ТЕ ГОДЫ - ЭТИ ИМЕНА
ВАДИМ ХАЛУПОВИЧ
" Мне каждый стих, как стих последний.
Мне все в нем нужно досказать.
И жаль, что он не может, бедный,
Все необъятное объять:
Востока знойную погоду,
Природы буйной благодать,
Души последнюю свободу
И безъязыкости печать,
И сердца с разумом боренье,
И муки предков на кострах,
И жизни пристальное зренье,
И смерти суеверный страх".
(Вадим Халупович)
Среди небольшой толики книг, привезенных мной из "той жизни", есть и книги Вадима Халуповича. Не все, написанные им книги (их, слава Богу, уже девять), а те, что я сумел когда-то достать, купить, получить в подарок. И вот недавно я получил от него новую книгу "Пристальное зрение", вышедшую в 1998 году в Израиле в издательстве "Лира". И хотя эта книга содержит стихи, написанные уже на "новой родине", но стихи еще очень "ленинградские" (вернее, "петербургские"). И не только по тематике, - тематика, как раз, в основном, израильская. А по интонации, по культуре, по духу. Сказывается "лейб-гвардии Семеновская" школа - школа Глеба Сергеевича Семенова, из которой вышли многие замечательные поэты Ленинграда - Петербурга.
Мы знакомы с Вадимом Абрамовичем Халуповичем с незапамятных времен. Помню только, что познакомила нас замечательная женщина - Людмила Леонидовна Левина, которая более 45 лет "возглавляла" отдел поэзии ленинградского Дома Книги; знала, кажется, всех пишущих и читающих стихи; и у прилавка которой можно было встретить многих известных и неизвестных поэтов Ленинграда, Москвы и других "городов и весей" России. Недавно "за верность книге" ей была вручена премия Ленинградского отделения ПЕН - клуба " Честь и Свобода" ! Но вернемся к Вадиму Халуповичу. И предоставим слово ему самому, - это выдержка из его письма, написанного в ответ на мою просьбу рассказать о себе читателям: "В пять лет я с мамой в 37 г. загремел, как сын врага народа, в ссылку, отец - на Колыму, где и сгинул в 42ом в возрасте 36 лет. В 44ом вернулся в Сиверскую (в Питер не пустили). От вербовки в НКВД мама в 46ом (и я, естественно) бежали в Ригу, где я окончил школу и потом в Питере (живя в общежитии) окончил ЛИИЖТ. По распределению попал в Чувашию, где и начал печататься. Первая публикация была в "Юности". В 59ом в Чувашии вышла первая книжка "Двери в рассвет". Помог Сергей Орлов. Потом было ЛИТО Глеба Семенова, где были Татьяна Галушко и Нонна Слепакова, Олег Тарутин и Леонид Агеев, Герман Плисецкий и Галя Гампер. Это, естественно, изменило меня, выпрямило и стимулировало. Все остальное ты знаешь"
Но прежде, чем добавить то, что "я знаю", хотелось бы привести еще одну цитату. На этот раз из статьи знаменитой Татьяны Ивановой "Литература в письменных столах", опубликованной в газете "Книжное обозрение" № 28 от 8 июля 1988 года: "В Ленинграде живет Вадим Халупович - поэт, кандидат технических наук, автор нескольких книг. Это имя постоянно держится в моей памяти: когда где-то появляются стихи Халуповича, я непременно читаю их. Это хороший поэт. Но вот у меня в руках оказалось несколько его нигде не опубликованных стихотворений. Да разве я знала, что это такой поэт?"
И далее следовали его теперь уже известные стихи " Этот дым, этот свет, этот ветер...", "Иосифу Бродскому" и главное - "Моя мать и отец в эту горькую землю зарыты...". Я не могу не привести его полностью:Моя мать и отец в эту горькую землю зарыты. Мои бабушки с дедом на этой земле сожжены. Казаками Хмельницкого здесь мои предки забиты. И Владимиром пращуры были на нет сведены. Мне Татищев открыл в словаре своем, слогом старинным, Как изгнали нас в Польшу, а после вернули опять. Нам пахать лишь однажды дозволил указ "Катерины", Чтоб два века потом все, что можно, пытаться отнять. Слуги бога-еврея "анафему" в церкви трубили, Онемеченный царь нас чертою оседлости гнул. Балагулы, сапожники, мы эту землю любили, За нее шли на смерть, если враг на нее посягнул... Здесь, на этой земле я евреем родился однажды. За моею спиной здесь не меньше, чем десять веков. Я на этой земле за нее и радею, и стражду, За нее в нашем веке и горя хватил, и оков. Как молитву шепчу ее схожее с росами имя. Чтоб родила она! Чтоб метели над ней не мели! Ну, а те, что считают на этой земле нас чужими, Может, сами лишь пасынки этой нежадной земли?
