Был ли Пушкин
антисемитом?
К 213-й годовщине со дня рождения великого поэта
- Ага, отрицательный ответ как бы сам собой предполагается, иначе и сам вопрос не был бы поставлен! - с иронической улыбкой скажет Проницательный Читатель.- Автор, ясное дело, сейчас начнет убеждать, что Пушкин был не антисемитом, а совсем наоборот - космополитом-интернационалистом. Значит, прозаик и драматург, прекрасно знавший разницу между «евреем» и «жидом», но применявший оскорбительное слово гораздо чаще нейтрального, не антисемит? Поэт, сопровождавший оба эти существительные эпитетом «презренный», - не антисемит? Человек, считавший «жид» и «шпион» неразлучными понятиями, - не антисемит?! Ну-ну, любопытно посмотреть, как автор будет выкручиваться!
Что ж, давайте начнем рассуждения, как полагается, с уточнения понятия. «Антисемитизм – это ненависть к евреям, возникшая от страха перед ними из-за преувеличенного представления об их возможностях и способностях»,- такую формулировку дает Леонид Наткович.
Примем это как рабочее определение. И отметим особую напряженность, интенсивность отрицательного отношения к евреям. Человека, у которого типичные еврейские черты вызывают легкую и тщательно скрываемую неприязнь, мы антисемитом не назовем. Ненависть, как любовь, трудно сымитировать, но еще труднее спрятать. Это чувство пышет, кипит, плещется, рвется наружу, его носитель не может удержаться от оскорблений, ощущает потребность выступать в качестве пламенного трибуна, вдохновенного проповедника. Антисемит может гневно отрицать, что он антисемит, и иногда даже защищать евреев, но невольно выдает себя болезненно обостренным интересом к «еврейскому вопросу», как, например, В.Розанов и В.Шульгин. Или взять А.Проханова: о чем бы он ни заговорил, почти неизбежно сбивается на тему «Происки сионистов и деятельность Абрамовича, Березовского, Гусинского и их подлых соплеменников как врагов Русской Империи».
Стоит приложить эту мерку к гигантской фигуре Пушкина, чтобы неуместность, нелепость подобного подхода стала очевидной. «Еврейская проблема» поэта нисколько не занимала. В двадцатые-тридцатые года позапрошлого века русское общество и евреи жили вполне обособленно, «жид» означал для русского почти так же мало и вызывал не многим больше интереса, чем «сын степей калмык». Пушкин вряд ли мог вообразить, что его книга окажется в руках читателя-еврея (разве в том далеком будущем, когда всяк сущий на Руси народ, включая «ныне диких», станет просвещенным). Так что «презренный жид» в его устах не должен считаться оскорблением, тем более намеренным оскорблением. В ту пору некому было ни возмутиться, ни заступиться, ни хотя бы просто обратить внимание автора на бестактность.
Не надо забывать, что Александр Сергеевич был сыном своей эпохи, когда понятия об этике межнациональных отношений если и существовали, то весьма отличались от нынешних. И в отношении его, как и других русских классиков к евреям отразились, кроме всего прочего, сословные предубеждения. Презрение Пушкина к евреям имеет не столько национальную, сколько социальную подоплеку: это брезгливость дворянина, барина к торгашу, человека из приличного общества – к существу, готовому на пресмыкательство и всяческие унижения.
(Заметим в скобках: презрительно-насмешливое отношение классика к евреям отнюдь не распространялось на прекрасную половину нации: к некоторым еврейкам он испытывал более чем теплые чувства! Любопытно, что и в романах, например, Вальтер-Скотта и Бальзака евреи мужчины выведены в отрицательном свете, тогда как еврейки – весьма привлекательными.)
Совершенно нелепо прозвучало бы предположение, будто Пушкин испытывал перед евреями страх и преувеличивал их влияние и возможности. Еврей-банкир, еврей - биржевой воротила, железнодорожный магнат, подрядчик, крупный адвокат, издатель газеты, журнальный рецензент – с этими типами сталкивались Некрасов и Достоевский, Лесков и Чехов, но не Пушкин.
