Re: СОВРЕМЕННАЯ КУЛЬТУРА: соображения, изображения, воображ
Posted: Thu Apr 05, 2012 9:42 am
Соня Тучинская, Сан Франциско - Марксу Тартаковскому.
Дорогой Маркс. Я вот не поленилась и пошла по Вашей ссылке: «Современная культура...» Пока прочла только про Бродского и Малевича. Вы супер-отважный и безумно талантливый. Я солидарна с Вами в каждой запятой, но мне никогда не удалось бы с таким знанием предмета, так глубоко и вместе с тем, с такой изысканной простотой выложить на public domain свои не конвенциальные взгляды на современное искусство. До Вас о Бродском так отважно и так блестяще и неопровержимо посмел сказать только мой любимый Юрий Карабчиевский в последней главе своего гениального "Восресения Маяковского:
"Есть нечто унизительное в этом чтении. Состояние — как после раута в высшем свете. То же стыдливо-лестное чувство приобщенности неизвестно к чему, то же нервное и физическое утомление, та же эмоциональная пустота. Трудно поверить, что после того, как так много, умно и красиво сказано, — так и не сказано ничего. Приходилось ли вам обращать внимание, как тяжело запоминаются эти´стихи? Мало кто знает Бродского наизусть и только тот, кто учил специально. Это оттого, что внутренняя логика образа почти всюду подменяется внешней логикой синтаксиса. "Часть речи" называется книга Бродского и так же — сборник, ему посвященный. Это грамматическое название, конечно жи, дано не случайно. Но, быть можит, было бы еще точнее — "Член предложиния". Потому что, при всем внимании к слову, не слово составляет у Бродского основу стиха, и не строчка, и даже не строфа — а фраза. Наиболее ярко этот принцип проявляется там, где одно предложение тянется через несколько искусно построенных строф, но он, как правило, сохраняется и в самых коротких стихах. Неизменно соблюдаемое расстояние между ритмическим и синтаксическим строем и дает мгновенное чувство глубины и объема, пропадающее после чтения. Оттого, кстати, большие стихи, из строфы в строфу переносящие фразу, выглядят всегда значительней и глубже. Фраза может и не быть формально четко очерченной, а существовать как некая недоговоренная в строфе, никак не договоримая мысль. Она переливается, переливается, каждый раз сливаясь еще с одной каплей, вызывая томительное ожидание, что вот-вот прорвется свободным потоком и станет ясно, куда и зачем. Но в конце так и остается лежать ртутным выпуклым озерцом на дне последней строфы. Очень талантливый человек Бродский. Ломит в груди от его стихов.Быть может, такие стихи писал бы Онегин, когда бы преодолел тошноту к труду. Но конечно — до того, как влюбился в Татьяну..."
Я была (у нас тут) на вечере Бродского (незадолго до его смерти). Кто-то из зала выкрикнул: А Вы читали "Воскресение Маяковского". Читал, но не до конца, остроумно и с выгодой для себя ответил Бродский. Процентов 70 стихов, которые он читал на этом вечере произвели на меня тягостное впечатление вымороченной, претенциозной и надуманной тягомотины. Без музыки, без лада,...без слез, без жизни, без любви...И, знаете, я не тороплюсь винить в этом себя.
Борис Дынин:
"И, знаете, я не тороплюсь винить в этом себя".
И не торопитесь! Также не торопитесь винить в этом Бродского и миллионы тех, кто оценил его поэзию, начиная с Ахматовой,Шостаковича, Маршака, Чуковского, Паустовского, Твардовского, Германа, Вахтина (перечисляю тех, кто за "стихоплета" не выступил), и кончая Нобелевским коммитетом, признавшим Бродского достойным премии за «всеобъемлющее творчество, насыщенное чистотой мысли и яркостью поэзии». Не случайно же на его стихи писали музыку Меладзе, Фролова, Клячкин, Мирзаян, Васильев, Сурганова,Арбенина, Мамонов, Полевая, Марголин (все имена взяты из Вики) Все это не опровергает Ваше отношение к поэту. Но все-тки, должно бы побудить Вас не думать о нем как о "голом короле". Не случайно, я думаю, Вы обрадовались, увидем, что кто-то еще думает о поэте так же , как и Вы. Наверное, чувствовали некое интеллектуальное неудобство от непонимания поэта, признанного замечательным столь многими людьми, пониавшисми в поэзии. Вот и обрадовались находке. Стало легче. Но все-таки можно было бы проявить больше интеллектуальной чуткости и не предлагать свои личные ощущения и общие фразы за "анализ поэзии". Можно и это было бы статистически интересно услышать (не в первый раз), что не всем нравится поэзия Бродского. Но все-таки, следовало бы задаться вопросом, почему она смогла оказаться близкой столь многим Вашим современникам. Тогда и Ваше мнение зазвучало бы интереснее.
Повторю, никак Вы не можете сказать по поводу популярности поэта, что его популярность есть популярностью "голого короля". Он был открыт с самого начала.
Соня Тучинская - Борису Дынину:
"Наверное, чувствовали некое интеллектуальное неудобство от непонимания поэта, признанного замечательным столь многими людьми, понимавшими в поэзии".
Дорогой Борис, Вы будете смеяться, но я себя как раз тоже отношу к «понимающим в поэзии». За Тартаковского не отвечаю, но я сама люблю Бродского. Некоторые его стихи так же как и Вам, кажутся мне просто великолепными. Например «От окраины к центру» или «На смерть друга», или «Дорогая, я вышел сегодня из дому…».
