, высоким, спортивным, примерно моего возраста, узбеком. К автодрому он подкатил на голубом тщательно вымытом «Москвиче», поставил его в сторонке под платаном, пересел в видавшую виды досаафовскую «Копейку» и направил ее к нам, стоявшим на краю площадки.
Он внимательно осмотрел каждого из нас, изучил наши документы и приступил к знакомству.
Русский его был безупречным, а манера разговора обнаруживала приличный опыт общения и самодостаточность.
Разместившись в «Жигулях», мы покатили по ташкентским улицам. Кучкар, так звали инструктора, все время оставался на правом сидении, а мы, курсанты, сменяя друг друга за рулем, приступили к практическому вождению.
Инструктор был вроде бы и не многословен, но к концу первого урока мы уже знали, что он живет в Рабочем городке, отслужил четыре года на Тихоокеанском флоте, успел поработать электриком на заводе Кагановича и окончить самолетостроительный факультет политехнического. Несмотря на то, что работа на авиационном заводе сулила ему, молодому инженеру, мастеру участка, определенные перспективы, он предпочел работу инструктора в ДОСААФ. Таким образом, он, кандидат в мастера по автогонкам, превратил свое хобби в основное занятие и, судя по всему, преуспел в нем.
Кучкар оказался не просто отличным инструктором, а и интересным человеком вообще: со своей философией, кругозором и пониманием положения вещей в мире, своего и нашего места в нем.
Мне было с ним легко.
Несмотря на то, что мы объяснялись на понятном нам обеим инженерном языке, иногда он прибегал к интересным выражениям и сравнениям, имевшим к точным наукам отдаленное отношение, но мгновенно прояснявшим ситуацию и ставившим все на свои места.
По вопросу быстрой езды он заметил :
- Трудно научиться ездить медленно, быстро - каждый умеет!
По поводу парковки, так, чтобы оставалось место другим:
- Когда кушаешь плов, не надо запихивать все пять пальцев в рот.
О прошедшей мимо красотке:
- Нет, определенно, ака, так ездить невозможно!
Реакция на ошибки и неуклюжую езду:
- Володя! В твоей голове совсем мяса нету!
Замечание по поводу резкого поворота:
- Так переворачивают, а не поворачивают!
По поводу порядка действий при переключении скоростей и выжимки сцепления он как-то заметил:
- Сначала сними трусики с девушки, а потом сам расстегивай брюки!
По поводу автомобиля подрезавшего нас и подставившего свою корму:
- Очень много голубых машин в этой махале.
По поводу отсутствия контакта и взаимопонимания между курсантом и инструктором:
- Одной рукой в ладоши не хлопнешь.
В положенный срок все курсанты Кучкара сдали экзамены и самостоятельно покатили по улицам Ташкента.
Я - на своей шестерке цвета «сафари».
Впрочем, наш советский автопром и не предлагал мне ничего лучшего.
«Волга» не про нас, а кто же пожелает «Запорожец» или «Москвич», если есть возможность катить в «Жигулях».
В те времена иномарок в Ташкенте было мало. Несколько VW «жуков» мексиканской сборки, принадлежавших представителям KLM и «Финэйр», летавшим в Азию и Австралию через Ташкент да еще «Шкода» случайно попавшая к нам в результате выигрыша в международной журналистской лотереи.
Больше ничего заграничного, если не считать «Икарусов», на дорогах города я не встречал.
Не знаю как вы, а я начинал с BMW.
В начале пятидесятых.
Узкие, аккуратно мощеные, сбегающие вниз или ползущие вверх, улицы города моего детства и юности изначально не были рассчитаны на автомобили.
Да и после войны их было не так уж много. Единицы. Тем лучше и рельефнее они запомнились.
Сначала в детское сознание вошли редкие грузовики. Большей частью это были трофейные или ленд-лизовские машины.
Во дворе нашего дома располагалась областная контора пчеловодства, во двор часто заезжал транспорт, большей частью телеги, но изредка и автомобили.
В глубине двора стоял, как на якоре, в бензино-маслянной луже полуразбитий, видавший виды «Додж».
Автомеханик конторы, он же водитель, постоянно разбирал, промывал и собирал его, но никогда я не видел машину на ходу.
Иногда по улице, вызывая наше восхищение, проезжали трофейные чудо-грузовики с газогенератором на боку и кучей дров в кузове для него.
Об автобусах я и не догадывался, правда в городе был австрийский трамвай, а советская власть, в сороковом году, сразу после разборки с Румынией, вслед за танкетками, прислала на Буковину троллейбусы.
Вообще, первое детское впечатление: автомобили – это что-то военное.
Все грузовики были окрашены защитной краской, а легковушек гражданского типа почти не было.