«Нет оснований винить русскую литературу в предвзятой вражде к евреям, в слепой расовой ненависти. Русская, точнее – великорусская интеллигенция, дворянская, помещичья по своему происхождению, евреев не знала, не видела и не могла видеть, потому что евреев в России тогда еще почти не было». Давид Заславский, которому принадлежит вышеприведенная цитата, был личностью во многих отношениях одиозной, но с этим его суждением нельзя не согласиться.
Собственно, об антисемитизме, как следует из нашего рабочего определения, можно говорить только там и тогда, где и когда евреи «достаточно заметны», стали «вопросом», привлекают постоянное внимание как загадка, угроза, объект зависти, раздражения, злобы.
Итак, Пушкин не знал других евреев, кроме как шинкарей, мелких торговцев и ремесленников, арендаторов – смешных, ничтожных. Догадывался ли он, что евреи могут быть и другими? Конечно! Пушкину были отлично известны «книжные» иудеи, персонажи Ветхого Завета и… западноевропейской литературы.
«Когда владыка ассирийский
Народы казнию казнил,
И Олоферн весь край азийский
Его деснице покорил,
Высок смиреньем терпеливым
И крепок верой в Бога сил,
Перед сатрапом горделивым
Израиль выи не склонил…».
(Из незаконченной поэмы «Юдифь». Мы не касаемся таких стихотворений, также навеянных библейскими мотивами, как «Пророк», «Вертоград моей сестры» и др., ибо это увело бы нас от темы).
Что общего у этого величавого, мужественного Израиля со средневековыми евреями, с обитателями местечек?
А ведь что-то общее было!
Отнюдь не жалкое, не комическое впечатление производит Жид из маленькой трагедии «Скупой рыцарь». Да, он подл, коварен, алчен, но тоже по-своему величествен и реплики его полны мудрости и опыта тысячелетий (недаром В.Розанову эти слова напомнили глубину и красоту Когелета - Книги Екклесиаста:
«…Дни наши сочтены не нами:
Цвел юноша вечор, а нынче умер,
И вот его четыре старика
Несут на сгорбленных плечах в могилу».
Восхищаясь живыми, противоречивыми, многогранными образами Шекспира и противопоставляя их «одномерным» героям Мольера, Пушкин приводит в пример Шейлока из комедии «Венецианский купец». Этот еврей-ростовщик «скуп и мстителен», но в то же время «сметлив, чадолюбив, остроумен». Он готов совершить злодеяние, но сам вовсе не чудовище порока, он заслуживает осуждения, но и сострадания.
(Для сравнения. У предшественника Шекспира драматурга Кристофера Марло опять же еврей-ростовщик Варавва с чисто негодяйской откровенностью называет себя хитрым мошенником и честно признается: «Я изобрету дьявольскую ложь…»).
Отдельного разговора достоин отрывок Пушкина «В еврейской хижине лампада…». Перед нами набросок в стиле Рембрандта. Молодая женщина плачет перед пустой колыбелью, ее муж погружен в горестную задумчивость, старик читает Библию, старуха ставит на стол бедный ужин.
Можно только предполагать, как намеревался автор развивать сюжет, и материал слишком скуден, чтобы можно было говорить о сочувствии, согревающем поэтическое описание. Но это и не имеет значения. Важно в данном случае то, что евреи изображены как обычные люди. Не смешные, не трагические, не избранные, не презренные – обычные. Их внутреннее состояние понятно любому человеку, они ведут себя так же, как русские, поляки, да кто угодно на их месте.
Почему мы обращаем внимание на это обстоятельство? Потому что истинный антисемит, по определению, не способен поставить себя на место еврея. Антисемит убежден, что представители этого племени и молятся не тому Богу, и детей оплакивают не так, и родных любят не так, и радуются, и тоскуют как-то совсем не так, а как-то по-особенному. Всегда с задней мыслью, что ли, с тайной враждебностью ко всем остальным народам, с неукротимой жаждой наживы. В наш политкорректный век противопоставлять евреев остальному человечеству считается дурным тоном, но было время, когда мысль «евреи такие же люди, как мы» казалась в высшей степени смелой и спорной.