Тем не менее, я считаю, что размах его феноменальной славы совершенно несоразмерен величине его поэтического дара. Вы уже поняли, что своему литературному вкусу и слуху я достаточно доверяю и ни малейшего интеллектуального неудобства от того, что мое мнение не совпадает с мнением большинства, не испытываю.
Тем не менее, я обрадовалось, обнаружив детально аргументированное подтверждения своим сомнениям сначала у Солженицина http://magazines.russ.ru:81/novyi_mi/19 ... olgen.html, потом у Карабчиевского, и вот, наконец, сегодня, у Тартаковского. Причем, анализ Тартаковского ничуть не уступает работам первых двух. Я сама совершенно не способна (not capable) на такой кропотливый интеллектуальный труд. Именно, поэтому, я вполне бескорыстно восхитилась тем, как это сделал Тартаковский, с которым, я, кстати, не согласна по множеству других, не имеющих отношения к изящной словесности вопросам.
В конце 50-х Набоков читал в Корнельском Университете Курс Лекций По Русской Литературе». Свою лекцию о Достоевском он всегда начинал так:
«Я испытываю чувство некоторой неловкости, говоря о Достоевском. В своих лекциях я обычно смотрю на литературу под единственным интересным мне углом, то есть как на явление мирового искусства и проявление личного таланта. С этой точки зрения Достоевский писатель не великий, а довольно посредственный, со вспышками непревзойденного юмора, которые, увы, чередуются с длинными пустошами литературных банальностей.»
Далее, он детально, на конкретных примерах, раскрывал этот вводный тезис.
Представьте себе, Борис, что некий поклонник творчества Достоевского пытается оспорить это более чем непопулярное на Западе мнение печатанием огромного списка звездных имен, ссылаясь на то, что все эти знаменитости страстно любили Достоевского, а некоторые из них даже ставили сериалы по его произведениям. Сомнительно, что это заставило бы Набокова или его единомышленников изменить свое мнение о предмете спора.
Но ведь это именно то, что пытаетесь сделать Вы, копируя список из википедии. Тот факт, что Клячкин писал песни на стихи Бродского, конечно, потрясает сам по себе:) Но он не может перебить впечатления от великолепного анализа Тартаковского. Кстати, то, что Шостакович писал музыку на стихи Евтушенко ведь не делает последнего Вашим любимым поэтом?
Если, тем не менее, взять в рассмотрение Ваш список, то не все, кто принимал участие в деле Бродского чтили его, как поэта. Например, два величайших специалиста и знатока русской поэзии, Чуковский и его дочь, достаточно скептически относились как к его стихам, так и к его громадному апломбу, что, разумеется, не мешало им бороться за его освобождение из ссылки. Ну, а говорить так серьезно и торжественно о Нобеле по литературе, которая не досталась самому Набокову….
Да и Илья Эренбург ее не получил. А он колоссальный русский поэт. Вот, сравните, как на глазах меркнут стансы и сонеты любовной лирики Бродского рядом с этим совершеннейшим творением 21-го Эренбурга:
"В зените бытия любовь изнемогает.
Какой угрюмый зной! И тяжко, тяжко мне,
Когда, рукой обвив меня, ты пригибаешь,
Как глиняный кувшин, ища воды на дне.
Есть в летней полноте таинственная убыль,
И выжженных озер мертва сухая соль.
Что если и твои доверчивые губы
Коснутся лишь земли, где тишина и боль?
Но изойдет грозой неумолимый полдень —
Я, насмерть раненный, еще дыша, любя,
Такою нежностью и миром преисполнюсь,
Что от прохладных губ не оторвут тебя".
Борис Дынин - Соне Тучинской:
"Дорогой Борис, Вы будете смеяться, но я себя как раз тоже отношу к «понимающим в поэзии». За Тартаковского не отвечаю, но я сама люблю Бродского".
Уважаемая Соня! Я таки смеюсь. Вы меня подставили. Если Вы сами любите Бродского, теперь понятно - не всего (а какого поэта его поклонники любят всего?), но все таки любите, то Ваш постинг был "обманом" для меня, поскольку там это не прозвучало и поскольку Вы солидаризировались с людьми, для которых слава Бродского дутая. Так что радостно смеюсь
КОММЕНТАРИЙ:
Довольно нехитрый эксперимент. Ниже стихи (называемое стихами) нескольких поэтов (определяемые поэтами). Попробуйте, не обращаясь «к вики», к собственной памяти, где, может быть, застряла строчка-другая, определить, кто авторы? Какие кому строчки принадлежат? Попробуйте просто разбить на «поэтические строчки» написанное «прозой»; попытайтесь уловить если не ритм, то хотя бы смысл...
Задача здесь весьма облегчена тем, что «стихотворения» разделены промежутками. Будьте честны, согласитесь: если бы строчки приведены были бы сплошь, определиться было бы немыслимо.
Но ведь «стиль – это человек». Тем более поэтический стиль.
Итак: «Амфора нового смысла как паровоз в одной лошадиной силе как конница в паровозе дебаркаде уже корабль корабль уже дебаркадер радуга из всех горизонтов пчела утяжелённая только полётом как когорты снежинок уходят в Галлию отслаивая в сугроб ледяной поступью ступая по лету Лето в Лето влетая лета в лета ударяя в литавры Таврии Тавромахии алхимии Андромахи над аэродромом где все самолёты давным-давно улетели.
