Страничка Феликса Фельдмана: стихи и переводы

Феликс Фельдман · **Добавлено:** Пт мар 14, 2014 1:40 pm

* * *
Распрощаться, уйти, загулять или зáпить
и посыпать, как принято, пеплом главу,
иль евреем прийти на широкую паперть,
ну, хотя бы во сне, если ненаяву...

Всеблагой, мы с тобою совсем не знакомы;
стоп, я кажется вру, я слыхал о тебе −
за тебя в твою честь бушевали погромы
и к тебе же взывали в бессильной мольбе.
Злопыхали пожары, скандалили плети,
на обжитой плевали в нас каждой версте:
богоизбранный первенец двадцать столетий
клеветой прокажен, как распят на кресте.
А церковное тело в парчовых одеждах,
где в нем сердце, душа, если свет его тьма?
И у Господа тает без веры надежда.
Помолился б, да нет, не хватает псалма.
Мне б воздеть к небесам Моисеевы руки,
что держали скрижалей божественный дар,
в уши Богу шепнуть, чтобы взял на поруки
голубую планету, беспомощный шар.

Дождь на паперти хлещет и струями косит.
Прослезилась погода. Какой с неё спрос?
Здесь у Бога-Отца всепрощения просит,
отвернувшись от капища, Рабби-Христос.

Феликс Фельдман · **Добавлено:** Сб мар 22, 2014 2:40 pm

* * *
И я приду однажды к алтарю
и припаду к придуманной иконе,
ей в душу дверь охотно отворю,
но не чужой, а собственной мадонне.
я не был распят, не злодей, не бог,
под рёбра били, как всегда, чужие,
и наплевать мне гог то иль магог,
а подсознанье шепчет - расскажи ей,
как душу обглодали до костей,
и как она искала пятый угол
среди четверки карточных мастей
от вездесущих огородных пугал.
Таскал ее в заплечном рюкзаке.
Четыре масти, если нет пророков.
Не врали карты. Снова налегке.
Каких еще мне надобно уроков?
Удел наш воздух. И у нас одна,
во все века нетленная мадонна.
Бокал рыданий осушу до дна
под тонкий звон стеклянных обертонов.
В своей судьбе повтора не хочу,
как плоть, икону обниму руками,
зажгу пред ней прощальную свечу.
Да не чужой,
своей еврейской маме.

Феликс Фельдман · **Добавлено:** Вт апр 01, 2014 7:46 pm

* * *
Не я ли вас хвалил, не я ль ласкал
сапфирами изнеженные пальцы,
а вы манящий подали сигнал,
и грудь прикрыли зыбким покрывальцем.
Затем шепнув − входите, поскорей,
вы омочили губы винной кровью,
был стол роскошный в спальне у дверей
накрыт для вас обманутой свекровью...
А я такого в жизни не видал,
вскормлённый на картошке с постным хлебом,
мне светский безразличен стал скандал
под этим кулинарным бражным небом.
В усладе рот, а за зубами мой
язык с телячьим языком в соитьи,
и студень гладок, как каток зимой,
а рядом вы в истоме и подпитьи.
Балдела на софе "лицом" на вас
ухоженно похожая болонка,
вы крыли матом в этот поздний час,
на остальное намекая тонко.
И тщательно искали аргумент,
портрет супруга пряча машинально,
мол, даже у болонки есть бойфренд,
да кто решил, что это аномально?
И в эту ночь на ложе февраля
ответил я, уже томимый скукой −
на то она подруга кобеля,
чтоб зваться сукой.

