Majburd1

Прежде чем познакомить читателя со следующей, 13-й главой моей рукописи о Марксе, позволю себе предпослать к ней небольшое предисловие, так как публикация эта не совсем обычна.

Несколько лет назад один московский политик задумал журнал под интересным названием «Политософия». Стал искать человека на должность, какую раньше называли «ответственный секретарь», а потом, кажется, «исполнительный редактор». Короче, такого, кто взялся бы – а главное, смог бы – делать хороший журнал. К нему привели Вадима Руднева.

Поскольку (а) мы с Вадиком уже лет двадцать как дружны домами и (б) он не просто знал о моей рукописи, но даже успел опубликовать две последние главы в журнале «Даугава» (г. Рига) – где работал завотделом культуры до развала Союза, - он теперь немедленно обратился ко мне за материалами («Может, что-то из «Маркса»?). Я послал ему «7 законов марксизма». Ответ: «Не то. Может, что еще?» Посылаю главу 13. Ответ: «В точку». Вадим написал к моему тексту предисловие и развернутые комментарии. Прислал мне посмотреть. Я очень удивился... впрочем, увидите...

Пока мы переписывались, политик тот оказался не у дел, журнал умер, не родившись, зато моя глава навсегда осталась снабженной предисловием и комментариями (а также списком литературы к этим комментариям) Вадима Руднева. С его согласия предлагаю вниманию читателей все вместе. Приветствую тех, кто найдет комментарии не менее (может, даже более) интересным чтением, чем сам текст. В любом случае, они сильно его обогащают, хотя явно написаны начерно. Я ничего менять не стал, кроме исправления найденных опечаток. Даже в тех случаях, когда комментатор поправляет меня или (дипломатично) противоречит мне, я такие комментарии не удалял и правку в свой текст не вносил. Примечания Руднева даются цифровыми ссылками.

Предисловие редакции (несостоявшегося журнала – ЕМ)

Настоящий текст представляет собой в каком-то смысле классику философского самиздата. Евгений Майбурд писал свою книгу в конце 1970-х-начале 1980-х годов, в эпоху постмодерна, может быть, как, впрочем, и большинство из нас тогда, даже не зная этого слова. Тем не менее, Майбурд выразил своей научной и публицистической интуицией насущные методологические концепции - теорию речевых актов, общую семантику и прагматику, модальную логику, аналитическую философию позднего Людвига Витгенштейна, семантику возможных миров, экономику символического обмена Жана Бодрийара, «археологию гуманитарных наук» Мишеля Фуко, постлакановскую политэкономию Славоя Жижека. При этом философская и публицистическая оригинальность и энергийная нагрузка этого текста позволяет причислить его к гуманитарному высказыванию Большого Стиля.

Политософский смысл публикации главы из книги Майбурда, нетерпимого, не толерантного по отношению к своему герою, - в скрытой и явной диалогичности («мениппейности», если воспользоваться термином М. М. Бахтина) по отношению к Марксу, в готовности к непримиримому, порой, желчному спору с ним, что делает текст Евгения Мйбурда, как это ни парадоксально, почти идеальным для ж у р н а л а д и а л о г о в.

И еще! Текст Майбурда об исчислении марксистских высказываний невольно провоцирует идею исчисления политософских высказываний. Мне кажется, что насущной задачей политософии является логическое исчисление ее законов, построение аксиом и выведение из них соответствующих импликаций. Например, аксиома 1: Мудрая политика в России возможна. Импликация 1: Если мудрая политика в России возможна, то возможна и мудрая власть (как результат последовательного проведения мудрой политики). Аксиома 2: Политика склонна к иррадиации. Импликация 2: Если иррадиированные политикой граждане не будут к ней сознательно относиться (голосовать на выборах, смотреть новости по ТВ, а лучше – читать о них в Интернете), то политика будет манипулировать ими.

(к проблеме исчисления марксистских высказываний [2])

Правда, в речах его правды – на ломаный грош.

Конфуция спросили: что бы он сделал, если бы его поставили управлять государством?

Учитель ответил: «Я бы начал с исправления имен»[3].

На искажении имен держалась тогда государственная власть.

Специфическая особенность нашей методологии в изучении марксизма состоит в том, что мы подходим к названному феномену как к языковому явлению [4]. Постулируется существование лингвистического явления, которое мы называем марксистским языком. Некоторые особенности такового предполагается вскрыть в настоящей главе.

Не является секретом существование ряда специфических языковых форм, присущих языку марксистской литературы. В числе форм такого рода – составные термины метафорического характера. К таковым относятся столь известные миру выражения, как «могильщик капитализма» и «наемное рабство». Первое означает, как все знают, пролетариат, а второе – систему наемного труда в капиталистическом обществе.

Указанного рода термин отличается от рассмотренных выше специфических терминов – таких как «диктатура пролетариата», - в первую очередь, тем, что не содержит эзотерической семантической компоненты, предназначенной только для посвященных. Наоборот, терминология рассматриваемого теперь разряда предназначена непосредственно для масс. Больше того, объект, к которому относится термин из данного разряда, как правило, однозначно задан заранее, и это хорошо всем известно. Следовательно, такого рода термин не предполагает необходимость какой-либо дефиниции. Считается, что смысл его всем понятен. Для какой цели служит такая терминология в марксизме?

Назначение ее – риторически-суггестивное. Подобное литературному тропу, выражение типа «наемное рабство» работает как метафора, то есть создает образ.

Система наемного труда в капиталистическом обществе построена на том, что рабочий, не владея средствами производства, вынужден «продавать свою рабочую силу» капиталисту. Поэтому – рабство. Правда, при этом он «продает свой «товар» не навсегда, а на время (как признал сам Маркс); к тому же «товар» этот не отчуждается «покупателем», а лишь эксплуатируется им в пределах сроков, установленных договором; кроме того, «продавший» свою «рабочую силу» может расторгнуть договор и «продать» ее другому «покупателю». Так что «рабство» - не очень удачно выбранная экономическая категория. В таком случае, едва ли можно говорить тогда о «продаже рабочей силы», правильней, видимо, говорить о продаже труда или о сдаче рабочей силы в аренду. Но где же тогда «капиталистическая эксплуатация»!? Нет, непременно рабство. Но не настоящее, а наемное. Оранжевый верблюд. Квадратный круг[5].

Не настоящее рабство, нет, конечно, нет, - наемное. Не настоящее, но все-таки рабство. Значит, немного и настоящее. Отчасти настоящее – ведь все-таки рабство, пускай даже наемное. Ну и так далее. Добавочный эпитет показывает, что ключевое слово употребляется не в прямом его значении, а в переносном (какое же «рабство»? конечно, мы и сами понимаем, что это не рабство, рабочий – свободный человек; но…). Но! Само ключевое слово продолжает давить. Оно связано с определенным комплексом представлений, оно тянет за собой определенные ассоциации. Оно создает определенный эмоциональный фон, в то время как добавочный эпитет такого фона не создает. В результате возникает любопытный психологический феномен. Не рабство, но почти рабство. Все выражение сохраняет сильнейший семантический привкус ключевого слова, которое почти целиком остается в своем прямом – преступном, уголовном – значении.

Демагогический прием. Он столь эффективен, что адепты марксистского ордена постоянно пользуются им, обогащая марксистский лексикон и по сей день. В числе выражений данного разряда, возникших благополучно без помощи основоположника, упомянем такие, как: «внутренний эмигрант», «политическая проститутка», «идеологическая диверсия», «литературный власовец»[6].

«Власовец» - синоним «изменника Родины». Это уголовное преступление, подлежащее суду. Значит, и «литературный власовец» - тоже изменник, заслуживающий суда и тюрьмы, если не хуже. Стоило бы его …, да уж ладно, все-таки – «литературный». «Идеологическая диверсия» - что это такое? Это уже деяние, которое ныне (когда писался настоящий текст – ЕМ, 2011) уголовно наказуемо («распространение заведомо ложных измышлений…»).

Зловещая этикетка, не сулящая добра тому, на кого (что) налеплена. Вот какую функцию выполняет метафора – невинный поэтический прием[7], - попав в марксистские руки.

Мы рассмотрели одну из языковых форм марксизма – наиболее наглядную, лежащую на поверхности, встречаемую в массовой литературе и в прессе. Марксистский язык одной этой формой, конечно, не ограничивается. Он гораздо более развит и сложен. Подступиться к нему – непросто.