Имяреку, тебе, - потому что не станет за труд из-под камня тебя раздобыть, - от меня, анонима, как по тем же делам: потому что и с камня сотрут, так и в силу того, что я сверху и, камня помимо, чересчур далеко, чтоб тебе различать голоса - на эзоповой фене в отечестве белых головок, где наощупь и слух наколол ты свои полюса в мокром космосе злых корольков и визгливых сиповок; поэзии...
Приключилась на твердую вещь напасть: будто лишних дней циферблата пасть отрыгнула назад, до бровей сыта крупным будущим чтобы считать до ста. И вокруг твердой вещи чужие ей встали кодлом, базаря "Ржавей живей" и "Даешь песок, чтобы в гроб хромать, если ты из кости или камня, мать".
Светлое небо ночью говорит о недавнем дожде. А я любил тебя очень. Невежде положено жить в нужде. Дождь закончился, ночь запустила луну в черные луговья. А я любил тебя очень, хотя не годился тебе в мужья. Светлое небо легче, чем осень, правильнее, чем весь, чем весь наш прочий обман, вся наша манная глубина. Мы все давно уже терпкая плесень, хотя мы все еще здесь. Любимы, забыты, выжили из ума.
Муа устала, она говорит, муа устала. Садится на пол, как маленькая. Приношу апельсиновый сок. Такие жаркие дни. Вчера, когда солнце, совсем оранжевое, над деревьями горизонта. Огромное, оранжевое, быстро опускалось. Мир становится тише, если мы становимся старше. Мы хуже слышим, он меньше нас замечает.
Ночью дороги черная полоса. Ночью положено звать, глядя в ее тепло. Только водки ледяной костыль забиваешь глубже в горб свой берестяной. Что же ты, мать? Я ведь и так хрупок уже, что твое стекло. Если опять засну, ты присмотри за мной»...
Продолжать можно бесконечно. Таких «поэтов» нынче тьма.
Добавлю о Бродском, который послужил зачином этой небольшой дискуссии. Вот и ещё одно мнение:
"Прошла вот дискуссия о Бродском. Многим его стихи не нравятся, и заучить их не могут, и смысла в них найти тоже не могут, и т.д. Но, с другой стороны, Ахматова в нем с первой встречи распознала большого поэта. Или будем считать её "старой дурой"? А все поэты - шестидесятники приняли его как равного. Тоже ничего не понимали?.." (М. Аврутин).
Здесь либо непонимание, либо передержка. Молодой Бродский - поэт, «вполне подававший надежды». Как и другие в этом круге питерских дарований. Вот стихотворение молодого Бродского, изложенное «прозой», где читатель, однако, вполне выделит и ритм, и рифмы, и смысл:
«И вечный бой. Покой нам только снится. И пусть ничто не потревожит сны. Седая ночь, и дремлющие птицы качаются от синей тишины. И вечный бой. Атаки на рассвете. И пули, разучившиеся петь, кричали нам, что есть еще Бессмертье. А мы хотели просто уцелеть. Простите нас. Мы до конца кипели, и мир воспринимали, как бруствер. Сердца рвались, метались и храпели, как лошади, попав под артобстрел. Скажите там… чтоб больше не будили. Пускай ничто не потревожит сны. Что из того, что мы не победили, что из того, что не вернулись мы?…»
Не случайно привожу стихотворение, «спровоцированное» Блоком, потому что в эмиграции зажравшийся славой нобелиант о Блоке отзывался уже вот как:
«Блока, к примеру, я не люблю, теперь пассивно, а раньше – активно» (? –М.Т.). Интервьер: «За что?» «За дурновкусие. На мой взгляд, это человек и поэт во многих проявлениях чрезвычайно пошлый».
Бродский возненавидел не только страну, из которой эмигрировал, но и язык этой страны. И великую поэзию, где чувствовал уже собственную импотенцию.
Пробовал стихоплётствовать на английском. Не получилось. Но не получалось уже и на русском...
Соня Тучинская - Марксу Тартаковскому:
Прочла Ваш комментарий. Как всегда предметно, доказательно, да к тому же еще и остроумно.(с нечитабельными примерами из Бродского в строчку). Вот только на "Смерть Друга".... для меня не ложится в этот список. Помните, старый, старый фильм Герасимова "У озера". Там мальчик "из простой семьи" говорит на обсуждении "Скифов" Блока: Непонятно, но здорово". Так и здесь: чудовищное и почти хаотичное нагромождение невнятных метафор в начале, случайных слов в середине, но воздействует, против всех прежник установок, совершенно магически. Особенно своим напевным и прозрачным концом, начиная с этих строк:
"и замерзшему насмерть в параднике Третьего Рима.
Может, лучшей и нету на свете калитки в Ничто.
Человек мостовой, ты сказал бы, что лучшей не надо,
вниз по темной реке уплывая в бесцветном пальто,
чьи застежки одни и спасали тебя от распада.
Тщетно драхму во рту твоем ищет угрюмый Харон,
тщетно некто трубит наверху в свою трубку протяжно.
Посылаю тебе безымянный прощальный поклон
с берегов неизвестно каких. Да тебе и не важно".
Тартаковский:
Уважаемая Соня, что такое "парадник"? М.б. - "передник"?
Соня Тучинская - Марксу Тартаковскому:
Вы, разумеется, и без меня понимаете, что имеется ввиду в "параднике" Третьего Рима, т.е. в холодном парадном подъезде одного из москвоских домов. Только слэнговое "в параднике" имеет ударение на последнем слоге, а у Бродского, с обязательным ударением на втором слоге, превращается в некий загадочный объект. Так что Ваш вопрос вполне правомерен.