Отношение Пушкина к евреям-современникам, разумеется, не назовешь ни теплым, ни уважительным, в этом смысле поэт не выделялся из литераторов того времени. А вот что было по тем временам редким явлением – взгляд на «жида» с общегуманной точки зрения, намерение даже по отношению к этому презренному существу соблюдать некие нормы приличия, если не справедливости.
Читаем во всем известной «Капитанской дочке», как Иван Иванович Зурин, ротмистр гусарского полка, объясняет Петруше Гриневу, почему офицеру необходимо уметь играть на бильярде: «В походе, например, придешь в местечко – чем прикажешь заняться? Ведь не всё же бить жидов. Поневоле пойдешь в трактир и станешь играть на биллиарде».
Действие происходит в конце 1772 г., первый раздел Польши совершился всего несколькими месяцами раньше, Витебская губерния со своими местечками только-только присоединена к Российской империи. Но отважный русский офицер уже знает: жидов надо бить, едва войдя в местечко, независимо от конкретных провинностей (ведь не сказано «бить жидов-ворюг» или «бить жидов, сосущих кровь из трудового крестьянства»), ибо бить их можно безнаказанно.
(Конечно, здесь возможен авторский анахронизм: битье жидов вошло в армейскую практику несколько позже. Во всяком случае, Пушкин знал, что это славное развлечение вполне обычно для русского воинства, и свирепая царская цензура это место пропустила, и офицерский корпус не возмутился, не запротестовал.)
Повествователь не осуждает Зурина за такое суровое обращение с инородцами, однако в целом сочный образ мужественного ротмистра достаточно далек от литературного идеала.
А вот любопытный кусок из «Истории села Горюхина». В это село въехала бричка, с парою едва живых кляч. На козлах сидел оборванный жид. Жители встретили повозку смехом и грубыми насмешками.
Передаем слово горюхинскому дьячку, ведущему Летопись: «Свернув трубкою воскраия одежд, безумцы глумились над еврейским возницею и восклицали смехотворно: «Жид, жид, ешь свиное ухо!»
Отметим, что еврей-возница очень беден, никак не богаче русских крестьян. Занимается он полезным промыслом, не спаивает православных в шинке, не дает деньги в долг под грабительские проценты, не торгует краденым. Дело происходит в конце XVII века, евреев на Руси единицы, они еще не успели завоевать репутацию мошенников либо безжалостных эксплуататоров. Но вместо умиляющей славянофилов терпимости и прославленного дружелюбия по отношению к иноверцу, русские крестьяне над ним глумятся! Не зря дьячок, этот представитель православной духовности, отзывается об их поведении с нескрываемым осуждением. Он, без сомнения, на стороне еврейского возницы.
Эпизод скорее забавен, чем обличителен, и вряд ли можно строить на нем далеко идущие выводы. Смех мужиков над евреем – проявление не великодержавного шовинизма (тогда и слов таких никто не слыхивал!), а, скорее, стихийного, наивного, древнего, нутряного (чуть было не сказал «здорового»!) национального отчуждения, отторжения. Этот комплекс проявляется прежде всего на уровне первичного восприятия: «чужой – смешон и безобразен». Такая эстетическая оценка не требует обоснования, объяснения, тем более оправдания. Это не ксенофобия, не антисемитизм в чистом и совершенном виде, а сырой материал для них. Или, если угодно, почва, на которой могут развиться славные цветочки (а могут быть задавленными на корню, тут все зависит от того, в каком направлении работают окружение, культура, общественная мораль и т.д.).
