Весенние ятеря
*
– Это у меня
весенние ятеря, – сказал дед.
Огромные сетчатые
чаши царили над дедовым огородом.
Вряд ли в бедной
речушке, поблескивающей под косогором, водится рыба, достойная таких
безразмерных ятерей.
И почему
весенние?..
– Весной – большая вода, – говорит дед, – река разливается до
самого моего огорода. Вот при большой воде я и ставлю большие ятеря.
– А что если попробовать?..
– Так ведь ятеря весенние: для большой воды, – напоминает дед, а
какая вода, когда осень...
...Вода обыкновенная.
Но необыкновенно грустно на берегу. Осень – пора разлученных деревьев. Каждое
дерево стоит отдельно на собственном островке опавших листьев, у каждого свое
оперенье неповторимой раскраски.
И люди в осенней
прозрачности бродят поодиночке: кто углублен в себя, кто охвачен окружающей
прелестью, как это деревце – облаком догорающих листьев.
А может, так
кажется только мне и желтому коту, одичавшему от безделья.
И все же осенью
как-то особенно тянет ставить весенние ятеря, пусть хоть на малой воде...
Дед согласился...
Но еще до рассвета укатил на велосипеде в райцентр, только бы глаза его не
видели порожних сетей.
Мне пришлось в
одиночку «трусить» ятеря. Одна чаша всплыла пустая, в другой, правда, оказалась
русалка... Русалок, как говорят в этих местах, «никто и за рыбу не считает».
Во-первых, на них
никакой чешуи, тогда как у хорошего сазана, например, чешуя с пятак.
Во-вторых, то, что
представляется рыбьим хвостом, – нормальные две ноги... Правда, такие ровные,
что смыкаются по всей длине без единого просвета.
Кроме того, у рыбы
нет волос, а у русалки, когда она плывет, волосы тянутся далеко по течению реки
и ночью в воде светятся, как Волосожар – Млечный путь. Нет, с рыбой ее никак не
спутаешь, и мне бы вытряхнуть русалку из ятерей обратно в протоку, пока еще
никто не видел (ее даже желтому коту не бросишь: отвернется)...
А с другой
стороны: кто же швыряется русалками?
– Вы меня простите, – говорю я ей, – но виноваты, наверно, весенние
ятеря: их не следовало бы ставить осенью.
Русалка слеплена
как бы из двух существ: сверху – девушка, с ее трогательной беспомощностью
линий, снизу – крутые округлости зрелых женских форм...
– Чувствую себя, как на экзамене...
Это мог бы сказать
я – могла бы и она. Но пока только кот урчит, вылавливая из ее волос маленьких,
как заколки, рыбок.
– Я готовилась...
Почему мне русалка
упорно представляется студенткой? Так и хочется сказать: «Приходите осенью»...
Но ведь она и пришла осенью. Мне уже некуда отдалять ее приход.
– Э, нет, голубушка! Вовсе не обязательно сушить свои волосы на
моем плече!..
(Пустые слова: и
она готовилась, и я готовился найти ее в своих ятерях).
– Где вы были раньше?.. – говорю я с сожалением.
– Раньше вы не ловили рыбы.
– Но зато раньше я верил в русалок.
– И вы искали их на берегу...
Да, у одной были волосы
с зеленоватым отблеском речной воды, у другой – глаза, как кузнечики.
У настоящей
русалки волосы просто черные, а глаза не имеют цвета – только ярость безумия во
тьме волос...
– Я тоже их видела, тех других женщин, – шепчет мне в ухо русалка,
– я очень долго плыла по реке, пока ты шел по берегу... тебе стоило только
повернуться к воде... Зачем тебе были другие женщины?..
Теперь я и сам не
знаю, зачем мне другие женщины. Всего мира не выпьешь ни с кем, а реку можно
выпить из губ одной русалки... Только с ней мы сливаемся, как вода с водой.
– Ну, вот я и дождалась, – сказала русалка, – ты повернулся к воде.
Она могла бы
сказать и длиннее:
«Ты больше не
ищешь русалок на берегу, вместо этого ты ловишь рыбу. Вернее, просто сидишь над
водой и смотришь на то, что от тебя осталось»...
Но мы и без слов
хорошо понимаем друг друга: почему всю мою жизнь за мной плыла русалка и откуда
она знает тех двух женщин, хотя они были вовсе на другой, а может, и на третьей
реке...