А сможет ли кто-то объяснить, что значат не разгаданные нами, непосвященными, головоломки: "пожирателю мелкой слезы", "белозубой змее в колоннаде жандармской кирзы","местных труб проходимцу и дыма". Не говоря уже о совершенно бредовом начале.
Тем не менее, Маркс Самойлович, человек - существо иррациональное. Это стихотворение завораживает своей неповторимой меланхолической интонацией и особой ритмической мелодийностью помимо воли.
В том то и дело, что у Бродского есть масса трюкаческих и к тому же безмелодийных стихов. Но "На смерть друга" к ним как раз не относится.
Инсталлятор:
А сможет ли кто-то объяснить, что значат не разгаданные нами, непосвященными, головоломки: "пожирателю мелкой слезы", "белозубой змее в колоннаде жандармской кирзы","местных труб проходимцу и дыма". Не говоря уже о совершенно бредовом начале.
Возможно, уважаемая Соня, Аннинский Вам поможет.
http://magazines.russ.ru/znamia/2001/1/sudden2-pr.html
речь идет о конкретном человеке, "пожирателе мелкой слезы", и, что означает "белозубая змея..." - Вам, возможно, станет, ясно.
и вообще, разве это не прелесть - разгадывать мир образов Бродского?
Тартаковский:
Ув. Соня, понимаю только, что халтурное стихоплётство предполагает любое коверканье слов-понятий-смыслов – лишь бы лезло в строку. Неуважение к читателю - да и к самой поэзии! - предполагает дешёвое штукарство.
Вас здесь отсылают к "конкретному человеку", которому посвящаем указанный опус. Я знавал его...
Лев Аннинский. Однажды в “Знамени”: Я был сотрудником журнала “Знамя” в те самые 60-е годы, когда Сергей Чудаков появлялся в редакциях. Он и к нам забегал — погреть душу или перехватить чего-нибудь для тела, как выйдет. Почему к нам? Да вряд ли такого бомжа пустили бы на порог принципиальные новомировцы, и вряд ли такого демонстративно безыдейного типа стали бы терпеть в идеологически чистом “Октябре”. А мы были беспринципны и могли позволить себе пригреть человека просто потому, что у него из всех пор дикого тела светилась одаренность. Так вот, однажды летом мы (Сергей Чудаков и я) вышли из «Знамени» (из редакции журнала «Знамя» у ворот Лит.и-та) и пошли по Тверскому к Тимирязеву. Он уговаривал меня идти к "моим (его. – М.Т.) девочкам", я интересовался, естественно, красивые ли. Он философски отвечал: «Не всё ли равно. Выпьем – обе станут снегурочками р...» (была добавлена поза, которая могла бы не понравиться Модерации). Я отказался. О чём-то ещё: помнится, он опять же хвалился своими успехами «у девочек». И вдруг буквально заорал что-то р-революционное из Маяковского – да так, что на противоположном тротуаре - через полосу бульвара – заоборачивались. Кажется, это: «Лучше власть добром оставь – Никуда тебе не деться – Ото всех идут застав – К Зимнему красногвардейцы» - и т.д.
Стало неловко; попросил его декламировать потише...
«А насрать на всех: обыватели, рыбья кровь!..»
И ещё громче - ором: "Пули погуще по оробелым! В гущу бегущим грянь парабеллум!"
Стало противно. Я убыстрил шаги и свернул к университету.
Таково же отношение к читателям, к слову, к великой русской поэзии самого Бродского. Не без дарования, конечно, - уже, в основном, в питерском прошлом.
Игрек:
“Главное для поэта, — повторяла Белла (Ахмадулина), — приглядывать за своею нравственностью!”
У меня отвратительная память, но эту фразу, клянусь, запомню на всю жизнь. Какая умница!
Тартаковский:
Клясться не стоит. Фраза - фразой, не более того. Я не приятельствовал с Ахмадулиной, но поступили мы в Литин-т одновременно. Её нравственность была там "предметом поэзии"; я запомнил только строчку: "В степи под Киршоном..." (Сын "трубадура сталинской эпохи" учился тогда же там же). Примерно о том же в воспоминаниях Юрия Нагибина.
Если же о "политической нравственности", вспомнить можно (если ближе к нашему времени) не только Евтушенко с Вознесенским ("Уберите Ленина с денег!.."), но и Блока («Двенадцать»), и Маяковского, и гениального Багрицкого:
«---Я говорю ему: "Вы ко мне,
Феликс Эдмундович? Я нездоров".
"Нет, я попросту - потолковать".
И опускается на кровать...
Как бы продолжая давнишний спор,
Он говорит: "Под окошком двор
В колючих кошках, в мертвой траве,
Не разберешься, который век.
А век поджидает на мостовой,
Сосредоточен, как часовой.
Иди - и не бойся с ним рядом встать.
Твое одиночество веку под стать.
Оглянешься - а вокруг враги;
Руки протянешь - и нет друзей;
Но если он скажет: "Солги",- солги.
Но если он скажет: "Убей",- убей»...
Косноязычие Бродского, который в эмиграции перестал быть русским поэтом (бесспорно, «подававшим надежды») и не стал никаким другим, - образец китча – для «интеллигентного обывателя», для которого популярность значит несравненно больше, чем талантливость.