Сразу после войны на базе Четвертого Украинского фронта был создан Прикарпатский военный округ со штабом в Черновцах. Округом командовал генерал армии Еременко А.И., а начальником политуправления у него был молодой и симпатичный автолюбитель генерал Брежнев Л.И.
Округ в таком виде просуществовал всего год, а затем был объединен со Львовским военным округом.
Л.И.Брежнев ушел на другую работу и даже, как известно, преуспел, но память о том, как лихо он гонял на трофейном автомобиле по узким, мощеным улицам Черновцов сохранилась до сих пор.
Леонид Ильич не был единственным автолюбителем. В городе после войны осели многочисленные отставники и многие из них, зараженные автомобильным вирусом, располагали привезенным из Германии транспортом.
В соседнем с нами дворе жил инвалид, бывший летчик. Жена его пропадала на работе, а он сам дни коротал в гараже, где колдовал над своим хозяйством: мотоциклом BMW с приспособленной к нему коляской и автомобилем той же фирмы.
На мотоцикле сосед иногда ездил по своим делам, но чаще, просто так, покатать нас. Забираться на мотоцикл помогали ему мы, пацаны.
В коляске с его разрешения устраивалось несколько счастливчиков.
Взобравшись на сидение, фронтовик застегивал свой кожаный летный шлем, сбрасывал с себя недуги и годы и давал газ.
На его автомобиле мне удалось прокатиться всего один раз. Видимо с ним проблем было больше, чем с мотоциклом, и на дорогу он выходил реже. Поражал он мое детское воображение своим черным блеском, сверкающим никелем, эмалевой эмблемой, неожиданным комфортом салона, приборным щитком, всякими полочками и кармашками.
С годами в городе стали появляться произведения отечественного автопрома.
Первыми появились «Москвичи». Помню, кузова их были деревянными, филенчатыми, покрытыми лаком. Затем наступила очередь кабриолетов с брезентовым верхом и закрытых моделей с металлическим корпусом.
«Победу» я увидел впервые в рекламе на последней странице «Огонька».
Затем они появились в городе. Главным образом это были такси с шашечками.
«ЗИМов» в городе было несколько, все наперечет. Черные - обкомовские, и бежевые - санитарные. Один из черных имел к обкому косвенное отношение и принадлежал епископу.
«Запорожцы» поначалу не покупали. Складировали их в два этажа на складе магазина «Динамо» неподалеку от моей школы.
В один прекрасный день в город приехали гости из Прибалтики и раскупили «Запорожцы». Все до одного. Когда обыватели нашего города поняли, что шестнадцать тысяч хоть и большие деньги, но машина того стоит, было уже поздно. С этого момента и вплоть до приезда в Израиль, слова «автомобиль», «дефицит», «очередь», «достать», «разнарядка» и «черный рынок» в моем сознании складывались в одно целое.
В начале шестидесятых мы заболели американскими автомобилями.
Летом пятьдесят девятого в Москве прошла американская национальная выставка.
«Новости дня» и «Иностранная хроника» донесли до нас вести о ней.
В сентябре, когда окончились каникулы, и мы вернулись в школу, оказалось, что отец одного из наших соучеников побывал на выставке и привез оттуда проспекты легковых автомобилей.
Так в наше сознание ворвались «Форд», «Крайслер» и «Дженерал моторс».
Какие там занятия!? Какие уроки!?
Получив для просмотра на ограниченное время проспекты, мы тщательно, на уроках, перерисовывали машины.
Одни названия чего только стоили! Как опьяненные, как заговоренные, мы повторяли друг за другом:
- «Импала» цвета «Сапфировые брызги и морская пена»,
- «Электра 225» цвета «Черный соболь»,
-«Олдсмобил» цвета «Зеленая осина»,
-«Сэйбр»,
-«Кадиллак»,
-«Плимут» цвета «Солнечный закат и слоновая кость»,
-«Холидей» цвета «аквамарин и полярная белизна»,
и, наконец:
-«Империал» цвета «Брызги бургундского»!
Американцы нанесли удар точно в цель.
Взрывы гремели долго и громко, и даже вожделенный руль и подросшие сверстницы, полученные в руки уже в зрелые годы, только частично нейтрализовали действие этого оружия массового поражения...
Ну, как наша подростковая, почти детская психика могла справиться с этим, если даже теперь, через много лет при виде автомобильной роскоши впадаешь в детство?!
Только окрики учителей и двойки возвращали нас на время в действительность.
Впрочем, и учителя не прошли мимо. Преподаватель, двухметровый Владимир Саулович, на своем уроке географии конфисковал американский проспект, изучал его весь день, а конце дня, глубоко и тяжко вздохнув, вернул владельцу.
Через много лет, мне передавали, он вспоминал нас следующим образом:
- Это те двое, которые все уроки напролет рисовали автомобили.
Выставка окончилась.
Дармовая «Кока кола», которой американцы «спаивали» сотни тысяч советских посетителей заморского чуда иссякла.
