Виктор СНИТКОВСКИЙ (Бостон)

АНТИСЕМИТ СТОЛЫПИН БЕЗ РЕТУШИ

         Со времен «перестройки» на страницах русских газет и журналов красуется имя убиенного премьер-министра России Петра Аркадьевича Столыпина. Легенда, созданная Солженицыным в «Красном колесе», о великих, но незавершенных реформах Столыпина, из-за того, его убил еврей, оказалась живучей. Ожила эта легенда, не только на страницах газеты «Завтра» и ей подобных. Столыпин – ныне кумир и многих демократов. То самарский губернатор хочет перенести останки Столыпина из Киева в Саратов, то вносятся предложение воздвигнуть Столыпину памятник на Красной площади, как Жукову. Сейчас престарелый сын убитого премьера посетил Россию и встретил восторженный прием.
        Однако подлинное лицо этого деятеля сильно отличается от его образа по Солженицыну. На Западе политика Столыпина была по достоинству оценена еще при его жизни. Воспоминания современников – бывших премьер-министров Витте, Коковцева и Керенского, изданные впервые на Западе, не добавили к сложившемуся на Западе мнению о Столыпине ничего принципиально нового. Тем более что в России еще при жизни Столыпина публиковались статьи видного экономиста Чупрова, который, как показала история, верно оценил реформы Столыпина и предсказал их будущее – революцию.
         Вскоре после смерти Столыпина в России была издана монография А.С.Изгоева «П.А.Столыпин. Очерки жизни и деятельности», М., 1912. В этой книге были детально проанализированы итоги столыпинской аграрной реформы.
        Интерес представляют воспоминания С.Е.Крыжановского, товарища (заместителя) министра внутренних дел при Столыпине (С.Е.Крыжановский «Воспоминания. Из бумаг С.Е.Крыжановского – последнего государственного секретаря Российской империи», Петрополис, без указания года).
         К серьезным мемуарам можно отнести книгу теоретика правительства Столыпина по землеустройству датчанина Кофода – Koefoed C.A. "My Share in the Stolypin Agrarian Reforms". Odense, 1985.
         Восторженные писания о Столыпине Шульгина в его книге «Годы», где уверялось, что при «известных обстоятельствах» Столыпин был «достоин стать царем» - скорее плод личных черносотенных симпатий, чем историческая правда.
        Но Шульгин, в отличие от Зеньковского, о котором речь ниже, не фантазирует о свободолюбии Столыпина.
         Русская эмигрантская печать в США пятидесятых годов откликнулась двумя примитивными изданиями по поводу Столыпина. Во-первых, это книга дочери премьера – Марии фон Бок «Воспоминания о моем отце П.А.Столыпине», изд. им. Чехова, Нью-Йорк, 1953 г. и наукообразные воспоминания бывшего помощника премьера А.В.Зеньковского «Правда о Столыпине», изд. им. Чехова, Нью-Йорк, 1956 г.
         А.Я.Аврех – один из ведущих специалистов в России «по Столыпину», автор нескольких монографий («Столыпин и судьба реформ в России», М., 1961; «Столыпин и III Дума», М., 1969 и др.) в 1994 г. отнес творения М.Бок и Зеньковского «… к разряду историй, рассказанных бароном Мюнхгаузеном». Однако книга Зеньковского имела успех у А.И.Солженицына и легла в основу его шовинистической биллиберды - «Август Четырнадцатого». Изданное впервые на Западе творение Солженицына имело успех у части русской интеллигенции и подтолкнуло их к мифологизации столыпинских реформ и их руководителя. Кроме того, в Нью-Йорке в 1987 и 1991 гг. вышел сборник с весьма ограниченным количеством материалов на русском языке – «Убийство Столыпина», составленный А.Серебренниковым и перепечатанный в Риге в 1990 г.
         Из американских исследователей наиболее фундаментальным, по моему мнению, является работа американской исследовательницы русской истории Конрой – Conroy M. Sch. "Peter Arcad’evich Stolypin: Practical Politics in the Late Tsarist Russia". Boulder, 1976.
         Первыми вслух стали прославлять Столыпина руководители «Памяти» - черносотенного детища КПСС. Сегодня в России и демократы, монархисты и русские шовинисты антикоммунистического толка с «чувством глубокой благодарности» вспоминают деяния Столыпина. Этих людей объединяет желание развалить колхозную систему, но не отдать землю в частную собственность. Еще на первом Съезде народных депутатов СССР простолыпинскую кампанию начал первый секретарь иркутского обкома КПСС В.Поляков, а затем писатель-шовинист, член президентского (горбачевского) совета В.Распутин. Русская общественность в угаре перестройки не обратила внимание на ответ украинского депутата Ю.Щербака, увидевшего в речи В.Распутина «слегка подгримированные слова Петра Аркадьевича Столыпина – обервешателя, черносотенца и погромщика». И далее Щербак заявил: «Я не хочу идти в будущее с девизом махрового реакционера, не признававшего права народа на самоопределение…» (Цитируется по журналу «Огонек» №27, 1987 г.)
         В советских источниках Столыпин был лишь символом карательной политики царизма. Это было правдой, хотя далеко не полной. Отец Столыпина заведовал придворной частью в Москве, постоянно был рядом с любимым дядей Николая II – Великим князем Сергеем Александровичем и его женой – родной сестрой Александры Федоровны. Его друзья юности – Н.Д.Оболенский, начальник кабинета его Величества, А.Ф.Гейден – начальник канцелярии императорской главной квартиры. Брат матери П.А.Столыпина М.Б.Нейгарт – товарищ и собутыльник Николая II в молодости. Это их, и особенно Оболенского, стараниями крупный помещик – владелец 8 тысяч десятин земли, саратовский губернатор Столыпин вознесся на самый верх.