Иудаизм утверждает, что текст Торы содержит в себе четыре смысловых пласта. Первый (пшат) воспринимается непосредственным буквальным пониманием того, что рассказывается о шести днях творения, грехопадении Адама и Евы и т.д. Второй смысловой пласт открывается путем толкования (драш) библейских историй как иносказания, как притч, аллегорически повествующих о Божьей мудрости и человеческой натуре. Это есть предмет экзегезы. Третий открывается, если уметь понимать сообщения текста как намек (ремез).

Четвертый смысловой пласт приоткрывается в том случае, если принять, что существующие тексты священного писания содержат некий эзотерический смысл (сод), зашифрованный в письменах посредством определенного символизма или, по-нынешнему, определенного кода. Посвященный владеющий, тайным кодом древних раввинов, читая и декодируя древние тексты, постигает структуру мироздания и последние ответы на все вопросы прошлого, настоящего и будущего, жизни смерти. Кабала сохранила к ключ к этому коду в виде числового значения 22 букв еврейского алфавита[8].

Вскрывается интересная аналогия между вышесказанным и предметом наших исследований. Феномен марксизма, как уже указывалось, существует для нас представленным в некотором наборе текстов. Не говоря о теории, и самая практика марксизма доступна нашему исследованию не как явление реальности, непосредственно нами наблюдаемое – на манер явлений, изучаемых в химии, биологии, конкретной социологии, - а как множество сообщений, зафиксированных в определенном наборе текстов. [9] В связи с этим, беспристрастное изучение феномена марксизма предполагает, как научную проблему, необходимость постижения полного смысла марксистских текстов. Эмпирически нами было установлено, что сообщения от Маркса, Энгельса, Издателя и других марксистских источников не следует понимать буквально. Напротив, их следует воспринимать как сообщения, истинный смысл которых скрыт посредством какого-то кода.

Ранее мы сказали, что читать марксистскую литературу «надо уметь». Мы сделали также несколько предварительных замечаний о «материалистической диалектике». Теперь, накопив немного материала, мы имеем возможность слегка углубиться в этот вопрос. Сказанное только что о Кабале поможет пояснить нашу методологию.

Мы предлагаем подходить к марксистским текстам как к сообщениям, имеющим троякую смысловую структуру. Первый – внешний – смысл образуется буквальным пониманием написанного Марксом и его адептами. Общеизвестно, что подобное восприятие не только не дает удовлетворительных ответов на вопросы, которые предполагаются решенными в «писании», но и порождает множество дополнительных вопросов.

Отсюда возникает марксистская экзегетика. Подавляющая часть литературы по марксизму, созданной за последние сто лет, есть продукт экзегезы, иначе говоря, толкования книг, написанных Марксом (и, отчасти, Энгельсом). Сюда относятся не только ортодоксально-марксистские работы, но и литература так называемого «ревизионизма», а также большинство критических разборов теории Маркса, принадлежащих перу ученых-специалистов, например, Й. Шумпетера и Б. Селигмена.

Однако и экзегеза не выглядит достаточным инструментом для постижения подлинной сущности феномена марксизма. Тому свидетельство – большое количество разнотолкований, причем различия касаются не только отдельных деталей, но – что гораздо важнее – принципов и целей марксизма, существа его как общественного феномена. Перед лицом большого количества самопротиворечий в марксизме, в том числе фундаментальных самопротиворечий (примеры были приведены нами в Прологе), экзегетика не дает разрешения и «снятия» самым важным из них. Различия остаются не только в толковании буквы, но – гораздо хуже – в понимании самого духа марксизма.

Но это не все. Нам говорят, что марксизм – это движение, оснащенное самым достоверным научным миропониманием, в котором лежит обоснование его права на свои цели и средства. Иными словами, движение марксизма есть, как говорят нам, практическое воплощение учения марксизма. Поэтому столетняя история марксизма ставит целый ряд вопросов относительно необыкновенной живучести этого движения, его, сказали бы мы, ультрастабильности, позволяющей этому феномену сохраняться и укрепляться вопреки неудачам и поражениям, коих перманентную цепь представляет собой столетняя история марксистских начинаний.

Все подобные вопросы не в состоянии разрешить ни марксистские тексты, ни их экзегетика разного толка. Отсюда возникла догадка (гипотеза) о существовании того, что мы называем марксизмом порядка Х – то есть о наличии в названном учении некой эзотерической компоненты. Ключ к ней представлялось возможным искать только эмпирическим путем.

Перед началом исследования мы не располагали каким-либо самомалейшим указанием о том, с чего начинать. Не было никакой зацепки, была только загадка. В этих условиях мы сочли, что литературные работы Маркса-Энгельса – как первоисточник наших поисков – представляют для нас «закрытую книгу», и попытались обратиться к практике Карла Маркса, полагая, что сам основоположник уж, наверное, реализовал в своем поведении дух марксизма. Данный метод также был принят нами наугад, однако получилось так, что интуиция не подвела. Мы считаем, что наш подход оправдал себя на том уже материале, который был пройден нами до сих пор. Как увидит читатель, и многие иные вопросы приобретут в дальнейшем большую ясность за счет применения развиваемого нами подхода.

Практика Маркса, однако, не есть нечто, непосредственно данное нам в опыте. В указанном качестве дана была она тем, кто соприкасался с живым Карлом Марксом. Но каждый из тех счастливцев мог наблюдать лишь частичного Маркса, и потому уже был априори лишен возможности делать какие-либо обобщения (делали, еще как делали, да не все мимо!).

Нам марксова практика дана в некоторой совокупности высказываний, принадлежащих как самому центральному персонажу, так и иным лицам (Энгельс, Меринг, Издатель и др.). Данная совокупность высказываний плюс литературное и эпистолярное наследие Маркса-Энгельса в целом – составляют в сумме тот реальный материал, на котором осуществляется наше исследование. Материал, с которым мы работаем, не минеральной, не биологической, не иного рода естественной природы. Природа нашего материала – языковая. Этим определяется и наша методология, и наш инструментарий. Мы полагаем, что ключ к загадке марксизма находится в самом названном явлении, рассматриваемом нами как практика Маркса, которая, однако, в свою очередь, дана нам в языковом материале. Следовательно, наш материал следует рассматривать как некое закодированное сообщение, содержащее – кроме буквального смысла и второго, получаемого путем экзегезы, - еще и третий смысловой пласт. Мы получаем возможность говорить об эзотерическом плане марксизма, тщательно скрытом от непосвященных.

В силу сказанного, можно говорить о наличии особого марксистского кода, или языка, посредством которого тайный смысл изучаемого нами сообщения сокрыт в материале, имеющемся в нашем распоряжении.

Выше мы сказали, что литературные [10] работы Маркса-Энгельса представились нам закрытой книгой в отношении нашего поиска. Затем, однако, мы упомянули те же самые работы в перечне материала, на котором осуществлялось наше исследование. Здесь нет противоречия, ибо мы рассказываем о своем методическом подходе, а последний, в свою очередь, определяется исходной точкой зрения. Важным оказалось, прежде всего, то, как смотреть на тот или иной материал. Покуда мы относились к литературным произведениям основоположников как к работам, имеющим сугубо теоретическое значение, они не могли дать нам поля для наших поисков. Другое дело, когда мы стали, относится к ним как к фактам практики Карла Маркса. Тогда многое в них заиграло и заговорило.

Мы говорим здесь преимущественно о Марксе, ибо один он явился основоположником тайного аспекта учения, именуемого ныне марксизмом. Что касается Энгельса, то, хотя он был единомышленником Маркса и, во многом, его соавтором, его собственные писания содержат марксистский гнозис лишь в той мере, в какой сам он следует потаенным замыслам своего друга независимо от своего сознательного к тому отношения. К тому же, Энгельс положил начало толкованию марксовых текстов и потому должен рассматриваться, скорее, как основоположник марксистской экзегетики.

…Глядя на стоящую перед ним глыбу мрамора, скульптор видит сокрытую в ней фигуру Давида. Это необходимая начальная ступень творческого акта. Мы с вами, стоящие поодаль, не видим той скрытой фигуры, но мы уже знаем от Мастера, что в камне заключен юноша-атлет. Точно так же, не зная еще, что конкретно мы сможем найти, удалив лишний материал из нашей глыбы, мы с вами уже знаем, что в ней заключено нечто – потаенный, эзотерический смысловой пласт. Прежде, чем стремиться обнажить его и выявить, следовало бы научиться работать с нашим материалом. Но научиться работать с материалом можно лишь на самом этом материале.