Русалка – мое
отражение в воде. Вместе с ятерями я вытащил свое отражение. Правда, я не очень
похож на русалку, но отражение обратное: я мужчина – она женщина. И то, что
русалка как бы из двух по-разному прекрасных существ, тоже понятно: вода
преломляет.
Всё-всё мне ясно
этой ясной осенью: там, на берегу, много толчется пар, можно как угодно
переставлять фигуры – все дело случая. А отражение у меня одно, и я у него
один...
– Я не смогу без тебя жить, – все шептала русалка... Отражение не
сможет без меня жить, и я не смогу теперь жить без этой женщины, потому что у
нас на двоих одна жизнь – и нам не надо ее делить...
Мне достаточно
зарыться в ее волосы, как в траву, смотреть на мир сквозь сетку травы и
вернуться, наконец, в то единственное время, когда я просто жил, жил да и
только...
Это бывает раз в году
– это называется лето...
Мы не стали ничего
менять, мы даже не прорвали паутинки осени (бывает, наверно, не только бабье,
но и мужское лето), а июньский свет, июльский зной и прохладные звезды августа
– все это было в нас. И я, не сходя с места, мог по-прежнему ловить рыбу...
Ведь это то же, что свидания с русалкой... Две разделенные недолгим сном
зорьки: вечерняя, когда русалка манила меня всплесками и, оставляя круги,
уходила в глубину, чтобы испытать мое терпение или страсть... и утренняя, еще
сумеречная заря, когда я просыпался, чтобы посмотреть: тут ли она, не ушла?.. И
она всегда была тут: я видел, как розовеет сквозь воду ее тело...
...Волосы русалки
уже высохли, разогрелись и пахнут летом. Не травой, не цветами – просто летом:
теплом и солнцем...
– Я знаю: ты любишь плавать на спине...
– А ты меня не утопишь?.. Говорят, русалки губят рыбаков.
– Говорят-говорят... (Нелегко иметь дело с мужчиной в возрасте
рыбной ловли…)
– Когда ты плывешь на спине, ты окунаешь уши в воду – и уже никто
ничего не говорит...
– Даже ты?..
– Даже я...
Я сошел с осеннего
берега в летнюю воду, лег на спину и погрузился в царство округлой тишины...
Иногда мне
чудилось журчание воды, но это была лишь музыка моего собственного существа,
освобожденного от всего постороннего...
Я стекал вниз по
зеркалу, скользя между небом и дном реки.
Русалка не мешала
мне, я не мешал ей, я даже сам себе не мешал...
Русалка была моей
водой, я – ее воздухом. Я ее пил - она мной дышала.
Это было
сладчайшее из одиночеств – одиночество с русалкой...
– Не оглядывайся!..
Но я уже
оглянулся... Мы плыли в новом обрамлении: по берегам – дубы с мертвыми
изгрызенными листьями. Река почернела и раздулась, как желудок удава... Так вот
куда нас занесло течением – я знал это место: Страхова яма. Какие страхи водились
там, в глубине?.. Сомы с бугорками вместо глаз и безмолвно орущими глотками...
Река втекала в Страхову яму и вытекала из нее. Но нас она не хотела нести
дальше. Обратное течение кружило по обводу омута листья истлевающих дубов и
наши неподвижные тела.
– Не оглядывайся!.. – снова сказала русалка.
Но я уже успел
схватиться за свисающие корни...
– Чего ты так испугался? – все спрашивала она, пока мы, цепляясь за
стволы дубов, карабкалась вверх и вверх по шершавой губе урочища...
– Я не мальчишка, чтобы бояться Страховой ямы, - сказал я. –
Посмотри вниз!..
– Ну, река, – сказала русалка, – ну, деревня. Действительно, Удав,
раздутый посередине, насытился и дремал.
Его хвостик –
змейка невинной речушки (мы по ней так блаженно скользили) – мирно поблескивал
на закате. Розовые цапли деревьев беспечно паслись среди бесчисленных удавок.
Петли захлестывали дедов огород с тыквами, огромными, как автобусы, и
деревенскую площадь с автобусом, желтым, как тыква, возле почты...
– Это страшнее Страховой ямы?..
– Да. Это хвост.
– Хвост?..
– Да!.. Человек не может так просто: захотеть и уплыть по течению.
За человеком
тянется его... жизнь.