Феликс Фельдман · **Добавлено:** Чт апр 03, 2014 6:52 pm

Eduard Mörike

Am Rheinfall

Halte dein Herz, o Wanderer, fest in gewaltigen Händen!
Mir entstürzte vor Lust zitternd das meinige fast.
Rastlos donnernde Massen auf donnernde Massen geworfen,
Ohr und Auge, wohin retten sie sich im Tumult?
Wahrlich, den eigenen Wutschrei hörete nicht der Gigant hier,
Läg er, vom Himmel gestürzt, unten am Felsen gekrümmt!
Rosse der Götter, im Schwung, eins über dem Rücken des andern,
Stürmen herunter und streun silberne Mähnen umher;
Herrliche Leiber, unzählbare, folgen sich, nimmer dieselben,
Ewig dieselbigen - wer wartet das Ende wohl aus?
Angst umzieht dir den Busen mit eins, und, wie du es denkest,
Über das Haupt stürzt dir krachend das Himmelsgewölb!

Строфы этого стихотворения Мёрике написаны элегическим дистихом, т.е. каждая из двух нерифмованных строк: первая строка - гекзаметр, вторая пентаметр. Сложность перевода состоит в том, что имитация русского гекзаметра отличается от немецкой традиции.

Эдуард Мёрике

У рейнского водопада

Сердцe о, путник, уйми, рукою могучей и властной!
Так, от восторга дрожа, рвется моё из груди.
Полчища вод без конца бросает одни на другие,
В столпотворении где, чувства, найдете приют?
В гневе не слышит гигантище собственный яростный вопль,
С неба низвергнут лежит, скалами сдавлен ревёт!
Кони лихие в прыжке, прыгая друг чрез друга,
Падают навзничь и грив веют вокруг серебро;
Торсы роскошных коней пышногрудых без меры другие,
Вечно все те же они – кто же дождётся конца?
Страх заполняет всю грудь, как если бы впрямь показалось,
С грохотом пал небосвод, череп расплющив тебе!

Феликс Фельдман · **Добавлено:** Вс апр 06, 2014 5:07 pm

***
Дымкой затянут пролив
в розовом небе заката;
моря янтарный прилив,
сумерки жизни пирата.

Маятник – солнечный диск;
ялик качает волною;
шприц и спасительный впрыск
в мышцу под сердце больное.

Гавани узкий проход,
шлюпка меж рифами смята.
Медленный водоворот;
рыбы над златом пирата.

Вспомнил. Грабители. Тьма.
Шторм. Помолился. Отплавал.
Рёбер решетка – тюрьма.
Суд. Преисподняя. Дьявол.

Лилий опавший букет,
челядь и справа, и слева,
в замке на гладкий паркет
в обморок падает дева.

Пристань. Таверна. Гудок.
Пьянка. Поминки пирата.
Всё. Размотался клубок
графа, кем был он когда-то.

Феликс Фельдман · **Добавлено:** Чт апр 10, 2014 8:18 pm

Eduard Mörike

Begegnung

Was doch heut Nacht ein Sturm gewesen,
Bis erst der Morgen sich geregt!
Wie hat der ungebetne Besen
Kamin und Gassen ausgefegt!

Da kommt ein Mädchen schon die Straßen,
Das halb verschüchtert um sich sieht;
wie Rosen, die der Wind zerblasen,
So unstet ihr Gesichtchen glüht.

Ein schöner Bursch tritt ihr entgegen,
Er will ihr voll Entzücken nahn:
Wie sehn sich freudig und verlegen
Die ungewohnten Schelme an!

Er scheint zu fragen, ob das Liebchen
Die Zöpfe schon zurecht gemacht,
Die heute Nacht im offnen Stübchen
Ein Sturm in Unordnung gebracht.

Der Bursche träumt noch von den Küssen,
Die ihm das süße Kind getauscht,
Er steht, von Anmut hingerissen,
Derweil sie um die Ecke rauscht.

Эдуард Мёрике

Встреча

Сегодня ночь укрылась мглою,
И шторм буянил до утра!
Он хлам непрошеной метлою
Убрал с дорог и со двора.

Из дома девица в смущеньи
пугливо вышла на крыльцо;
И, словно роз пурпурных рденье,
пылает девичье лицо.

А вместе с девушкой парнишка,
Восторжен, подступает к ней:
И смотрят юные плутишки
В глаза дружней и озорней!

