(Что нового можно узнать о христианской вере из диалога с иудеями)
В проповеди на Рождественский пост датский пастор и писатель, участник сопротивления Кай Мунк (в январе 1944 он был расстрелян нацистами), рассказал об опыте, который он пережил несколькими годами ранее: "Однажды солнечным летним утром я находился в своем саду, наслаждаясь удивительной красотой и гармонией природы. Внезапно вдалеке послышался странный звук. И тут меня как ударило: "А не вернулся ли Господь?" Потом я узнал, что это спасательная шлюпка на море испытывала сигнальную ракету. Однако мне не стало смешно. И мне не было стыдно. Я узнал о себе нечто такое, что меня очень порадовало" (1). Кай Мунк вдруг понял, что ожидание нового пришествия Христа составляет неотъемлемую часть его жизни. Не случайно первой же мыслью пришедшей ему в голову в тот момент, была мысль о пришествии Христа.
Считается, что для любого христианина естественно ожидать возвращения Христа; однако в повседневной жизни сегодняшних христиан такое ожидание не особенно заметно. Опыт Мунка нетипичен. Он просто понял, что ждет Христа, и не более того. Это не есть эскапизм, бегство от реальности. Мунк не философствовал, не теоретизировал, не высчитывал дни Второго пришествия на основе библейских текстов. Он просто жил, день за днем, – и каждый день ждал, даже не отдавая себе в этом отчет.
Ожидание возвращения Христа свидетельствует о некоем особом благочестии человека. Ведь разговоры о возвращении Христа вызовут энтузиазм не у всякого христианина. Кто-то почувствует раздражение. Другие предпочитают не выносить эту тему за рамки церковного богослужения. О возвращении Христа мало говорится среди основной массы христиан, – вероятно, вследствие слишком многих разочарований в прошлом.
Сначала было горькое разочарование древней Церкви в несостоявшейся парусии, Втором пришествии Христа. Ожидая парусии, некоторые христиане высказывали взгляды, чуждые христианской традиции. На протяжении всей истории кто только не предрекал день Второго пришествия! Отдельные христиане, движения и секты громогласно возвещали миру, что вот-вот грядет Второе пришествие и даже называли его точную дату.
Древней Церкви пришлось смириться с тем, что перед Вторым пришествием должно пройти некоторое время. И все это время нужно жить в реальном мире. Христиане разрывались между апокалиптическими ожиданиями и реалиями исторического бытия. В течение нескольких столетий вероучение религиозного меньшинства, отмеченное апокалиптическим видением, стало государственной религией Римской империи. А по мере превращения в мировую религию, христианство все больше теряло связь со своим иудейским наследием. Часть этого наследия заключалось в напряженном ожидании мессии.
Евреев в Церкви практически не осталось. В результате они не могли оказывать на Церковь сколь-нибудь заметное влияние. Хотя в иудейской общине сохранилась традиция изучения и интерпретации Св. Писания, для христианской теологии эта традиция уже была недоступна. Лишь сегодня, благодаря иудейско-христианскому диалогу, рождается новое понимание еврейских Писаний.
Общие для двух религий источники интерпретируются по-разному. Мы видели, как эти различия отчетливо проявились уже в первых главах книги Бытия, особенно в повествовании о рае. В интерпретации описанных здесь событий заложена основа всей будущей теологии иудаизма и христианства. Согласно христианской теологии, Адам вкусил плод, нарушив запрет Бога, и Христос принял на себя грех Адама. Согласно еврейской теологии Тора – это противоядие тому запрещенному плоду, который вкусил Адам; человечеству необходима Тора, чтобы иметь возможность отличать добро от зла. Здесь и следует искать основное расхождение в интерпретациях иудеев и христиан, и не только в плане собственно отличий между Торой и Христом. Главное отличие состоит в следующем: христианская теология учит, что Христос избавляет человечество от адамова греха, и оно возвращается к своему первоначальному состоянию, до грехопадения; иудейская же теология изначально помещает Адама в мир, где добро и зло перемешаны, и где трудно определить, что есть добро, а что есть зло.