Экспонаты, по слухам, расползлись по Советскому Союзу, главный павильон демонтировали, а элементы его оригинальной кровли, напоминающие пчелиные соты, разобранные на отдельные части, вывезли в Ялту и Сочи и использовали для оборудования набережных и парков в виде отдельных беседок.
Уже в восьмидесятые, при каждом посещении Черного моря, натыкаясь на них, я вспоминал свое детство, американскую выставку, автомобили и наше срисовывание автомобильных проспектов на уроках географии и истории.
Через наш город лежал кратчайший автомобильный маршрут из Польши в Болгарию, на Золотые пески.
В середине семидесятых на улицах города, возле гостиниц и кемпингов стали мелькать польские гости. Большей частью перелицованные «Победы» под названием «Варшава» и польские ФИАТы, иногда появлялись и ГДРовские «Трабанты» и «Вартбурги».
Неизгладимое впечатление произвели на меня две «СИМКА» с польскими номерами со скошенными внутрь задними стеклами. Ни тогда, ни впоследствии, за исключением этого случая, я нигде такого не видел.
Румыны приезжали на «Дачиях». Ни тогда, ни сейчас моего особого интереса они не вызывали.
Позднее я заболел «Шкодой».
Сначала в школьном дворе появилась легковая, типа универсал, «Шкода». Был период, когда чехи продавали их в Союз.
Думаю, что это была модель «1202». От отечественных машин она отличалась элегантностью, округлостью форм, я бы сказал изысканной архитектурой. Поговаривали, что у нее слабая подвеска и долго на наших дорогах не протянет.
Так оно видимо и произошло. Легковые «Шкоды» исчезли также тихо и незаметно, как и появились.
Когда городские власти в конце семидесятых демонтировали старый австрийский трамвай, на смену ему пришли троллейбусы «Шкода». Отечественные не справлялись с крутыми Черновицкими подъемами. Троллейбусы оказались живучими, и, несмотря на то, что их давно не выпускают, продолжают и по сей день взбираться на гору от Прута до Ратуши.
«Шкода» долго не оставляла меня в покое.
В середине восьмидесятых мое предприятие получило обрабатывающие центры «Шкода». И хотя я прямого отношения к этому чуду техники не имел, всякий раз проходя мимо него, отмечал про себя эмблему: крылатую стрелу, заключенную в круг.
Позднее, став владельцем «Шкоды» и получив вместе со своим «Форманом» красочный проспект с историей фирмы, я узнал, что в основе эмблемы лежит стилизованная голова индейца с головным убором с круглой застежкой и перьями.
Вот уж прямо, «…кабы мы знали, из какого сора…»!
В конце восьмидесятых, я побывал в командировке в тогдашней ГДР.
Помимо всего прочего, несмотря на то, что тамошние немцы страшно боялись политического сыска, и не очень то баловались анекдотами («…кайне политик, Марк!»), я услышал следующий комментарий к ГДРовской банкноте в десять марок, где одной из сторон была изображена совсем молодая женщина-инженер у пульта управления заводской линией, а на обороте старая седая женщина – Клара Цеткин, немецкая коммунистка и защитница прав женщин:
- Это так она выглядела, когда встала в очередь за «Трабантом», а это так, она выглядит, когда ее очередь дошла.
Очереди и методы приобретения автомобилей в ГДР были соизмеримы и сопоставимы с советскими.
В ГДР моя «шестерка» считалась очень приличным автомобилем, сами немцы ездили на пластмассовых трехтактных «Трабантах» и «Вартбургах», «Ладами» владели далеко не все. Встречались польские ФИАТы, реже «Шкоды».
В те времена автомобильный парк в ГДР был старейшим в Европе, и средний возраст автомобилей составлял восемнадцать лет.
Мой коллега владел «Шкодой 110L» и был совершенно счастлив, почти как Козлевич, «…вот только бы колпаки от колес поменять!».
На его машине мы поколесили по дорогам Тюрингии. Она производила на меня, неискушенного автолюбителя, вполне приличное впечатление.
Естественно, что, попав в Израиль в 1991 году и через год, созрев до покупки автомобиля, я обратил свой взор на появившуюся в продаже «Шкоду».
Конечно, это было ошибкой.
Не стоило в те времена обращать свое внимание на чешское чудо, в то время, когда агентства ломились от японских и европейских моделей.
Но победило желание сэкономить и уверенность в марке «Шкода».
«Шкода» стоила для нового репатрианта всего восемнадцать тысяч шекелей!
Как говорилось в тогдашней рекламе: «слишком много автомобиля за такие деньги!»
Так или иначе, мой «Форман» прослужил мне правдами и неправдами девять лет и только после этого уступил место коренной японке.
И с этим событием, история автомобилей моего детства подошла к концу.
Last edited by mark fux on Sat Apr 02, 2011 10:42 am, edited 2 times in total.
mark fux
активный участник
Posts: 86
Joined: Fri Oct 31, 2008 2:19 am