         Интересно, что Солженицын, мифологизируя своего кумира, называет Столыпина мелкопоместным человеком, чуждым придворным сферам, «без протекции и помощи» ставшим «вторым человеком в империи». Но у Солженицына история России нечем не глубже, чем у бульварных писак на «исторические» темы вроде Пикуля или Бунича.
         Бывший саратовский (с 1903 г.), а ранее гродненский, губернатор, возглавил министерство внутренних дел в начале 1906 г. Через пол года Столыпин, ставший премьер-министром, раскрутил маховик репрессий на невиданную до того «высоту». 12 августа 1906 г. два эсера произвели на нового премьера покушение. Погибли 27 человек, включая самих покушавшихся. Среди раненных были дети Столыпина. Премьер остался жив. Уже 19 августа по инициативе Столыпина
        19 августа 1906 г. в «чрезвычайном порядке» по 87 статье Основных законов был принят указ о военно-полевых судах. Рассмотрению этих судов подлежали такие дела, когда совершение «преступного деяния» являлось «настолько очевидным, что нет надобности в его расследовании». Судопроизводство завершалось в пределах 48 часов, приговоры (по распоряжению командующего округом) исполнялись в 24 часа (Вопросы истории, №6 1999 стр. 62). В этом плане сталинские «особые совещания» и суды повторяли суды Столыпина.
         За 80 лет, предшествовавших первой русской революции, казнили, в среднем по 9 человек в год. В годы «столыпиновщины» по решению военно-полевых судов в 1906 – 1907 годах казнили 1102 человека. Военно-окружные суды с 1906 по 1909 г. приговорили к повешению 2964 человека. На каторгу и в тюрьмы были отправлены 23 тысячи и 39 тысяч человек были отправлены в ссылку административными решениями, то есть без суда. Позже большевики превзошли эти показатели во много раз. Но современникам это казалось чудовищной драмой.
         С.Ю.Витте, премьер-министр предстолыпинского периода, по чьей инициативе были разработаны аграрные реформы, позже названные столыпинскими, писал, что «Никто столько не казнил. И самым безобразным образом как он, Столыпин, никто так не произвольничал, как он… Столыпинский режим уничтожил смертную казнь и обратил этот вид наказания в простое убийство. Часто совсем бессмысленное, убийство по недоразумению…. Начали казнить направо и налево, прямо по усмотрению администрации (при Сталине по усмотрению «троек» - В.С.) казнят через пять-шесть лет после совершения преступления, казнят за политическое убийство и за ограбление винной лавки на пять рублей, мужчин и женщин, взрослых и несовершеннолетних».
         Куда более глубоко протестовал против столыпинской политики убийств Лев Толстой. В статье «Не могу молчать» писатель объяснял, что «Все эти бесчеловечные насилия и убийства, кроме того прямого зла, которое они причиняют жертвам насилий и их семьям, причиняют еще большее зло всему народу, разнося быстро распространяющееся, как пожар на сухой соломе, развращение всех сословий русского народа. Распространяется же это развращение особенно быстро среди простого народа, потому что все эти преступления, превышающие в сотни раз, то, что делается простыми ворами, разбойниками и всеми революционерами вместе, совершается под видом чего-то нужного, хорошего, необходимого, не только оправдываемого, но поддерживаемого разными, нераздельными в понятиях народа со справедливостью учреждениями: сенат, синод, дума, церковь, царь».
         К сожалению, великий писатель оказался прав – столыпинская карательная политика способствовала развращению, в первую очередь простого народа и подготовила его к массовым убийствам гражданской войны. Нужно отметить, что слова Толстого не менее справедливы и к оценке террора времен Ленина и Сталина. Большевики, в свою очередь, подняли столыпинский произвол и террор на новую ступень - до «невиданных ранее высот». Преемственность в русской истории – фактор, который в России после 1917 г. и до сих пор упорно не хотят замечать.
         Репрессивную сторону столыпинского правления нынешние патриоты во главе с Солженицыным замалчивают. Замалчивают это и демократы, стремящиеся перевести сельское хозяйство с колхозного пути на капиталистический. Даже столь серьезный экономист-реформатор, как Егор Гайдар видит в Столыпине только подражателя реформ Витте и считает, что «В своей аграрной политике Столыпин показывает нам редкий в русской истории пример крупного государственно-мыслящего деятеля, старавшегося ужать роль государства в экономике» (Е.Гайдар «Государство и экономика», М., 1995, стр.68). Однако умному экономисту и гуманному человеку Гайдару его прямолинейность в проведении реформ обошлась отставкой. Извергу Столыпину его прямолинейная жестокость – смертью.
         Но вернемся к началу века. Первый проект аграрной реформы был представлен министром кабинета Витте – Н.Н.Кулером. Этот был проект о «принудительном отчуждении» части помещичьих земель для передачи их крестьянам по «справедливой» цене. В определенной степени, это давало возможность и помещикам сбыть крестьянам ненужные земли по сходной цене с помощью государственных кредитов. Но в целом, проект выглядел крупной либеральной затеей в пользу крестьян за счет помещиков. В результате противодействия помещиков, в частности «Совета объединенного дворянства», правительство Витте отказалось от этого проекта. После пика революции 1905 г., верхам стало ясно, что наряду с физическим подавлением революции, революцию нужно делать «сверху».
         Для реализации этой идеи был привлечен новый человек – крупный помещик, ставший саратовским губернатором, который круто расправился с восставшими крестьянами – П.А.Столыпин. В нем хотели увидеть нового Бисмарка. Центральным звеном столыпинского аграрного курса стал указ от 9 ноября 1906 г., направленный на разрушение общины и создания в деревне крестьян-собственников. Предполагалось, что новые собственники не только увеличат с/х производство, но и станут опорой существующего строя. Предполагалось также, что крестьянам, рассредоточенным по хуторам, труднее будет подымать мятежи.
