ЭМИГРАНТСКИЕ БЫЛИ И НЕБЫЛИЦЫ
Владимир Вайсберг
ЭМИГРАНТСКИЕ БЫЛИ И НЕБЫЛИЦЫ


СКРИПКА

Веня считал себя человеком если не богатым, то уж зажиточным точно. Он был скрипачом, лабал в оркестре Ленинградского Мюзик- Холла и башлял неслабо. Да еще халтуры, да еще гастроли. Не в Париж , конечно, или в Нью-Йорк, но и в Софии можно было неплохо отовариться...
    А вот тут, когда приспела пора собираться в Германию, оказалось, что везти то и нечего. То есть - было чего, да это „чего“- не стоило ничего. Вроде- огромные сумки, баулы и чемоданы. Но содержимое их не сулило Вене большого достатка. Обидно даже...
    Была, правда, у Вени хорошая итальянская скрипка прошлого века работы известного среди специалистов мастера . Веня приобрел ее по случаю у вдовы известного скрипача, потратив при этом все свои и папины многолетние сбережения. Скрипка стала продолжением Вени, и временами он даже и сам понять не мог, кого он больше любит и, кто ему дороже : скрипка или обожаемая жена Сильва. Как бы то ни было , Советские власти жену нееврейской национальности вывезти в Германию позволили , а итальянскую скрипку - запретили. Тогда- то и было решено , что семья поедет в две очереди. Веня с женой Сильвой и дочерью Таней поедут первыми, а папа со скрипкой -вторыми. Причем, первопроходцы разведают и проанализируют весь путь с целью изыскания оптимального способа перевозки сокровища.
    Сказано - сделано“. Пионеры проделали весь путь в купе вагона „Ленинград- Кельн“ и зоркими своими глазами рассмотрели, что сопровождавшие их проводники принимали от граждан, большей частью, еврейской национальности, разного рода вещи на предмет их тайного вывоза из страны победившего социализма в страну загнивающего капитализма. Разведданные обнадеживали, и Веня воспрянул духом...
     Папе по телефону с помощью условных слов и предложений дана была подробная инструкция, которую он неукоснительно выполнил. Сев в вагон, он вручил двум дюжим проводникам скрипку, сто пятьдесят немецких марок и сказал, что такую же сумму они получат при возвращении инструмента по прибытии в город Кельн.
     Надо признать, что проводники были мастерами своего дела, что и подтвердилось успешным преодолением белорусско-польской границы. Операция была выполнена столь виртуозно и безболезненно, что папа даже позволил себе расслабиться и прилечь на свою нижнюю полку. Но и проводники расслабились тоже , хотя на свой , несколько отличный от папиного, манер.
    Лежа в купе, папа упустил момент, когда служивые перешли от привычной „Московской“ к любимому ляхами, но совершенно неприемлемому для русского человека нежного напитка под чарующим названием „Водка чиста выборова“. Да и как мог повлиять на гуляющих джентльменов старый робкий еврей? Граница была позади , и сердца требовали праздника. Мысль о предвкушаемых доходах подогревала души и звала к подвигам... Волшебная жидкость лились рекой.
     Коварный польский напиток сломил стойкие организмы обоих проводников и, когда папа заглянул в служебное купе , он с ужасом увидел два распластанных трупа, лежащих на полу в угловатых, неестественных позах . Через некоторое время папа с облегчением понял, что мужчины еще живы, так как они пытались шевелиться. Но они умирали, ибо лица их были сизого цвета и дышали они медленно и тяжело, хрипя и всхлипывая. Временами они поочередно вообще переставали дышать, но после некоторой паузы с еще большей силой издавали страшные, пугавшие папу звуки.
    Уж был поздний вечер и немногочисленные обитатели вагона в страхе перед польскими грабителями заперлись в своих купе и на робкий призыв, помочь умирающим от отека легких проводникам, не откликнулись. Счастью папы не было предела, когда в коридоре появился бригадир поезда. Папа схватил его за рукав и почти силой заставил войти в купе под аккомпанемент краткой лекции о симптомах сердечной недостаточности и отека легких на фоне алкогольного отравления. Бригадир же бегло взглянул на повергнутых коллег, облизнулся и с завистью констатировал: „Здорово нажрались“. И добавил, сочувственно глядя на расстроенного папу : „До Франкфурта оклемаются“. С чем и отбыл. А бедный папа заглядывал в темное купе и шепотом взывал: „Товарищи, проснитесь“! Товарищи не реагировали, и, убедившись в тщетности своих усилий , он стал лишь уныло и пассивно следить за происходящим, стоя в проходе у окна и поглядывая попеременно то в купе проводников, то на темные польские поля. Душа папина плакала горькими еврейскими слезами...