Re: Страничка Марка Фукса

Post by mark fux »

«Ах, Одесса!»
Не забыть рассказать…


Положение было безвыходным.
Кто-то должен был лететь в Одессу. Тянулся и не решался технический вопрос с коллегами и шеф решил, что мне пора в путь.
Честно говоря, охотников мотнуть в Одессу было всегда достаточно. Но летом. В крайнем случае, осенью.
А сейчас на дворе зима.
Это в Ташкенте можно позволить себе пройтись в обед без куртки по набережной Боз-Су и посидеть на солнышке с пиалой чая, после плова и маргиланской редьки.
А в Одессе снег.
И море замерзло, как сказал по телефону тамошний коллега.
В Одессе я не был давно.
Я не мог себе представить ее в снегу, но, покинув салон сто пятьдесят четвертого, сразу окунулся в реальность и начал отходить от пронизывающего насквозь холода только в такси, по пути в центр.
Одесское КБ располагалось в самом центре, на Чкалова.
Я вручил традиционный узбекский сувенир – зимнюю дыню, составлявшую основную часть моего багажа, сунул свою сумку в угол и последовал с Сережей Ойгензихтом – моим одесским коллегой обедать.
Когда мы вернулись в отдел, мой презент уже был разрезан на аккуратные куски и рассредоточен по столам.
Мне тоже досталось.
Зимнюю дыню я ел второй раз в жизни. Первый раз это было зимой, лет пятнадцать тому в Ташкенте, на Алайском и сделал я это по неопытности, когда мой ташкентский стаж не превышал недели.
Одесситы выполнили обещание, данное по телефону: гостиница была заказана.
Сопровождать меня туда вызвалась молоденькая инженерша в пыжиковой шапке и элегантной шубке. Оказалось, что гостиница располагается за углом, на Свердлова, рядом с магазином «Дары природы», называется «Октябрьская» и относится к обкому.
Сопровождающая сдала меня дежурному, помахала ручкой и со словами «зайду, попью кофе» проскочила в гостиничный буфет.
То, что по работе не решалось в переписке и по телефону в течение года, на следующий день решилось в почти автоматическом режиме, без нервотрепки и долгих объяснений. К концу рабочего дня протоколы были подписаны, все условия согласованы, комплименты розданы, командировка отмечена без проставления даты.

