©"Заметки по еврейской истории"
сентябрь  2011 года

Михаил Садовский

Местечко

Местечко, где ты прячешься? В нашей памяти, в наших генах? ы.. его имя собственное не имеет значения – оно Местечко. И когда тётя Геня смотрит кривым, слезящимся красным глазом с оттянутым нижним веком – это у неё осложнение на тройничный нерв после гриппа – так её махетунем, которому уже за девяносто, вздыхает и выражается совершенно определённо:

- Фельдман бы тебя вылечил без этих таблеток и ничего бы не было... но где взять теперь этого Фельдмана? Их вейс? Я знаю? – но тётя Геня тоже не знает и молчит... она тоже помнит местечко – ей же тоже не двадцать уже и не пятьдесят, но она молчит... Ты знаешь... – начинает он... У Исаака сегодня разговорчивый день. Бывают неразговорчивые недели, когда он молчит и даже спасибо за обед не скажет. Он думает. У него такой вид, что вполне можно поверить, что он выдумает на старости лет такое, что все ахнут! И ему никто не мешает – пусть думает... а сегодня у него разговорчивый день. Это не по расписанию... какое у него расписание... когда он был машинистом у него было расписание: опоздаешь на минуту – и всё! Расстрел... это его земляк так постановил, нарком Лазарь Моисеевич. Большой человек был! Каганович! А как ещё наведёшь порядок в стране? У него же голова! – только расписанием... но сегодня у Исаака никакого расписания. Он просто вспомнил и хочет рассказать... когда он работал, кому было рассказать? Рельсам? Кочегару, мишугеному Ваньке... – так он молчал. Сорок один год водил паровозы и молчал... а теперь, наверное, вспомнил... он много забыл... а Фельдмана из местечка вспомнил... такого не забудешь! Он много видел людей – все же ездят, всем нужен поезд – так он видел... а потом рассказать было некому тоже – одни воюют, другие – всё для фронта, потом пятилетки, и ещё лагеря... ну живёт же страна, так всякое случается... не до рассказов было... лучше было молчать – это всякий знал... а теперь... теперь тоже не до рассказов... что ему эта Геня, и зачем ей его рассказ... они всех схоронили, а кто остался уехал... их не забыли, не бросили, упаси Б-г, такого в местечке никогда не было... но так получилось... делали, делали... и получилось... наверное забыли помолиться, или гимирцишим не сказали... или кому надо мало дали... ну, неважно... их не бросили, просто они временно в тупике... это бывает... ну, так сегодня он вспомнил и уже хочет рассказать про этого несчастного Фельдмана. Почему несчастного?! Никакого не несчастного – это в местечке всегда так говорится. Присказка такая. Ну в самом деле, не скажешь же: этого счастливого... какого счастливого? Где это в местечке счастливый? Веселиться, конечно, умеют, и пьют тоже хорошо и весело, но это же не от счастья веселье, а так... а то Б-г увидит, что ты счастлив и всё... ничего больше не даст и не поддержит, а так мало по малу все живут и ничего... – Слышишь, Геня, так этот Фельдман несчастный, всё он умел и всех лечил, и денег никогда не спрашивал, а каждый оставлял, что мог Гинде... это жена у него была такая – она его дела вела и собирала деньги... он такой здоровенный был, что странно, как только трубку в руках держал, чтобы больных слушать, а рука у него в карман всё равно не помещалась, так зачем туда деньги класть, если их достать невозможно... такой кулак, что все швы трещат... так к нему притащили человека с простреленной ногой... разве на лице написано, какой ты человек? И ноги у всех одинаковые... человека принесли, и он его лечил, что спрашивать, когда ему так больно, что он только стонет... а потом его взяли и увели... – Геня ничего не понимает, она совершенно запуталась и только водит из стороны в сторону своим глазом с вывернутым веком... а Исаак молчит и ждёт. Наконец, Геня не выдерживает и спрашивает:

-                    Как же его повели? На одной ноге? – Исаак долго думает

-                    Почему на одной? – удивляется он, - Он же не сломал себе ногу, а лечил другому

-                    А? – догадывается Геня, но снова впадает в жуткое сомнение... - Так это врача увели?

-                    Ну, конечно! – радуется Исаак, но видимо слишком рано

-                    А за что? Аза ёр аф мир! – Возмущается Геня, - Лечил и его увели... за что?

-                    Вот. – говорит Исаак. – Потому что человек – был немец, а значит, Фельдман – предатель

-                    Он предал немца?

-                    Нет. – раздражается Исаак. – В военное время нельзя лечить врага.

-                    А!.. – Геня уже не знает, что сказать... – А он его вылечил?

-                    Ну, в том–то и дело! Если бы у этого немца случилась гангрена, и он бы сгорел, так можно было сказать, что Фельдман это нарочно сделал, а так...