Хочу уточнить. Правильнее бы сказать, что поэт (в эмиграции), как бы теряя чувство родного языка, всё больше сбивается на китч. Великая поэзия рождена необычайно гибким, звучным, богатым синонимами русским языком.
Дорогой Маркс. Я вот не поленилась и пошла по Вашей ссылке: «Современная культура...» Пока прочла только про Бродского и Малевича. Вы супер-отважный и безумно талантливый. Я солидарна с Вами в каждой запятой, но мне никогда не удалось бы с таким знанием предмета, так глубоко и вместе с тем, с такой изысканной простотой выложить на public domain свои не конвенциальные взгляды на современное искусство. До Вас о Бродском так отважно и так блестяще и неопровержимо посмел сказать только мой любимый Юрий Карабчиевский в последней главе своего гениального "Восресения Маяковского:
"Есть нечто унизительное в этом чтении. Состояние — как после раута в высшем свете. То же стыдливо-лестное чувство приобщенности неизвестно к чему, то же нервное и физическое утомление, та же эмоциональная пустота. Трудно поверить, что после того, как так много, умно и красиво сказано, — так и не сказано ничего. Приходилось ли вам обращать внимание, как тяжело запоминаются эти´стихи? Мало кто знает Бродского наизусть и только тот, кто учил специально. Это оттого, что внутренняя логика образа почти всюду подменяется внешней логикой синтаксиса. "Часть речи" называется книга Бродского и так же — сборник, ему посвященный. Это грамматическое название, конечно жи, дано не случайно. Но, быть можит, было бы еще точнее — "Член предложиния". Потому что, при всем внимании к слову, не слово составляет у Бродского основу стиха, и не строчка, и даже не строфа — а фраза. Наиболее ярко этот принцип проявляется там, где одно предложение тянется через несколько искусно построенных строф, но он, как правило, сохраняется и в самых коротких стихах. Неизменно соблюдаемое расстояние между ритмическим и синтаксическим строем и дает мгновенное чувство глубины и объема, пропадающее после чтения. Оттого, кстати, большие стихи, из строфы в строфу переносящие фразу, выглядят всегда значительней и глубже. Фраза может и не быть формально четко очерченной, а существовать как некая недоговоренная в строфе, никак не договоримая мысль. Она переливается, переливается, каждый раз сливаясь еще с одной каплей, вызывая томительное ожидание, что вот-вот прорвется свободным потоком и станет ясно, куда и зачем. Но в конце так и остается лежать ртутным выпуклым озерцом на дне последней строфы. Очень талантливый человек Бродский. Ломит в груди от его стихов.Быть может, такие стихи писал бы Онегин, когда бы преодолел тошноту к труду. Но конечно — до того, как влюбился в Татьяну..."
Я была (у нас тут) на вечере Бродского (незадолго до его смерти). Кто-то из зала выкрикнул: А Вы читали "Воскресение Маяковского". Читал, но не до конца, остроумно и с выгодой для себя ответил Бродский. Процентов 70 стихов, которые он читал на этом вечере произвели на меня тягостное впечатление вымороченной, претенциозной и надуманной тягомотины. Без музыки, без лада,...без слез, без жизни, без любви...И, знаете, я не тороплюсь винить в этом себя.
Борис Дынин:
"И, знаете, я не тороплюсь винить в этом себя".
И не торопитесь! Также не торопитесь винить в этом Бродского и миллионы тех, кто оценил его поэзию, начиная с Ахматовой,Шостаковича, Маршака, Чуковского, Паустовского, Твардовского, Германа, Вахтина (перечисляю тех, кто за "стихоплета" не выступил), и кончая Нобелевским коммитетом, признавшим Бродского достойным премии за «всеобъемлющее творчество, насыщенное чистотой мысли и яркостью поэзии». Не случайно же на его стихи писали музыку Меладзе, Фролова, Клячкин, Мирзаян, Васильев, Сурганова,Арбенина, Мамонов, Полевая, Марголин (все имена взяты из Вики) Все это не опровергает Ваше отношение к поэту. Но все-тки, должно бы побудить Вас не думать о нем как о "голом короле". Не случайно, я думаю, Вы обрадовались, увидем, что кто-то еще думает о поэте так же , как и Вы. Наверное, чувствовали некое интеллектуальное неудобство от непонимания поэта, признанного замечательным столь многими людьми, пониавшисми в поэзии. Вот и обрадовались находке. Стало легче. Но все-таки можно было бы проявить больше интеллектуальной чуткости и не предлагать свои личные ощущения и общие фразы за "анализ поэзии". Можно и это было бы статистически интересно услышать (не в первый раз), что не всем нравится поэзия Бродского. Но все-таки, следовало бы задаться вопросом, почему она смогла оказаться близкой столь многим Вашим современникам. Тогда и Ваше мнение зазвучало бы интереснее.
Повторю, никак Вы не можете сказать по поводу популярности поэта, что его популярность есть популярностью "голого короля". Он был открыт с самого начала.
Соня Тучинская - Борису Дынину:
"Наверное, чувствовали некое интеллектуальное неудобство от непонимания поэта, признанного замечательным столь многими людьми, понимавшими в поэзии".
Дорогой Борис, Вы будете смеяться, но я себя как раз тоже отношу к «понимающим в поэзии». За Тартаковского не отвечаю, но я сама люблю Бродского. Некоторые его стихи так же как и Вам, кажутся мне просто великолепными. Например «От окраины к центру» или «На смерть друга», или «Дорогая, я вышел сегодня из дому…».