Помимо официальной, записанной в техническое задание задачи у меня лично было еще три разноплановых цели.
Мне хотелось отыскать многочисленных родственников-одесситов, с которыми прервалась связь, я горел желанием посетить вновь открывшийся литературный музей и, наконец, грешно было возвращаться в Ташкент без хорошего чая, который по слухам можно было приобрести в Одессе, куда он прибывал морем из Индии или Цейлона и где его развешивали и расфасовывали.
Теперь, после выполнения официальной части, меня в зимней холодной Одессе держал только обратный билет в Ташкент. На выполнение неофициальной части оставалось почти три дня.
В гостиничном номере на подмогу водяным установили масляный радиатор. Сидя возле него, укрывшись пледом можно было отогреться и сосредоточиться.
Я тщательно изучил все газеты, доставленные в номер утром, наметил для себя посещения театров, выставку фотографии в Музее Западного и Восточного искусства, поход в недавно открывшийся литературный музей.
Разобравшись с газетами, стал изучать местный телефонный справочник.

В свое время в Одессе проживала приличная часть нашего рода по материнской линии.
В Одессу родной брат деда попал после гражданской войны, обосновался, обустроился, завел семью и родил двух сыновей и трех дочерей.
Одессу я впервые увидел и ощутил десятилетним мальчиком в 1957 году.
Путь в Евпаторию из Черновиц лежал через Одессу.
Сначала поездом, через Молдавию, где в Бендерах на вокзале ведро абрикос за семь старых дореформенных рублей, затем теплоходом в Крым.
Пересадка в Одессе.
Поезд прибыл в Одессу почти ночью, теплоход, следовавший по крымско-кавказкой линии отходил вечером следующего дня.
На вокзале нас встретил один из маминых двоюродных братьев. Расцеловались. Он подхватил чемоданы и потащил их к такси на привокзальную площадь.
Утром следующего дня в маленькую полуподвальную квартиру, расположенную в одном из дворов по улице Воровского (впоследствии – Малиновского, а до этого – Малоарнаутской) потянулась знакомиться многочисленная и крайне доброжелательная и непосредственная родня.
На проходной кухне запахло жареной скумбрией.
Оказалось, что у меня среди прочих родственников, есть два троюродных брата- ровесника. Оба Семены. Правда, один Сема, а второй Сеня.
Они увели меня со двора. Мы пошли знакомиться с Одессой.
Город они знали великолепно. Все ходы-выходы. Историю, писанную и неписанную, многочисленные рассказы и байки, все про футбол и про жен футболистов.
По случаю нашего приезда родители выделили им немного денег, они угощали меня великолепным мороженным и газировкой, или, как говорили в Одессе «ситро».
К обеду мы подоспели вовремя. Принимали нас на Пушкинской, в квартире одного из Семенов. Напротив дома, через дорогу располагался собор, рядом приличный гастроном, а замыкало квартал полуразрушенное здание табачной фабрики.
Пушкинская была увешена бело-голубыми флагами с шестиконечной звездой.
Москва готовилась к фестивалю молодежи и студентов.
Путь Израильской делегации лежал до Одессы морем, а затем поездом до Москвы.
В Одессе говорили на идише, но по-русски.
Собственно идиша я не слышал, даже от стариков.
Только один раз двоюродная бабушка бросила двоюродному дедушке одну фразу, касающуюся меня: «а штолтен ингале». И все.
Вечером нас доставили в порт. Мы погрузились на красавец «Ленсовет» и в наступающих сумерках отчалили.
В Одессе я стал бывать часто.
Мы росли, менялись интересы.
Мои Семены все меньше говорили о СКА и о «Черноморце», все больше о мехмате и мукомольном институте и о трудностях получения еврею по окончанию школы, ну хотя бы серебряной медали.
Развалины старой табачной фабрики на Пушкинской перестроили в ЦУМ, театру оперетты подарили безвкусную стеклянно-бетонную коробку, на одном из домов по Ленина, недалеко от оперного, появилась мемориальная доска с именем Исаак Бабель.
В семидесятые я покинул Украину, путь в Крым теперь не лежал через Одессу. Связи с родными угасли и почти прекратились.
В этот свой приезд, я зашел в дом на Пушкинской, в надежде посетить родных. Хорошо знакомый дом оказался нежилым, аварийным, подпертым изнутри деревянными балками и опорами от основания и до второго этажа.