Заниматься чем-то, подобным кабалистике, нам не грозит, потому что марксистский код – это код иного рода. Как мы уже успели убедиться, потаенный смысл марксистских высказываний образуется за счет употребления определенных слов, имеющих, помимо общепринятого, еще и другое, эзотерическое значение, понятное только посвященным. Иначе говоря, все дело в лексиконе, ибо изучаемый язык не имеет специфической грамматики. В указанном смысле марксистский язык ближе не столько к оккультным языкам древних религий, сколько к специальным языкам особых социальных групп, таким как язык Ку-клукс-клана или язык российских воров («феня»), качественно отличаясь, однако, и от последних.

Поясним нашу мысль на примере фени. В этом языке грамматика русского языка сочетается с особым лексиконом, обусловливающим специфичность данного кода. Из корней ключевых слов фени – иные либо вовсе отсутствуют в русском языке («ксива» - документ, «ботать» - говорить), иные заимствованы из русского же языка, однако им придано устойчивое, но заведомо иное, нежели в материнском языке, значение («перо» - нож, «маслята» - патроны, «маслина» - пуля, «капуста» - деньги, «расколоться» - сказать правду).

Последний способ словоупотребления характерен тем, что необычность его очевидна для наблюдателя, поскольку буквальное понимание (основанное на значениях, принятых в русском языке) приводит к заведомым нелепостям. Здесь ключевые слова открыто заявляют о необычном, потаенном значении своем, понятном только для посвященных («воров») и непонятном для непосвященных («фраеров»). [11] Нормальный «фраер», не зная специального лексикона, не понимает и смысла соответствующих высказываний. При этом, что немаловажно, он сознает факт своего непонимания. Как заметили лица, профессионально изучавшие подобные языки как лингвистическое явление, назначение последних – не столько в том, чтобы скрывать содержание сообщений, сколько в том, чтобы обеспечить процедуру идентификации групповой принадлежности тех, кто этими пользуется для общения.

Перевод высказываний по фене на живой национальный (например, русский) язык есть, со всех точек зрения, не что иное, как декодирование соответствующих сообщений.

Язык марксизма принципиально пользуется только словами живого языка (в оригинале – немецкого). Ключевые слова в марксистских высказываниях также используются подчас не в общепринятом их значении – в этом имеется некоторое сходство с феней. Указанная особенность марксистского языка с первого взгляда может напомнить и некоторые специально-научные языки, где слова, заимствованные из живого языка, приобрели некоторое, более узкое и более точное значение («сила», «мощность» и т.д. – в физике, «прибыль», «ценность» - в политической экономии и пр.).

Однако марксистский язык принципиально отличается как от специально-научных языков, так и от фени. Здесь дело не в том, чтобы слово употреблялось в смысле, каковой не присущ ему в национальном материнском языке. Ключевое слово марксистского кода принципиально сохраняет свое общепринятое значение, будучи примененным в марксистских высказываниях. Но при этом ему придается еще и второй – эзотерический смысл (свойство, полностью противоположное специально-научным языкам, стремящимся к однозначности употребляемых слов)[12].

В данном случае не только само эзотерическое значение слова понятно лишь посвященным, но самый факт наличия указанного скрытого смысла открыт только для посвященных. Поэтому от непосвященных сокрыта сама особенность марксистского языка, а, следовательно, и самый факт существования особого языка.

Скрытый смысл марксистских высказываний заслонен открытым их смыслом. Человек непосвященный не видит эзотерического смысла, прежде всего потому, что ему подсовывается экзотерический, внешний смысл высказывания. Такой человек не сознает, что нечто ускользает от его понимания, он полагает, что смысл сообщения ему понятен. На самом деле он находится во власти иллюзии, ибо он даже не догадывается, что воспринимаемое им сообщение имеет некий скрытый смысл. В этом и состоит главное назначение марксистского языка.

Марксистский язык скрывает, что он есть особый язык, он маскируется под общепринятый национальный язык. [13] В силу всего сказанного, марксистские высказывания поддаются переводу с одного национального языка на другой без утраты смысла сообщений[14]. Последний инвариантен относительно национального языка-носителя. Марксистский язык паразитирует на национальных языках.

Учитывая все описанные его особенности, мы позволим открытие марксистского языка поставить себе в научную заслугу. Особенности марксистского языка не позволяют отнести его ни к какому из известных нам классов языков для посвященных, он структурно не подобен ни языку Кабалы (формально сходному с кодами, употребляемыми в военном деле), ни групповым профессиональным языкам специалистов, ни языку воров – фене. Не исключено, что наше открытие марксистского языка означает открытие неизвестного раньше класса живых языков, но не будем спешить с такими заявлениями, тем более, что для нас – в силу нашей научной специальности – это не имеет большого значения.

Итак, задача раскрытия эзотерического смысла марксистских высказываний есть, прежде всего, задача установления определенных правил словоупотребления.[15] При этом словарный запас марксистского языка целиком находится в словарях живых национальных языков (для определенности, но без ограничения общности, будем дальше говорить о русском). Налицо два объекта научного поиска:

(1) множество слов национального языка, составляющее специфически марксистский лексикон,

(2) множество правил специфического употребления вышеуказанных слов.

Множество (1) фактически содержит два неоднородных множества: (а) множество слов, употребляемых в двойственном значении, одно из которых совпадает с принятым в национальном языке значением, а другое имеет специфическое значение, присущее только языку марксизма; (б) множество специальных терминов, образуемых, как правило, за счет сочетания двух (или нескольких) обычных слов.

В последнем случае каждая единица (термин) также имеет не одно, а несколько (не менее двух) значений, одно из которых раскрывается марксистской экзегетикой, а другое не раскрывается (эзотерично).

Таким образом, задача № I заключается в составлении некоторого лексикона. Владея таковым, мы становимся обладателями первого ключа к марксистскому эзотерическому языку. Мы получаем возможность постичь скрытый содержательный смысл марксистских высказываний. Однако это еще не обеспечивает нам возможность различать высказывания. Для этого необходимо сконструировать некий детектор лжи, который дал бы нам второй ключ к эзотерическому языку марксизма[16].

Здесь предмет задачи № II. Она возникает в связи с тем, что опытным путем обнаружено наличие в марксистских источниках непропорционально большого количества высказываний, предназначенных для того, чтобы скрывать правду[17].

Лексикон марксизма ведет происхождение от лексикона Маркса-Энгельса. В языке, на котором изъяснялись основоположники – между собой, с третьими лицами, а также публично – обнаруживается устойчивый ряд слов, требующих перевода на обычный живой язык. В конечном счете, все они могут рассматриваться как специальные термины марксистского языка[18].

Не вся терминология Маркса-Энгельса удержалась в современном марксистском языке. С другой стороны, названный язык с течением времени был обогащен множеством терминов и форм, не известных основоположникам, скажем, «империализм», «борьба за мир». [19] Слово «демократия», например, у Маркса (после 1849 г.) было чем-то вроде обыкновенного ругательства, теперь оно вошло в лексикон эзотерических терминов современного марксизма.[20] В своем исследовании мы более всего заняты изучением первоначальных форм марксистского языка, что оправдано двумя обстоятельствами.

1. В центре нашего исследования – период становления марксизма как особого рода человеческой деятельности, отчего в наше поле зрения попадают марксистские высказывания, относящиеся к соответствующему историческому периоду (30-е – 80-е годы XIX в.).

2. Нынешний марксистский лексикон может быть адекватно изучен и описан только при условии знания его «первоязыка», подобно тому, как научное описание какого-то современного национального языка невозможно без знания его архаических форм[21].

По всему судя, наше исследование марксистского языка является пионерным. Поэтому мы не ставим своей целью ни описание современного марксистского языка, ни даже систематическое описание его первоначальной формы. Если нам удастся наметить некоторые плодотворные подходы к изучению сказанного феномена и привлечь сюда внимание профессиональных лингвистов, мы сочтем, что достигли своей цели.

Основоположники, как правило, не давали своим терминам дефиниций или чего-то подобного. Иначе теряло бы смысл само употребление специального лексикона. Исключение составляют немногочисленные, по-видимому, случайно вкравшиеся места в переписке Маркса и Энгельса, которые – с опорой на контекст, - собственно говоря, и представили нам ключ к марксистскому лексикону.