         В последние годы в среде российских шовинистов популярна идея о том, что если бы еврей Дмитрий Богров не убил бы Столыпина, то Столыпин бы завершил свою аграрную реформу, и не было бы революции. Они же, включая Солженицына, упрекают либералов первых российских Дум и интеллигенцию в том, что те не поняли Столыпина, и создали в стране атмосферу революционного террора, приведшую к смерти «реформатора». Я полагаю, что очевидцы Витте и Толстой достаточно убедительно показали фактического автора кровавой вакханалии в стране.
         В действительности для Столыпина оказались губительными не публичные обвинения в Думе и в либеральной прессе, не общественное мнение, считает Солженицын.
         Погубили Столыпина неслышные речи на самом верху, которые формировали мнение власть предержащих. Одним из наиболее неутомимых врагов Столыпина был князь Михаил Андронников. Эта знаменитость петербургского политического мира не занимал никакого официального положения, разве что был «причислен» к Министерству иностранных дел. Однако он был вершителем многих закулисных дел и его слово значило не меньше, чем сказанное самыми высокими чинами империи. Он чувствовал себя ровней тем, кто составлял «верхушку», и они принимали его как равного. Даже Витте, с его пренебрежением к окружающим, получал от Андронникова «очень умные записки» (С.Ю.Витте «Воспоминания», М., 1960, т.3, стр.385). Редчайший комплимент из уст бывшего премьера! Князь был своим для премьер-министра Коковцева и его приемника Горемыкина, обер-прокурора Саблера (врага Столыпина), Дворцового коменданта Воейкова, министра Императорского двора Фредерикса, начальника его канцелярии Мосолова и др. Андронников неоднократно обращался к царю и обеим царицам с советами как им вести свои дела. Для Андронникова не существовало закрытых дверей. В этом виртуозе политических интриг прямолинейный Столыпин получил непримиримого врага, который умно, методично и целенаправленно вел под него подкоп. Но война была объявлена не сразу. Вначале князь деликатно пытался свести Столыпина с пагубного курса. Вот фрагменты первого письма Андронникова Столыпину от 4 августа 1907 г. (ЦГИА СССР, Ф.1617, Оп.1, Д.76, л.4. Дальнейшие цитирования писем Андронникова выполнены по публикациям «Красного архива»): «Многократное и продолжительное пребывание мое за границей, где приходилось самоотверженно отстаивать образ действий вашего Высокопревосходительства, смею надеяться, - выдвигается это основание, - послужит мне гарантией в том, что моя просьба будет благосклонно принята Вами». И далее Андронников просит Столыпина принять его, чтобы выслушать «… обстоятельный доклад о тех тягостных впечатлениях, которые приходится испытывать, переехавши границу, каждому русскому, любящему свою Родину, исключительно потому, что правительство не принимает решительных мер для осмысленного ограждения себя от возмутительных и подчас необоснованных нападок, глубоко возмущающих и восстанавливающих против него все общественное мнение Европы».
         Товарищ министра внутренних дел С.Е.Крыжановский в своих воспоминаниях писал: «Столыпин был баловень судьбы…. Власти он достиг… без труда и борьбы, силою лишь удачи и родственных связей…. К власти он пришел тогда, когда революция уже была подавлена энергией Дурново.… А когда нарастающая контрреволюционная волна сразу вознесла Столыпина на огромную высоту, на которой он себе и другим казался великаном».
         Проницательный Андронников знал это куда лучше заместителя министра, но подслащивал пилюлю самовлюбленному сановнику. В черновике письма Андронникова зачеркнута резкая фраза, которая выражает реальную оценку Столыпина: «Не скрою от Вас, что меня глубоко опечалило услышать от Вас, что должность Вашу Вы стремитесь ограничить обязанностями Дворцового коменданта». То есть, Андронников считал, что деятельность Столыпина сводится только к стремлению, и не лучшим образом, сохранить монархию.
         Столыпин принял князя, но взаимопонимания между самонадеянным упрямым главой правительства и Андронниковым не получилось. И уже через неделю после письма Столыпину, Андронников 11 августа 1907 г. пишет письмо с просьбой об аудиенции у Великого князя Николая Николаевича. Отец Андронникова служил у дяди Николая II – Николая Николаевича адъютантом. В этом письме просьба о встрече обосновывалась необходимостью изложить «…крайне тягостные впечатления, вынесенные мною о взглядах просвещенных европейцев на настоящее положение и будущее России. Я уже был принят Петром Аркадьевичем Столыпиным, но, к сожалению, этот безукоризненно благородно мужественный человек, проникнутый лучшими желаниями и намерениями, очень далек от действительности и… верит в поражение революции и умиротворение страны. Конечно, путем репрессий и всякого рода экзекуций и административных мер удалось загнать в подполье на время глубокое народное недовольство, озлобление, повальную ненависть к правящим кругам, но разве этим изменяется или улучшается существующее положение вещей? Разве призрачный порядок может кого-либо удовлетворить или же уменьшить обоснованные опасения тех, кто считается с фактами?… Заметка в «Новом времени» самого брата премьера свидетельствует о том, что «симптомы» успокоения, радующие правящих, не предвещают нам ничего доброго. Напротив, если теперь и нет стихийного аграрного движения, то ведь продолжают по-прежнему жечь и разорять землевладельцев-дворян, в особенности тех, кто заявил себя сторонниками и защитниками представителей всем ненавистного режима «сгибания в бараний рог», признаваемых всей Европой не хозяевами и устроителями страны, а ее разрушителями, собственными руками вычеркивающими Россию из списка великих держав. (Этого не понимали в России сторонники «истинно русского пути» сто лет тому назад и не понимают, к сожалению, противники «западного пути» сегодня. – В.С.)… А убийств не перечесть! Они стали у нас обыденным явлением при длящемся «успокоительном» режиме, только усилившем и закрепившем произвол и безнаказанность административных и судебных властей. Ваше высочество! Нельзя же, в самом деле, возводить преступления чиновников, генералов на степень добродетели, нельзя открыто поощрять и порождать разных правительственных хищников, - расстреливая, вешая экспроприаторов, карая вестового генерала Каульбарса за утаенные им 2 рубля 69 копеек!… И пока у нас будет существовать «покровительственная» система, при которой за одно и тоже деяние – одних награждают, а других вешают, до той поры Европа будет презирать наше правительство, она будет сочувствовать революции, а здесь – хотя и в подполе, анархия все будет расти и ширится! – и не увидеть нам Россию умиротворенной, сильной могучей, сплоченной… дозвольте… словесно передать Вам многое… о виденном и слышанном мною на чужбине, где я прожил в близком общении с даровитыми писателями, выдающимися государственными деятелями, подробно излагавшими мне способы и приемы, которыми, по мнению их, возможно, вернуть доверие к нашему правительству, приостановить политические заговоры и убийства».