И чем длиннее
жизнь...
– Не уходи!..
– Но я должен хоть к ночи возвращаться домой.
– Не уходи!..
– Мы встретимся!.. Завтра же!.. Утром!.. На этом же месте!..
– На этом месте нельзя: отсюда ты уходишь. (Она не может
остановиться – она река).
– Я буду уходить и приходить... Ты только поспишь в воде и не
успеешь проснуться...
– Я не смогу там дышать, в воде.
– Ну, заройся в листья. На берегу ночью холодно.
– Я не смогу дышать на берегу.
(Женщина остается
женщиной, даже если она русалка: тут она не может, там...)
– Я дышу только тобой!
(Это мы тоже
проходили.)
– Ты у меня один!..
– Ну не надо, моя девочка... Все будет хорошо, милая...
– Зачем ты их пьешь?..
– Если бы из твоих глаз падали звезды, я бы их тоже пил!..
– Значит, ты не уйдешь?!
(Да будь у меня
железный хвост!.. Пусть даже, как у собаки, из собственной шкуры и позвонков!..
Но он – из живых людей, из сросшихся ртами, руками, головами, даже спинами...)
– Кем мне дышать без тебя?.. Кем?..
...Этот крик
прилетал из урочища даже ночью... Я барахтался на искалеченной раскладушке,
погружаясь в коричневый ил сомовьей ямы, и все продирал слепые бугорки глаз,
чтобы увидеть окно, печь, сундук, а не то, как русалка заплетала себе косу,
оправляя лицо в черную рамку, хотя мы прощались всего на одну ночь... И как я,
уходя, чуял недоброе в облике перепуганных деревьев (апоплексическое солнце предвещало
им ветер, от которого уже не укрыться жалким осенним листом)...
...Вдруг ставень,
крича по-кошачьи, приоткрылся, и сомовья морда с одним вислым усом просипела:
– Посмотри, какая синяя твоя русалка!..
Луна, сверкнув на «шибке»
дедова окна, погасла, кудлатая голова черешни забилась в окне.
Я отбросил желтого
кота (он прыгнул на меня с подоконника) и прислушался...
Дедова хата
кряхтела от ветра. Стреляла калитка. В камышовой крыше перешептывались. По
чердаку ходили... (как будто собирались те добрые советчики, которые обычно
рекомендуют рубить хвосты).
Дрожа от холода, я
накинул вонючий дедов ватник, нашел бумагу, конверт и стал писать.
Что я писал? Да
вот то, что вы читаете... Проще всего понять, что человек встретил русалку и
уплыл с нею по реке... Даже если бы я утонул – это было бы то же самое, потому
что перед лицом ясности, которую дает осень, не хочешь больше оставаться
погремушкой и окунаешь уши в воду, чтобы не слышать, как в тебе самом
перекатываются горошины.
Но ни ночи, ни
дня, ни всех лет оставшейся у меня жизни не хватит на описание того, что я
называл так небрежно: хвост.
Человек –
существо, которое живет не для себя, а для своего хвоста... Ящерица, отбросив
хвост, остается ящерицей. Человек – перестает быть человеком. Есть люди,
которые связали с ним свое существование, и если они для него хвост – он для
них – голова. Кто б они ни были: те, чью любовь ты пил, или те, кого ты
породил, – ты не смеешь рубить голову, потому что она не твоя.
Какой бы ты ни был
волшебной флейтой, какую бы музыку ни извлек из себя на великолепном закате, –
они тоже не пустые бутылки...
...Но все это
прекрасные размышления под камышовой крышей и в дедовом ватнике...
Не слушайте меня.
Послушайте эту ночь...
Слышите: ночь
точит лезвие реки, как косу, точит, чтобы подрезать перепеку... ночи все равно,
кого подрезать: ее, меня или вас. Она сегодня расправляется с осенью,
проламывает просеку через урочище, расчищая дорогу зиме...
И там, между водой
и берегом, – беззащитное существо. Человек отнял русалку у природы, а в дом к
себе не позвал. Вы греете друг друга боками, укрываете и жалеете, как я вас...
Если меня не станет, вы даже теснее прижметесь друг к другу...
А она там одна...
И ветер не спросит, чем ей дышать?
Русалка не
человек, но и не рыба, чтоб дышать жабрами: русалка – игра воды, солнца и моего
воображения...
