Нет в мире ничего красивей весенних склонов Заилийского Алатау. Розовые облака цветущего урюка смешиваются с молочной белизной яблоневого цвета. Выше садов клубится густая хвоя столетних елей, которая плавно переходит в изумруд альпийских лугов с алыми пятнами горных тюльпанов. А над всем этим праздником цвета сияет искрящаяся белизна снегов, неуловимо впитавшая все цвета радуги от расцветших садов до бездонного сапфирного неба. Воздух в городе настоян на терпком запахе трав и сирени. Природа ликует.
В мастерской художника актриса с великолепной дикцией читает певучие восточные четверостишья. Художник отвечает ей верлибром собственных стихотворений. Его кисть то плавно и гибко скользит по мольберту, то мечется в тайниках акварельной палитры. Поначалу я чувствую себя непрошеным гостем - пришел к художнику по делу. К счастью, на меня не обращают внимания. Я молча слежу за поэтическим диалогом и "проявлением" на бумаге портрета красивой незнакомки. Увы, праздник живописи и поэзии не бесконечен - сеанс портретирования закончился. Иван Яковлевич Стадничук представил мне свою гостью:
Доктор медицинских наук Галина Евгеньевна Плотникова. Она преподает на курсах повышения квалификации врачей.
Завидую курсантам, которые слушают лектора с таким голосом! - говорю я.
Нет, - отвечает Стадничук, - завидовать нужно зрителям, которые видели ее игру на сцене и тем, кто еще узнает ее как художника!
Галина Евгеньевна, что вы читали?
Это переводы средневековой корейской поэзии, сделанные моим мужем - Александром Жовтисом.
Так в мой мир вошла мудрость древней Кореи. Вскоре я стал вхож в открытый с раннего утра и до поздней ночи дом Галины Евгеньевны и Александра Лазаревича. Казалось, что все нуждающиеся в помощи или добром совете приходили к ним и получали необходимое. Эта щедрость вырастала из счастливой взаимной любви супругов. Казалось, что улица, на которой жила семья Жовтис, была названа Советской именно потому, что в их доме действительно давали разумные и сердечные советы. Многие студенты перестают узнавать своих преподавателей сразу после экзамена. В советах Александра Лазаревича Жовтиса нуждались и через тридцать лет после окончания университета. "Учился у Жовтиса" - это звучит гордо.
Александр Лазаревич был диссидентом от рождения. Все началось, когда в Испании франкисты оттеснили остатки республиканцев к французской границе. Пионер Жовтис сказал, что республиканцы проиграли. Настучали. Пионер Жовтис превратился в "просто" Жовтиса. Чудом уцелел Жовтис, когда в 1944 г. была арестована его однокашница по университету Дора Штурман. Через много лет они начали переписку и, даже, встретились в Израиле.
Сразу после войны Александр Жовтис женился на ведущей актрисе алма-атинского русского театра Галине Плотниковой - дочери репрессированного заместителя наркома здравоохранения Евгения Плотникова. Через несколько лет она сменила профессию и быстро превратилась в доктора медицинских наук.
В 1948 г. Александр Лазаревич стал читать курс древнерусской литературы в Казахском университете. Вскоре "Казахстанская правда" причислила Жовтиса, вместе с писателем Ю.Домбровским, к буржуазным националистам и космополитам. Домбровского в 1949 г. посадили, а его молодого друга уволили из университета в первый раз - за космополитизм. После смерти Сталина опального Жовтиса восстановили на работе.
Жовтис сумел сохранить множество рукописей крамольных авторов и, в последствии, опубликовал их. Но за переводы "врага народа" - казахского поэта Магжана Жумабаева еврей Жовтис был назван "казахским националистом" и изгнан во второй раз из университета. Казахские писатели помогли вернуться.
Сказал Александр Лазаревич на лекции по древнерусской литературе доброе слово о татарском хане, который помиловал русских пленных, в тот момент, когда партия боролась с татарским национализмом. И еврея Жовтиса уволили за "татарский национализм". Через суд Жовтис вернулся в университет. Через пару лет нашли предлог, чтобы уволить строптивого доцента Жовтиса за отказ ставить "нужным" студентам положительные оценки. И снова через суд Жовтис добился восстановления. Четыре раза, после долгих мытарств, его восстанавливали на работе. В пятый раз Жовтиса уволили в 1971 г. с пятном "сиониста" после обыска, когда нашли магнитофонные записи Галича, певшего у него дома. Не давали много лет защитить докторскую диссертацию. Без работы продержали семь лет. Лишь с помощью замечательного казахского интеллигента С.У.Джандосова "отщепенцу" Жовтису в 1978 г. дали профессорскую должность в пединституте. Увы, в 1992 г. Санжар Джандосов - этот честный, добрый и мудрый человек был убит при загадочных обстоятельствах.
