Монолог памяти поэма
Беспечно историческое время, а ты – судьбою заданный урок, и тащишь на горбу земное бремя, то ль я себя навьючил, то ли – рок.
Рожден. Подрос, Женился, Вышла замуж. Таинственный закон сплетенья душ. И тайна брака. Разгадать куда уж, зачем жена и что такое муж.
История течет, а в ней началом бесспорно ты, заглавный вечно лист, и, что бы в этой жизни ни случалось, ты для себя судья и моралист.
Ты сам себе, понять бы наконец, и чтец, и жнец, а может быть и лжец.
*** Уходит почва из под ног, а дома всё как и прежде на своих местах, открытая ещё страничка тома, щемящая прощальная истома и непонятный первобытный страх.
Изгои мы негаданно-нежданно. Опять пустыня, невечерний свет и ожидание небесной манны. Синай. Скрижали. Моисей. Завет.
Куда ещё? Земля уже обжита. Мне вновь напомнили, что я еврей. родная, если знаешь, подскажи ты. Я остываю, милая, согрей.
*** Не ведал я, что женское тепло, как солнца луч сквозь пыльное стекло в подвалах памяти былое оживляет.
Не экстрасенс. Но где найдёшь ответ? В истоках Вед?.. Мы начинали в мае, и много лет с начала утекло, то временем разя, то исцеляя...
Винить судьбу, хоть в чем-то, я не вправе. Я шлёпал диссертацию на клаве, не веря правде, кланялся державе, точнее, просто верить не хотел. А ты молчала. И в объятьи тел терпела мой апломб, чтоб без скандала, и охлаждала голову теплом. Мою, конечно. Берегла от бед.
А я искал у Ленина и в Торе, Евангелий премудрость брал на зуб, и море умных книг себе на горе читал, внимал им, поученьям вторя, и льстил себе, что, в общем-то, не дуб.
***
Аэропорт. Угрюмая столица. Повсюду политический загул. Шныряют подозрительные лица и лайнеров, как стон, протяжный гул.
А мы бежим, как будто виноваты. Сполна оплачен простенький отель, метрдотель, привычно хамоватый. Бежим, как безоружные солдаты, два чемодана, вещмешок, портфель. Там, за спиной, где жили мы когда-то, азарт, реформы, уголовный хмель и чья-то кровь. Красавицы-девчата, лихой необходимостью прижаты, не подиум избрали, а панель.
***
Три бутерброда, кексы, кофе стылый... Как тяжко, если с чистого листа, когда разлукой сомкнуты уста, когда постылы стали те места, которые с рожденья были милы. И вот уже таможенное рыло из ценностей берет как на живца два обручальных золотых кольца, дешевеньких и купленных по льготе. - Не мешкай, милый, ладно, что ты, что те... И злобный взгляд, как пуля на излёте. Но мы уже в полёте.
*** И как же не сломать стереотип, что в женщине всё славное – мужское: мужской характер, воля, ум мужской. Быть бабой вроде даже не в чести. Спасителем из женского в земное явился людям Логос во плоти, воспряв из лона матери мирской. Неважно, кстати, это быль иль небыль – в начале женском благосклонность неба.
Науке бы давно решить пора, кто из чьего произошел ребра.
А ты с открытой, праведной душой, купель моя, святая Иордань. Ты знала, где пройдет моя стезя, Куда ни ткнешься, слышалось: «Низззяяя!» И мы вдвоем меняли города, Караганда, Узген, Кызылорда, дворянкой в глубине казахских руд, о чём клопы и мыши не соврут. Всегда со мной, с моим еврейским счастьем, в ненастьях с подкупающим участьем, где я скакал, как лошадь под вожжой, в земле своей, терпимый, но чужой изгой, космополит безродный, рвань!.. Мы выплатили дань.