Мы пока что не в состоянии поставить себе задачей создание полного толкового словаря марксистского языка, хотя в нужности и неизбежности такой работы мы убеждены вполне. Со временем это будет кем-нибудь сделано. Напоминаем, что главная цель всей нашей работы – это найти путь к адекватному постижению сущности марксизма как феномена социального, психологического и исторического. Изучение марксизма как языкового явления есть методологический прием, разработанный нами ради реализации основной нашей цели.

Указанный прием представляется нам плодотворным подходом для тех специалистов по языкознанию, которые захотели бы заняться марксистским языком, мы же ограничиваемся лишь тем минимумом языковых моментов марксизма, который необходим нам в нашей основной работе. Так, ради правильного понимания тех или иных из описываемых нами событий, нам приходилось раскрывать эзотерическое значение отдельных терминов («диктатура пролетариата», «партия» …). Приведем теперь некоторые результаты наших изысканий в данной области.

Из будущего толкового словаря марксистского языка:

Диктатура пролетариата – диктатура вождя (или олигархия) с опорой на пролетарскую партию (см.), поддержанную рабочим классом, который полагает, что ДП есть не что иное, как власть рабочего класса.

Дипломатия – интриги и ложь, к которым прибегает Карл Маркс в отношениях с окружающими ради достижения каких-то ближайших целей.

Мелкобуржуазный - (в отношении явлений идеологических, как то: сознание, взгляд, теория, идейная позиция и пр.) принадлежащий рабочему классу, но не-марксистский.

Осел – 1. Человек, который глупее Маркса; 2. Человек, которому Маркс может внушить то, что нужно Марксу;[22] (ниже будет раскрыто полное и всеобъемлющее содержание данного термина).

Подлость – поступок (или форма поведения) третьих лиц, такой, который Марксу не по нраву.

Пролетарский – синоним слова «марксистский».

Пролетарская партия – 1. (в «великом историческом смысле») неформальная организация мафиозного типа во главе с Марксом, объединяемая тайной целью захвата власти. 2. («в эфемерном значении») общепринятое значение слова партия.

Собака – человек, который ведет себя не так, как очень хотелось бы Марксу.

Филистер – человек, который фактически (потенциально) относится к марксизму нейтрально (настороженно).

Настоящим пока исчерпываются наши результаты на пути решения задачи № I. В последующих главах наш толковый словарь марксистского языка получит некоторое пополнение.

Слово язык понимается здесь как некий код, посредством которого осуществляется передача сообщений между людьми. Единицей сообщения принимается высказывание.

Адекватное понимание марксистского языка невозможно только на основе знания его лексикона, ибо знание это не дает возможности судить об истинности того или иного марксистского сообщения, когда оно несет какую-то информацию. Здесь начинается область исследования, которое мы сформулировали как задачу № II. Решение ее, так же, как и решение задачи I, не является тривиальным. Сама постановка задачи II уже свидетельствует о ее нетривиальности.

В формальной логике задача установления истинностного значения ставится применительно к составным высказываниям, то есть к таким высказываниям, которые тем или иным способом составлены из простых высказываний. При этом истинностное значение простых высказываний считается заданным априори, а истинностное значение составных высказываний детерминировано их конструкцией [23].

Перед нами задача другого рода. Здесь, в первой из наших книг о великом революционере-мыслителе, нас интересует истинностное значение высказываний Маркса с точки зрения адекватности того или иного сообщения о факте α самому этому факту α. При этом α Є א, где א – множество фактов действительности (исторических фактов, то есть событий, которые реально имели место в жизни и деятельности Карла Маркса и его современников).

(1) было или не было то, о чем сообщает Маркс?

(2) если было, то так ли было, как сообщает Маркс?

(3) если было так, то совсем так или не совсем так, как сообщает Маркс?

Думается, что правомерность описанной задачи ни у кого не вызовет сомнения после того, как нами был сформулирован первый закон марксизма и подтвержден неоднократно примерами из Маркса.

Вообще говоря, вопросы (1) – (3) также применимы к высказываниям Энгельса, и нашего уважаемого Издателя, и всех других марксистов.

Фактически мы выделяем марксистские высказывания как особый класс возможных высказываний о мире. Поэтому для удобства будем далее обозначать множество марксистских высказываний как М и будем говорить об М-высказываниях.

Высказывание α может быть простым высказыванием, например: «Перерыв в работе над «Капиталом» вызван длительной болезнью Маркса», либо составным, например: «Если Маркс в 1859 г. готовил к изданию главу о капитале, то его отвлекли неотложные партийные дела».

По правилам формальной логики, последнее составное высказывание – в случае ложности его посылки («если…) – считается истинным независимо от истинностного значения следствия (…, то …). В нашем же случае задача в том, чтобы установить, истинны ли порознь посылка («Маркс готовил к изданию главу о капитале») и следствие («его отвлекли неотложные партийные дела»). Это не есть формально-логическая задача, потому и метод наш не формален.

Помимо всего прочего, мы заранее отдаем себе отчет в том, что в ряде случаев нам не удастся с полной достоверностью установить истинностное значение марксовых высказываний – ввиду недостаточности наших источников и обусловленной этим обстоятельством неполноты нашего исследования. В подобных случаях мы вынуждены ограничиться лишь вероятностной оценкой истинностного значения М-высказываний. Когда наше суждение предваряется такими словами, как: «вероятно», «очевидно», «как видно» «по всему видать», «скорее всего», «похоже на то, что» и т.п., это значит, что наша оценка истинности соответствующих М-высказываний отвечает вероятности больше 0,5. Наши суждения, снабженные словами: «возможно», «не исключено», «нам кажется», «мы допускаем, что» и т.п., отвечают вероятностной оценке истинности соответствующих марксистских высказываний между 0 (исключительно) и 0,5 (включительно).[24]

Неполнота наших источников – лишь одно из препятствий к достоверной оценке истинностного значения М-высказываний. Но это не единственное препятствие. Еще раз напоминаем, что сформулированный нами ранее первый закон марксизма не утверждает, будто все высказывания Маркса и его последователей суть заведомо ложные высказывания.

На основании материала, который мы успели рассмотреть до сих пор, позволительно констатировать, что к М-высказываниям нельзя подходить с обычной меркой бинарной оппозиции «истинно – ложно». Как мы не раз убеждались, одно и то же высказывание Маркса (Энгельса, Издателя и т.д.) может оказаться истинным и ложным одновременно [25]. Мы видели также, что у Маркса и его адептов встречаются случаи, когда в паре высказываний {α, не-α} оба могут быть одинаково истинными, либо одинаково ложными, либо истинными и ложными одновременно.

Однако предпосылкой нашего исследования остается убеждение, что истина и ложь не должны пересекаться - иначе, кажется нам, невозможно никакое историческое исследование. Исторический факт ψ либо имел место, либо не имел места, если он имел место, то протекал каким-то определенным образом.

Историки до сих пор не знают, был ли убит в Угличе царевич Димитрий, но они твердо убеждены в том, что царевич либо был убит, либо не был, а если он все-таки был убит, то, опять-таки, Борис Годунов либо приложил к тому руку, либо не приложил. Историки не хотят допускать третьего (и был убит, и не был; Годунов и замешан, и не замешан).

Нам кажется, что историки правы, что ситуация, когда α и не-α – два высказывания, которые оба истинны – такая ситуация, по нашему мнению, дана не в структуре самого факта ψ, а в структуре высказывания α о факте ψ.*[26] Двойственная структура высказывания может быть обусловлена употреблением двусмысленных слов – слов-оборотней[27].

В результате долговременных и кропотливых исследований мы пришли к выводу, что выход из такой ситуации следует искать за пределами бинарного критерия «истинно – ложно». Точнее, на названный критерий необходимо наложить другой критерий: «достоверно - недостоверно». Термин достоверность в данном случае следует понимать в соответствии с этимологией данного слова: достойно веры[28]: Мы получаем, следовательно, для каждого отдельного высказывания две пары значений:

Мы предлагаем считать, что внутри каждой пары пересечения значений быть не может, однако между парами пересечения могут иметь место. Наглядно последнее правило представлено на следующей диаграмме:

И – истинно, Л – ложно, Д – достоверно, Н – недостоверно.