Премьер-министр Франции Леон Блюм по совету Луначарского купил у скульптора Исаака Иткинда его работу "Россия, разрывающая цепи". Во Франции появилось сообщение, что работа называется "Россия в цепях". Чекистам этого хватило для того, чтобы "признать" скульптора французским шпионом, зверски избивать на допросах и репрессировать. К счастью, Исаак Иткинд выжил. После приезда в Алма-Ату он стал другом семьи А.Л.Жовтиса и был под постоянным медицинским надзором жены Александра Лазаревича - Галины Евгеньевны. Этого, казалось бы, было достаточно для "вечной памяти" о враче. Плюс к этому сотни мам вечно благодарны доктору Гале за спасение их младенцев.
Жовтис собрал воспоминания друзей Иткинда в сборнике "Прикосновение к вечности". Предисловие к этой книге по просьбе Жовтиса в 1971 г. написал скульптор Коненков. Можно назвать подвигом неимоверные усилия в течение 17 лет, когда Жовтис добивался издания книги об опальном скульпторе.
Много лет сражался с властями Александр Лазаревич, чтобы издать завещанную ему Анной Борисовной Никольской рукопись повести о лагерном театре - "Передай дальше".
Поэт Твардовский по просьбе Александра Лазаревича написал отзыв о сборнике стихов умершей поэтессы Ирины Кноринг. О ее стихах тепло отзывалась Анна Ахматова. Лишь в 1993 г. Жовтис издал книгу опальной в СССР эмигрантки.
Между прочим, своих книг у Жовтиса тридцать шесть. Полтора десятка из них я привез в Америку. Труды Жовтиса по теории стихосложения и переводов поэзии с иностранных языков ценили С.Маршак и Е.Эткинд, М.Гаспаров и Л.Озеров. Последние десять лет Александр Лазаревич выступал по этим вопросам на конференциях в университетах США и Голландии, Японии и Кореи. Его переводы английского поэта Китса вошли в издание серии "Литературные памятники". Переводы Жовтиса с корейского языка - это нечто потрясающее. Они выходили в Москве, Алма-Ате, Киеве и сразу становились библиографической редкостью. Неоценим вклад Жовтиса в переводы с казахского языка. Он необыкновенно умел чувствовать строй и дух подлинника. В течение многих лет Александр Лазаревич собирал материалы, которые вылились в удивительные две книги "Непридуманных анекдотов. Из советского прошлого". Первая издана в 1995 году в Москве и получила высокий отзыв профессора Е.Г.Эткинда. Вторую издали посмертно в 1999 г. в Алма-Ате. Когда-то слово "анекдот" обозначало небольшой рассказ о примечательном или забавном случае, свидетелем которого был сам повествователь, кто-либо из его друзей и знакомых. То, о чем рассказал А.Л.Жовтис, можно назвать, скорее, не анекдотами, а "Энциклопедией советской цивилизации". Эта "цивилизация" калечила большинство своих граждан. Но Жовтис был тем, кто не только сопротивлялся, но и наносил ей ответные удары.
Самое удивительное, что этого худенького малорослого еврея из украинского местечка всегда опасались власти и дураки. Жовтис тонким высоким голосом умел и не боялся говорить правду. В годы "развитого социализма" его пытались вынудить к эмиграции, но Александр Лазаревич шутил: я "им" не доставлю такого удовольствия. Он никогда не льстил. Но его друзьями была вся литературная элита Казахстана. В тоже время Жовтис не был педантом и упрямцем, а достаточно гибким человеком. В момент расцвета свободы слова, он никогда не гнался за трибуной, чтобы вещать. Его голос звучал всегда, когда молчали многие или когда его слово было необходимо. Профессор Жовтис всегда умел находить тактичный выход. Он всегда был нужен. Естественно, что и организация еврейского культурного центра в Алма-Ате не обошлась без участия Жовтиса.
В Москве Лев Пономарев предложил мне организовать Казахстанское отделение общества "Мемориал". Первый, к кому я обратился за содействием, был Жовтис. Казахстан стал независимым. Новые проблемы стали перед правозащитниками. И, снова, звучал голос А.Л.Жовтиса в прессе и на радио. Телепередачи с его участием всегда были событием в культурной жизни Казахстана.
В холодный ноябрьский день 1999 г. Жовтис ушел от нас. В последний путь его провожали сотни людей. Пришли литераторы и художники, студенты и врачи, политики и журналисты, дипломаты и музыканты. Пришли друзья и соседи, молодые и старые. Пришли те, кому теперь не хватает Александра Лазаревича Жовтиса.
Переводы А.ЖОВТИСА из средневековой корейской поэзии
(Чон Чхоль "Одинокий журавль", М., ХЛ, 1975; "Бамбук в снегу", М., "Наука", 1978; "Луна в реке", Алма-Ата 1975)
***
Пить будем кислое вино с тобой,
Покамест кислое душа приемлет.