         Тогда Андронникову не вняли, хотя к этому времени стали терять влияние Оболенский и Гейден, способствовавшие возвышению Столыпина. В то же время около царя стали набирать вес откровенно черносотенные личности, для которых даже Столыпин был либералом. Но за Столыпина тогда еще стояла горой императрица-мать Мария Федоровна и Петр Ольденбургский. Но именно тогда впервые прозвучал громкий для нужных ушей призыв Андронникова «Столыпин должен быть низвергнут». Это произошло в 1907 году, всего через несколько месяцев после знаменитого столыпинского «не запугаете».
         Положение в России не улучшалось. Идея Андронникова о том, что все, что ни делает Столыпин плохо, все гниет, все ведет к катастрофе, находила все новые подтверждения. И в декабре 1910 г. князь Андронников написал Великому князю Николаю Николаевичу еще одно письмо, где указывал на показуху, организованную столыпинскими холуями, в сибирских деревнях перед поездкой Столыпина в сентябре 1910 г.: «С такой же помпою осматривали новоучрежденные хутора в европейской части России. Для людей местных, видящих вещи как они есть, а не так, как их воспевает официальная печать, давно уже ясна несерьезность аграрных увлечений г. Столыпина. На один жалкий, на казенный счет устраиваемый бутафорский хутор, который показывают совершенно так же, как картонные деревни по Днепру в путешествие Екатерины, приходятся – увы – сотни брошенных наделов, обездоленных жен, сирот, пропойц домохозяев, ставших пролетариями. Деревенская голь растет сотнями тысяч, и скоро начнет расти миллионами, нарушая заветы и оскорбляя священную память царей: Освободителя крестьян и Охранителя их землевладения. Куда денет г.Столыпин эту страшную армию все растущего пролетариата? Какою работой обеспечит и где даст приют? А между тем… задача правительства: …поднимать земледелие всей страны, не деля искусственно на овец-хуторян… и козлищ-общинников, оставляемых без всякой помощи и доводимых до отчаяния. Создается постепенно такое положение, что в деревне уже становится невозможно жить. Оторвавшийся от земли мужик, пропивший свою кормилицу, обращается в хулигана, в парижского апаша, поджигает, грабит, вламывается в церкви, ибо с потерей земли и своего старого «мира» ему уже терять нечего».
         Но Столыпин все больше увлекается показухой вместо дела. Как пишет Крыжановский: «Слабости, которые он питал к аплодисментам и успеху, побуждали его к увлечению выигрышными вопросами, не имевшими действительно государственного значения».
         Стоявший на либеральных позициях Керенский привел, выступая в Думе, Мнение известного тогда немецкого эксперта по аграрному вопросу профессора Ауфхагена, который после посещения большого числа русских деревень писал: Своей земельной реформой Столыпин разжег в деревне пламя гражданской войны».
         Сам Керенский писал, что «В большинстве своем крестьяне заняли неблагожелательную и даже враждебную позицию в отношении столыпинской реформы, руководствуясь двумя соображениями. Во-первых, и это самое главное, крестьяне не хотели идти против общины, а столыпинская идея о «поддержке сильных» противоречила крестьянскому взгляду на жизнь. Крестьянин не хотел превращаться в полусобственника земли за счет своих соседей».
         Кроме того, в результате чрезвычайно низкой культуры и сурового климата, русские крестьяне сильно зависели от капризов природы. Поэтому наличие земельных полос в разных местах позволяло получать в среднем низкий, средний годовой урожай: в засушливые период выручали полосы в низинах, в дождливый – на взгорьях. Хутор, расположенный в одном месте, из-за низкой культуры земледелия, таких преимуществ не давал.
