Fishin1

Еврейское местечко, над крышей дым колечком… Таким романтичным виделось прошлое еврейской обители поэту Михаилу Таничу. По его собственному признанию он не жил в местечке, но оно жило в нем. Так, по-видимому, сказывается неистребимый зов предков, зов крови.

Местечко, как еврейская обитель в Украине и Белоруссии, в Бессарабии всегда было обособленным и параллельным миру среды обитания. Его реальностью были физически ощутимая нищета и непостижимая сила Духа. Спасительного от недружественного внешнего мира.

В Российской империи изоляция евреев обеспечивалась печально известной чертой оседлости, больше напоминавшей зону для прокаженных. Зону, где евреям запрещалось владение землей и поэтому весьма скудными были возможности самообеспечения хлебом насущным. Высокое ремесленное мастерство в скученности обитателей поселений было мало востребованным и недостаточным для решения элементарных проблем бытия и, тем более, для решения основополагающих социальных проблем. Все это должно было привести к физической и моральной деградации народа. Такой осознанной была политика российского самодержавия, нынче обожествленного в лице императора Николая Второго.

В этой связи еврейское местечко, по словам того же поэта Танича, дало миру немало комиссаров…

Именно местечковая нищета и бесправие породили силы сопротивления национальному угнетению, породило не только печально известных комиссаров, а сумевших организовать и возглавить борьбу с погромщиками разных мастей, с особо отличившимися своей жестокостью – петлюровцами.

Мне посчастливилось быть знакомым с одним из участников гражданской войны в России (1917-1922 гг.), парнем (тогда) из еврейского местечка, рубившем бандитов до седла, отстаивая право на жизнь, отстаивая попранное право человеческого достоинства. Рубил, чтобы пух из еврейских перин больше не устилал улиц местечек. Улиц малых и больших местечек, которыми по существу были и Кишинев, Одесса или Киев…

Около тысячи погромов в Украине учинили петлюровцы. Убегая на Запад, они по пути безжалостно расправлялись с беззащитными обитателями еврейских местечек.

Учитывая нынешнюю политическую ситуацию в Украине, трудно будет удивиться, если в Бабьем Яру власти воздвигнут памятник Петлюре. Это вполне соответствует взглядам продолжателей идеи: незалежна Україна без жидів…

В родном местечке родители мне однажды поведали, как от смерти в 1919 их спасли соседи-украинцы. А отчий дом бандиты сожгли. Со временем построили новый. И стоит он по сей день, олицетворяя связь времен. Привлекает меня своим невидимым излучением его тепла. За ним, этим теплом, я и приезжаю издалека. Но все реже…

Однажды, вскорости после реабилитации президентом Украины бывших погромщиков и нацистских прихвостней, я побывал в родных местах со своим давним другом и рассказал ему печальную для меня историю. В ответ неожиданно я услышал такой комментарий: «Цього не могло бути, бо Петлюра був культурною людиною». И удрученный услышанным я только подумал: как меняются представления о добре и зле. Стоя у бывшего отчего дома, святого для меня места, я не стал тогда возражать давнему другу. Не проявил и не затаил обиду.

Но позволительно спросить: нацисты не считали «культурною людиною» своего фюрера. Разве бывшие коммунисты, легко изменившие свои убеждения на противоположные, иным видели вождя всех народов. Или нынче предержащие власть в России, шпрехающие по-английски, не привлекательны для простого обывателя. Или…

В этом случае правомочно утверждение, що своє не тхне. Дійсно так. В условиях националистического угара, возникшего как прикрытие неразрешенных социальных проблем, не все давние друзья остались верными духу интернациональной общности. Печально, но новых друзей с годами не дано. В особенности, вдали от Родины.

И все же, моя многострадальная Родина – Украина. Конкретно, это местечко Емильчино, приютившееся на живописных берегах Уборти, что в украинском Полесье. В актах Житомирских городских книг оно упоминается с 1585 года.

Возникшее в нём еврейское поселение видится в связи с историческим ходом событий, связанных с судьбой народа, познавшего немало гонений и на украинской земле. О том времени украинский поэт Павло Грабовский с горечью писал: «Козак не зичив жидові добра…» Естественными были и ответные чувства преследуемых.