Тем не менее, я считаю, что размах его феноменальной славы совершенно несоразмерен величине его поэтического дара. Вы уже поняли, что своему литературному вкусу и слуху я достаточно доверяю и ни малейшего интеллектуального неудобства от того, что мое мнение не совпадает с мнением большинства, не испытываю.
Тем не менее, я обрадовалось, обнаружив детально аргументированное подтверждения своим сомнениям сначала у Солженицина http://magazines.russ.ru:81/novyi_mi/19 ... olgen.html, потом у Карабчиевского, и вот, наконец, сегодня, у Тартаковского. Причем, анализ Тартаковского ничуть не уступает работам первых двух. Я сама совершенно не способна (not capable) на такой кропотливый интеллектуальный труд. Именно, поэтому, я вполне бескорыстно восхитилась тем, как это сделал Тартаковский, с которым, я, кстати, не согласна по множеству других, не имеющих отношения к изящной словесности вопросам.
В конце 50-х Набоков читал в Корнельском Университете Курс Лекций По Русской Литературе». Свою лекцию о Достоевском он всегда начинал так:
«Я испытываю чувство некоторой неловкости, говоря о Достоевском. В своих лекциях я обычно смотрю на литературу под единственным интересным мне углом, то есть как на явление мирового искусства и проявление личного таланта. С этой точки зрения Достоевский писатель не великий, а довольно посредственный, со вспышками непревзойденного юмора, которые, увы, чередуются с длинными пустошами литературных банальностей.»
Далее, он детально, на конкретных примерах, раскрывал этот вводный тезис.
Представьте себе, Борис, что некий поклонник творчества Достоевского пытается оспорить это более чем непопулярное на Западе мнение печатанием огромного списка звездных имен, ссылаясь на то, что все эти знаменитости страстно любили Достоевского, а некоторые из них даже ставили сериалы по его произведениям. Сомнительно, что это заставило бы Набокова или его единомышленников изменить свое мнение о предмете спора.
Но ведь это именно то, что пытаетесь сделать Вы, копируя список из википедии. Тот факт, что Клячкин писал песни на стихи Бродского, конечно, потрясает сам по себе:) Но он не может перебить впечатления от великолепного анализа Тартаковского. Кстати, то, что Шостакович писал музыку на стихи Евтушенко ведь не делает последнего Вашим любимым поэтом?
Если, тем не менее, взять в рассмотрение Ваш список, то не все, кто принимал участие в деле Бродского чтили его, как поэта. Например, два величайших специалиста и знатока русской поэзии, Чуковский и его дочь, достаточно скептически относились как к его стихам, так и к его громадному апломбу, что, разумеется, не мешало им бороться за его освобождение из ссылки. Ну, а говорить так серьезно и торжественно о Нобеле по литературе, которая не досталась самому Набокову….
Да и Илья Эренбург ее не получил. А он колоссальный русский поэт. Вот, сравните, как на глазах меркнут стансы и сонеты любовной лирики Бродского рядом с этим совершеннейшим творением 21-го Эренбурга:
"В зените бытия любовь изнемогает.
Какой угрюмый зной! И тяжко, тяжко мне,
Когда, рукой обвив меня, ты пригибаешь,
Как глиняный кувшин, ища воды на дне.
Есть в летней полноте таинственная убыль,
И выжженных озер мертва сухая соль.
Что если и твои доверчивые губы
Коснутся лишь земли, где тишина и боль?
Но изойдет грозой неумолимый полдень —
Я, насмерть раненный, еще дыша, любя,
Такою нежностью и миром преисполнюсь,
Что от прохладных губ не оторвут тебя".
Борис Дынин - Соне Тучинской:
"Дорогой Борис, Вы будете смеяться, но я себя как раз тоже отношу к «понимающим в поэзии». За Тартаковского не отвечаю, но я сама люблю Бродского".
Уважаемая Соня! Я таки смеюсь. Вы меня подставили. Если Вы сами любите Бродского, теперь понятно - не всего (а какого поэта его поклонники любят всего?), но все таки любите, то Ваш постинг был "обманом" для меня, поскольку там это не прозвучало и поскольку Вы солидаризировались с людьми, для которых слава Бродского дутая. Так что радостно смеюсь
КОММЕНТАРИЙ:
Довольно нехитрый эксперимент. Ниже стихи (называемое стихами) нескольких поэтов (определяемые поэтами). Попробуйте, не обращаясь «к вики», к собственной памяти, где, может быть, застряла строчка-другая, определить, кто авторы? Какие кому строчки принадлежат? Попробуйте просто разбить на «поэтические строчки» написанное «прозой»; попытайтесь уловить если не ритм, то хотя бы смысл...
Задача здесь весьма облегчена тем, что «стихотворения» разделены промежутками. Будьте честны, согласитесь: если бы строчки приведены были бы сплошь, определиться было бы немыслимо.
Но ведь «стиль – это человек». Тем более поэтический стиль.
Итак: «Амфора нового смысла как паровоз в одной лошадиной силе как конница в паровозе дебаркаде уже корабль корабль уже дебаркадер радуга из всех горизонтов пчела утяжелённая только полётом как когорты снежинок уходят в Галлию отслаивая в сугроб ледяной поступью ступая по лету Лето в Лето влетая лета в лета ударяя в литавры Таврии Тавромахии алхимии Андромахи над аэродромом где все самолёты давным-давно улетели.