         Крестьяне не были готовы к реформам экономически и психологически. Производительность российского общинного земледелия в начале ХХ века составляла всего 3 зерна на одно посеянное («сам-третий»). В Западной Европе в XV веке средний уровень был «сам-пятый», а в середине XVII века на одно посеянное зерно получали десять новых – «сам-десятый». На Западе принято считать, что цивилизованным общество становится при производстве зерна не менее чем «сам-пятый». В России о «хлебной цивилизации» было не принято говорить, хотя это и понимали. «Выборы в I Думу показали, что крестьяне, которые в основном занимались сельским хозяйством, чтобы только прокормить самих себя, и не могли вести его на капиталистических основах, не были способны играть роль социально-консервативного элемента» (А.Ф.Керенский «Россия на историческом повороте», М., 1993, с.69)
         Столыпин же полагал, что он силой сможет вынудить крестьян перейти на более производительный уровень земледелия. Умер в Мюнхене в 1908 г. не услышанный Столыпиным член-кор. Императорской АН экономист А.И.Чупров. В столыпинской «экономической революции» Чупров видел неизбежный пролог революции социальной («Хозяйственные последствия разрушения общины. Речи и статьи», т.1, М., 1909). И, как оказалось, прав был Чупров. Именно Чупров и его ученики в научных изданиях и публично, преимущественно на страницах газеты «Русские ведомости» предупреждали о грозящей опасности насильственного проведения реформы. Сам Чупров писал: «Отрубное владение на своей стороне немало преимуществ, и если бы возможно было скоро завести его по всей России, русское сельское хозяйство, по всей вероятности, осталось бы в выигрыше. Но вся беда в том, что мысль о мало-мальски быстром распространении отрубной собственности на пространстве обширной страны представляет собою чистейшую утопию, включение которой в практическую программу неотложных реформ может быть объяснена только малым знанием дела.»
         Через три четверти века, с высоты исторического опыта западные историки оценивают сельскохозяйственные реформы Столыпина весьма низко. Так Г.Яней пишет: «Нигде в мире не наблюдалось такого практического опыта, который показал бы, что соединение в одно целое поля принесли с собой агрикультурный прогресс» (Yaney G. The Urge to Mobilize Agrarian Reform in Russia. Urbana-Chicago-London, 1982, p162). Это еще один пример того, что в России вместо того, чтобы пойти по «западному» пути изобретали тупиковый «русский» путь.
         Столыпин требовал «спокойствия», но исторический опыт свидетельствует, что помимо политической стабильности, нужна финансовая и организационная поддержка реформ. Но этого в период 1906-1911 гг. не было выполнено.
         Министр финансов В.Н.Коковцев, опытный государственный деятель и второе по значению лицо в кабинете, не скрывал скептического отношения к аграрным реформам Столыпина и всячески старался урезать связанные с ними расходы. К Коковцеву присоединялся главноуправляющий землеустройством и земледелием князь Б.А.Васильчиков. Столыпин столкнулся и на сопротивлении дворянства и местной администрации. (В.С.Дякин «Самодержавие, буржуазия и дворянство в 1907-1911 гг.», Л., 1978).
         Правая часть общества после поражения революции была одержима желанием вернуться к прежним временам «старой, царской, православной» России и выступила открыто против Столыпина (Из дневника Л.Тихомирова, «Красный архив» 1936 г., т.1 (74).
         Первые две Думы выявили сопротивление столыпинской аграрной реформе даже со стороны крестьянской «Партии труда» (трудовиков), на который поначалу была сделана ставка царя и Столыпина. Эти думы разогнали.
         В III-ей Думе Столыпин сделал ставку на «Союз 17 октября» под руководством Гучкова и Родзянко(«октябристов») и «черносотенцев». Но «октябристы выступили в Думе против столыпинского насильственного «умиротворения» и насильственного проведения аграрной реформы. Черносотенцы упрекали Столыпина с правых позиций, но обычно поддерживали. Таким образом, отсутствие общественной политической поддержки было еще одной причиной провала аграрных нововведений. В столыпинском варианте аграрная реформа оказалась не востребованной ни одним слоем общества. Почему?
         Дело в том, что для увеличения с/х производства нужно было или увеличивать площади обрабатываемых земель за счет государственного и частного земельных фондов, или за счет интенсификации. Первый способ имел сложности финансового и организационного порядка, но он радикально снимал социальную напряженность в деревне, задыхавшейся от нехватки земли. В этом случае создавалась возможность для постепенного накопления средств для перехода на более интенсивные технологии. На этой основе постепенно, путем естественного отбора, образовался бы слой наиболее жизнеспособных и хозяев, по типу американских фермеров. Далее фермеры, через кооперацию, могли бы включиться в общегосударственную систему хозяйства. Но это требовало доведения размеров крестьянских хозяйств до потребительских норм и раздачи значительной части частновладельческих и государственных земель. Для режима, основанного на поместном дворянстве, такой вариант был неприемлем. Реформа 1861 г. лишила помещиков собственности на крестьян, но не отобрала у них землю. А их земля большей частью пустовала. Требования крестьянских депутатов первых двух Дум по поводу перераспределения земли были отвергнуты. Был отвергнут и, частично решавший этот вопрос, законопроект министра Кутлера из правительства Витте. Доклад Витте царю в январе 1906 г. об угрозе новых крестьянских волнений и предложений по аграрной реформе способствовал лишь отставке премьер-министра. Все поняли, что посягательства на помещичьи земли в любом виде для царя неприемлемы и лишь приведут к отставке от должности.
         Пошли вторым путем. Объявили всему виной общину. И, вместо экономического воздействия, прибегли к администрированию и силовым методам под сенью столыпинских законов.
