Ангел-хранитель
Должно быть, я уже исписался. Все чаще ловлю
себя на том, что начинаю писать правду. Это дурной признак, когда, вместо
вдохновенного вранья, писатель рассказывает, как было на самом деле. Оно и
самому не интересно пережевывать пережитое. Подумаешь, увидел своего ангела-хранителя!
У каждого есть такой ангел, к любому приставлен. Но я, если честно признаться,
до этого никогда не встречал живого ангела-хранителя. Даже на войне, где уж
никак без ангела-хранителя не обойтись, я его присутствия не обнаружил.
Наверно, когда солдат мобилизуют, ангелов, наоборот, демобилизуют: отзывают,
чтоб не мешали людям убивать друг друга. А иначе бы все возвратились с войны: и
друзья, и враги, – только потные, усталые, запыленные, закопченные, завшивленные, но гордые и живые.
А тут, тем более, не война, а всего-навсего
съемки фильма о войне, гражданской на этот раз. Но содержание картины, в данном
случае, не имеет значения. Главное, где мы ее снимали. Ангелы, как известно,
спускаются с неба, и фильм мы снимали в горах, между небом и землей, выше облаков.
Уже, когда летели самолетом к месту съемки, я видел в иллюминаторе, как сквозь
облачное одеяло пробиваются вершины, такие же белые, будто вспучились облака.
Потом нас везли по серпантину через перевал, и
на каждом крутом повороте, казалось, автобус заносит в пропасть, и вся
киногруппа издавала хором «ой!».
Вскоре мы этот серпантин вспоминали с умилением,
как гладкую сладкую жизнь, абсолютно безопасную. На обратном пути весь автобус
спал безмятежно. Потому как, что такое асфальтированная дорога, огражденная
белыми столбиками, по сравнению с узкими скользкими горными карнизами, по
которым когда-то здешние жители балансировали верхом на осликах или местных лошадках,
которые могли, как козы, прыгать по горам. Сейчас, правда, они завели себе
«Нивы», у которых ведущие обе оси. Их «вездеходики» сновали над пропастью по
колее, протертой колесами в камне.
А наш автотранспорт, прибывший из Москвы своим
ходом, остановился в полнейшем недоумении. Один из водителей, назовем его
условно Василь Иваныч, сразу поднял свой голос и без того высокий.
- Чтоб я туда поехал? Да ни за какие коврижки!
– его бабья морда, похожая на непропеченный блин, даже слегка порозовела.
- Чтоб я
за ваши командировочные, да на лысой резине, разбил машину?...
И себя самого,
между прочим, я не на мусорке нашел.
Местный джентльмен, до глаз обросший черной
щеткой, тут же предложил:
- Слушай, ти русский. Давай я поеду на твой
машина за один коньяк.
Василь Иваныч заколебался. Коньяк в этих местах
стоил не дорого. А ехать все равно бы пришлось, не в Москву ж вертаться.
- Ладно, за бутылку так и быть.
- Почему бутилку?- возмутился абориген.- Я нэ
сказал бутилку!
- Ты сказал один коньяк, все слышали.
-Что ви слишали- шмишали? У вас один коньяк –
бутилка. А у нас ящик давай.
Морда-блин нашего Василь Иваныча стала горячей,
хоть спичку зажигай.
- Ящик? Да я за ящик сам разобьюсь в доску!
Нашел дурака!
И его драндулет первым вырулил на каменную колею…
Но к морде Василь Иваныча, я вам обещаю, мы еще
вернемся. А пока о каменной колее.
Ежедневно мы ездили по старым серпантинам, и
никакого «кина» не видели, а только пропасть, в которую нам суждено свалиться
и лететь, кувыркаясь, до конца времен..
Тот, кто едет в легковой машине или в кабине
грузовика, хотя бы видит дорогу, узкую, скользкую, ведущую то круто вверх, то вниз
почти отвесно, и лишь с одной стороны она обрывается в головокружительную
неизвестность. Но тот, кто видит дорогу, относительно спокоен, потому что
знает, что в данный момент, во всяком случае, он еще едет по краю, а не летит с
обрыва.