Имяреку, тебе, - потому что не станет за труд из-под камня тебя раздобыть, - от меня, анонима, как по тем же делам: потому что и с камня сотрут, так и в силу того, что я сверху и, камня помимо, чересчур далеко, чтоб тебе различать голоса - на эзоповой фене в отечестве белых головок, где наощупь и слух наколол ты свои полюса в мокром космосе злых корольков и визгливых сиповок; поэзии...
Приключилась на твердую вещь напасть: будто лишних дней циферблата пасть отрыгнула назад, до бровей сыта крупным будущим чтобы считать до ста. И вокруг твердой вещи чужие ей встали кодлом, базаря "Ржавей живей" и "Даешь песок, чтобы в гроб хромать, если ты из кости или камня, мать".
Светлое небо ночью говорит о недавнем дожде. А я любил тебя очень. Невежде положено жить в нужде. Дождь закончился, ночь запустила луну в черные луговья. А я любил тебя очень, хотя не годился тебе в мужья. Светлое небо легче, чем осень, правильнее, чем весь, чем весь наш прочий обман, вся наша манная глубина. Мы все давно уже терпкая плесень, хотя мы все еще здесь. Любимы, забыты, выжили из ума.
Муа устала, она говорит, муа устала. Садится на пол, как маленькая. Приношу апельсиновый сок. Такие жаркие дни. Вчера, когда солнце, совсем оранжевое, над деревьями горизонта. Огромное, оранжевое, быстро опускалось. Мир становится тише, если мы становимся старше. Мы хуже слышим, он меньше нас замечает.
Ночью дороги черная полоса. Ночью положено звать, глядя в ее тепло. Только водки ледяной костыль забиваешь глубже в горб свой берестяной. Что же ты, мать? Я ведь и так хрупок уже, что твое стекло. Если опять засну, ты присмотри за мной»...
Продолжать можно бесконечно. Таких «поэтов» нынче тьма.
Добавлю о Бродском, который послужил зачином этой небольшой дискуссии. Вот и ещё одно мнение:
"Прошла вот дискуссия о Бродском. Многим его стихи не нравятся, и заучить их не могут, и смысла в них найти тоже не могут, и т.д. Но, с другой стороны, Ахматова в нем с первой встречи распознала большого поэта. Или будем считать её "старой дурой"? А все поэты - шестидесятники приняли его как равного. Тоже ничего не понимали?.." (М. Аврутин).
Здесь либо непонимание, либо передержка. Молодой Бродский - поэт, «вполне подававший надежды». Как и другие в этом круге питерских дарований. Вот стихотворение молодого Бродского, изложенное «прозой», где читатель, однако, вполне выделит и ритм, и рифмы, и смысл:
«И вечный бой. Покой нам только снится. И пусть ничто не потревожит сны. Седая ночь, и дремлющие птицы качаются от синей тишины. И вечный бой. Атаки на рассвете. И пули, разучившиеся петь, кричали нам, что есть еще Бессмертье. А мы хотели просто уцелеть. Простите нас. Мы до конца кипели, и мир воспринимали, как бруствер. Сердца рвались, метались и храпели, как лошади, попав под артобстрел. Скажите там… чтоб больше не будили. Пускай ничто не потревожит сны. Что из того, что мы не победили, что из того, что не вернулись мы?…»
Не случайно привожу стихотворение, «спровоцированное» Блоком, потому что в эмиграции зажравшийся славой нобелиант о Блоке отзывался уже вот как:
«Блока, к примеру, я не люблю, теперь пассивно, а раньше – активно» (? –М.Т.). Интервьер: «За что?» «За дурновкусие. На мой взгляд, это человек и поэт во многих проявлениях чрезвычайно пошлый».
Бродский возненавидел не только страну, из которой эмигрировал, но и язык этой страны. И великую поэзию, где чувствовал уже собственную импотенцию.
Пробовал стихоплётствовать на английском. Не получилось. Но не получалось уже и на русском...
Соня Тучинская - Марксу Тартаковскому:
Прочла Ваш комментарий. Как всегда предметно, доказательно, да к тому же еще и остроумно.(с нечитабельными примерами из Бродского в строчку). Вот только на "Смерть Друга".... для меня не ложится в этот список. Помните, старый, старый фильм Герасимова "У озера". Там мальчик "из простой семьи" говорит на обсуждении "Скифов" Блока: Непонятно, но здорово". Так и здесь: чудовищное и почти хаотичное нагромождение невнятных метафор в начале, случайных слов в середине, но воздействует, против всех прежник установок, совершенно магически. Особенно своим напевным и прозрачным концом, начиная с этих строк:
"и замерзшему насмерть в параднике Третьего Рима.
Может, лучшей и нету на свете калитки в Ничто.
Человек мостовой, ты сказал бы, что лучшей не надо,
вниз по темной реке уплывая в бесцветном пальто,
чьи застежки одни и спасали тебя от распада.
Тщетно драхму во рту твоем ищет угрюмый Харон,
тщетно некто трубит наверху в свою трубку протяжно.
Посылаю тебе безымянный прощальный поклон
с берегов неизвестно каких. Да тебе и не важно".
Тартаковский:
Уважаемая Соня, что такое "парадник"? М.б. - "передник"?
Соня Тучинская - Марксу Тартаковскому:
Вы, разумеется, и без меня понимаете, что имеется ввиду в "параднике" Третьего Рима, т.е. в холодном парадном подъезде одного из москвоских домов. Только слэнговое "в параднике" имеет ударение на последнем слоге, а у Бродского, с обязательным ударением на втором слоге, превращается в некий загадочный объект. Так что Ваш вопрос вполне правомерен.