         24 августа 1906 г. Столыпин выступил в Думе с правительственной декларацией, где кроме угроз революционерам была обещана аграрная реформа, которую предполагалось провести без обсуждения в Думе. Несмотря на сопротивление Думы, Столыпин сумел отстоять основные положения навязанной им реформы. Первоочередной в ней была двуединая задача – разрушение общины и создание массового слоя мелких крестьян-собственников. Что касается общины, то Столыпин, действительно, публично заявлял о необходимости соблюдать постепенность и осторожность в мерах по ее ликвидации, учитывать особенности районов и следовать принципу добровольности. Об этом кричат ныне столыпинские поклонники. Однако, они забыли, что столыпинское законодательство предусматривало не только экономическое воздействие на общину с целью ее раскола, но меры прямого административного вмешательства. Об этом свидетельствует тот факт, что три четверти вышедших из общины не получили от нее согласие сельских сходов на выход. Но решениями местных администраций утверждались заявления выход из общины и выделения участка общиной земли этим крестьянам. Многочисленные столыпинские циркуляры, рассылавшиеся МВД (премьер Столыпин оставался и министром Внутренних дел), требовали от местной администрации приложения усилий по выделению крестьян из общины. Естественно, что местная администрация старалась услужить центральной власти и принуждала крестьян выходить из общины. В 1908 г. МВД разослало губернаторам циркуляр, в котором разрешалось производить принудительные выделы постоянно. А ведь каждый такой «выдел» означал передвижку всех крестьянских полос. Циркуляр МВД подчеркивал: «Осуществимость обязательных выделов помимо согласия обществ, несомненно, сделает последние более уступчивыми». Еще бы, если перед каждым севом крестьянина будут дергать с места, то и соседа из общины он выпустит и сам сбежит. Уфимский губернатор, например, уведомил своих подчиненных, что: «Оценка их служебной деятельности, по распоряжению министра внутренних дел (Столыпина – В.С.) будет производиться исключительно в зависимости от высочайшего указа от 9 ноября 1906 г.» И чиновники старались (П.Н.Зырянов «Земельно-распорядительная деятельность общин в 1907 – 1914 гг.»/ Исторические записки, т.116, м., 1998, с.123 и «Кризис самодержавия в России в 1895 – 1917 гг.», Л., 1984, с.358). Эта «изнанка» деятельности Столыпина и его администрации ныне в России замалчивается.
         Реформа было неудачно задумана. Традиционный русский прием – стричь всех под одну гребенку. Хутор – автономное хозяйство, где должно было быть все: и поле для посевов, и выпас для лошадей, и водопой. Хутору нужен выход к воде. Это можно было устроить в северо-западных губерниях. Но большая часть европейской территории России засушлива и маловодна. Каждый хутор прилепить к речке оказалось невозможным. А «исполнительные» чиновники нарезали землю и в безводных заволжских степях. Циркуляр МВД был выполнен, а дальше хоть трава не расти.
         Тем не менее, община, несмотря на столыпинскую реформу устояла. Многие крестьяне, подавшие заявления о выходе из общины (26,1%) забрали их обратно. Из 3,5миллионов крестьян-общинников окончательно выделились 470 тысяч (13,4 %) т.н. «кулаков». Это не так мало. Поэтому многие крестьяне восприняли коллективизацию, как возвращение к общине и лютовали против тех, кто когда-то выделился из нее. В столыпинском насильственном развале крестьянской общины была заложена социальная база активистов во времена сталинского раскулачивания.
         Но большая часть из выделившихся крестьян имели по несколько далеко расположенных друг от друга полос земли. Они не имели возможности организовать хутор и были разорены, пополнив городской пролетариат. А могли ли быть иначе, если денежные ссуду выдали только одной шестой части выделившихся крестьян? Притом ссуды были ничтожными и составили по всей стране лишь 65 млн. руб. В искореженных переделами общинах продолжали, несмотря на запреты властей, общие и частичные переделы земель «по справедливости» (Зырянов, см. выше).
         Вот свидетельство мелкого чиновника А.Клопова, волею случая, попавшего в поле зрения царя и получившего право писать прямо ему, минуя канцелярии. Клопов был направлен в центральные черноземные губернии для осмотра хуторов: «Я видел семьи из 10 человек, сидящих на клочке 2-5-6 десятин земли, затратившие последние гроши, добытые путем займа на перенос своих хат, живущие впроголодь на покупном хлебе уже теперь (ноябрь 1909 г.) после обильного урожая. Какую-нибудь развалившуюся печь крестьянину не на что поправить. Доходов впереди никаких и остаются неудовлетворенными самые элементарные нужды. Многие сидят без воды, т.к. лужи, из которых они черпали воду, замерзли. На устройство же колодцев нет средств. Такие картины можно наблюдать… около самого административного центра губернии, где, как говорят благосостояние крестьян неизмеримо выше, чем в остальных местах».
         В 1908 г. «Специальное совещание», обсуждавшее проблемы землеустроительных работ, связанных с аграрной реформой, определили расходы на них в 500 млн. руб. Однако, из много миллиардных военных затрат, царь и правительство во главе со Столыпиным, не согласились выделить даже 5 миллионов на землеустроение. Т.о., реформа была подорвана и в этой части. Часть крестьян соблазнили землями на юге Сибири и в Степной губернии (нынешний Казахстан), конфискуя эти земли – пастбища у скотоводов-кочевников. Этим одновременно восстановили против себя основную массу казахского населения.
         Теперь в России никто «не понимает» казахов, которых:
        а) начал убивать великий «русский герой» Ермак Тимофеевич,
        б) согнал с пастбищ великий русский премьер-министр Столыпин,
        в) уморил голодом (треть казахского населения) великий вождь русских большевиков Сталин в годы «коллективизации,
        г) согнали с оставшихся пастбищ в годы «поднятия целины» генсеки – «настоящие ленинцы», русские коммунисты - волюнтарист Хрущев и маразматик Брежнев,
        д) великий писатель земли русской и совесть русского народа Солженицын (при молчаливом одобрении русского перестойщика Горбачева), не признал хозяевами земель (пастбищ), с которых согнали казахов («где проходили ноги баранов»).
         Не знают в России, что казахи, приезжая в Москву вели своих детей посмотреть картину Сурикова в Третьяковке «Покорение Сибири Ермаком Тимофеевичем». Чтобы дети с ранних лет знали, как огнестрельным оружием русские бандиты убивали казахов из «орды» хана Кучума.