Жестокость погромов в еврейских поселениях Правобережной Украины достигла своего апогея во времена освободительной от господства польской шляхты войны 1648-1654 гг. Вот как это было недалеко от села Межиричка, когда отряды казаков под предводительством Морозенко ворвались в Искорость (нынче Коростень).

«...Испуганные жители, едва прикрытые наскоро наброшенными одеждами или совершенно раздетые, выбегали из своих жилищ и звали на помощь. Обезумевшие от ужаса евреи, с жёнами и детьми, вопили, воздевая руки к небу, и с завыванием метались из стороны в сторону… Среди волн пламени и вылетевших искр открывались, разбивались окна и из них со страшными криками отчаяния выглядывали помертвевшие, бледные лица с расширенными глазами, но стлавшийся низко чёрный удушливый дым закрывал вскоре эту потрясающую картину».[1]

Такие картины в Правобережной Украине тогда не были редкостью.

Исключением стала судьба местечка Меджибожа, на слиянии Южного Буга. Несолоно хлебавши, отступили казаки от высоких стен польской крепости, где нашли защиту местные евреи. И знаменательно, что именно здесь впоследствии родился основатель хасидизма, Баал Шем Тов.

Покоится его прах на старом еврейском кладбище, в том же Меджибоже. В окружении могил его верных учеников.

Туда съезжаются хасиды со всего мира, из Израиля и Америки. Однажды в день рождения учителя, 6 сентября, я побывал там и стал свидетелем необычайного торжества молившихся Богу. Это не казалось мистичным. А было проявлением доброй силы Духа.

А в небольшом, но впечатляющем своей экспозицией, местном краеведческом музее, гидесса, очень молодая русявая украиночка, с неподдельным уважением отмечала добродетели Великого Хасида. По достоинству оценённые его земляками, крестьянами. Для которых он был реальным учителем, делясь своими познаниями, в том числе в гончарном деле.

Глядя на эту миловидную гидессу, мне вспомнилась чудесная поэзия Леси Украинки: «Хто се? Хто се? По тім боці чеше русу косу?»

Из Меджибожа уезжал в добром расположении духа, напевая на идиш нехитрую песенку:

«Аз дер ребе тантцт, танцен але хасидым». Что в переводе на русский обозначает: когда пляшет ребе, то пляшут все хасиды местечка.

Может быть, это посещение могилы цадика (праведника) оказало тогда столь благотворное влияние на результаты моего лечения в бывшем еврейском местечке Хмельник.

Радость новых ощущений и вековая печаль. В этой связи риторическим остаётся вопрос: сколько ещё замечательных людей могло состояться в сожжённых казаками еврейских местечках.

Сотни тысяч заживо сожжённых на кострах испанской инквизиции и в украинских хатах, варварски замученных, на совести великого инквизитора Торквемады и гетмана Богдана Хмельницкого.

Волны бежавших от погромщиков покатились по Европе и изгнанные из Украины евреи, ашкеназы, встретились в далёком Амстердаме со своими сефардскими собратьями, ранее изгнанными из Испании великим инквизитором Томасом Торквемада, в 1492 году.

Небезынтересно, что великий католический инквизитор был выкрестом из евреев, а православное происхождение гетмана сомнительно. В своей книге, посвящённой истории российской разведки, Леонид Млечин пишет о том, что в канун Переяславской Рады, российский царь Алексей Михайлович послал своих лазутчиков для уточнения происхождения Богдана Хмельницкого. Лазутчики доставили царю сведения о том, что по отцу гетман – жидовин, из кабатчиков (шинкарей).

Исторически прослеживается печальная закономерность в том, что жестокость предавших Заветы предков всегда была чудовищной по отношению к своим соплеменникам. Жестокость во имя власти над обезумевшей толпой, жаждущей крови. Жестокость, выдававшаяся как радение об «истинной» вере, ради корыстных побуждений творящих зло.

Но вернемся к истории местечка Емильчино. Условия крайней жестокости в прилегающей к нему с юга местности, предшествовали возможности возникновения еврейского населения в полесском селе Межиричка, удаленном от широких проторенных дорог. Здесь могли укрыться бежавшие от скорых на расправу ватаг казаков и немногие из уцелевших обитателей близлежащего Коростеня, сожженного дотла.

Позднее это село стало имением графа В.А. Уварова, и было названо именем его дочери Емилии. И стало оно местечком Емильчиным.