А сможет ли кто-то объяснить, что значат не разгаданные нами, непосвященными, головоломки: "пожирателю мелкой слезы", "белозубой змее в колоннаде жандармской кирзы","местных труб проходимцу и дыма". Не говоря уже о совершенно бредовом начале.
Тем не менее, Маркс Самойлович, человек - существо иррациональное. Это стихотворение завораживает своей неповторимой меланхолической интонацией и особой ритмической мелодийностью помимо воли.
В том то и дело, что у Бродского есть масса трюкаческих и к тому же безмелодийных стихов. Но "На смерть друга" к ним как раз не относится.
Инсталлятор:
А сможет ли кто-то объяснить, что значат не разгаданные нами, непосвященными, головоломки: "пожирателю мелкой слезы", "белозубой змее в колоннаде жандармской кирзы","местных труб проходимцу и дыма". Не говоря уже о совершенно бредовом начале.
Возможно, уважаемая Соня, Аннинский Вам поможет.
http://magazines.russ.ru/znamia/2001/1/sudden2-pr.html
речь идет о конкретном человеке, "пожирателе мелкой слезы", и, что означает "белозубая змея..." - Вам, возможно, станет, ясно.
и вообще, разве это не прелесть - разгадывать мир образов Бродского?
Тартаковский:
Ув. Соня, понимаю только, что халтурное стихоплётство предполагает любое коверканье слов-понятий-смыслов – лишь бы лезло в строку. Неуважение к читателю - да и к самой поэзии! - предполагает дешёвое штукарство.
Вас здесь отсылают к "конкретному человеку", которому посвящаем указанный опус. Я знавал его...
Лев Аннинский. Однажды в “Знамени”: Я был сотрудником журнала “Знамя” в те самые 60-е годы, когда Сергей Чудаков появлялся в редакциях. Он и к нам забегал — погреть душу или перехватить чего-нибудь для тела, как выйдет. Почему к нам? Да вряд ли такого бомжа пустили бы на порог принципиальные новомировцы, и вряд ли такого демонстративно безыдейного типа стали бы терпеть в идеологически чистом “Октябре”. А мы были беспринципны и могли позволить себе пригреть человека просто потому, что у него из всех пор дикого тела светилась одаренность. Так вот, однажды летом мы (Сергей Чудаков и я) вышли из «Знамени» (из редакции журнала «Знамя» у ворот Лит.и-та) и пошли по Тверскому к Тимирязеву. Он уговаривал меня идти к "моим (его. – М.Т.) девочкам", я интересовался, естественно, красивые ли. Он философски отвечал: «Не всё ли равно. Выпьем – обе станут снегурочками р...» (была добавлена поза, которая могла бы не понравиться Модерации). Я отказался. О чём-то ещё: помнится, он опять же хвалился своими успехами «у девочек». И вдруг буквально заорал что-то р-революционное из Маяковского – да так, что на противоположном тротуаре - через полосу бульвара – заоборачивались. Кажется, это: «Лучше власть добром оставь – Никуда тебе не деться – Ото всех идут застав – К Зимнему красногвардейцы» - и т.д.
Стало неловко; попросил его декламировать потише...
«А насрать на всех: обыватели, рыбья кровь!..»
И ещё громче - ором: "Пули погуще по оробелым! В гущу бегущим грянь парабеллум!"
Стало противно. Я убыстрил шаги и свернул к университету.
Таково же отношение к читателям, к слову, к великой русской поэзии самого Бродского. Не без дарования, конечно, - уже, в основном, в питерском прошлом.
Игрек:
“Главное для поэта, — повторяла Белла (Ахмадулина), — приглядывать за своею нравственностью!”
У меня отвратительная память, но эту фразу, клянусь, запомню на всю жизнь. Какая умница!
Тартаковский:
Клясться не стоит. Фраза - фразой, не более того. Я не приятельствовал с Ахмадулиной, но поступили мы в Литин-т одновременно. Её нравственность была там "предметом поэзии"; я запомнил только строчку: "В степи под Киршоном..." (Сын "трубадура сталинской эпохи" учился тогда же там же). Примерно о том же в воспоминаниях Юрия Нагибина.
Если же о "политической нравственности", вспомнить можно (если ближе к нашему времени) не только Евтушенко с Вознесенским ("Уберите Ленина с денег!.."), но и Блока («Двенадцать»), и Маяковского, и гениального Багрицкого:
«---Я говорю ему: "Вы ко мне,
Феликс Эдмундович? Я нездоров".
"Нет, я попросту - потолковать".
И опускается на кровать...
Как бы продолжая давнишний спор,
Он говорит: "Под окошком двор
В колючих кошках, в мертвой траве,
Не разберешься, который век.
А век поджидает на мостовой,
Сосредоточен, как часовой.
Иди - и не бойся с ним рядом встать.
Твое одиночество веку под стать.
Оглянешься - а вокруг враги;
Руки протянешь - и нет друзей;
Но если он скажет: "Солги",- солги.
Но если он скажет: "Убей",- убей»...
Косноязычие Бродского, который в эмиграции перестал быть русским поэтом (бесспорно, «подававшим надежды») и не стал никаким другим, - образец китча – для «интеллигентного обывателя», для которого популярность значит несравненно больше, чем талантливость.
Хочу уточнить. Правильнее бы сказать, что поэт (в эмиграции), как бы теряя чувство родного языка, всё больше сбивается на китч. Великая поэзия рождена необычайно гибким, звучным, богатым синонимами русским языком.