*** В гостях у бога я, в командировке. Брожу по тверди неба и ищу, используя различные уловки, прообраз первой женщины – ишу*. Мне чудо разделенья непонятно – Адам Кадмон** иль просто андрогин. Всесильный, разъяснил бы людям внятно, зачем ты вбил между полами клин. Вещают: муж с женою плоть едина. Она душа, он дух – один в один, такая, понимаешь ли, картина, так лучше оставался б андрогин. Тебе-то что, ты не хотел Кадмона, а что же сотворилось на земле: мужик присвоил должность гегемона и бродят оба полюса во мгле. Единой плоть осталась лишь в кровати, И безработен, Господи, Эрот. Пожалуй, что экспериментов хватит? Тебе же хуже, дел невпроворот. Послом отправил ты на землю Сына решить проблему волей божьих сил. И что же? Сам вознесся андрогином не склеив чашу, коль её разбил.
Жена + муж = «одно». Плодитесь, люди, размножайтесь, но... сокрыты напрочь в недрах божества творенья суть и тайна рождества.
Единственная, ты святое исключенье, как Беатриче, песнь и вдохновенье.
*** Все человеческое мне не чуждо, прозрачен мир, здесь всякий на виду. Хоть Бог и царь, хоть Карл Маркс, неужто, нас далеко сегодня заведут. Становятся мудрей и тверже массы, и капитал отчасти присмирел, а двадцать первый век, век новой расы, хоть мальчик, но отчаянный пострел. Что в нашем веке сотворит ребёнок, в десятом отнесли бы к чудесам. С Олимпа Хронос смотрит изумленно: размер былой недели – полчаса.
Кто где родился, где живёт - не всё ли равно, когда, как птицы по стерне, выклёвывает города и сёла в безвизовое царство интернет. Когда брели с тобой, как иностранцы, в чужой, пока, стране, а по весне – инстанции, инстанции, как в танце, за кругом круг и, будто оборванцам, несли добро с печалью наравне. Сочувствуя чужой беде, мол, квиты, корбы несли для тела, не души: Добро пожаловать и не тужи. Не мы, а русские теперь антисемиты. Такие вот у немцев виражи.
*** Пойду пройдусь по млечному пути, по кочкам звезд к тому первоначалу, где тешатся в обнимку одичало, мужское с женским, в люльке бытия, и месяц, их небесная ладья плывет, качаясь, к брачному причалу. Дойти бы только мне, дойти.
Дойти, увидеть брачный идеал, узреть, понять, как гармоничны боги, сравнить, к примеру, с тем, что змей нам дал и унести быстрей оттуда ноги...
А, впрочем, что имеем, всё нам мало, без бога дорасти б до идеала. Мужья, умерьте прыть и «сварость»! К концу одна согреет вашу старость.
*** Квасной патриотизм – лихая рать. Кремлю клянутся, королю, Рейхстагу... Абсурд. Готов для дальних делать благо лишь тот, кто близким жизнь непрочь отдать.
А мы с тобой, ответь, плывем куда же, кто проложил фарватер наших душ? И я, конечно, знаю, что мне скажешь. Ответишь скромно: ты мой лоцман, муж.
Я лоцман милостью твоей на шхуне, на акватории длиною в жизнь, и тем признателен своей фортуне, что мы не знали ни межи, ни лжи.
Стоят идей былые цитадели, и по сей день инь с ян‘ом не равны. Действительность не та, что мы б хотели. Не сдвинешь с места. Так к чему же ныть?
А наши были, всё, что с нами было, луч солнца сквозь прозрачное стекло все оживит, что сбылось и не сбылось, что сами создали и что не истекло.
Не разбазарен золотой запас, и кольца обручальные при нас.
*Иша (ивр. – первоженщина) ** Адам Кадмон – «человек первоначальный». В мистической традиции иудаизма соединяет в себе два начала: женское и мужское. [/size]
Последний раз редактировалось Феликс Фельдман Пн июн 10, 2013 3:28 pm, всего редактировалось 1 раз.
|