«Друзья»
еврейского народа с особым сладострастием цитируют первые строки «Песни о вещем
Олеге»: речь идет о карательном походе против хазар, разорение
их селений и уничтожение посевов – мера суровая, но предпринятая лишь в ответ
на буйный набег. Официальной религией Хазарии был иудаизм – чувствуете, какой
это дает простор для смелых аллюзий, далеко идущих сравнений типа «грабительская,
антирусская сущность осталась неизменной»! Хотя, если разобраться, в ту эпоху
разница между понятиями «славная дружина» и «разбойничья шайка», «бандитское
нападение» и «акция возмездия» была чисто условной, стилистической. Те, кто
возделывают нивы, не совершают буйных набегов: им и некогда, и нужды нет. Поход
князя Олега хазарский поэт мог бы с полным правом назвать буйным набегом. За
который полагается предать пожарам русские села и нивы.
Вопрос «кто начал первым?» при недружественных
взаимоотношениях соседей - неразрешим, даже бессмыслен. Повод «отмстить» всегда
найдется.
В поэме «Руслан и Людмила» хазарский хан Ратмир изображен вполне симпатичным юношей, и с главным героем, истинным русичем, они общаются взаимоуважительно, если не дружески. Так что не приходится говорить о выраженной неприязни поэта к хазарам.
Поэзию Пушкина сравнивали с белым цветом, в котором скрыта целая радуга. Каждый находит в ней то, что ему ближе: целомудренность или эротизм, православную кротость или языческое буйство, мудрость или ребячество, либерализм или консерватизм, национализм и космополитизм, революционный порыв или благонамеренный монархизм. В качестве курьеза (но только ли курьеза?) можно напомнить, что партия русских фашистов, действовавшая некогда в среде белой эмиграции, называла Пушкина своим культурным знаменем, а Татьяну Ларину – «настоящей фашисткой, выше всего ставящей долг».
Мы далеки от мысли объявить великого поэта певцом дружбы народов. Но вполне понятно, что Александр Сергеевич особенно дорог нам, не когда он разделяет предрассудки своего общества, а когда высоко поднимается над ними. Как и положено гению.
Всего понравилось:0
Всего посещений: 7830
Convert this page - http://berkovich-zametki.com/2012/Zametki/Nomer6/Havchin1.php - to PDF file
Комментарии:
Берка
- at 2014-04-03 18:03:03 EDT
Вот пример ясной, аргументированой, точно взвешенной мысли. Помноженной на богатый авторский словарь. Проблема ведь тонкая. И высказаться о ней, не говоря решить, без банальностей и штампов - сложная задача. Рассыпаюсь в благодарности автору.
Vladimir
Tel Aviv, Israel - at 2014-04-03 16:20:49 EDT
ЧЕРНАЯ ШАЛЬ
Однажды я созвал веселых гостей;
Ко мне постучался презренный еврей;
„С тобою пируют (шепнул он) друзья;
Тебе ж изменила гречанка твоя.“
Я дал ему злата и проклял его
И верного позвал раба моего.
Только 3 поколения назад прадеда Пушкина-эфиопского еврея по имени Аврахам (Абрам)-привезли в клетке на потеху Петру I.
Судя по картинкам, Пушкин не брился, а, значит, в зеркало не смотрелся. Иначе увидел бы, что он и есть презренный еврей.
Владимир Бершадский
Беэр-Шева, Израиль - at 2012-06-13 13:34:23 EDT
К сожалению, многие авторы оценивают степень антисемитизма или юдофильства того или иного автора по тому, употребляет он слово "ЖИД" или не употребляет.
Пушкин, как свидетельствуют его многочисленные аллегории, великолепно разбирался в древнееврейском языке. Автор, кстати, не обратил внимание на на пушкинское «верой в Бога сил» - здесь дословный перевод Имени божьего אלהים /ЭлоГим – «Бог сил» или «Всесильный».
И надо, кстати, знать, что евреи Польши, Белоруссии и Литвы называли СЕБЯ "ЖИДОВЕ, ЖИДЫ" и ничего оскорбительного для себя не наблюдали. Почему?
Да потому, что слово "Жид" - это ייד /Йид // Жид - "Рука божия".