В соответствии с диаграммой, выявляется следующая матрица значений М-высказываний:

которая дает четыре класса М-высказываний, представленные в табл. 2.[29]

Внимание наше, естественно, устремлено на два последних класса высказываний. Несмотря на экзотически звучащие наименования их, такого рода высказывания в марксизме встречаются отнюдь не редко. Они-то и представляют главный интерес.

Высказывания класса ИН характерны тем, что ни не содержат заведомо ложных утверждений, но доверять им все равно не следует, ибо, несмотря на очевидную истинность свою, они могут ввести в заблуждение.

Еще более интересны высказывания класса ЛД. Логическая структура их такова, что при полной лживости их в прямом человеческом смысле они содержат некую скрытую смысловую компоненту, делающую их достоверными в специфически марксистском смысле. Как правило, такая скрытая компонента связана с употреблением эзотерических терминов марксистского языка.

Приведем примеры. Возьмем такое высказывание: «в 1859 г. у Маркса не было своей партии» (1).

По нашей классификации, это ИН - высказывание. Оно истинно, ибо никакой партии у Маркса в тот период не было. Тем не менее, если бы кто-нибудь целиком этому поверил и стал вести себя, скажем, с Зибелем или Либкнехтом как с людьми независимыми, он бы мог рано или поздно обнаружить, что пребывал в заблуждении. Высказывание (1) истинно, но недостоверно.

Возьмем теперь противоположное высказывание: «в 1859 г. у Маркса была своя партия» (2)

Это высказывание, в прямом его (т.е. общечеловеческом) смысле – абсолютная ложь. Но берегитесь! Высказывание (2) достойно веры, ибо у Маркса была своя банда, которую ему угодно было именовать партией. По нашей классификации, высказывание (2) есть ложное, но достоверное (ЛД).

Не взирая на существенные различия, классы ИН и ЛД имеют между собой то общее, что как одни, так и другие высказывания не могут быть полностью ни опровергнуты, ни доказаны какими-либо доводами логической или фактической природы.

Другой общий признак классов ИН и ЛД заключен в том, что – вопреки наличию «И» в первом случае и «Д» во втором случае – то и другое нацелено на ввод в заблуждение той категории адресатов, которую основоположники удачно называли термином «ослы». Поэтому, дабы не попасть в названную категорию, высказываниям класса ИН не следует верить, а высказывания класса ЛД не следует доверять, покуда не расшифрован эзотерический смысл того и другого.

Приведем еще ряд примеров на материале объяснений, данных разными (заинтересованными) сторонами перерыву в работе Маркса над рукописью о капитале в 1859-61 гг.

Образцом ИН - высказывания служит объяснение, которое дал сам Маркс в предисловии к I тому «Капитала» - многолетняя болезнь.

Пример ЛД – высказывания представлен объяснением Издателя: «неотложные партийные дела».

Пример ЛН – высказывания дан в объяснении Энгельса.

Примеры ИД – высказываний у Маркса, Энгельса, и марксистских ортодоксов найти труднее всего. Вернее, таких немало, но только тривиальных и малоинформативных, таких как «погода хорошая».

Мы продемонстрировали свой метод на примерах марксистских высказываний применительно к двум историческим фактам. С обоими фактами мы разобрались в предшествующих главах на первичных материалах. Однако в марксизме налицо высказывания о многих исторических фактах (мы относим к таковым и факты биографий Маркса и Энгельса), при этом хотелось бы получить некий общий метод классификации марксистских высказываний по критерию истинности-достоверности, метод, который не требовал бы всякий раз предварительных источниковедческих изысканий.

С искренним сожалением вынуждены мы признать, что и по сей день, наша работа не привела нас к такой общей методике, что указывает на чрезвычайную сложность проблемы. Мы сумели только наметить некоторые подходы, о которых хотим сейчас доложить. Любознательный читатель, который не будет удовлетворен нашими результатами, имеет полное право продолжить наши изыскания. Заверяем его заранее в нашем полном одобрении такого рода инициатив.

Прежде всего, согласно закону единства теории и практики, при восприятии того или иного марксистского высказывания мы обязаны сопоставить его с известными фактами относительно поведения его автора, либо его объекта в ситуации, к которой относится данное высказывание. Однако, такой – слишком простой – рецепт применим далеко не во всех случаях, ввиду отсутствия, как правило, достоверной информации о реально имевших место событиях (марксистская агиография вся сплошь стилизована и вся сплошь нуждается в самой тщательной проверке и исправлении, вследствие чего и появился материал данной главы).

Множество М-высказываний, из которого мы выбираем элементы для своего анализа, состоит из высказываний:

в) публичных – комментаторов к научным и публицистическим работам Маркса-Энгельса (Издатель и иже с ним)

г) публичных – комментаторов к биографическим фактам о Марксе-Энгельсе (биографы Маркса, особенно Ф. Меринг).

Поскольку нет возможности высказывание из множества М о факте α сверить с независимой информацией о том же факте α, постольку рекомендуются окольные методы проверки на истинность-достоверность.

Первое правило состоит в том, что каждое высказывание из множества М следует воспринимать с непременным учетом того, на чье восприятие оно рассчитано. Отберем из множества М подмножество исключительно Марксовых высказываний. Это случай наиболее чистый, наиболее интересный и наиболее сложный.

В отношении адресности Марксовых высказываний мы предлагаем классификацию двоякого рода – по двум независимым признакам, которые мы называем так: идейный и ослиный.

Первый признак выражает степень идейной близости адресата к Карлу Марксу.

По идейному признаку множество Марксовых высказываний разбивается на 5 подмножеств, соответственно выделенным нами пяти категориям адресатов. Перечислим их в порядке возрастания степени выраженности данного признака:

Возведение Фридриха Энгельса в ранг категории, надеемся, не вызовет нареканий у наших марксистских коллег.

По ослиному признаку исходное множество высказываний разбивается на два класса, соответственно двум классам адресатов:

Мы настаиваем на том, что наличие двух названных классов среди современников Маркса не менее, (а скорее, более) реально, чем деление общества на два антагонистических четко очерченных класса по признаку собственности: буржуа и пролетариев.

Однако, как и в отношении классов буржуа и пролетариев, в нашем случае граница между классами (а) и (б) не может быть проведена четко один раз и навсегда. Наоборот, граница эта постоянно меняется. Наши усилия долго не давали нам возможности установить какой-либо постоянный признак демаркации границы между классами ослов и не-ослов.

Хуже того, нам не удавалось обнаружить какой-нибудь эмпирической закономерности в поведении этой меняющейся границы, разбивающей множество адресатов по признаку ослиности. В конечном итоге мы поняли, что долго шли по неправильному пути. Какого-нибудь общего для всех случаев правила демаркации в данном вопросе не было, и быть не могло.

То немногое, что удалось нам выяснить, сводится к двум не очень четким правилам.

Прежде всего, в подобных задачах никогда не следует ожидать помощи от прямого указания самого Маркса, то есть случая, когда данный адресат был самим Марксом поименован титулом «осел». Слишком легок такой путь, чтобы быть верным. Как часто бывает в марксизме, подход, который напрашивается на основе правил поведения, принятых между обычными людьми, изъясняющимися на обычном языке, непременно введет в заблуждение – так что прежде нежели мы квалифицируем по ослиному признаку того или иного современника Маркса, мы сами угодим в класс ослов.

Из этого вытекает первое правило: в задаче отнесения того или иного марксова адресата к одному из классов по ослиному признаку следует руководствоваться не тем, как отзывался Маркс о данной личности или характеризовал ее (даже заочно и уж тем более, в лицо), а тем, как вел себя Маркс по отношению к данной личности.

Спрашивается, а по какому критерию предлагается оценивать поведение Маркса в задачах подобного рода? Нетрудно догадаться после всего сказанного в этой книге, что ключевым в данном случае является слово ОБМАН.

Второе правило, которым мы рекомендуем пользоваться в задачах квалификации конкретных личностей по ослиному признаку, сперва разочаровало нас как результат. На поверку оно оказалось весьма удачной дефиницией марксистского термина: осел (1) – это тот, кого можно обмануть в данный конкретный момент в отношении данного конкретного события.

Вследствие сказанного, каждый класс высказываний Маркса, образованный по идейному признаку, может в любой момент пересекаться с одним из классов, образованных по ослиному признаку. Таково общее правило, из которого – как будет показано в дальнейшем – не составляет исключения и категория «Фридрих Энгельс».