А все остальные, чье место в открытом кузове
грузовика, не знают, что там у них под колесами: есть ли еще дорожка, или уже
нет? В своем деревянном ящике мы барражируем над пустотой…
То, что мы, порою,
наблюдаем с птичьего полета,
‑ это либо тучки, отдыхающие на склонах, либо игрушечные
домики и наклонное кладбище, прилепленное скале на пол пути до конца света.
Кладбище это, казалось недостижимым, когда
смотришь вверх в начале подъема, и вполне доступным, когда оно оставалось
далеко внизу.
Я как-то попросил довезти меня только до
кладбища.
- Все равно все там будем. Так зачем потом с
пересадками?
Но это так, черный юмор. В основе всего
вышесказанного лежала простая, как мычание, правда жизни: режиссер- постановщик,
главный оператор, исполнители главных ролей и прочие главные сидели ближе к
земле, в легковых и кабинах, а остальные болтались в воздухе, цепляясь друг за
друга и за борта грузовика. Я, «между нами девочками говоря», мог бы разъезжать
в легковой с режиссером-постановщиком, потому что был автором сценария. Но об
этом до сих пор никто не знает, кроме нас с вами. Сценаристом числился автор
книги, который сценариев писать не умел, но хотел, чтоб писали только его имя. А я остался в титрах как «автор песен». И на
съемки меня взяли в качестве «режиссера по животным и детям». Детей было двое:
мальчик и девочка, животных трое: осел, коза и собака Дембо. От осла
требовалось лишь одно: быть упрямым, как осел, упираться и не идти. Но осел
попался какой-то нетипичный: не хотел упираться, приходилось его держать за
хвост, пока оператор снимает. Зато армянский мальчик, который должен был ездить
на осле, оказался упрямым по-настоящему. Когда узнал, что ослика мы взяли в
азербайджанском селе, сказал, что ни за что на эту свинью не сядет. В ту пору
как раз разгорелся армяно-азербайджанский конфликт. С козой тоже возникли
трудности: ее надо было доить, к чему я, автор песен, понятия не имел, как
подступиться. Пришлось выписать профессиональную дрессировщицу из цирка. Она
доила козу, а молоко отдавала собаке. Пока не приехал из Москвы народный артист
с женой, которая взялась доить козу. И дрессировщица уехала. Жена народного
артиста мастерски подоила козу и решила парным козьим молочком напоить своего
обожаемого супруга…Что тут было! Я глазом не успел моргнуть, как пес вцепился
клыками в руку артиста, посмевшего взять кружку с его законным молоком…
Тут надо бы уточнить, какие там были псы. Кавказские
овчарки, чей хриплый лай, размноженный горным эхом, приводил в трепет всю
окружающую живность. Пастух водил своего свирепого помощника даже не на цепи, а
на оглобле, чтобы тот не мог приблизиться к хозяину и не хватал лошадь за ноги.
Любому такому лохматому чудовищу волк на один зуб. Кроме нашего Дембо. Это имя
в переводе означает дурак. Мы его подобрали возле шашлычной, где он состоял в
роли иждивенца и тунеядца. При всей
своей устрашающей внешности, он бы и мухи не обидел. Я не мог его заставить
перегрызть веревку, которой, согласно сценарию, плохие дяди связали исполнителя
роли пастуха. Я от себя, можно сказать, отрывал люля-кебаб, который лепил на
веревку. И что? Дембо нежно слизывал мой кебаб, а герой-пастух продолжал
извиваться в путах дубль за дублем…Но когда его молоко обетованное отдали
какому-то народному артисту, даже наш добрый Дембо не стерпел
несправедливости… И съемки пришлось прекратить на несколько дней, или
переписывать сценарий. Хорошо, что автор песен, он же режиссер по животным и
детям, оказался еще и автором сценария, по совместительству. Народный артист,
войдя в кадр с забинтованной рукой, бодро пояснил, что его настигла
белобандитская пуля, пока он пробирался к нам сюда из подполья…
Думаю, читатель
давно точит зубы на автора: хватит лапшу вешать, где обещанный ангел–хранитель?