Христианство неизменно тяготеет к тому, чтобы обрести рай, который существовал до грехопадения. Это страстное желание получило воплощение в мильтоновском "Потерянном рае". Иудеи же полагают, что человечество не может вернуться к началу, к моменту, когда Адам и Ева беседовали со змеем. Легкого пути не существует, даже пути с Торой. Тора дает возможность людям различать между хорошим и плохим, добром и злом, но даже Тора не может изменить то, что уже произошло. Пути назад нет. Вот почему царство Божье (в иудаизме его называют царством небесным, чтобы избежать произнесения святого имени Божьего), по-еврейски малхут шамаим – это не возвращение в рай. Царство небесное впереди, а не позади нас. Оно грядет, мы движемся к нему. Еврейские мистики пришли к такому выводу, исходя из самого имени "Адам", которое буквально означает "человек". Это имя записывается по-еврейски тремя буквами А, Д и М, которые отождествлялись с инициалами Адама, Давида и Мессии. Во имя Адама начал действовать план Божий. История творится людьми, т. е. Давидом (человеческим обществом), который готовит приход Мессии. История движется от хаоса к космосу, от беспорядка к порядку.
Иудеи и христиане – все они пребывают в ожидании. Напряженность повседневной жизни обуславливает страстное желание иудеев прихода мессии, небесного царства; христиане ожидают грядущий приход Христа. Разумеется, имеют место и другие причины ожиданий мессии и Второго пришествия Христа: например, неспособность найти себя в реальной жизни и желание компенсировать эту неспособность. Ожидание мессии может означать бегство от жизни, от самого себя. Но не обязательно, и не всегда.
Сама история еврейского народа всегда способствовала напряженному ожиданию мессии, особенно в периоды погромов. Вскоре после страшных погромов в восточной Европе в 1648 г. казаками Богдана Хмельницкого, европейское еврейство почти потеряло надежду на будущее. Именно в эти дни появился Шабтай Цви. Он родился в 1626 г., в Смирне (Малая Азия ). В 1665 г., совершая путешествие в Святую землю, Шабтай Цви провозгласил себя мессией. Он назначил двенадцать человек, которым предстояло быть апостолами и судьями вновь возродившихся двенадцати колен Израиля. Послания о мессии были отправлены в еврейские общины Европы, и мессианский экстаз охватил евреев. Наконец-то, после полутора веков гнета и гонений, пришел мессия! Последовавшие волнения заставили вмешаться в происходящее турецкого султана. Султан предоставил Шабтаю Цви на выбор либо немедленную смерть, либо обращение в ислам. И Шабтай Цви выбрал ислам!
Его последователи не могли в это поверить. Мессия оказался отступником, принявшим ислам! В еврейской истории встречались многочисленные лжемессии, но никогда еще народное разочарование не было так сильно. В результате двери для мессианских пророчеств в иудаизме захлопнулись, и остаются более или менее закрытыми до сих пор. На сегодняшний день в магистральных течениях иудаизма крайне осторожно относятся ко всему, что похоже на мессианские притязания. Любавичские хасиды, представители движения в рамках ортодоксального иудаизма, провозгласили, что прихода мессии следует ожидать в Израиле в начале 1992 г. Хотя имени мессии прямо не называлось, хасиды не сомневались: мессия – это рабби Менахем Мендл Шнеерсон, их девяностолетний духовный вождь.
Но несмотря на все разочарования, ожидание освобождения составляет неотъемлемую черту человеческой жизни. Ожидание заставляет нас идти вперед. Ожидание – элемент веры, исполнения религиозных надежд.
В Талмуде приведены слова рабби Симлая:
Плод в утробе обозревает мир от края до края, подобно человеку, взор которого простирается от Вавилона до Испании. Но рождается ребенок, и все меняется. Уже никогда человек не будет пребывать в подобном блаженстве. В утробе матери плод обучается всем премудростям Торы. Он знает каждый секрет. Но как только плод рождается из материнской утробы на свет, то является ангел и касается губ младенца. И младенец раз и навсегда забывает всю Тору (2)
Мы как-будто помним дни пребывания в утробе, дни абсолютного знания, но не само знание. То, что мы помним – пустое пространство, черная дыра. И мы не можем обрести покой, пока не приложим максимум усилий к тому, чтобы заполнить это пространство. Мы жаждем, чтобы нечто исполнилось – ибо того, что у нас есть, недостаточно. Мы находимся в пути, но еще не прибыли в точку назначения. Мы находимся на пути к возвращению Христа, к мессианскому правлению, к царству Божьему. Мы не можем вернуться в Эдем. "...и поставил на востоке у сада Едемского Херувима и пламенный меч обращающийся, чтобы охранять путь к дереву жизни" (Быт 3:24).