Есть будем травы горькие с тобой,
Покамест в них еще находим сладость.
Потом пойдем на улицу гулять,
Покамест гвозди держатся в подметках.
Чон Чхоль (1537-1594)
***
Журавль, всегда паривший в небе синем,
Спустился раз с подоблачных высот:
Наверно, посмотреть ему хотелось,
Как на земле у нас живется людям…
Они его исправно ощипали -
И больше к небесам он не взлетел
Сон Саммун (1418-1456)
***
Не то обидно, что яшму
Приняли за булыжник.
Обидно, что умные люди,
Все хорошо понимая,
Все-таки утверждают,
Что яшма - это булыжник.
Хон Сом (XVI-XVII вв.)
***
Хоть говорят, что важен долг супруга,
Но разве этот долг важней любви?
И разве муж с женой живут достойно,
Когда друг к другу уваженья нет?
Они должны любить и чтить друг друга,
Как дорогого гостя в доме чтят!
Пак Ино (1561-1642)
***
С кем я вчера был - неважно,
Позавчера - не помню.
Было ли это в поле,
Было ли это в доме,
Но я ведь с тобой сегодня -
Значит, ты лучше всех!
Неизвестный средневековый автор
***
Соседка тайный знак мне подает,
Да вот жена идти домой велела.
Не знаю, возвращаться ли к жене
Или отправиться туда, куда позвали?
Душе, которая во мне сидит,
Для обитанья надобно два тела!
Неизвестный средневековый автор
***
Зачем ты передал письмо с чужим?
Ты б лучше сам принес его, любимый!
Чужой любви чужой не понимает,
Но он становится причастным к ней…
От строчек, что вчера принес чужой,
Какой-то отчужденностью дохнуло.
Неизвестный средневековый автор
***
Рясу свою распорол я и отдал милой на юбки,
Янтарные четки ослу на уздечку нашил.
Бросил все рассужденья о неземном блаженстве,
О Будде и бодисатвах, о "наму ами тамбуль"*.
Ночью лежу в постели с молодою монашкой
И о божественном думать никак не могу!
Неизвестный средневековый автор
* "Наму ами тамгуль" - слова молитвы
***
Обозвал ты утку коротышкой,
Подшутил над цаплей длинноногой,
Белизну в вину поставил чайке,
Галку упрекнул, черна, мол слишком!
Все не по тебе… Так, верно, сам ты,
Милый мой, - ни каша, ни похлебка!
Неизвестный средневековый автор
***
Переводы из Д.Китса
(Джон Китс. Серия "Литературные памятники, Л. Наука, 1986)
СТРОКИ О ТРАКТИРЕ "ДЕВА МОРЯ"
Души бардов, ныне сущих
В горних долах, в райских кущах!
Разве этот лучший мир
Лучше, чем у нас трактир
"Дева моря", где по-царски
Угостят тебя канарским,
Где оленина всегда
Слаще райского плода?
Наслаждались этим чудом
Марианна с Робин Гудом,
Как бывало в оны дни
Пировали здесь они!
Слышал я, что было дело:
С крыши вывеска слетела,
Поднялась на небосвод,
И под нею звездочет
Вдруг увидел вас, веселых,
За столом и в ореолах,
Осушающих до дна
Бочку доброго вина,
Возносящих к небу чаши
В честь Созвездья Девы Нашей!
Души бардов, ныне сущих
В горних долах, в райских кущах!
Разве этот лучший мир
Лучше, чем у нас трактир?
***
Где же он и с кем - поэт?
Музы дайте мне ответ!
- Мы везде его найдем:
Он с людьми, во всем им равен;
С нищим он и с королем,
С тем, кто низок, с тем, кто славен;
Обезьяна ли, Платон -
Их обоих он приемлет;
Видит все и знает он -
И орлу, и галке внемлет;
Ночью рык зловещий льва
Или тигра вой ужасный -
Все звучит ему так ясно,
Как знакомые слова
Языка родного…
***
Жду тебя, любовь
Под зеленой сенью…
Жду тебя, любовь!
Слава - наслажденью!
Жду, где вешний луг
Нам расстелит травы!
Жду тебя, мой друг!
Наслажденью - слава!
Жду, где первоцвет
Жмется к изголовью…
Жду тебя мой свет,
Будь моей Любовью!
Я постиг, постиг! -
Мир бесценный страсти -
Только краткий миг,
Дуновенье счастья.
Но еще оно
Не промчалось мимо.
Но еще дано
Жить и быть любимым.
В мире есть любовь!
Жду ее, влюбленный!
Умереть готов,
Счастьем упоенный!