Местечко Емильчино, где в двадцатом веке вволю «нагулялись» петлюровцы, вспоминая времена казацкой вольницы. Где учинили кровавые расправы нацисты Гитлера, окончательно решая еврейский вопрос повсеместно. Не без помощи «отбросов» из земляков, сотрудничавших с немецкими оккупантами.

События Второй мировой войны оказались трагичными и роковыми для моего еврейского местечка. Оно исчезло, как и множество иных. И только покосившееся надгробия в березовом лесу за околицей напоминают о том, что здесь издавна обитали евреи. В лесу, участок которого граф Уваров великодушно уступил еврейской общине под погост. До того времени покойников хоронили на еврейском кладбище в местечке Звягиль (нынче Новоград-Волынский) и покойники совершали свой последний путь на земле – длиной в тридцать верст по ухабистой проселочной дороге.

Не простой была жизнь людей в местечке: от начала ее до ее конца.

Участие графа в судьбе людей иного вероисповедания глубоко человечно. В советские времена семейный склеп графов Уваровых подвергся вандализму на старом православном кладбище местечка. Однако величественный беломраморный крест удивительной работы в сочетании с резным пьедесталами и ныне поражает своей красотой. И хранит добрую память о благочестии.

Нынче изменился и внешний облик местечка. Мало кто знает, что районный Дом культуры находится в древних стенах синагоги, разрушенной, как и православный храм, бездушными атеистами. Дом культуры в стенах, намоленных многими поколениями набожных евреев, пришедших на эту землю в непростые времена и нашедших в ней приют.

Исчезло местечко, но оно живет в моей памяти. Из очень далекого детства приходят дивные воспоминания. Память возвращает к тем временам, когда мать готовила в печи бесподобные яства для Субботней Трапезы, для праздничных застолий. А с первым мерцанием звезды на темнеющем небосводе зажигались две свечи. И совершалось торжество богослужения, воздавалась хвала Всевышнему. И люди верили, что Он с ними и не лишит их своей милости. Люди верили и надеялись.

В этой связи чтению Священного писания (Торы) меня обучил весьма престарелый Моше Зюсь. К нему на Загреблю я приходил вечерами, тайком. Таково было время и мало у него было учеников. К моему сожалению, недолгим было обучение, и скромными оказались мои познания. Ушел в мир иной учитель. И покоится он на древнем кладбище среди берез и сосен, недалеко от священных для меня могил родителей. В жизни они никому не завидовали и завещали это мне как одну из Божьих заповедей. На их похоронах я смог на древнем языке прочесть поминальную Молитву, кадиш. Благодаря моему покойному учителю. Мир душам усопших.

В известной мере неожиданными оказались результаты моего обучения древнееврейскому и получили неожиданное практическое воплощение, соответствовавшее уровню возрастного восприятия реальности. Одноклассники различного происхождения (евреи, украинцы, русские, поляки) употребили предложенный мною еврейский алфавит для написания записок, передаваемых в классе на уроках. И если записка попадала в руки учителя – тот только пожимал плечами. Мы как несмышленыши радовались недоумению учителя, не подозревая возможную опасность.

В то послевоенное время, в 5-6 классах, в довоенных учебниках «Истории древнего мира» еще упоминались государства Израиль и Иудея, правда, мелким шрифтом. И это вызывало у меня естественный интерес. Но когда позднее мои одноклассники еврейского происхождения в большинстве оказались в Израиле, мое отсутствие среди них по крайней мере вызывало недоумение. Справедливое. Но пути Господни неисповедимы.

Нет больше моего еврейского местечка. Неслышно его шумных базаров и ярмарок, сопровождавшихся особым протяжным пением слепых бандуристов. Исчез воскресный базар на Загребле, мало чем уступавший знаменитой Сорочинской Ярмарке. Ушли в мир иной многие из его участников. Некоторые не без помощи «доброжелателей».

А иные, набравшись сил, разлетелись по всему свету. И только избранные, окрыленные древней мечтой, молитвой о встрече в будущем году в Иерусалиме, достигли Земли Обетованной. Как и их древние предки достигли ее в предводительстве Пророка Моисея.

И все стало на круги своя. Пошёл новый виток еврейской судьбы. И хочется верить, что сияние звезды Давида принесет нам тихое счастье. Дорогие мои собраться, дорогие мои земляки из местечка Емильчино.