Царство Божье воплощает наше страстное стремление к искренности, справедливости, равенству, миру. Жажда царства Божьего есть знак нашей неудовлетворенности существующим миром. Как говорит Иов, "...Почему беззаконные живут, достигают старости, да и силами крепки?...Домы их безопасны от страха, и нет жезла Божия на них... они говорят Богу: отойди от нас... Один умирает в самой полноте сил своих, совершенно спокойный и мирный... А другой умирает с душею огорченною, не вкусив добра". Мы внутренне протестуем против несправедливости. Нам бывает трудно определить, что есть справедливость, но зато очень легко почувствовать всякую несправедливость – стоит лишь с ней столкнуться. Мы хотим, чтобы Бог обратился к нам. Мы хотим быть признанными в качестве нравственных существ. Мы хотим знать, что нас воспринимают всерьез, с присущим нам острым чувством несправедливости. Следующий рассказ в какой-то степени передает трудность ситуации, в которой мы пребываем, и предлагает способ ее разрешения:
Один человек умер и оказался в очереди таких же, как он, умерших. Небесный привратник предложил ему выбрать, в какую дверь войти – в правую, ведущую в рай, или в левую, ведущую в ад.
- Ты говоришь, что я должен выбрать? – удивился человек, – разве надо мной не будет суда, разве не имеет значения, как я жил на земле?
- Да, именно так, - подтвердил привратник, – решай скорее. Ведь люди умирают и ждут своей очереди.
- Но я хочу исповедоваться, я хочу очиститься, я хочу предстать перед судом.
- У нас для этого нет времени. Просто выбери дверь и иди.
И человек выбрал левую дверь, ведущую в ад. В конечном итоге, мы ведь хотим дать отчет о своей жизни...мы хотим предстать перед судом и быть окончательно прощенными (3).
"Без откровения свыше народ необуздан". Эти слова из книги Притч обуславливают и борьбу за Царство Божье, и ожидания его прихода. Откровение царства Божьего побуждает нас двигаться вперед. Хотя откровение всегда было живо в Церкви, видение Царства Божьего – когда "всякий дол да наполнится, и всякая гора и холм да понизятся, кривизны выпрямятся и неровные пути сделаются гладкими, и узрит всякая плоть спасение Божие" – редко соотносилось с этим миром.
Ориген спиритуализовал понятие Царства, вынеся его за сферу реального мира. Евсевий рассматривал Царство чуть ли не в качестве политической категории, почти идентичной с земным государственным устройством. В Средние века получила развитие идея Августина о разделении земного государства и Церкви – оба этих института притязали на воплощение царства Божьего. Лютеровская теология двух царств в конечном итоге породила идею о том, что даже тирания может стать проявлением воли Божьей – в результате чего в Германии, во время правления нацистов, многие христиане оставались безмолвными. Кальвин стремился построить теократию в Женеве, которая не слишком отличается от иранского режима айятоллы Хомейни. Пиетизм связывал Царство со спасением каждого отдельного человека. Постепенно откровение царства Божьего исчезло из Церкви, превратившись в утопические проекты светского царства.
Из Ветхого Завета и еврейской истории также хорошо известно о попытках государства использовать откровение царства Божьего в своих целях. Завет, заключенный на Синае, состоял в том, что кочевые племена приняли Бога в качестве своего единственного правителя. Однако по прошествии некоторого времени, у израильтян возникли новые желания. Испытывая благодарность к Гидеону, израильтяне просили его стать их правителем: "владей нами ты и сын твой и сын сына твоего, ибо ты спас нас из руки Мадианитян". Но Гидеон отказался: "я не буду владеть вами...Господь да владеет вами" (Суд 8:22–23): царство Божье не оставляет места земным царям. Преемственность власти в теократии опирается на присутствие Духа Божьего, а не на наследственный принцип. Царство Божье подразумевало Божье правление земной политической структурой – до момента коронации Саула, когда Израиль, захотевший быть похожим на все остальные народы, отверг царство Бога в пользу земного царя. Бог мог сам отбирать людей на правление и наделять их особыми функциями. Царь же осуществлял постоянное правление и олицетворял собой противоположность теократическому идеалу. Постепенно все те, кто выступал против монархии, приняли ее в качестве земного института, – хотят и настаивали, что подлинным властителем по-прежнему является Бог: Цари есть Его помазанники, и не более того. Земное царство исказило образ царства Божьего. Земной царь всегда рискует начать строить то, что превратится в застылый монумент, а не в подлинное движение вперед. Пафос ожидания царства Божьего и борьбы за Царство может быть легко утерян.