В абсолютном смысле ослом не был лишь один человек на всем свете – Карл Маркс. Но высказываниями Маркса к самому себе мы не располагаем. По поводу указанного пробела в наших источниках не следует однакож сокрушаться. По всему, что нам уже известно, мы не можем быть уверенными, что Карл Маркс был всегда искренен и наедине с самим собой.

Всем сказанным в предыдущих строках данной нашей главы исчерпываются покамест наши результаты в решении проблемы исчисления марксистских высказываний. Мы обязаны констатировать, что проблема далека еще от полного решения. Однако же достигнутого уже не так мало, как кажется.

Получены первые теоретические результаты в подтверждение первого закона марксизма, доселе имевшего лишь эмпирическую базу. Теперь мы лучше оснащены, чем такие ученые, как, например, Франц Меринг, которые без всяких оснований считали допустимым доверять высказываниям Маркса о себе самом, своих трудах, своих домашних делах, своем здоровье, своих поступках, своих друзьях и своих недругах. Теперь можно с полным основанием утверждать, что в исследовании жизни, деятельности и научных достижений Карла Маркса наименее надежным источником является Карл Маркс.

Не беда, что мы еще не имеем общего правила для установления истинностного значения марксистских высказываний. Неплохо зарекомендовал себя сравнительно-сопоставительный метод исследования, который мы исподволь развиваем на страницах нашего труда. Ничему иному, как последовательному применению указанного метода, обязаны мы своими, как мы надеемся, нетривиальными результатами в изучении исторического процесса создания экономических трудов Маркса и причин перерывов в сказанной его работе. Ничто иное, как вышеназванный метод, привел нас к мысли о наличии общей проблемы, затронутой в настоящей главе. Мы рассчитываем, что метод наш (и его дальнейшие модификации) позволят нам и далее сделать ряд интереснейших открытий в комплексном явлении, именуемом марксизмом, - явлении, которое все еще считается хорошо изученным и общепонятным – каковое мнение весьма активно поддерживают и защищают нынешние наследники Маркса.

Подход к изучению марксизма как языкового явления, на наш взгляд, оправдался получением ряда нетривиальных результатов. Мы убедились, что многое в марксизме может быть понято только с учетом наличия и различения смысловых оттенков употребляемых слов, и слагаемых из них высказываний. Фактически марксистский язык целиком построен на целенаправленном отборе семантических нюансов, на шулерской подмене одних значений слов другими, на нечистой игре смысловыми обертонами. [30]Поэтому описание марксистских явлений предъявляет специфические требования к словоупотреблению. Здесь, как нигде, важно называть вещи своими именами. Ибо необдуманное использование переносных значений или околичностей может быть обращено против комментатора (критика). Необходимо особое внимание направить на предотвращение или хотя бы уменьшение возможных кривотолков.

Вследствие тех же самых причин, считаем мы, в описании подобных объектов требуется время от времени отказываться от эвфемизмов и называть ложь ложью, а низость – низостью.

Настоящим не исчерпываются результаты нашего исследования материалистической диалектики Карла Маркса. Можно сказать, мы только подходим к самому интересному. Предстоит рассмотреть самое технику конструирования диалектических высказываний. Благодаря указанной технике эффективно преодолеваются трудности, на которые натыкается мышление, пользующееся формально-логическими методами рассуждения. Данному вопросу посвящена особая глава в нашей второй книге.

Самое время вернуться на землю к нашему повествованию. Покуда мы разбирались с марксистским языком, история не стояла на месте. С момента, на котором оборвался наш рассказ, воды утекло порядочно. Прошли годы. Наши герои, по своему обыкновению, времени даром не теряли и наделали немало дел. Итак, к делу [31].

Вежбицкая А. Семантические примитивы // Cемиотика. М., 1983.

Витгенштейн Л. Логико-философский трактат. М., 1958.

Витгенштейн Л. О достоверности // Витгенштейн Л. Избранные философские работы. М., 1994.

Волков П.В. Психологический лечебник. М., 2004.

Вригт фон Г. Х. Логико-философские исследования. М., 1986.

Зиновьев А. А. Философские проблемы многозначной логики. М., 1960.

Кемпинский А. Психология шизофрении. М., 1998.

Лотман Ю. М., Успенский Б. А. Миф – имя – культура // труды по знаковым системам. Т 6, Тарту, 1973.

Николл М. Психологические комментарии к учению Гурджиева и Успенского. М., 2004.

Остин Дж. Как производить действия при помощи слов? М., 1999.

Пятигорский А.М. Некоторые замечания о мифологии с точки зрения психолога // Труды по знаковым системам, т. 2, Тарту, 1965.

Руднев В. Морфология реальности: Исследование по «философия текста». М., 1996.

Руднев В. Прочь от реальности: Исследования по философии текста. II. М., 2000.

Руднев В. О недостоверности: Против Витгенштейна» Логос, 7, 1997.

Серль Дж. Классификация речевых актов // Новое в зарубежной лингвистике, вып.17, М., 1986.

Степанов Ю.С. Словарь русской культуры. М., 1997.

Уорф Б. Л. Отношение норм поведения и мышления к языку // Новое в лингвистике, вып.1, М,1960.

Фуко М. История безумия в классическую эпоху. М., 1997.

Crow Т. Is schizophrenia the price that Homo sapiens pais for language? // Schizophrenia Research, 28, 1997.

Freud S. Psychoanalytic notes on an autobiographical account of a case of paranoia (dementia paranoides) // Freud S. Case Histories. II. N.-Y., 1981.

[1] О чисто русском противопоставлении правды и истины см. [Степанов 1997]. Высказывание ограничивается двумя логическими значениями: либо оно истинно, либо ложно. Слово «диалектика» подключает возможность выхода из двузначного формально-логического исчисления. Диалектика это диахроническая логика. Диалектическая логика это марксистский штамп, или симулякр на языке постструктуралистской философии, то есть нечто несуществующее, виртуальное, притворяющееся существующим. Диалектическая логика невозможна, как невозможна, скажем, диалектическая математика. Логика - по определению формальна.

[2] Под исчислением высказываний в логике понимается система аксиом и выводимых из них теорем (импликаций).

[3] Ср. знаменитую статью «Миф – имя – культура» [Лотман-Успенский 1973]. Имя в мифологическом сознании более первично, чем вещь. В неомифологической лингвистике первой половины ХХ века язык более первичен, чем реальность - теория лингвистической относительности Сэпира-Уорфа [Уорф 1960].

[4] Человеческий язык, согласно гипотезе английского психиатра Тимоти Кроу, явлется причиной того, что вид homo sapiens в принципе болен шизофренией – ср. провокативное название знаменитой статьи Кроу: «Является ли шизофрения платой за использование homo sapiens конвенционального языка?» [Crow 1997] поэтому любое высказывание на конвенциональном языке в принципе является потенциально шизофреническим, то есть не подчиняющимся двузначным законам традиционной формальной логики (ср. ниже комментарий 29 о многозначных логиках и их связи с шизофреническим мышлением).

[5] Нулевой экстенсионал по Кларенсу Льюису [Льюис 1983]). То есть логически марксистский язык пуст - ни истинен не ложен, то есть лишен смысла [Russell 1981]. Отсутствие смысла в марксистских высказываниях, по мысли Е.М. Майбурда, говорит не о ложности, а, скорее, о шизофренической абсурдности его теории.

[6] Логически это разные типы – «внутренний эмигрант» - оксюморон, «политическая проститутка, скорее, метафора. «Внутренний эмигрант» - вполне осмысленное выражение – так называли в брежневское врем людей несогласных с властью, но не идущих на конфликт с нею подобно диссидентам. В этом смысле и сам автор, и комментатор были внутренними эмигрантами. Выражение «политическая проститутка» принадлежит Ленину - он так назвал Троцкого (?). По-моему, это очень удачное и емкое выражение.

[7] Метафора - отнюдь не невинный прием. По Лакану и Р. О. Якобсону метаформа это две универсальные оси языка, по которым проходит процесс означивания.

[8] Это присуще не только иудаизму. Весь Новый Завет также зашифрован. Согласно «эзотерическому христианству» Гурджиева [Николл 000 Успенский 2003].

[9] Витгеншенйн говорил «Слова это поступки» [Wittgensten 1980]. Ср. с последним тезисом о Фейербахе: «Философы хотели объяснить мир, а дело состоит в том, чтобы его изменить». Прагматика.