Я сидел в гостиничном номере, листал телефонный справочник в надежде отыскать знакомые имена.
Частных телефонов в справочнике не оказалось. Мало надеясь на успех, я подошел к телефону и набрал 09.
Вопреки ожиданиям, Ефимов Бронштейнов в Одессе оказалось не так уж много.
Я приступил к звонкам. На втором звонке, после контрольных вопросов и ответов, поиск был завершен.
Мои одесситы с Пушкинской теперь жили на вице-адмирала Жукова, в самом центре, в пятнадцати минутах ходьбы от моей гостиницы.
Я долго объяснял кто я и что мне нужно. Я не был уверен, что меня правильно поняли, но все же договорился о визите.
Торт и шампанское нашлись в кондитерской «Спартак» на Дерибасовской.
Пройдя сугробами за угол, на Греческую площадь и обогнув, ее я оказался у искомого дома.
Время не стоит на месте, дядя состарился, его широкие плечи немного округлились, голова поседела, но голос и интонации оставались прежними.
Меня приняли с легкой настороженностью. Я не претендовал на «переночевать», задавал правильные вопросы, в нужном направлении поддерживал беседу, но старики никак не могли связать воедино во времени пространстве меня, Ташкент, Черновцы и Одессу.
Я спросил о моем ровеснике Семене.
Старики переглянулись еще раз.
«Так Вы из Черновиц?»
«Да», потеряв надежду и согрешив против действительности, ответил я.
«Сема? Живет на Гарибальди. Работает в вычислительном центре. Собирается».
Дядя подошел к телефону.
«Сема! Наш Марик из Черновиц приехал. Нет не из Израиля. Из Ташкента.
Сидит у нас, пьет чай с вареньем. Приходи».

Родня сидела на чемоданах, посещала ОВИР и учила английский.

На спектакль по Гоголю в театр имени А.Иванова я опоздал.
И не пожалел.
По многим причинам, а главное из-за леденящего холода в зале. Разгоряченный встречей с родными и домашними котлетами я с разбегу оставил пальто в гардеробе, однако, увидев в партере среди зрителей адмирала в заключенного в шинель и его спутницу в шубке, осознал, что ошибся, здесь не до приличий, надо утепляться.
Так и остались впечатления от одесской драмы: холод, партер, и адмирал в шинели.

Утром следующего дня мой путь лежал в литературный музей.
Музей открылся для посетителей недавно. Центральные газеты писали об этом и я, в общем, был подготовлен.
Музей оправдал все мои ожидания и даже превзошел их. Он располагался на Ласточкина во дворце Гагариных и по своему содержанию, оформлению, способу подачи материала, объему его соответствовал тому огромному вкладу, которой внесла Одесса в становление и формирование литературы.
Ближе всего мне были и привлекли внимание экспозиции, связанные с «Серебряным веком», оформленные в духе русского модерна и залы Одесской литературной школы, встречавшие посетителя парящей в воздухе старой пишущей машинкой «Ундервуд» и тумбой, с афишами времен одесского периода Паустовского, Бабеля, Катаева, Ильфа и Петрова…
Если мне память не изменяет, были материалы, посвященные еврейской составляющей литературной Одессы, довольно скудные, но по тем временам и это было не совсем обычно и принято.