Здесь напрашивается яркая параллель. Вспомним спор о том, нужно ли Израилю строить Храм или же можно обойтись ковчегом внутри скинии, – с последним народу гораздо легче было бы вести привычный кочевой образ жизни. Еще когда израильтяне только размышляли о строительстве Храма, Бог сказал им, что "буду обитать посреди их", т.е. речь идет скорее о людях, чем о святилище. Через пророка Нафана Бог сообщил Давиду, что не хочет жить в доме (2 Цар 7). А во время строительства Храма при Соломоне "было слово Господа к Соломону...: вот, ты строишь храм; ....и буду жить среди сынов Израилевых" (3 Цар 6:11 и д.). Бог предпочитает жить с людьми.
Сегодня Церкви необходимо вернуться к видению царства Божьего. Слишком далеко она ушла от Христа, который проповедовал Царство: "исполнилось время и приблизилось Царствие Божие: покайтесь и веруйте в Евангелие" (Мк 1:15). Сегодня Церковь главным образом проповедует Христа. О Царстве почти никто не упоминает; в крайнем случае, звучат робкие заявления о том, что Царство – это нечто, не укладывающееся в категории "здесь и сейчас". Создается впечатление, что Церковь больше оглядывается назад, чем смотрит вперед. Развивающиеся теологии церквей стран третьего мира уже не могут довольствоваться теологическими концепциями, которые неспособны освободить царство Божье от оков Церкви. Они не принимают историю спасения, которая развивается параллельно истории человечества, и не пересекается с ней. Их не устраивает Христос, который превращен в некое теологическое понятие, которому отведена роль умирания и воскресения из мертвых, и ничего более.
Сегодня уже трудно принимать Церковь, которая заключило Царство в тиски. Если "наша вера во всемогущего Бога, который однажды все устроит, заставляет нас увиливать от борьбы за правду, как же мы можем претендовать на построение царства здесь, на нашем историческом берегу?"(4). Для теологии освобождения точка отсчета и конечная цель – это видимое царство Божье. Теологии сопротивления во многих странах рассматривают Исход в качестве парадигмы освобождения. В корейской теологии минъюнг люди – это субъекты истории. Во всех подобных теологиях подчеркивается, что знамение царства Божьего должно быть видимым и реальным.
В иудаизме царство Божье также несет эсхатологический смысл: "И Господь будет Царем над всею землею; в тот день будет Господь един, и имя Его едино" (Зах 14:9). Установится господство Божье над всей полнотой бытия. Эсхатологический аспект Царства представлен в развернутой форме в молитве Алейну:
Чтобы был исправлен мир под властью Бога. Тогда все сыны человеческие станут взывать к имени Твоему...Признают и поймут все жители земли, что пред Тобою следует преклонять колени, лишь Твоим именем следует клясться... и все они подчинятся Твоей царской власти, и Ты вскоре воцаришься над ними во веки вечные...ибо Тебе принадлежит царская власть, и будешь Ты царствовать во славе... в тот день будет Господь един, и имя Его едино".
В эсхатологическом откровении перед нами предстает мир, в котором отсутствует всякое зло. Исчезнет идолопоклонство, и Дух Божий почиет на всякой плоти. Царство Божье, раньше лишь частично открытое нам, теперь откроется во всей полноте. Все народы признают Бога и склонятся перед его Законом. Заповеди, связанные с искупительными жертвами за грех, будут отменены. Не потребуются больше и диетарных ограничений. Мессия преподаст человечеству Тору, которая будет записана непосредственно в сердцах людей (Иер 31:32).
Пророки уверены: Бог знает Израиль, свой избранный народ и никогда не оставит его. Поскольку Бог знает Израиль больше любого другого народа, то Израиль не сможет избежать справедливого суда. Но пророческие откровения не сводились только к судьбе Израиля. Пророки знали, что все народы обратятся к Богу, что все они объединятся в единой духовной империи со столицей в Иерусалиме (Мих 4:1–3).
Но и во дни царства небесного останется место религиозному плюрализму. Нигде не говорится о каких-либо массовых обращениях в иудаизм. Действительно, пророки предрекали день, когда "возьмутся десять человек из всех разноязычных народов, возьмутся за полу Иудея и будут говорить: мы пойдем с тобою, ибо мы слышали, что с вами Бог" (Зах 8:23). И так же верно, что наступит момент, когда "все народы ходят, каждый во имя своего бога; а мы будем ходить во имя Господа Бога нашего во веки веков" (Мих 4:5).
Божье царствование неотделимо от единственности Бога, но также и от единства человечества. Через весь Ветхий Завет проносится мечта о единстве человеческого рода, о времени, когда люди будут вместе, будут жить в мире, не разделенном границами. Тогда Бог предстанет как истинный царь человечества. Если люди вместе, то только тогда Бог может быть их царем. Если люди ссорятся и конфликтуют, то Бог не может быть их царем. Царствование Божье обуславливается единством Израиля. Бог водружает царскую корону только тогда, когда всеобщий мир установлен между людьми. Это означает, что мы не можем ни помешать наступлению этого дня, ни приблизить его, – что неоднократно подчеркивается в раввинистической традиции.