     Даже столь опытный знаток человеческих душ и спиртного зелья , как бригадир поезда, не учел всей мощи польского благородного напитка . Миновала польско-немецкая граница, а страдальцы просыпаться и не думали.
     Сразу после Франкфурта на Одере в вагон вошли две сотрудницы немецкой таможни. Они служили здесь еще со времен Германской Демократической Республики и поэтому отличались необыкновенным служебным рвением, удесятерившимся ввиду явной невозможности получения от постоянных клиентов комиссионных от беспошлинного провоза сигарет . И , действительно, уже беглый осмотр купе позволил обиженным чиновницам обнаружить три большие коробки американских сигарет, изготавливаемых , как и известная жидкость для окраски волос, в Одессе на Малой Арнаутской, десяток бутылок крепкого спиртного и... скрипку. Папино сердце затрепеталось как пойманная птица, но страх сковал уста его, и он молчал ...
    Стражи финансовых интересов ФРГ изъяли добычу и проследовали по месту службы в таможню славного города Франкфурт на Одере. А несчастный папа поехал далее, призывая все известные ему кары на головы проводников...
    Встречу на вокзале в Кельне, беседу с очнувшимися проводниками и семейные рыдания по утерянному сокровищу все знающий читатель представит сам...
    Опять был созван семейный Совет, на котором нашли необходимым командировать на предмет вызволения скрипки Веню - в качестве основного действующего лица и Таню - в качестве переводчицы, ибо она знала к тому времени два десятка немецких слов, чем разительно отличалась от остальных членов семьи, явно не страдавших от избытка знаний в области германской филологии.
    Всю дорогу во Франкфурт на Одере Веню терзали мрачные предчувствия. И вещее сердце его не обмануло. Чиновники таможни произнесли короткую, но прочувствованную речь, из которой Веня с Таниной помощью понял, что скрипка конфискована, как нелегально ввозимая. Однако она может быть возвращена владельцу, если последний выплатит сумму в двенадцать тысяч марок в качестве налога с ценности, ввозимой на территорию ФРГ с целью последующей продажи за сумму , оцениваемую в сто двадцать тысяч немецких марок. Напрасно Веня клялся, что он не собирался продавать скрипку, напрасно рыдала Таня, не в силах дословно перевести разъяснения родителя. Суровые немцы оставались непреклонными, повторяя многократно, что честно, без злодейских умыслов транспортируемую дорогую скрипку незачем прятать у нечестивых проводников, подрывающих нелегальным ввозом ценностей финансовое благополучие немецкого государства. За многоразовыми клятвами время летело быстро. По мере приближения конца рабочего дня лица таможенников все больше каменели, а глаза - становились холодными и равнодушными. Рыдания Вени и Тани порядком надоели немцам, и в головах у них вертелись планы выдворения надоедливых просителей. Дело приближалось к трагической развязке...
    Но тут растворилась дверь и вошел он- начальник . Веня сразу это понял по его вопрошающим глазам и торопливым разъяснениям остальных таможенников. Веня устремился к нему, но ничего сказать так и не смог, так как не знал ни одного немецкого слова и , что значительно важнее, рыдания рвались из его груди, мешая произнести горячее „ битте“. Начальник посмотрел на Веню, снова обратил свой взор на коллег и что-то им сказал тихо, но повелительно.
    И через мгновение появился молодой таможенник со знакомым футляром в руках. Он протянул Вене скрипку и произнес несколько немецких слов. Таня молчала, но то был час истины... и перевод не понадобился. Озарение подсказало Вене, что ему говорят: „ Ты говоришь, что ты скрипач, так докажи нам это. Играй! “
    И он заиграл. Не заиграл, а запел. Не запел, а заплакал. Рыданья сотрясали Веню, и тоскующая по музыканту скрипка отвечала ему тихой жалобой, похожей на протяжный, мучительный стон. И в этой жалобе слились воедино тревоги папы, слезы Сильвы, жалость Тани и муки самого Вени...
     Таня утверждает, что немецкие таможенники плакали. Не знаю, насколько это соответствует действительности, но скрипку вернули без всяких бюрократических проволочек.
     Жаль только, что Веня почти на ней не играет....
    

        
___Реклама___