А почему в русском сознании слово "жид" превратилось в оскорбление, Вы узнаете, позвонив мне: +972-527284036
Старый одессит
Одесса, Украина - at 2012-06-13 09:45:28 EDT
А.С. Пушкин
Всем известная эпиграмма на его современника Булгарина.
Не то беда, что ты поляк:
Костюшко лях, Мицкевич лях!
Пожалуй, будь себе татарин, -
И тут не вижу я стыда;
Будь жид - и это не беда;
Беда, что ты Видок Фиглярин.
По-моему, тема об антисемитизме А.С. Пушкина весьма надуманная.
Пожалуй, что при его жизни и слова такого ещё не изобрели.
Националкосмополит
Израиль - at 2012-06-13 07:29:11 EDT
Всматриваешься в семитские черты гения хоть и не мировой, но все же русской литературы, и не понимаешь, как этот человек, у которого дедушка носил имя Абрам посмел в таком опущенном виде изображать представителей Избранного Богом и на проклятие и на благословение ЕГО, Народе.
Те русские офицеры – люди сами многократно поротые вышестоящими чинами за свои провинности, которые будучи сами рабами других людей истязали «Рабов Бога» обязательно будут ИМ жестоко наказаны.
Michael
NY, NY, USA - at 2012-06-10 21:17:05 EDT
Между тем, сильно пьющий Н. Некрасов, упомянутый выше, был рожден в "жидовском" местечке обращенной в православную веру Еленой Закржевской.
Буквоед
- at 2012-06-10 16:20:23 EDT
Думаю, что на вопрос-заглавие статьи ответил Жаботинский в своей статье "О русской ласке". После великого Зеева нечего ломиться в открытую дверь, ИМХО конечно
Леонид Уманский
- at 2012-06-10 14:10:05 EDT
Странные попытки обелить Пушкина. Пушкин - продукт своей эпохи и, несмотря на то, что он был незаурядной личностью, ему не были чужды юдофобские предрассудки, заложенные в психику каждого христианина вековыми традициями христианского антисемитизма.
Да, Пушкин, в отличие от Достоевского и Некрасова, почти не сталкивался с евреями (хотя это не совсем правильно, учитывая его длительное пребывание в Кишеневе), но уверен, что проживи Пушкин еще лет 30-40 и столкнись он с евреями более тесно, его взгляды на еврейский вопрос, мало отличались бы от взглядов Достоевского и Некрасова. Во всяком случае по пути Короленко он бы явно не пошел.
Так что, если бы Пушкин не погиб в 1837 г., думаю, мы говорили бы о его антисемитизме более определенно.
Евгений Беркович
- at 2012-06-10 11:10:23 EDT
Элиэзер М. Рабинович
- Sun, 10 Jun 2012 05:56:05(CET)
Нет, слова "антисемит" ещё не было - его ввёл немецкий журналист Вильгельм Марр в последней трети 19-го века.
Уважаемый Элиэзер, это один из распространенных мифов, которому и я, каюсь, верил - см. мою статью "Первый антисемит" в "Заметках", №17 2007
http://berkovich-zametki.com/2007/Zametki/Nomer17/Marr.htm
На самом деле, этот термин употреблялся и до 1879 года. Например, мне попалось сатирическое повествование известного (правда, в узких кругах) немецкого историка и публициста Карла фон Ланга "Путешествие в Хаммельбург", изданное в Ансбахе в 1822 году. И там слово "антисемитский" уже присутствует. В смешной фразе про одного ученого, который "из санскрита извлекал квадратные корни и понимал не только семитские языки без гласных, но даже и антисемитские - вообще без букв".
Здесь "антисемитский" противопоставляется именно семитскому, без выделения евреев. Но вот в 1860 году, т.е. за 19 лет до Вильгельма Марра, слово "антисемитский" используется уже в современном смысле. Его применил еврейский ученый и библиограф Мориц Штайншнайдер, который в издаваемом им журнале "Ивритская библиография" критикует "антисемитские предрассудки" Эрнеста Ренана.