Замечательный пример отношения к Царству дает один из мидрашей. Когда вырвавшиеся из египетского рабства и ставшие свободным народом сыны Израиля переходили Красное море, они заявили: "Господь будет царствовать во веки и в вечность" (Исх 15:18). Израильтяне незамедлительно провозгласили царство Божье взамен египетского царства. Но даже подобный энтузиазм не устроил рабби Иоси-Галилеянина. Его смутило будущее время, которое использовали израильтяне, говоря о правлении Господа: "Сказал бы Израиль у моря "Господь царствует во веки и вечность, и ни один другой народ не покорил бы их, но они сказали "Господь будет царствовать".
Как уже было сказано, евреи призваны нести ол малкут шамаим, бремя небесного царства. В этом состоит их призвание. Каждый день евреи всего мира произносят то, что называется "принятием на себя бремени царства небесного", – молитву Шма: "Слушай, Израиль: Господь, Бог наш, Господь един есть" (Втор 6:4). Раввинистическая традиция видела в этом символе веры еврейского народа знамение царства Божьего и дня, когда Бог станет Богом для всех. Шма начинается словами о Господе нашем, т. е. Господе Израиля. Далее говорится, что Бог един, т. е. един для всего человечества. Один из самых известных законоучителей I в., рабби Акива, погиб смертью мученика. По преданию, он умирал со словами Шма на устах. Это был знак всем евреям: произнося Шма, рабби Акива указал, какую позицию следует занять в ходе борьбе метафизического царства с римской тиранией: "В тот час, когда рабби Акиву схватили для расправы, надо было читать Шма...Он принял бремя царства небесного, и с его уст не сходило слово эхад, "един". И отошла душа его со словом эхад. Возвещая в момент своей смерти о божественном единстве, рабби Акива продемонстрировал свою абсолютную верность царству Божьему".
Нам, христианам, надо еще научиться утверждать в мире человечность, исполнять нашу миссию в самой обычной, повседневной жизни, а не выделять ее в какую-то обособленную сферу деятельности. Мы должны осознать, что божественная миссия в мире всегда более сердечна и великодушна, чем наша миссия. Однажды Кристер Стендаль рассказывал: "Когда я очередной раз прихожу в свой офис в понедельник, то знаю, что Бог точно меня не спросит: 'Итак, сколько людей ты спас за уик-энд?' Нет, первый вопрос будет: 'Приблизилось ли мое царство?'"
Царство Божье приближается, когда мы отвечаем на потребности людей. Ведь Царство не есть что-то отличное от их надежд и чаяний. Их гнев и отчаяние – это в действительности свидетельство о том, какими они видят иную жизнь и иной мир. В недавнем документе ВСЦ приводится интерпретация Исаии 65:17-23 и говорится о том, что Церковь обязана претворять в жизнь библейское пророчество; тем самым Церковь ответит на запросы людей и явит образ небесного царства:
- Никто не должен умирать в младенчестве.
- Старики должны жить полноценной жизнью.
- Строящие дома должны жить в них.
- Насаждающие виноградники должны питаться их плодами.
То, что описывает пророк – это не рай. Это смерть, пот и тяжкий труд. Но в таком обществе юный человек защищен, и каждый живет достойной жизнью. Это общество, где правит справедливость, и где плод труда сладок. Бог хочет земного мира, в котором эти ценности имели бы абсолютную власть, став задачей и целью всех, кто принял на себя бремя царства Божьего.
Такого рода программа есть открытый протест против земных властей и несправедливого общественного устройства. Кто-то скажет, что все это не дело Церкви, но найдутся и те, кто пребывая вне Церкви, – буддисты, таоисты, мусульмане, иудеи, – захочет принять участие в строительстве нового, справедливого по отношению ко всем людям общества. Трудясь во имя этого общества, мы предвосхищаем приближающееся царство небесное.
Примечания:
1. Kaj Munk, Med ordets svärd, Stockholm, Danska Predikningar 1941–42, 1945, p.91.
2. Вавилонский Талмуд, Нидда 30б.
3. Harold Kushner, Who needs God?, New York, Pocket books, 1991, p. 75.
4. Dhyanchand Carr, Sword of the Spirit: An Activist's Understanding of the Bible, Geneva, WCC, 1992, p. 2.