Вот. Как положено, спустился с неба. За зданием
детского санатория, в котором нас поселили, сразу начиналась стена горы,
поросшей кривыми деревами. Эта небритая стена, лишь слегка наклонная, казалось
не имеет конца, дерева заслоняли небо… Вот он оттуда и спустился. С виду парень,
как парень, в армейских ботинках, обдерганных джинсах, сложенный почти как бог,
с татуированным торсом… То ли из армии демобилизованный, то ли выпущенный из
тюрьмы…
Пока мы тут внизу отдыхали, заливая глаза
местным алкоголем, он умудрился сбегать по лесистой стене вверх, посмотреть,
что там, и спуститься обратно с неба.
Как оказалось, освободившись не то из армии, не
то из тюрьмы, он подрядился в киногруппу водителем. И повез меня кататься по
городу.
Городок небольшой, но горбатый настолько, что
если бы его разгладить, стал бы большим городом. Улицы крутые до абсурда. На
одной из таких улиц нам открылось зрелище, достойное описания. Там стал дыбом
грузовик. Длинный такой грузовичок вез в кузове песок, который при крутом
подъеме сполз к заднему борту и нарушил равновесие. Передние колеса оторвались
от земли, кабина взлетела – и машина стала «на попа», как говорится. Шофер,
местный абориген, не мог, естественно, вернуть ее в горизонтальное положение и взывал
с верхотуры о помощи, высунувшись из кабинки. Внизу столпились сочувствующие,
которые давали советы и спорили между собой, чей совет лучше.
Мой водитель – он же, как впоследствии
выяснилось, ангел-хранитель – в дискуссии не вступал, просто вынул из багажника
стальной трос, взлетел – то есть оказался наверху без видимых усилий – зацепил,
скользнул вниз, закрепил буксир на своей машине, дал газ, и укрощенный
грузовичок вновь занял подобающее ему горизонтальное положение.
Кстати, я не успел спросить, как его зовут. Но
обязательно спрошу и обязательно сообщу вам, мои любознательные читатели. Мир
должен знать своих героев.
Но потерпите. После прогулки по городу мы с ним
не пересекались…Пока не случилось то самое, о чем рассказ.
Высокогорье самое сырое место из тех, где мне
пришлось побывать. Мы то и дело бродили и ездили в тучах, насыщенных дождем,
Потоки талого снега катились с вершин.
Серый мартовский снег лежал островами в июле
месяце. Солнцу не всегда удавалось пробиться, режиссер хватался за голову,
оператор матерился. Осветители суетились. Зато ночные сцены хорошо получались
днем.
Потом сплошняком пошли дожди, а снимать надо –
время истекает. И вот мы поехали в дождь на съемку. Моя обувь для такой погоды
не годилась, и я надел солдатские сапоги.
Их было навалом в костюмерной, самый маленький
размер 45… Ну не наматывать же портянки, я сунул ноги в белых носочках в первые
попавшиеся сапожища и почапал на погрузку. Судьба на этот раз смилостивилась –
я попал не на грузовик, а в микроавтобус, приспособленный под аппаратуру
звукооператора. Если кто не видел гроб с музыкой, то вот он. Задние двери
никуда не ведут. Откроешь - катушка кабеля. Левая стенка без окон и дверей вся
в каких-то приборах. Кабина водителя отгорожена наглухо. У него два выхода, а у
тех, кто в салоне, если это можно назвать таковым, одна дверца с правой стороны
и там же маленькое окошко высоко под крышей. Но зато дождь не достает. Двое
пиротехников затащили внутрь ящики со взрывчаткой – войну едем снимать, а не
что-нибудь. И мы поехали втроем: я, пиротехники и взрывчатка. Кто за рулем в
отгороженной кабине, я не успел разглядеть. Помню только, что наш ковчег
болтался в хвосте колонны, за нами никого, свалимся – никто не заметит.
Дорога была хуже не придумаешь. Даже не камни, а
глина, мокрая и скользкая. Нашу коробчонку то и дело заносило юзом, как при
гололеде. Того и жди, соскользнем и покатимся по склону в бесконечное никуда.