Так что Вильгельм Марр не был первооткрывателем этого слова, как я раньше думал (и как считают практически все российские справочники и энциклопедии, да и не только российские).
С Марра, пожалуй, начался активный "политический антисемитизм", после его работ "Победа еврейства над германством" и "Путь к победе германства над еврейством", а также с создания "Лиги антисемитов".
Удачи!
Е. Майбурд
- at 2012-06-10 07:14:23 EDT
Из старых "Заметок", №5
- at 2012-06-10 06:08:29 EDT
http://berkovich-zametki.com/Nomer5/Balan1.htm!
Писателей можно условно разделить на две группы: повествователи и сказители.
Гоголь является типичным сказителем.
У Гоголя трудно найти нотки сочувствия к евреям, но одно место из упомянутой "Повести..." нужно указать.
0000000000000000000000
Трудно нн согласиться. А как вам это:
"Потому что все, что ни есть недоброго, все валится на жида; потому что жида всякий принимает за собаку; потому что думают, что уж не человек, коли жид"
Гоголь. "Тарас Бульба". Жид Янкель говорит это Тарасу Бульбе, который молча его слушает. Зачем-то же вставил это Гоголь в свою повесть, верно?
Статья, послужившая поводом для этих реплик, мне кажется верной и в подходе, и по содержанию. И очень полезной. Можно добавить, что "ко мне постучался презренный еврей" - из стихотворения тоже сказового характера. Или эта история - автобиографическая, эпизод из личной жизни поэта А.Пушкина?
Леонид Ейльман
Сан Франциско, Калифорния, США - at 2012-06-10 06:32:27 EDT
Мне кажется, что отношение Пушкина к евреям было разным. В начале его творчества он написал Гаврилиаду, а в зрелые годы его отношение к евреям претерпело резкое изменение после жизни в Одессе и занятии им истории Руси времен Петра 1. Он изучал родословную бояр Ховриных, Нарышкиных, Третьяковых и обнаружил то, что они пришли на Русь из маленького еврейского крымского государства Ашкеназ (по гречески Феодорон).
В настоящее время историк Р. Слободчикова в своей книге: "Романовы, Нарышкины и их потомки" пишет о караимско еврейских корнях этих вельмож.
Изменению его мнения о евреях способствовала женитьба на Наталье Гончаровой, которая не скрывала то, что она потомок еврейского рода и даже об этом поведала царю на балу. Сам Пушкин поехал к своему родственнику по прадеду Ганибалу и там ознакомился с дневником прадеда Абрама Ганибала.
Пушкин подружился с Петром Вяземским и Екатериной Карамзиной -потомками еврея Петра Шафирова. Он писал Вяземскому: не удивляйся израильскому платью моей музы... Я после Юдифи возьмусь за Ноя.
В.Ф.
- at 2012-06-10 06:12:56 EDT
То же самое примерно я писал в "Заметках" 10 лет назад, в 2002 году:
"...Пушкин родился 200 лет назад, ... в те годы лёгкое презрение к евреям (бусурманам, полякам и прочим) – было делом совершенно нормальным. Не существовало понятия «антисемитизм», этот термин появился позднее. Таково было общество в то время. Я сказал – не все были Вольтерами, надо было сказать – не все были Лессингами, но суть моей мысли прежняя: не всем дано подняться над общественными предрассудками. Есть передовые мыслители, но общество в целом не поспевает за ними, оно инертнее, реакционнее. Кто-то пошутил ещё при советской власти: «Нельзя упрекать библейских пророков за то, что они не знали исторического материализма»."
Автор, кроме того, возможно, ошибся на 100 лет вот в этой фразе:
"Дело происходит в конце XVII века, евреев на Руси единицы,..." Конец XVIII века, третий раздел Польши состоялся в 1795 году.
Из старых "Заметок", №5
- at 2012-06-10 06:08:29 EDT
http://berkovich-zametki.com/Nomer5/Balan1.htm!