[10] Автор называет работы Маркса литературными, а литература лишена значений истинности [Руднев 2000]. Автор рассматривает текст Маркса как лишенный содержания, то есть бессмысленный и, в то же время исполненный тайных смыслов. Иными словами – это в самом клиническом смысле – бред, подобно «Розе мира» Даниила Андреева, «Мемуарам нервно больного» Даниэля Шребера (см. подробно о последних в работе [Freud 1981]) или «Рассказам Вельзевула» Гурджиева.

[11] Ср. «базовый» шизофренический язык Шребера, Д. Андреева, Г. Гурджиева с чудовищными терминами.

[12] В постмодернистской философской дискурсивной практике метафоричность научного языка придает тексту богатую осмысленность. Например difference Жака Деррида или «синтом» Лакана.

[13] Это относится к любому языку «Язык переодевает мысли» (Л. Витгеншетйн. «Логико- философский трактат (ЛФТ) № максимы.

[14] То есть имеется в виду, что, если нет смыла, то и нечего утрачивать - это парадоксальная мысль: шизофренический язык вообще не поддается переводу. Гораздо легче перевести однозначный научный текст чем художественный, особенно поэтический.

[15] В 1970 году вышла книга Анны Вежбицкой «Семантические примитивы» [Вежбицкая 1983], а в 1980-м – книга “Lingua Mentalis”. Опираясь на идеи Лейбница, Вежбицкая выделила около десятка исходных первичных слов, семантических примитивов, из которых можно построить весь лексикон языка. Гораздо раньше, в 1920-х годах, академик Н.Я.Марр выделил четыре корня *sal, *ber, *jon, *rosh, из которых выводил слова всех языков мира. (Идея была бредовой, но как считают современные ученые, Марр, гениальный безумец, предсказал структуру генетического кода) Примерно это и имеет в виду М. Е. М. Майбурд, выделяя «Лексикон» Маркса и говоря, что этим подробнее займутся после публикации его книги будущие лингвисты.

[16] Существует целый ряд идеологических высказываний (особенно в марксизме-ленинизме), которые не являются ни истинными, ни ложными. Например: «Империализм – это загнивающий капитализм» (Ленин), «Жить стало лучше, жить стало веселей» (Сталин), «Коммунизм – это молодость мира, и его возводить молодым» (????). Подобные высказывания направлены на завораживание адресата, впрочем, это относится и к обыденному языку, и к пословицам, и к поэтическим высказываниям. Например, «Как прекрасен этот мир, посмотри», «Как упоительны в России вечера», «Жалко у пчелки, а пчелка на елке!» (здесь обыгрывается паронимия: жалко – жало пчелы; рифма завораживает и обессмысливает высказывание, потому что пчеле естественней сидеть на липе, а не на елке). Подобные высказывания ориентированы на воздействие на адресата, а не на истинность или ложность, поэтому они также являются в широком смысле перформативами. Последнее особенно относится к современным художественным акциям, например, Олег Кулик, превративший себя в собаку и кусающий за ноги прохожих; Анатолий Осмоловский, залезший на плечи Маяковскому (памятник на Садовой-Триумфальной); Александр Бренер, стоящий на Лобном месте и призывающий Ельцина, чтобы тот вышел к нему из Кремля. По сути дела такой же акцией является и политософский журнал, функция которого не в том, чтобы высказывать истины, а скорее в том, чтобы генерировать смыслы.

Здесь следует поставить вопрос о психической конституции Маркса. Традиционно считается, что он был авторитарным сангвиником, однако оторванность Марксовых теорий от реальности (что парадоксально, так как они направлены на изменение реальности), полифоничность его мышления (полифонический характер – термин, введенный Е.В.Добролюбовой и поддержанный М.Е.Бурно и П.В.Волковым [Бурно 2005; Волков 2004]; см. также статью «Полифонический характер» в нашем «Энциклопедическом словаре культуры ХХ века» [Руднев 2003]) – одновременно сангвиник и шизоид – позволяет говорить о Марксе как о синтонно- (сангвино-) подобном шизофренике, или «здоровом шизофренике» (по терминологии М.Е.Бурно [Бурно 2006]). Ср. статью «Маркс» в «Энциклопедии патографий» А.В.Шувалова ……. [Шувалов 2005, ???].

В этом нет ничего оскорбительного для Маркса: шизофрениками – здоровыми и больными – были великие ученые, философы, писатели и художники: Ньютон, Витгенштейн, Эйнштейн, Юнг, Лакан, Делез, Дали, М.А.Булгаков, Андрей Белый, Циолковский, Андрей Платонов, Фредерик Перлз, Гоголь, Гельдерлин, Ван Гог… Например, Первый закон Ньютона: «Тело находится в состоянии покоя или движется прямолинейно и равномерно, если на него не воздействует извне сила» представляет собой схизис (противоречивое шизофреническое расщепление сознания, так как здесь приравниваются друг другу прямолинейное движение, с одной стороны, и состояние покоя, с другой, что с обыденной точки зрения является парадоксальным. Что уж тогда говорить о Марксе! Напомню знаменитое высказывание Нильса Бора: «Все мы видим, что перед нами совершенно безумная теория, но вопрос состоит в том, достаточно ли она безумна, чтобы быть истинной?». В соответствии с этим вся квантовая физика является в логическом смысле паранепротиворечивой (см. ниже комментарий № 29 О многозначных логиках). Элементарная частица одновременно является корпускулой и волной. Измеряя ее скорость, физик тем самым изменяет ее (соотношение неопределенностей Вернера Гейзенберга).

[17] Высказывание, «вводящее в заблуждение», - это тип речевых актов, то есть таких высказываний, которые не являются истинными или ложными, а являются успешными или не успешными. Основатель теории речевых актов Джон Остин в книге с характерным названием «Как производить действия при помощи слов» [Остин 1999] назвал такие высказывания перформативами. Например, высказывание «Объявляю заседание открытым» не является ни истинным, ни ложным. Это высказывание-действие, которое может быть успешным, в данном случае – если заседание действительно открывается, или не успешным, если вопреки словами говорящего, заседание по тем или иным причинам не может быть открыто. По классификации Джона Серля, высказывания, вводящие в заблуждение, относятся к бехабитивам [Серль 1986].

Высказывания Маркса не являются ни истинными, ни ложными не только потому, что они пусты и бессмысленны, но и потому что они ориентированы прагматически, направлены на действие, то есть являются в широком смысле перформативами.

Вообще любая идеология, включая политософию, является системой прагматически ориентированных высказываний, то есть перформативов в широком смысле слова. Например, «Одухотворенная власть в России возможна» [Бурбулис 2007]. Подобные высказывания невозможно ни верифицировать, ни фальсифицировать, так как они направлены не на объяснение, а на действие.

[18] Фактически основоположником здесь, как и во всем, был преимущественно Маркс, тогда как Энгельс долгие годы подражал ему и поддакивал, пока данный язык и для него не стал привычной манерой выражаться (прим. автора статьи – ЕМ).

[19] Любая речевая деятельность направлена на сокрытие истины, тем более, что человек не знает истины, просто не может ее знать, как считал, например, Г.И.Гурджиев [Успенский 2002; 2003]. Ср. в ЛФТ «Язык переодевает мысли, причем так, что по внешности одежды невозможно определить форму тела» [Витгенштейн 1958]. По мнению Отто Ранка и Мишеля Фуко, истина открывается только безумцу в его бредовых озарениях, но он «не может ее удержать» [Фуко 1997]. Отто Ранк, ученик Фрейда, считал, что нормальные люди склонны лгать и вводить в заблуждение, а лишь безумцы изрекают истину [Ранк 2004]. Ср. мнение известного английского психиатра Рональда Лэйнга и многих других шизофренологов (например [Кемпинский 1998]) об искренности шизофреников.

Гегель и Маркс называли идеологию «искаженным сознанием», и это означает «мифологическое сознание», но в мифологическом сознании, как показал когда-то А.М.Пятигорский, истина и ложь нейтрализуются [Пятигорский 1965]. (Соотнесенность мифологического и шизофренического сознания давно стала общим местом, начиная с работ Юнга.)

Политософия тем выгодно отличается от других идеологий (мифологий), что она не скрывает того, что является мифологическим и утопическим учением, социально-педагогическим, прагматически направленным – это креативная политическая мифология, направленная на переустройство мира.