Но я, старый дурак, радовался крыше над головой и беспечно дремал, привалившись
плечом к пареньку-пиротехнику….
Пока наш автобус не стал заваливаться вправо. Мы
покатились к борту. Я понял, что сейчас перевернемся… Но не перевернулись, а
легли на правый борт. И так, лежа – колеса вертелись в воздухе – машина,
скользя по глиняной жиже, сползала к обрыву.
Мы даже не пытались спастись, потому что
единственная дверь находилась как раз в той стенке, на которой лежал наш
железный гроб. Молодое поколение пиротехников оптимистично молчало.
А я, как зачарованный, смотрел на квадратную
дырку окошка, в котором еще виднелись свет и воля. Окошко это нависло, над пропастью,
иначе в нем был бы не свет, а глина.
- Попробуем вылезти, - выдавил я из себя. - Чем
черт не шутит, вдруг удастся зацепиться за крышу и перебраться на дорогу.
И дернулся к окошку, да не тут-то было, на мои
ноги навалились ящики со взрывчаткой… Все, надежды рухнули, осталось только
чувство юмора.
- Не все потеряно, - сообщил я пиротехникам, -
как донизу долетим, так ваше добро взорвется, и полетим обратно.
Не знаю, поняли ли, ребята юмор, но мои ноги выдернулись
из безразмерных сапожищ, которые
остались среди ящиков, а мною тот час же овладела новая дурацкая мысль: как я
теперь побреду обратно в наш санаторий, если мой замысел удастся, и я вылезу из
окошка на дорогу?… Представил себя шагающим под мерзким дождем по грязной глине
в белых носочках, брр!…
В этот момент наш гроб заскрежетал и зашатался, Должно,
переваливался за край обрыва. Мы вцепились друг в друга. Конец...
Но автобус выпрямился и стал на все четыре
колеса. Кто-то дернул снаружи дверь, залепленную глиной… И я увидел своего
ангела-хранителя. В пудовых от грязи солдатских ботинках, мокрой штормовке, с
уже знакомым стальным тросом в руке…
Оказалось, он ехал как раз впереди нас, и в
отличие от остальных водителей, не забывал, что за ним тоже едут люди. А нашим
шофером оказался не кто иной, как уже знакомый читателю расчетливый Василь Иванович,
который поспешил покинуть свое водительское место и бросился наутек, оставив
машину с пассажирами свободно сползать с дороги. Но добрый ангел догнал, набил
морду - все по-деловому: усадил за руль, зацепил свой трос и поставил «на
ноги» наш ковчег, который слегка задержался перед полетом в пропасть из-за какой-то неровности на дороге.
…Я,
кажется, обещал читателю назвать имя ангела-спасителя. Человечество должно
знать своих героев, то ли демобилизованных из армии, то ли выпущенных из
тюрьмы. Но когда после съемок мы вернулись на свою базу в детском санатории и
завалились спать, он соскреб глину с солдатских ботинок и по стене горы,
поросшей кривыми деревами, ушел в небо….
Я так и забыл спросить.
Всего понравилось:0
Всего посещений: 2417
Convert this page - http://berkovich-zametki.com/2011/Starina/Nomer1/Azov1.php - to PDF file
Комментарии:
Акива
Кармиэль, Израиль - at 2011-03-29 14:48:55 EDT
Какая неиссякаемая энергия в этом человеке! Рассказ-Потряс!
Игрек
- at 2011-03-22 03:39:26 EDT
"Городок небольшой, но горбатый настолько, что если бы его разгладить, стал бы большим городом". - Вот это - класс!! Как и весь рассказ, впрочем.
Фаина Петрова
- at 2011-03-21 00:03:02 EDT
Дорогой Марк!
Всегда первым начинаю читатъ Ваше. И сейчас не ошиблась! Вкусно пишите!
Спасибо за доставленное удовольствие.
Е. Майбурд
- at 2011-03-20 23:22:57 EDT
Понравилось очень и без оговорок. Не как всегда, но дела не меняет. Спасибо.
Борис Э.Альтшулер
Берлин, - at 2011-03-19 19:00:59 EDT
Рассказ прелесть! Как всегда.