-                    И откуда ты знаешь, что он не сгорел? – Исаак совсем раздосадован, но радуется

-                    Они сидели вместе потом... встретились... – мрачно бубнит он...

-                    И тот был на двух ногах?

-                    Да, на двух.

-                    Так за что его посадили? – удивляется Геня

-                    Кого? - не выдерживает Исаак

-                    Немца!

-                    Немца? - удивляется Исаак, - За то, что немец! Война же была!

-                    Так его в плен взяли сначала? – не унимается Геня

-                    Геня, ду форштейст? Ты понимаешь? Это был советский немец...

-                    Советский?!! Так за что его... – но Исаак уже закипел

-                    За то, - перебивает он, - Что он не сказал, что он немец...

-                    Кому?

-                    Кому? – Исаак задумывается ненадолго... действительно: кому он должен был сказать, что немец? Самому на себя донос написать, или бегать и всем паспорт показывать? В милиции и так ведь знали, что он немец – там строгий учёт!? Кому же сказать? – Фельдману. – догадывается Исаак. – Не сказал Фельдману. – Теперь они оба молчат. Но Исаак так ничего и не рассказал, а у него хоть и нет расписания, но хочется рассказать и поговорить именно сегодня и сейчас. И Геня это чувствует. Что с того, что она необразованна и выглядит не на пять – она чувствует... вот они живут вдвоём... не ссорятся, не ругаются, не муж с женой, не соседи, оставленные на время старики... ждут пока дети устроятся и заберут их... ну, немножко затянулось это дело... так ничего. Ничего, слава Б-гу, есть что вспомнить и о чём подумать...

-                     А он правда хороший врач, Фельдман? Ты знаешь?

-                    Хочешь ему показаться? – ехидничает Исаак

-                    А что? – в местечке всегда на вопрос отвечают вопросом... даже если нет ответа...

-                    Хороший... был... ты что думаешь, что врачи в лагерях не умирают? Он всех лечил, так дольше продержался...

-                    Жалко... – Геня вспоминает тоже что-то своё, и лицо её морщится, хочет заплакать...

-                    Если бы не он – у нас бы не было внуков... – меняет разговор Исаак, - У Бореньки же что-то не в порядке было, и мы очень волновались...

-                    Что не в порядке? – включается Геня, теперь ей, наконец, по-настоящему интересно.

-                    Не в порядке? Что может быть у мальчика не в порядке, то что ему больше всего в жизни может пригодиться!

-                    Голова? – удивляется Геня, - Он же докторскую защитил!

-                    И при чём тут голова? – Исаак уже не рад, что сегодня на него наскочили воспоминания

-                    Как! – возмущается Геня, - Что ты говоришь?!

-                    Я говорю, что когда он был мальчиком, у него не всё в порядке было... говорят а брис плохо сделали, и писался он долго, а мы все переживали... так Фельдман посмотрел его и выписал какую-то траву. А он пить не хотел, так мы все её пили...

-                    И прошло?

-                    Ну, конечно! Ты что не знаешь, что твоя дочь народила от него внуков...

-                    Да, - соглашается Геня, - Уже и правнуки есть, слава Богу... одного даже не видели... как-то его странно назвали...

-                    Так что я хотел тебе рассказать? – вдруг спрашивает Исаак и ясно, что он не помнит только что произошедшего разговора... он смотрит на Геню, на её морщинистое сухое лицо, а думает совсем о другом и ни за что не сможет понять, как это получилось, что он свернул на Фельдмана... зато будто вчера всё было: видит его огромные руки, торчащие из носа рыжие волоски и мягкий воротничок со складкой вдоль него от толстой с глубокими бороздами шеи. Как сейчас... и ходил он, разводя носки ботинок так, что нога валилась на внешнюю сторону, и каблук стёсывался не сзади, а сбоку... отец же чинил ему ботинки... когда же это было?! Как давно... но Геня не успокоилась – наоборот:

-                    Исаак, а там соблюдают закон, ему делали а брис? – теперь Исаак не в силах переключиться и не может понять, почему её интересует это, когда речь идёт о Фельдмане... – Пинхасу делали а брис? – снова спрашивает Геня

-                    А! – включается Исаак, - Конечно, делали! В этом же весь вопрос! Как ему могли не делать!? Попробуй там не делать! Теперь все поняли, какие евреи умные и делают всё, как у нас в местечке... всем мальчикам – они долго молчат. Исаак, может быть, до следующего раза, когда на него накатит очередная волна... а Геня, когда позовёт его ужинать и спросит подогреть ли ему вчерашнюю рыбу...


К началу страницы К оглавлению номера

Всего понравилось:0
Всего посещений: 2032




Convert this page - http://berkovich-zametki.com/2011/Zametki/Nomer9/Sadovsky1.php - to PDF file

Комментарии:

Фаина Петрова
- at 2011-09-08 02:21:42 EDT
Добрый, теплый, трогательный рассказ талантливого автора. Спасибо!