Не слишком ли
жестокая игра?.. Я вдохнул в нее душу – и теперь я понимаю: она действительно
дышит мной (а мы думали, что всё на свете проходили, потому что дожили до конца
осени).
Почему же я здесь
– ведь она там, в урочище?! Дубы ревут, сухие сучья разлетаются, как на пожаре,
а она там одна, прикрытая только собственными волосами... Листья забивают ей
рот... Слышите, как орет ставень:
– Кем мне дышать? Кем?..
Если слышите,
простите меня... Я отбрасываю ногой дверь, я даже не говорю этому дому до
свидания, я иду к ней – и деревья расступаются, хотя им, казалось бы, не до
нас. Ветер за одну ночь раздел и изнасиловал деревья. Красивые отрепья
расползаются под ногами...
Дыхание летит
впереди меня... Оно разбудит русалку. Из стылого молока поздней осени мы
уплывем с нею вместе в наше забытое лето...
Но где же она?..
– Где-е ты-ы?..
Крик тонет в
Страховой яме.
– Здравствуй, моя милая!.. Вот видишь, я говорил: все будет
хорошо...
Я скольжу в пасть
урочища с потоками зубастых листьев.
– Я знала, что ты вернешься...
Дубы стоят грязно
ощипанные... Все насквозь видно: ее нет...
Конечно, ее могло
замести листьями... Я разгребаю кучи, разбрасываю вороха. Листья взлетают, как
стаи скворцов при отлете... Дедовы резиновые сапоги уже набиты ими – один
мокрый лист заполз за шиворот...
Я отчетливо вижу
мою русалку: ярость безумия во тьме ее волос – и та же ярость сотрясает меня...
В капищах листьев
я рою собачьи норы, уже добрался до прошлогодних бурых, древних белых и черных
пластов гнили... Все бесполезно, бессмысленно – ее нет...
– Где-е-е ты-ы?!
Где-где?.. Я знаю,
где!.. Один холмик, рыжий и длинный, над краем унылого омута я обхожу трусливо
и воровато... С жалким испугом и волчьей тоской...
Я предчувствую:
стоит лишь запустить руку в этот холмик – пальцы наткнутся на нечто холодное,
стылое, страшное, что заставляет отдернуть руку, а потом уже дрожью пронзает
всего тебя. Как я мечтал, чтобы под холмиком ничего не было!.. Но если там
что-то было, так только то, что могло быть и перестало... Да, перестало быть
моей русалкой... Кто ее убийцы? Их много: я, небо, которое творит уродцев
(русалка без хвоста – человек с хвостом!) и самая бесчеловечная жестокость:
жестокость человеческой любви...
Я стоял над
могилой русалки, стараясь не видеть зловещей мягкости под тонким покровом
листьев. Я не снял шапки, потому что пришел без шапки...
В воде Страховой
ямы не было моего отражения. Да и воды я не увидел... Только покров из листьев
на поверхности омута кружился и кружился, как продранный диск старого патефона,
и где-то в моем горле с мокрым нелепым хрипом копился тоскливый и нескладный
реквием по русалке...
А на том, на
пустом берегу тянулся в райцентр автобус, навстречу шла туча, и смотрело из
тучи лицо зимы...
Может, она что-то
видит... А, собственно, какое это имеет значение для зимы?..
Ну, кто-то в
горбатом ватнике, с листом за шиворотом, плетется сквозь призрак умершей осени
и тащит домой стариковские пустые и неуместные весенние ятеря...
Всего понравилось:0
Всего посещений: 2617
Convert this page - http://berkovich-zametki.com/2009/Zametki/Nomer12/Azov1.php - to PDF file
Комментарии:
Ион Деген
- at 2009-07-23 15:31:52 EDT
Видение мастерски выписано Марком на страницах утреннего тумана.
Элла
- at 2009-07-22 05:54:39 EDT
Грустно и красиво. Стихи. Хорошие стихи.
Б.Тененбаум :)
- at 2009-07-20 00:10:50 EDT
Это восхитительно написано. Нет слов. Гений. Ну, ладно, гениев так немного. Пусть будет просто - оглушительный талант :)
ВЕК
- at 2009-07-19 09:26:37 EDT
Рассказ? - Нет. Сказка? - Нет. Переливающаяся смыслами чешуйка жизни в ятере времени - размышление, восхождение к себе, поэма в прозе.