Ему б узнать у девы милой
Успела ль волосы прибрать,
Что буре ночью страстной силой
В избе случилось разметать.

Еще он грезит в потрясеньи
Лобзаньем, девичьим теплом,
Покуда грация в смятеньи
Спешит исчезнуть за углом.

Феликс Фельдман · **Добавлено:** Ср апр 16, 2014 7:39 pm

Эдуард Мёрике

Мальчик и пчёлка

Средь лоз стоит домишко,
В нем ни дверей нет, ни окон,
Под ветром на пригорке
Молчит, скучая, он.

А день паряще душен,
И птичья трель весь день скудна,
Лишь пчёлка над ромашкой
Жужжит совсем одна.

У милой сад под горкой,
А в нем есть улей расписной:
Оттуда ль ты явилась?
Шлет милая за мной?

"О, нет, мой чуткий мальчик,
Мечтой напрасной ты влеком,
Любовь ей непонятна,
И ты ей незнаком.

Что могут знать девчата,
Невинность, цвет девичий чтя!
Да, и твоя зазноба
Совсем еще дитя.

И мёд, и воск добыты;
Прощай! - Снесу ей целый пуд;
Распробует их прелесть
И слюнки потекут!"

Ах, не снесла б ты, пчёлка,
И от меня ей также весть:
Пусть знает, слаще мёда
Лобзаний сладость есть!

Eduard Mörike

Der Knabe und das Immlein

Im Weinberg auf der Höhe
Ein Häuslein steht so windebang,
Hat weder Tür noch Fenster,
Die Weile wird ihm lang.

Und ist der Tag so schwüle,
Sind all' verstummt die Vögelein,
Summt an der Sonnenblume
Ein Immlein ganz allein.

Lieb hat einen Garten,
Da steht ein hübsches Immenhaus:
Kommst du daher geflogen?
Schickt sie dich nach mir aus?

"O nein, du feiner Knabe,
Es hieß mich niemand Boten gehn;
Dieses Kind weiß nichts von Lieben,
Hat dich noch kaum gesehn.

Was wüßten auch die Mädchen,
Wenn sie kaum aus der Schule sind!
Dein herzallerliebstes Schätzchen
Ist noch ein Mutterkind.

Ich bring' ihm Wachs und Honig;
Ade! - ich hab' ein ganzes Pfund;
Wie wird das Schätzchen lachen!
Ihm wässert schon der Mund."

Ach, wolltest du ihr sagen,
Ich wüßte, was viel süßer ist:
Nichts Lieblichers auf Erden
Als wenn man herzt und küßt!

Феликс Фельдман · **Добавлено:** Вт апр 22, 2014 7:49 pm

Дежавю

Ночь темна. Светлячки в потемневшем саду.
И покоем дохнула услада.
В тишине, я в Берлине устало бреду
по тропинкам душевного лада.

А вверху, зябко кутаясь в облачный плед,
спит луна, зависая над речкой.
И ведет её лунный серебрянный след
в позапрошлого века местечко.

Два окошка и свет брезжит в чьей-то семье.
То ли лампочка, то ли лучина.
Это предки мои на дубовой скамье
за беседой степенной и чинной.

Бородаты и стройны как ели деды,
мои древние маны и штейны.
И бормочут под нос, не предвидя беды,
Элоа, Элохим, Элохейну.

Они верят, что Бог весь их род сохранит,
вопрошая священную Тору.
И в пути исповедные верят они,
что откроются мудрому взору.

Мои деды и бабки надеждой живут,
в ожидании страстном Мессии.
И мерещится им, как и мне, дежавю,
это может случиться в России.

Там, на русской печи я, сгорая, лежу,
иудейский птенец, притаившись.
И из пепла, как Феникс, на предков гляжу,
их потомок,
.....................еще не родившись.

Феликс Фельдман · **Добавлено:** Вс апр 27, 2014 4:14 pm

***

Жива тмутаракань, ещё жива
с царем в башке и культом домостроя,
бессильная и ждущая героя.
Очнется? Черта с два!