К моему разочарованию, в одесских гастрономах прилично чая не оказалось. Невыразительные зеленовато-черные пачки с таинственными цифрами «36» и не менее загадочной надписью « … из лучших сортов грузинского и индийского …» ничего хорошего не сулили.
«А ты подойди в киоск, напротив твоей гостиницы, к Фире» - посоветовали мне коллеги.
Киоск торговал всякой всячиной и в том числе чаем.
Фира оказалась женщиной лет шестидесяти. Мне показалось, что естественным будет обратиться с просьбой на идише.
Слегка напрягшись и напряженно вспоминая свой черновицкий опыт, я пытался построить свой вопрос-просьбу.
Годы, проведенные в Ташкенте, не прошли зря. Язык одеревенел, слова ломали зубы.
Наконец я выдавил что-то членораздельное и понятное на идише.
«Гриша! Кик им ун! А идикл.» - Фира обратилась внутрь киоска, где в глубине с газетой в руках и очками на носу, напротив лампы-обогревателя устроился ее супруг.
Гриша молча кивнул, приняв сообщение к сведению, и продолжил изучать газету.
«Сколько чая вы хотите, мужчина?» - спросила хозяйка киоска по-русски.
«Пачек десять-пятнадцать».
«Завтра, вечером, подходите» - проскрипел Гриша из недр киоска.
« Я улетаю после обеда».
«Тогда подходите утром».
Назавтра, в день отлета, после завтрака я направился в киоск к Фире.
Фиры не оказалось. Вместо нее была молодая дама в отороченной мехом безрукавке поверх свитера и в мужской меховой шапке.
«Вы за чаем» - определила она.
Я кивнул.
«Берите. Здесь кило с походом. Двенадцать рублей ».
Вместо ожидавшихся мной пачек в моих руках оказалось два свертка, обернутых вощеной бумагой и смахивавших на докторскую колбасу.
Я было, не увидев привычной упаковки, засомневался.
«Чудак-человек! Берите! Чай уворованный, без всякого купажа. Чисто индийский».

Водитель такси, перехватив мой взгляд и словно читая мои мысли, заметил как бы, между прочим: «Мы греки. А ваши уезжают потихоньку, в Америку. Меняется Одесса…»
«Волга» оставила позади утопающий в сугробах центр и приближалась к аэропорту.


В аэропорту оставалось еще немного времени на кофе.
Объявили посадку на самолет, отлетавший в мои родные Черновцы.
Я пошел поглазеть, в надежде увидеть знакомых.
Характерных лиц с выразительными глазами не оказалось…

Уже в самолете, во время взлета я прокручивал в голове анекдот, рассказанный таксистом по пути в аэропорт:
«Объявление в аэропорту. Граждане! Последний, покидающий Одессу, выключите, пожалуйста, свет».
Last edited by mark fux on Sun Jan 23, 2011 11:18 am, edited 2 times in total.
Борис Дынин
ветеран форума
Posts: 322
Joined: Mon Sep 15, 2008 12:01 pm

Re: Страничка Марка Фукса

Post by Борис Дынин »

Я был в Одессе только однажды, студентом. Но день ушел на поиск станции переливания крови, сдачи 400 мл, получение денег и обед по талону. Так что осталась Одесса мне неизвестной. Но воспоминания тех, кто жил в ней и (или) знал ее, сделали ее каким-то своим городом. Быть может еще потому, что в отношении к ней так ярко проявляется вечная ностальгия евреев о местах, которые они обогатили и любили, но откуда в итоге им пришлось уехать. Мне кажется, в этом отношении Одесса более ярко символизирует судьбу и болезненность сознания русских евреев, чем, скажем, Москва или СПб.
Спасибо!
Last edited by Борис Дынин on Fri Jan 21, 2011 9:36 pm, edited 1 time in total.
User avatar
bem
Site Admin
Posts: 87
Joined: Tue Feb 19, 2008 3:02 pm

Re: Страничка Марка Фукса

Post by bem »

Дорогой Марк,
спасибо за замечательные рассказы. Пришлите мне их названия и адреса в интернете (можете узнать, если в каждом нажмете "правка" и "отправить"). Я поставлю их в Вашу авторскую страницу. Следующие "форматные" вещи присылайте сначала в редакцию, может пойти в журнал. Уровень рассказов очень достойный.
Удачи!
Savta
участник форума
Posts: 4
Joined: Wed Dec 16, 2009 9:55 am
Location: Израиль, Ашдод
Contact:

Re: Страничка Марка Фукса

Post by Savta »