         Из 3,1 млн. крестьян, переселившихся на восток до смерти Столыпина, обратно вернулись в европейскую часть России свыше полумиллиона, пополнив ряды городских и сельских люмпенов. Они также стали сторонниками большевиков, а позднее ярыми деятелями в проведении ленинского грабежа (военного коммунизма) и сталинской войны против крестьян (коллективизации).
         В 1909 г. впервые публично возникла перспектива отставки Столыпина. Петр Струве писал: «Дело не в том, что Россия сможет жить без Столыпина. Дело в том. Что еще один путь окажется исхоженным до конца. Этому можно радоваться или об этом можно сожалеть, но нужно быть совершенно слепым, чтобы не понимать, что это значит».
         Провал аграрной реформы не мог не понимать ее автор. Об этом говорил противник Столыпина А.И.Гучков: «Видимой власти Столыпина приходится вести тяжелую борьбу и сдавать одну позицию за другой».
         Это подтверждает ближайший сотрудник Столыпина по работе в МВД – товарищ министра Крыжановский: «Во многом Столыпин уступил при первом же сопротивлении его положению у престола».
         Еще в апреле 1910 г. генеральша Богданович записала в своем дневнике: «Такое настроение у всех, что все чувствуют, что тревожно будущее, что созидательной работы нет, что Столыпин на эту созидательную работу не способен… и все разваливается» (А.В.Богданович «Три последних самодержца», М., 1990, с.487)
         Сравнение записок князя Андронникова с утверждениями Чупрова, Клопова, Струве, Крыжановского, Гучкова и Богданович, однозначно говорит, что столыпинская аграрная реформа была провалена, в первую очередь, бездарностью, беспринципностью, жестокостью и беспомощностью самого премьер-министра.
         Громким провалом оказалась национальная политика Столыпина. Его приход в апреле 1906 г. на пост министра внутренних дел ознаменовался первым и далеко не последним в России погромом, который проводился непосредственно полицией и солдатами. Это произошло 1 июня 1906 г. Из 82 убитых евреев большинство было убито штыками или ружейными пулями – так заявил в Думе депутат Арканзасцев, принимавший участие в расследовании причин погрома. Антисемитская политика царя - почетного члена черносотенного «Союза русского народа» и Столыпина, открыто принимавшего у себя руководителей черносотенцев, а также, финансировавшего пресловутый «союз», вызвала серьезный протест американского конгресса.
         После убийства Столыпина левые еврейские газеты на Западе писали о том, что отомщена еврейская кровь, которую столь усердно проливал антисемит Столыпин. Интересно, что печатные органы именно антисемитских организаций в Германии отнесли «троицу» антисемита Столыпина к величайшим государственным деятелям эпохи вместе с двумя крайне реакциоными деятелями -великим князем Сергем Александровичем (выселившим евреев из Москвы и убитый в 1905 г.) и яростным антисемитом Плеве (прямо причастным к погромам и убитым в 1904 г.). (Walter Laqueur "Russia And Germany. Hitler’s Mentors" - «Россия и Германия. Наставники Гитлера», Washington, издательство "Problems of Eastern Europe", стр.131)
         Камнем преткновения в американо-русских отношениях стал т.н. паспортный вопрос. Суть его заключалась в том, что царь и столыпинское правительство отказывались признавать для лиц иудейского вероисповедания американские паспорта. Впрочем, такое же отношение Россия демонстрировала по отношению к паспортам иудеев всех стран, но наиболее активно протестовало американское правительство. Тем не менее, в царской России продолжали относиться к приехавшим из-за рубежа иностранным гражданам иудейского вероисповедания так же, как к «русским» евреям. То есть, им запрещали находиться вне «черты оседлости». Особенно болезненным было непризнание Россией изменения статуса своих бывших граждан, которые приняли иностранное подданство. В России они объявлялись изменниками со всеми вытекающими последствиями. Например, судили «за уклонение от воинской повинности». В 1872 после погромов на юге России конгресс и сенат США приняли резолюцию протеста против преследования евреев в России. Россия на это не прореагировала. В течение ряда лет госдепартамент США пытался воспротивиться тому, что русские консулы в США тестировали на предмет их вероисповедания желающих получить визу для въезда по частным делам. По мнению американских властей, религиозный тест сам по себе противоречил принципу свободы совести, а значит, и американской конституции. Причем нарушение конституции – религиозное тестирование, происходило непосредственно на американской территории. Это было грубейшее нарушение американских законов, как и законов других цивилизованных стран, со стороны столыпинского правительства. Против русской государственной политики антисемитизма протестовали не только еврейские организации США. Посол России Бахметев был вынужден принять депутацию американского духовенства и передать своему министру иностранных дел письмо протеста по поводу процесса Бейлиса, подписанное кардиналом, 21 епископом и 12 духовными лигами различных христианских вероисповеданий. Поэтому решение конгресса разорвать русско-американский договор было закономерным и естественным.
         Однако, лживые нынешние антисемитские авторы в России объясняют это решение лишь давлением еврейского лобби, скрывая суть вопроса (С.Л.Степанов, «Загадка убийства Столыпина», М., 1995). У нынешних русских антисемитов получается первичным и главным не нарушение царскими властями человеческих прав национальных меньшинств, а «давление еврейского лобби» в конгрессе США.
         Столыпин держал около себя в качестве министра юстиции яростного антисемита Ивана Щегловитого, который непосредственно манипулировал чиновниками министерства и антисемитскими силами на процессе Бейлиса. Будучи не только премьером, но и министром внутренних дел, Столыпин, по сути, слил в единое целое «охранное отделение» и черносотенный «Союз русского народа». Брат Столыпина - журналист, с которым премьер был в очень близких отношениях, активно разжигал антисемитские настроения, публикуя статьи в черносотенной газете «Новое время».