А ты, младенец, чуткий эмбрион,
в утробе матери тебе привольно,
прости, девчушка, мне, конечно, больно,
но подавляю стон.

Да, фифти-фифти. Вот такой расклад.
А ультрашаль судьбу рифмует точно,
она в самом сценарии оброчна −
крутой патриархат.

С младых ногтей разучишься мечтать,
поймешь, что ценится у лиходеев
не ум, чей их трезвее и добрее,
а плоть твоя и стать.

Научишься вставать в глухую рань,
считать гроши, хватать пинки крутые,
достало бы деньжат на щи пустые,
что ждет супружник-пьянь.

Иль, прячась от лихого кулака,
детишек прижимая что есть силы,
(спасибо, Господи, что не дебилы)
еще жива пока.

А в остальном здесь Божья благодать,
и сызмальства привычен кнут мужчины,
зато в раскладе нашей матерщины
всегда в почете "мать"!

Феликс Фельдман · **Добавлено:** Вт апр 29, 2014 8:49 pm

Приблизительно во второй половине 2-го тысячелетия до н.э. извержение вулкана Санторин уничтожило Минойскую цивилизацию. По разным версиям цунами высотой от 9 до 26 метров захлестнуло весь остров Крит.

Из Критского блокнота...

Критская баллада

На острове земля беременна горами.
Большой утес скалой над морем нависал,
и только иногда, выплевывая пламя,
он, как циркач, в дешевой мелодраме
являл свой хищный и ощеренный оскал.
Волна крутой скалы касалась влажной лапкой,
мурлыкала ей в сон, журча у самых ног;
и рябью поутру потягиваясь зябко,
несла земле привет, кивая пенной шапкой,
и продолжала с ней извечный диалог.
Вулкан стоял бесстрастно в позе суверена;
Их отношенья стали колки, нелегки;
она едва могла достать его колена,
ждала, ждала судьбы какой-то перемены,
и кошкой о скалу точила коготки.
Два без любви помолвленных партнера,
игривая волна и каменный утес;
два вечных на земле трагических актера,
движенье и покой. И, как финал раздора,
в телегу впряжены врагами: рысь и пёс.
Была мила волна, но твердь неумолима,
и было ясно им – не будет равным брак,
ей ветер был родней, и им была любима,
ну, как тут отказать и плыть от счастья мимо,
когда он полубог, хоть и зачинщик драк.
И вот уже сваты насвистывают в уши,
и круто вздыбилась упругая спина,
как рысь одним прыжком вода достигла суши,
усилием своим непрочный мир нарушив,
о скальный лоб земли расплющилась волна.
Рванули из мешка отпущенные ветры;
и тучных вод на грунт обрушились войска;
сжигали молнии земные километры,
а боги наверху, бесчувственные мэтры
крутили равнодушно пальцем у виска.
Земля ответила решительным отводом,
напором твердых плат отброшена волна,
из дикой пасти пса по жерлу пищевода
из преисподних недр прорвалась на свободу
расплавленная смерть, жестока и вольна.
И вновь накат волны разгневанного моря.
Девятым валом шел в дыму широкий фронт.
Восхода и захода, две дневные зори,
все перепутав и между собою споря,
столкнулись по пути, забыв про горизонт.
Освободив нутро, не выдержали веса
у бывшего вулкана хрупкие края.
И сам Эол летал уже без интереса,
прикрывшись рукавом от пепельной завесы,
над пропастью во мгле, растройства не тая.

Спокойно море вновь. Земная твердь окрепла.
Давно затих прибой и смолк зловещий гул.
Здесь новая земля возрождена из пепла.
Быть может божий рай опять возник из пекла?
А может быть, как знать, навеки утонул.

Сетевой портал "Заметки по еврейской истории"

Правила форума

Страничка Феликса Фельдмана: стихи и переводы

Кто сейчас на конференции