Спасибо за замечательный рассказ.
...И вспомнился вкус зимней дыни...
... И захотелось жареной скумбрии...
В Одессе ни разу, к сожалению, не была, но много читала и слышала про город и одесситов. Ваш рассказ добавил какие-то краски и городу, и родственникам, которые "сидели уже на чемоданах"...
"Делай, что должен, и будь, что будет"
mark fux
активный участник
Posts: 86
Joined: Fri Oct 31, 2008 2:19 am

Re: Страничка Марка Фукса

Post by mark fux »

Иврит


Изучение иврита я начал в начале февраля 1991 года в ульпане при «Бейт Наглер» в Кирьят Хаиме.
Мора (учительница) вошла в отведенную для занятий комнату, окинула взглядом группу новых репатриантов «сорок пять плюс» и, направив правую руку внутрь себя пропела на иврите с испанским (как мы это поняли позднее) акцентом:
- Ани Цвия! Ве ата? Грегорри? Владимирр? Алесандрр?
Самые догадливые из нас сообразили, и посыпалось:
- Ани Яков!, Ани Елена!, Ани Аркадий! И т.д.
- Ани мора! Ве ата? Доктор?
Так начался для меня иврит.
Ульпан не отличался высоким уровнем. Преподавателей профессионалов, или, по крайней мере, знатоков направляли более перспективным. Был пик большой алии, народу - масса. Преподавателями становились даже случайные люди. Нам было по сорок пять, и мы были в нашей группе самыми молодыми.
Цвия не знала ни слова по-русски, а мы затруднялись в испанском. Иногда на помощь приходил идиш или английский.
Так, от понятия к понятию, от слова к слову мы начали свое продвижение в языке предков.
Через некоторое время стало очевидным, что те из нас, кто подрабатывал где-нибудь, овладевают ивритом быстрее остальных и словарный запас у них богаче.
Сразу после Пурима, по окончании войны в Заливе, Цвия стала учить нас читать объявления о работе и навыкам поиска последней.
С ее помощью мы написали на иврите автобиографии («Корот Хаим»).
Объяснить ей, что такое электротехнический факультет ирригационного института я так и не смог.
Надежды на отправленное в «Израильскую электрическую компанию» письмо я особо не питал.
Об этом заведении рассказывали чудеса.
А где чудеса, там не я.
Об этом говорил весь мой предыдущий жизненный опыт.
Надо было искать работу.
Почти все деньги корзины абсорбции уходили на съем жилья.
Я начал составлять себе технический словарик с рисунками.
Прежде всего, я изобразил молоток.
Цвия написала рядом «патиш».
Раз в две недели, на субботу из Кирьят Арбы, приезжал домой старший сын.
Там он учился в ульпане для бывших советских студентов.
С ним вдвоем мы и составили основную часть моего пособия.
Позднее к обучению меня ивриту подключилась РЭКА («Решет клитат Алия») – государственное вещание на русском языке. Тогда же я начал слушать «минуты иврита» Авшалома Кора на радио и телевидении. И по сей день стараюсь не пропускать его интересные и полезные мне передачи.
Мое отношение к РЭКЕ неоднозначное, я перестал слушать эту станцию давным-давно, лет восемнадцать тому. Но тогда уроки иврита и лекции о нем всем нам здорово помогли.
Имена ведущих Цили Клепфиш и Баруха Подольского навсегда ассоциируются в моем сознании с ивритом и с моими первыми шагами в нем.
На РЭКЕ вел передачи еще один преподаватель, однако, к его полным энтузиазма, фантастических предположений, гипотез и выводов урокам я интуитивно относился скептически.
«Употреблять с осторожностью!» - пришел к выводу для себя я.
В дальнейшем я имел неоднократную возможность убедиться в своем выводе.
Ключевым моментом в своем освоении иврита и расширении словарного запаса считаю время, когда волею судьбы, на протяжении полугода, лет шестнадцать тому, преподавал курс электрографии в одном из колледжей.
Здесь уже профессиональный словарь я составлял с младшим сыном, в то время выпускником школы «БОСМАТ» (школа при Хайфском Технионе).
Иврит мой сегодня, увы, далек от совершенства.
Но дефицита слов я не испытываю, с удовольствием слушаю ивритское радио и TV, люблю ивритскую поэзию, и никогда не боюсь и не стесняюсь в любой аудитории задать вопрос о значении того или иного ивритского слова или выражения.
Post Reply