МЭГ МЕРРИЛИЗ
Старуха Мэг, цыганка,
Жила, не зная бед:
Постелью вереск ей служил,
А домом целый свет.
Она могла среди болот
Легко найти места,
Где слаще яблока была
Смородина с куста.
Она пила в рассветный час
Вино росы с ветвей;
Она читала вместо книг
Надгробья у церквей.
Холмы ей были братьями,
Сестрой родной - сосна.
В кругу такой большой семьи
Жила она одна.
Пусть было нечего поесть
С утра или в обед,
Зато в час ужина над ней
Струился лунный свет.
Зато венки из таволги
Умела делать Мэг
И в можжевельниках густых
Готовила ночлег.
И руки смуглые ее
В сплетеньях темных жил
Плели циновки из травы
Для тех, кто в селах жил.
Казалась Мэг царицею,
А был на ней надет
Из одеяла красный плащ,
Соломенный берет.
Да будет мир ее душе -
Ее давно уж нет!
***
Когда в тоске предчувствую конец
И думаю, что не наполню книги
Все, что в мозгу созрело, - словно жнец,
Который не довез зерно до риги;
Когда смотрю на звезды в час ночной,
На знаменья небесные и знаки, -
И понимаю, что уже не мной
Раскрыты будут тайны их во мраке;
Когда я знаю, дивное созданье,
Что на тебя взглянуть я не могу
И никогда не утолю желанье, -
Тогда один стою на берегу.
Вселенной, ум вперяя в бесконечность,
Пока Любовь и Слава канут в вечность!
Из 1-й книги "Непридуманные анекдоты" Москва, изд. "ИЦ-Гарант", 1995
Молодой поэт Павел Кузнецов, как и многие его современники, положил в основу своей деятельности ясную и четкую идейную концепцию: "Чего изволите?"
Жил он в Алма-Ате в первой половине 30-х годов, когда поэты многонациональной страны уже запели торжественные гимны на официально утвержденные темы. Поэтому появление на страницах печати патриотических од акына Маимбета в переводах Кузнецова было встречено весьма и весьма благожелательно. Акын пел про расцветающую под солнцем коллективизации Степь, про мудрость "вождя и учителя" (В то время из 3,5 казахов свыше миллиона вымерли от голода в результате насильственной коллективизации. А из выживших, около 600 тысяч человек ушло в Китай. - В.С.). В 1934 году местное издательство выпустило книжку "Стихи акына Маимбета" в переводе П.Кузнецова, а сам Паша, по воспоминаниям друзей, стал щеголять в новом костюме из модного тогда коверкота.
Все шло хорошо… Но однажды поэта-переводчика вызвали в ЦК партии, где инструктор ЦК сказал ему:
Мы очень довольны вашими переводами, Павел Николаевич! Акын Маимбет - это, конечно, Гомер ХХ века! Мы посоветовались и решили представить его к награждению орденом, а вас - грамотой… Я звонил в Союз писателей, но мне сказали, что Маимбет не член Союза. Народный, так сказать, самородок. Сообщите мне его адрес и паспортные данные.
Э-э-э… - заикаясь, сказал Паша, - видите ли, понимаете ли… я точного адреса не знаю. Мой друг Маимбет приезжает из аула в базарные дни.
Не беспокойтесь, товарищ Кузнецов, вы можете представить данные через несколько дней.
Для Паши дело запахло нафталином. Акына Маимбета в природе не существовало. Вечером Паша пригласил на пол-литра Алешу Б. и Колю Т. Неизвестно, кто нашел выход. Возможно, сам поэт-стилизатор. Но на следующее утро Паша явился в кабинет руководящего товарища.
Я виноват, - сказал Паша, - я очень виноват… Я проявил отсутствие политической чуткости и, возможно, бдительности. Мне стало известно, что акын Маимбет откочевал с группой родственников в Китай… Кто мог подумать! Как я мог знать!
Акын Маимбет перестал существовать, хотя в отличие от подпоручика Киже не умер, а только откочевал.
(Второго акына Кузнецов не стал выдумывать. Он и Алтайский использовали имя реально существовавшего акына Джамбула. Соавторы насочиняли уйму галиматьи. К сожалению, действительных записей песен Джамбула сохранилось очень мало. - В.С.)
Из 2-й книги "Непридуманные анекдоты" Алма-Ата 1999)
Девяностолетний скульптор Иткинд ехал в автобусе и по профессиональной привычке вглядывался в лица пассажиров.
Рядом села женщина. Иткинд посмотрел на нее:
Извините, вы не еврейка? Вы похожи на еврейку.
Лучше быть похожей на свинью, чем на еврейку! - с негодованием отвергла такую возможность женщина.
В автобусе стало тихо. Через некоторое время Иткинд произнес:
Да, теперь я вижу. Вы таки похожи!
Пассажиры начали смеяться: старик завоевал их расположение.