Но разве возможно счастье такое? Оно не для нашего брата, непрестанно испытуемого еврейской Судьбой! Неустанно испытующей нас.

Кануло в лету самобытное еврейское местечко под натиском безжалостных времён, обозначенных «идеями» национал-социализма и большевизма.

Давно исчезли из бывших местечек библейские лица, возможно служившие натурой для такой монументальной картины, как «Явление Христа народу» Иванова А.А.

Не встретишь более персонажей произведений Шолом-Алейхема, во многом трагикомичных.

Не звучат популярные народные песни. Некоторые из них улетели за океан вместе с сёстрами Берри. И затерялись в Вавилоне американской реальности. И только, до боли знакомые с детства, хасидские напевы возродились в прекрасных мелодиях «Хава Нагилы» и «Шолом Алейну». Но поют их на иврите.

Исчез источник, питавший огромный пласт культуры на идиш. И потеря его невосполнима.

Автор этих строк далёк от мысли об идеализации местечка, его общества. Оно всегда было проблематичным «со своим ворохом забот», довольно противоречивым. Но оно объединяло его обитателей естественной общностью. А ведь это так важно для человеческой души.

Нет больше местечка Емильчино. Есть одноимённый посёлок городского типа на Житомирщине. Даже с асфальтированными в центре улицами, с разметкой дорог. Бывшую рыночную площадь с центром посёлка связывает не ветхий деревянный мост, у которого в базарный день располагались слепые бандуристы со своими поводырями. Сооружён железобетонный мост через изменившуюся речушку Уборть. Тихо в посёлке. И живёт он своей жизнью, мало чем напоминающей былую.

А покосившиеся надгробия в лесу за околицей посёлка всё больше врастают в землю. И дай бог, чтобы новое лихолетье не нарушало их покой. Чтобы посягнувшую длань вандала остановило древнехалдейское заклинание, если оно существует. Чтобы гранитные плиты надгробий не стали поделочным материалом, как это было во время немецкой оккупации местечка. Чтобы в фундаменты памятников новых «вождей» их не укладывали, как при возведении памятника Ленину во Львове вблизи оперного театра. Где потом они были выставлены на всеобщее обозрение при демонтаже памятника в начале девяностых.

Так было. И Ваш покорный слуга тому свидетель. Но было это не только в родных местах.

С годами память всё больше возвращает в прошлое, к своим истокам.

Вспоминаются задушевные беседы с соседом, дедом Остапом. И как во время одной из них, обращая внимание на мою худобу, он невзначай заметил: «Було б краще, якби ти менше знав, та більше їв.» Как сказанное простым дедом, прожившим свою жизнь в полесской глуши, перекликается с известной мудростью библейского царя Соломона: «познание умножает печаль».

Вспоминаются ощущения, когда я впервые попал в Большой Театр. Давали «Жизель» Адана. И в блеске роскоши зала, в сказочном сценическом действии я невольно ловил себя на мысли, что отчетливо вижу убогое жилище родителей, слышу щемящее душу завывание ветра в печной трубе. А иногда, в соответствии с тональностью спектакля, я слышал, как весело потрескивают сухие березовые поленья в топке. А мы стоим рядом с отцом, радуясь благодатному теплу, завороженные. И мать хозяйничает у печи на кухне. Все это виделось в далеком от Москвы местечке. Богом не забытом.

Видно сердцу не прикажешь. Его память сильнее доводов разума.

Печальная сладость воспоминаний. Но друзья, хаверим, разве наша обитель, наше Емильчино не заслуживает доброй памяти? Ведь там мы постигли многое и, самое главное, поняли цену добра.

P.S. Версия возникновения еврейского поселения в Емильчино (Межиричке) не претендует на истину в последней инстанции. Она может быть дополнена или видоизменена подтвержденными фактами. Ведь не окончена летопись маленького местечка, в истории которого отразилась непростая судьба всего моего народа. Чем больше известно о Былом, тем понятнее становится Сущее. Но будущее ведомо Богу одному.

[1] Михайло Старицкий. «Богдан Хмельницкий». Трилогия. Книга третья. У пристани. Киев. Изд-во «Дніпро», 1987, с. 89-90. Впервые опубликовано в 1897 году в газете «Московский листок» (№№ 73-302).