Многие считают вслед за Жаботинским, что Гоголь веселится вместе с казаками, описывая в "Тарасе Бульбе" их расправу над евреями. Пора внести ясность в этот вопрос и, хочешь - не хочешь, обратиться к теории литературы.
Писателей можно условно разделить на две группы: повествователи и сказители. Первые (Лермонтов, поздний Чехов, Шолохов) создают произведения сдержанные по манере изложения, безоценочные. Вторые (Лесков, ранний Чехов, Зощенко) пишут как бы не от себя, а от лица какого-то рассказчика. Для них характерны эмоциональность, авторская речь, лирические отступления. Некоторые писатели не могут быть четко отнесены ни к одной категории (Пушкин, Толстой).
Гоголь является типичным сказителем. Но при этом рассказчик у него бывает разный: лукавый малоросс ("Вечера на хуторе..."), провинциал-обыватель ("Повесть о том, как поссорились..."), помещик или житель губернского города ("Мертвые души"). Разве возглас из "Повести..." "Г-споди, Б-же мой, пресвятые угодники! Отчего у меня нет такой бекеши!" - это стенания самого Гоголя?
В "Тарасе Бульбе" Гоголь натянул на себя маску казацкого летописца (писаря или дьячка), который как раз и разделяет отношение казаков к евреям.
Что делать, Гоголь - не Горький.
У Гоголя трудно найти нотки сочувствия к евреям, но одно место из упомянутой "Повести..." нужно указать. В ее концовке есть такие слова: "Дождь ливмя лил на жида, сидевшего на облучке, накрывшись рогожкою". Неужели кто-либо видит в этом насмешку? Это яркая художественная деталь, заключительный мазок к картине тусклой и скучной провинциальной жизни. И, конечно, сострадание к бедному балагуле, зарабатывающему на хлеб тяжелым трудом.
Этим я не хочу сказать, что Гоголь не был антисемитом, но доказывать это отрывками из его произведений нельзя. А других данных у меня нет.
Элиэзер М. Рабинович
- at 2012-06-10 05:56:05 EDT
Я думаю, что ответ более или менее самоочевиден: в еврейском вопросе Пушкин был сыном своего времени. Вот Гоголь был явным и отъявленным антисемитом, и я не уверен, тчо он сам не принял бы участия в описанных им в "Тарасе Бульбе" издевательствах.
Нет, слова "антисемит" ещё не было - его ввёл немецкий журналист Вильгельм Марр в последней трети 19-го века. А антисемитизм был.
Виктор Каган
- at 2012-06-10 05:04:10 EDT
Ефим Шейнис
Торонто, Канада - at 2012-06-10 03:11:52 EDT
Существовало ли во времена Пушкина само слово "антисемит"?
http://ru.wikipedia.org/wiki/Расовый антисемитизм
Ефим Шейнис
Торонто, Канада - at 2012-06-10 03:11:52 EDT
Читая статью Александра Хавчина о том, был ли Пушкин антисемитом, я вспомнил, как в седьмом классе русской школы мы проходили Пушкина. Литературу преподавал учитель-еврей. Не знаю, почему, упомянул он стихотворение Пушкина "Гусар".
Я стал дома учить это стихотворение и наткнулся на такие неприятные строки:
Гляжу: гора. На той горе
Кипят котлы; поют, играют,
Свистят и в мерзостной игре
Жида с лягушкою венчают.
На следующий день учитель спрашивает: - Кто-нибудь читал это стихотворение? Я поднимаю руку. - Ты может нам его почитать? - Могу. - Читай!
Я начинаю читать и уже приближаясь у неприятному месту, думаю, как быть?
Но он меня останавливает и говорит: - Хватит, молодец. И сам дочитывает стихотворение до конца, заменив слово "жида" на слово "вола".
У меня вопрос к Александру Хавчину.
Существовало ли во времена Пушкина само слово "антисемит"?
Я думаю, просто Пушкин был "как все" из его круга, к которому он принадлежал.
workvision@sympatico.ca