         Авторы шовинистического толка наперебой повторяют враки из вышеупомянутой книги Зеньковского о том, что Столыпин хотел улучшить положение евреев в России: «Столыпин был глубоко убежден в том, что как только евреям будут предоставлены все права, то сразу же образуется целый ряд крупных акционерных банков и предприятий, для получения концессий по разработке и эксплуатации природных богатств России». Однако в столыпинском проекте было предложено лишь частичное предоставление евреям гражданских прав, и оно было ориентировано лишь на наиболее зажиточную часть евреев для привлечения их денег и денег зарубежных евреев в российскую экономику. Но царь-антисемит рявкнул на Столыпина и холуй-антисемит подобострастно отбросил даже эти незначительные послабления евреям. В этом столыпинском законопроекте от 14 марта 1911 г., направленном, главным образом, на ограничение прав поляков и финнов, унизительное положение евреев закреплялось в 6-м параграфе на неопределенный период: «Евреи, впредь до пересмотра действующих о них узаконений, не допускаются к участию в земских выборах и не могут быть избираемы в земские гласные». Даже такой реакционер, как В.Ф.Трепов, добился через царя исключения из проекта столыпинского законопроекта дискриминационной статьи о национальных куриях. Дума отказалась утвердить окончательный вариант столыпинского законопроекта, но Столыпин сумел протащить его в обход Думы. Это была его последняя и, как говорится, пиррова победа.
         Настойчивое протаскивание Столыпиным своих родственников на высокие посты было обычным для России. Посланник при папском дворе в Риме С.Д.Сазонов, он же муж сестры жены Столыпина, стал министром иностранных дел России. Младший офицер императорской яхты Б.И.Бок после женитьбы на дочери Столыпина сразу же получил должность морского агента в Берлине. Его дальнейшей карьере воспрепятствовала смерть тестя. Неудача постигла Столыпина при попытке протащить на пост обер-прокурора Синода своего родственника А.Д.Оболенского. Этот пост по решению царя достался брату министра иностранных дел - П.П.Извольскому. Позже, в марте 1911 г. обер-прокуром Синода царь назначил откровенного противника конфессиональных реформ Столыпина - В.К.Саблера. «В Государственном совете Столыпин твердо мог рассчитывать только лишь на небольшую группу близких ему людей во главе со своим шурином А.Б.Нейгардтом. В просторечии эту группу называли «партия шуровьев» (Вопросы истории №6, 1990 г., стр. 69).
         Многие политики для спасения своего положения ударяются в национализм. По мнению главы «Совета объединенного дворянства» Бобринского, активность Столыпина в национальном вопросе вызваны его «поколебленным положением.» («Дневник А.А.Бобринского»/«Красный архив», 1928 г., т.1(26).
         И действительно, вскоре Столыпин лишился не только поддержки кого-либо из окружения царя. Более того, было организованно убийство (или ему не помешали совершиться) ставшего неугодным и оставленного без охраны премьер-министра. Эсер и осведомитель охранки, одновременно, Дмитрий Богров получил пригласительный билет на представление, где должны были присутствовать охраняемый царь в ложе и Столыпин без охраны в партере. «Попасть на это представление некоторым генералам и большинству желавших того журналистов не удалось» («Убийство Столыпина. Свидетельства и документы», изд. «Телекс», Нью-Йорк, 1991).
         Сила врагов Столыпина оказалась настолько большой, что сама царица посоветовала преемнику убитого премьера поспокойней отнестись к свершившемуся. Непосредственные организаторы убийства не были наказаны. Исполнителя убийства – нежелательного свидетеля быстренько повесили, а дело об убийстве по указанию царя закрыли. Для современников причины гибели Столыпина не были тайной. Так, Н.Милюков в своих воспоминаниях писал: «… он кончил ролью русского Фомы Беккета». То есть был убит по инициативе своего покровителя, как и канцлер английского короля Генриха II – Ф.Биккет.
         Теперь естественно заключить, что физическое устранение Столыпина произошло после его политической смерти. Поэтому утверждение, что Богров «остановил» реформы Столыпина не соответствует действительности. Столь же не соответствуют действительности утверждения о взлете русской экономики в годы Столыпина и непосредственно перед Первой Мировой войной. В те предвоенные годы в Европе сильно поднялись цены продовольствие и сырье. Поэтому Россия получила значительное увеличение доходов при мало увеличившихся в реальных цифрах объемов продажи зерна и сырья (Р.Пайпс «Русская революция», т.2, с.383, М., 1994).
         Из всего вышесказанного вытекает, что премьер-министр не имел опоры в обществе в начале своего пути на посту премьера в 1906 г. и не сумел убедить общество в своей правоте вплоть до смерти в 1911 г. В первую очередь он думал о своем положении при дворе и продвижении туда своих родственников. Он не сумел подобрать себе деловых помощников и не нашел единомышленников. Столыпин оказался неспособным сделать правильные выводы из имевшейся у него информации и не был готов к восприятию разумных доводов своих оппонентов. Жестокость, экономическая и политическая неосведомленность, имперский шовинизм и антисемитизм, отсутствие организаторских способностей вкупе с беспрекословным холуйством перед царем, показывают, что Столыпин не обладал государственным умом. Как писал в своей книге современник Столыпина - А.Изгоев в 1912 г.: «У Столыпина был сильный ум, но это был какой-то ум второго сорта, действительно лишенный и углубления, и идеалистического благородства, ум, смешанный с мелкой хитростью и лукавством». Прошло время и «ум второго сорта» стал кумиром в России. Не странно ли?