Напоминаю,- это было напечатано в 1988 году. А написано и того ранее,-22.04.1987г. Помню как мы, встречаясь, спрашивали друг друга : " читал Иванову? А Халуповича? " И становилось легче. Ибо этой публикацией и Поэт, и Критик, и Редакция давали отповедь поднимавшему в России голову антисемитизму.
А потом, в 1992 году была эмиграция в Израиль, были новые стихи и новые книги: и в России -"Из далекого города" (на подарке приписка - "Хайфы"); и в Израиле - "Седьмая книга". И, наконец, "Пристальное зрение". Но была и трудная жизнь на "исторической родине". И страшная болезнь. И тяжелейшая операция.
И "возвращение оттуда". И раздумья: о смысле жизни, о любви, о доме, о себе, о друзьях. В качестве эпиграфа к этой статье я взял последнее стихотворение из "Пристального зрения". А всего их там 79. И все хотелось бы привести. Хотелось бы...
Но предоставим слово самому Вадиму Халуповичу:Опять автобус Хайфа - Тель-Авив Асфальтовую ленту пожирает. И слабый голос музы уловив, Душа моя перу меня вверяет. О чем напишет "вечное перо" ? - О наших обстоятельствах невечных ? Что я пирую на чужом пиру ? Что понимания прошу у встречных, А встречным нету дела до меня? Что женщину в душе своей храня, Того не зная, я собой измучил И в том мое несчастье и вина ?... Но есть на свете женщина одна - Эвтерпа. Ей еще я не наскучил.Или вот это:Как в речке в ту же воду не войдешь, Так прежней жизнью жить уже не будешь. Здесь с неба не прольется летний дождь. Зимою снега не всегда добудешь. Здесь человеку человек не волк, А так, никто, неузнанный прохожий, Здесь наши дети взять не могут в толк, Что есть родство по крови и по коже. А так, вообще, приличная страна, Еще ее зовут "обетованной". И у евреев есть она одна, Она одна с пропиской постоянной. Но вспоминая проклятый галут И "дорогих", "родных" антисемитов, Иные втихомолку слезы льют О жизни той, что временем не смыта, Где дождь был летом, а снега - зимой, Где слева и направо люди пишут, И где - подумать только, Боже мой! - Была своя над головою крыша, И где еще была у них страна, Страна - надежда, дом для всех евреев, "Куда мы все..." И вот теперь она - Страна, где неприкаянно стареем.Или это:На стене моей квартиры съемной Я повешу петербургские картины: Деревянный мостик неподъемный Сзади Петропавловской куртины, Троицкого контуры собора - Купола, окрашенные в синий, Мой далекий, незабвенный город На краю расхристанной России. А еще в простой, неброской рамке Очертанья Аничкова моста... Комната моя, ты в свете рампы, Питерский на юг уплывший остров. И над дверью - питерский кораблик, И на полках пригороды... в книгах, Дева над разбитой урной зябнет, Питерское мне пророчит иго. Бронзовая, не подвластна зною, Что на Хайфу ниспослали черти... Питерское иго, ты со мною, От тебя не отрешусь до смерти.Или:Как бы не растерять это русское чудо глаголов, Это чудо приставок, предлогов и чудо корней, Падежи, без которых в нашей речи так пусто и голо, И значения слов, без которых душе холодней. Угодило родиться в стране, где не первым был сортом, Где тебе поминали не раз об изъяне таком, Но российскую речь, как наследство свое, приобрел ты С первым криком на свете. И с воздуха первым глотком. И в стране своих предков, ивритом своим озабочен, Изучая его, как бы нам в суете не забыть, Что есть кроме "эйнаим" прекрасное русское "очи" И что для "леэхов" есть на русском аналог - "любить".
Так мог и должен был написать поэт. О, эти постоянные мысли о языке, о слове. Я могу и хочу цитировать его бесконечно. Но... есть рамки статьи. И поэтому:Я вернулся в Сион. Пролетело две тысячи лет С той поры как мой пращур был вытеснен Римом отсюда. Кто, скажите, он был? Земледелец? Торговец? Поэт, Сочинявший пиюты в честь Бога для бедного люда? И какая в скитаньях любила его Суламифь, Чтоб сквозь двадцать веков связь времен ни на миг не прервалась? Сколько в землю легло, Тору в сердце своем сохранив, Чтобы мама моя перед Богом еврейкой осталась?.. Я вернулся в Сион. Я на предков своих не похож, Ибо двадцать веков отложились в моих хромосомах. Я прошел через страх, сквозь огонь, я презрел свою дрожь И хочу верить в то, что теперь наконец-то я дома. Что еврейская кровь закалилась в прошедших веках, Что на этой земле мы отныне не вытерпим срама. Мы отныне и присно оружие держим в руках, Чтобы был нерушим дом Ицхака и Авраама.
Трудно живет поэт Вадим Халупович. Трудно и счастливо. И дай ему Бог .
Жизни и Счастья тебе!
И новых стихов.
___Реклама___