[20] Слово демократия может быть употреблено в не эзотерическом, а в обычном политическом смысле (не марксистском). Вспомни знаменитое высказывание Черчилля о том, что демократия – это, конечно зло, но это наименьшее зло, которое может позволить себе общество. Но в целом Е.М. Майбурд прав: «демократия», особенно в России, - это завораживающее слово-метафора. Невозможно верифицировать или фальсифицировать утверждения «В России есть демократия» и «В России нет демократии». Это – скрытые лозунги, т.е. перформативы в широком смысле слова.

[21] Научное описание любого естественного языка возможно «без знания его архаических форм». Вся структурная лингвистика ХХ века начиная с Ф. де Соссюра, занималась именно анализом и описанием языка в синхронии (картезианская лингвистика). В то же время в ХХ веке активно развивалось диахроническое языкознание: индоевропеистика, яфетическая теория Марра, ностратическая лингвистика Иллича-Свитыча (гумбольдтианские теории языка в широком смысле), которое так или иначе возводило естественные языки к их «архаическим формам», то есть изучала речевую деятельность не как синхронную (ахронную) систему, но как диахронический процесс.

[22] Необходимо отличать термин осел от слов «дурак» или «болван». Последние два не являются терминами и употребляются Марксом в их прямом значении (прим. автора статьи – ЕМ)

[23] В логике противопоставляются простые высказывания (пропозиции), например а: Идет дождь, и сложные пропозиции, которые выводятся из первых, а именно: конъюнкция (а и не а – дождь идет и дождь не идет) (см. ниже о многозначной логике Фон Вригта – комментарий 29); дизъюнкция (а или не а – дождь идет или дождь не идет); импликации (если а, то б) если идет дождь, то на землю падают капли; отрицания (неверно, что а) - дождь не идет как реакция на утверждение дождь идет (см. ЛФТ, «Введение в математическую логику» С.Клини, «Введение в математическую логику» А.Черча, любой учебник по формальной логике).

[24] Вероятность, по Витгенштейну, не закон, а форма закона. Вероятность возникает только от неполноты нашего знания. Если бы наше знание о мире было полным (что невозможно), все высказывания и законы о мире были бы достоверными – о проблемах достоверности, см. ниже комм. 28.

[25] Такой тип пропозиции называется контрфактическим, они действительно не являются ни истинными, ни ложными.

[26] Подобные высказывания называются модальными, и их соответственно изучают модальные логики. Впервые модальную логику изобрел Аристотель – так называемая алетическая логика с модальными операторами необходимо, возможно и невозможно. В ХХ веке был построен целый ряд модальных логик: эпистемическая - знание, полагание, неведение [Hintikka 1961]; аксиологическая – хорошее (ценное), нейтральное, плохое (анти-ценное) [Ивин 1971]; деонтическая – должное, разрешенное, запрещенное [фон Вригт 1986]: логика времени – прошлое, настоящее, будущее [Prior 1956] и логика пространства – здесь, там, нигде [Руднев 1996].

[27] А также – высказывания-оборотни: все животные равны, но некоторые животные более равны, чем другие. Это явное шизофреническое высказывание, увы, немногим отличается от первого закона Ньютона и общей теории относительности.

[28] Именно так! Достоверность покоится на вере. Это показал в своем позднем трактате «О достоверности» Л.Витгенштейн. Для того, чтобы можно было сомневаться в чем-либо, нечто должно быть не подлежащим сомнению. Например, это моя рука. «Чтобы двери могли двигаться, петли должны оставаться неподвижными» [Витгенштейн 1994]. В эпоху постмодернизма вопрос стоит скорее о недостоверности. Это моя рука? А может быть, это протез? Или – третья механическая рука? (как у коммисара Жюва в фильме «Фантомас разбушевлся»). Подробнее см. нашу статью «О недостоверности: Против Витгенштейна» [Руднев 1997].

[29] Е. М. Майбурд здесь неявно вводит понятие паранепротиворечивой, или многозначной логики. Таких логик в середине 20 в. было построено много (их обзор см. в книге А.А. Зиновьева «Философские проблемы многозначной логики» [Зиновьев 1960]). Приведем в качестве примера четырехзначную логику Г. Фон Вригта. Фон Вригт пишет:

“Рассмотрим процесс, такой, например, как выпадение дождя. Он продолжается некоторое время, а затем прекращается. Но предположим, что это происходит не внезапно, а постепенно. Пусть р----~р иллюстрирует, что на определенном отрезке времени вначале определенно идет дождь (р), а между двумя этими временными точками находится «переходная область», когда может падать небольшое количество капель — слишком мало для того, чтобы заставить нас сказать, что идет дождь, но слишком много для того, чтобы мы воздержались от утверждения, что дождь определенно закончился. В этой области высказывание р ни истинно, ни ложно. ... Можно, однако, считать, что дождь еще идет до тех пор, пока падают капли дождя, а можно считать, что дождь закончился, если падают только редкие капли дождя. Когда ситуация рассматривается с таких точек зрения, промежуточная область перехода или неопределенности включается и в дождь и в не-дождь, причем выпадение дождя отождествляется с положением, когда отсутствует невыпадение дождя, а невыпадение дождя — с положением, когда не идет дождь. Тогда вместо того, чтобы говорить, что в этой области ни идет, ни не идет дождь, следовало бы сказать, что в данной области и идет дождь, и не идет дождь” [Вригт 1986: 566-567].

Первое значение – Дождь идет истинно

Второе значение – Дождь не идет ложно

Третье значение – Дождь и идет, и не идет истинно и ложно

Четвертое значение – Дождь ни идет, ни не идет ни истинно, ни ложно

Таким образом, вместо двух традиционных значений формальной логики мы получаем четыре, что в каком-то смысле, как и показывает фон Вригт в вышеприведенной цитате, более адекватно описывает повседневную реальность.

Альфред Кожибский, американский педагог, считал, что многозначные логики действительно являются более адекватными, чем двузначные, и в своей педагогической деятельности обучал при помощи многозначной логики умственно отсталых детей. Конечно, паранепротиворечивая логика соответствует шизофреническому схизису, когда пациент говорит: «Я такой же человек, как все» и «Я не такой человек, как все» [Блейлер 1993 <1923>] (см. также главу «Схизис и многозначные логики» в нашей книге «Диалог с безумием» [Руднев 2005].

[30] Как и любая философская система в соответствии со взглядами логических позитивистов, членов Венского кружка – Морица Шлика, Рудольфа Карнапа, Отто Нейрота, опиравшихся на ЛФТ. Они полагали, что философия – это просто манипулирование языком, так как язык сам предоставляет для этого возможность, будучи неоднозначным, мутным (vague). Программа логических позитивистов состояла в том, чтобы очистить язык от неясности и многозначности, и, в сущности, свести философию к логике. Такой язык, в частности, был построен в книге Карнапа «Логический анализ языка» [Carnap 1936]. Однако в целом этот проект оказался несостоятельным. Так, Витгенштейн в «Философских исследованиях» писал, что говорить на идеальном языке так же невозможно, как ходить по гладкому льду. Не малую роль в развенчании доктрины логического позитивизма сыграла доказанная великим математиком ХХ века Куртом Гёделем (который сам был членом Венского кружка) знаменитая теорема о неполноте дедуктивных систем, в соответствии с которой любое логическое исчисление либо противоречиво, либо не полно. Гедель подорвал доктрину венцев изнутри. Снаружи ее уничтожил Карл Поппер. Он доказал несостоятельность концепции верификационизма, в соответствии с которой только те высказывания могут считаться истинными, которые могут быть проверены (верифицированы) непосредственным соотнесением их с реальностью. Только такие, так называемые «протокольные» предложения считались верификационистами допустимыми. Взамен Поппер предложил теорию фальсификационизма. Если высказывание невозможно фальсифицировать, то есть его отрицание не является осмысленным, то оно не является ни истинным, ни ложным. Например, Жить стало лучше, жить стало веселее. Это высказывание невозможно фальсифицировать, поэтому оно не является ни истинным, ни ложным, то есть является бессмысленным.

[31] Книга Майбурда «Тайна стоимости Карла Маркса» терпеливо ждет публикации.

Комментатор выражает искреннюю благодарность Т. А. Михайловой за помощь в подготовке этого материала.

	достоверно	недостоверно
истинно	ИД	ИН
ложно	ЛД	ЛН